False Pretenses (Ложные предлоги)

      — Хочешь еще сока?       Гермиона подняла руку, чтобы остановить миссис Уилкинс, налившую еще немного жидкости в стакан.       — Мне хватит, Моника. Спасибо, — она ахнула, когда увидела, как мистер Уилкинс накладывает ей на тарелку еще бекона.       — Ты так мало ешь, — заворчал он, собираясь добавить еще яичницы, но она отодвинула тарелку.       — Я уже съела две порции! — Гермиона прочистила горло, когда поняла, что случайно повысила голос. У отца всегда была склонность перекармливать ее до тошноты.       — Только не говори, что ты на диете? — он упер руки в бедра. — Ты и так худая! Тебе нужно больше есть.       — Милый, пусть ест столько, сколько хочет, — Моника положила руку на плечо мужа и покачала головой. — Ты не понимаешь женских бед. Как давит мир, чтобы ты выглядела идеально       — Тогда не слушай мир! — Венделл вскинул руку, и жена рассмеялась над его раздражением. — Пока у тебя здоровый вес и ты счастлива, что еще важно?       Моника вздохнула.       — Если бы только весь остальной мир был таким, как ты, — она поцеловала его в лоб и встала, чтобы подать десерт.       Гермиона наклонилась к отцу, когда он бросил на неё заговорщический взгляд, за которым последовал взмах руки. Он начал шептать ей на ухо.       — Моника бегает по часу каждый день и так озабочена своим рационом, что это сводит меня с ума! Если она начнет считать калории, клянусь, я…       — Я делаю это, потому что хочу прожить долгую и здоровую жизнь, — Моника резко отвернулась от холодильника, сердито зыркнув на мужа. — Жаль, что не все люди около шестидесяти такого же мнения.       Гермиона усмехнулась, когда отец немедленно успокоился. Ее мать всегда следила за здоровьем. Она посмотрела на яблочный пирог в руке женщины, когда та возвращалась к столу.       — Это… вы приготовили?       Моника удивленно посмотрела на нее.       — Да, дорогая. Как ты узнала?       Потому что корж был свернут так же, как и всегда. Потому что запах яблок, корицы и мускатного ореха с легкими нотками имбиря был таким же ностальгическим, как и раньше. Потому что пятиконечные прорези на верхней части выглядели такими же идеально пропорциональными, как и в детстве. Гермиона прочистила горло.        — Вы превосходно готовите, поэтому я решила, что и печете вы замечательно.       — Ох, спасибо, дорогая! Это мило с твоей стороны!       Она откусила порцию, которую протянул отец, и удовлетворенно вздохнула, слушая, как родители препирались из-за своих привычек, что происходило годами. Раньше это выводило из себя; но теперь она отдала бы все, лишь бы просто сидеть с ними за столом и слушать, как они без умолку болтают о своей жизни.       Прошло три года с обливиэйта. Прошло три года жизни Моники и Венделла Уилкинсов. Прошло три года, как они забыли о дочери по имени Гермиона, и о мечте, чтобы она пошла по их стопам и стала дантистом, дабы унаследовать их практику.       Прошло три года.       Наблюдая за их спором о пользе киноа, она не могла не подумать, что, может… Может, этого было достаточно.       Может, главное — видеть их живыми и здоровыми.       — Знаешь, люди говорят, что с возрастом ты меняешься?       Гермиона прервала ход своих мыслей, когда поняла, что вопрос мистера Уилкинса был адресован ей.       — Она определенно не изменилась со школьных времен! — он покачал головой, глядя на жену. — Не перестает придираться ко мне по каждому пустяку!       — Если бы ты не делал вещей, требующих придирок, то мне не пришлось бы этого делать!       Гермиона захихикала, точно зная, что это качество она унаследовала от матери.       — Вы вместе со школы?       Гермиона знала историю их знакомства. Она слышала об этом столько раз, что сбилась со счета. Отец всегда рассказывал про их отношения в годовщину свадьбы.       — Тогда мы ещё не были вместе, но учились в одном классе, — начал Венделл, поворачиваясь лицом к Гермионе. — Была одна девушка, которая мне нравилась. Она играла на скрипке как богиня! И была абсолютно сногсшибательной!       Гермиона поджала губы, чтобы сдержать смех, когда увидела, как мама закатила глаза.       — Она играла в школьном оркестре, поэтому я тоже решил присоединиться. Понимаешь? Чтобы узнать ее получше, — он застенчиво улыбнулся, потирая костяшкой указательного пальца нос. — Я выбрал эуфониум, поскольку никто на нем не играл. Конечно, я должен был попасть туда.       Гермиона кивнула, точно зная, что духовой инструмент все еще спрятан на чердаке их старого дома.       — Я немного практиковался, ровно столько, чтобы сыграть прилично во время пробы. Меня выбрали и…       — Перенесемся к его первому месяцу в группе… — вмешалась в повествование Моника, игнорируя оскорбленный взгляд мужа. — Он тянул всех вниз из-за своей ужасной, жалкой, совершенно не вдохновляющей игры…       — И вот однажды после репетиции ко мне подошла эта высокомерная женщина, которая играла на кларнете… — Венделл снова взял на себя роль рассказчика, дойдя до того, что загородил жену от взгляда Гермионы. — Сказала, что я обуза и что я должен уйти, потому что, цитирую: «Ты настолько отстойный, что это выглядит как настоящий талант.       Гермиона громко рассмеялась над шуткой, все еще находя её забавной, независимо от того, сколько раз она слышала эти слова.       — И ты знаешь, что я сделал? — Венделл указал пальцем на себя, прежде чем хлопнуть той же рукой по столу. — Я практиковался! Я столько практиковался, чтобы заткнуть её…       — Перенесемся на шесть месяцев вперед… — Моника снова вклинилась в разговор. — Он стал немного лучше, подчеркиваю немного, когда смог закончить пьесу, не допустив ни одной ошибки.       — Тогда я подошел к девушке с кларнетом и спросил: «Готова забрать свои слова?» — и знаешь, что она ответила? — Венделл указал на свою жену, пораженно глядя на Гермиону. — Она сказала: «О, ты еще здесь? Я думала, ты ушел несколько месяцев назад». Затем прошла мимо меня как ни в чем не бывало!       Гермиона захихикала при виде того, как ее мать непринужденно откидывает волосы.       — Остаток школьных лет я пытался заставить ее взять свои слова обратно! И самым неприятным было то… — Венделл хлопнул другой рукой по столу. — Что в итоге я влюбился в нее!       Гермиона улыбнулась, увидев, каким взглядом обменялись родители. Это был взгляд, который скользил между ними, едва им удавалось остаться наедине. Это был взгляд, который говорил о безудержной преданности, дружбе и доверии. Это был взгляд, который невозможно было подделать, невозможно было сфабриковать.       Это был взгляд, полный любви.       — Он пригласил меня на свидание как раз перед выпуском, — Моника продолжила рассказ, ухмыльнувшись, когда выражение лица ее мужа изменилось.       — Она мне отказала! — Вэнделл обвиняюще ткнул в нее пальцем. — Когда я спросил ее почему, знаешь, что она ответила?       — Я не встречаюсь с коротышками, — Моника снова взмахнула волосами, чем немало позабавила Гермиону.       — Слушай, Гермиона… и слушай внимательно, — Венделл поднял руки и твердо посмотрел на нее. — Мы, мужчины… Мы хрупкие создания, понимаешь? У нас тоже есть чувства. Никогда не высмеивай мужчину из-за его роста, хорошо? Это убивает нас. Это как нож в сердце, я серьезно!       Гермиона почувствовала, как защипало в глазах, с удивлением услышав, что отец повторяет те же самые строки, которые однажды произнес, когда они впервые рассказали ей эту историю.       — Ну, ты не унимался. Я сказала, что мне неинтересно, но ты продолжал приставать ко мне. Поэтому я сказала то, что наверняка заставило бы тебя отступить. — Моника закатила глаза. — Послушай, Гермиона… Когда парень не может принять отказ? Это уже красный флаг.       — Я думал, ты играла в недотрогу!       — То, что тебе несколько раз отказали, должно было навести на правильную мысль!       — Я был настойчивым! Я упорно добиваюсь того, чего хочу!       — А я была упрямой! Если я что-то говорю, я это имею в виду!       Гермиона продолжала наблюдать за их спором, испытывая непреодолимое желание снова все исправить. Она хотела их вернуть.       Она хотела вернуть родителей.       — Мы снова увиделись через десять лет на встрече выпускников, — Венделл продолжил рассказ, не желая, чтобы повествование закончилось в таком невыгодном для него свете. — Она стала намного красивее, но моя гордость все еще помнила ту рану, которую она нанесла мне, — он усмехнулся.       — Я увидела его из-за угла и почти не узнала. Он сильно вырос со времен школы, — Моника рассмеялась. — Я подошла поздороваться, а остальное уже история.       Гермиона наблюдала, как они протянули друг другу руки, переплетая пальцы и улыбаясь.       — Какая замечательная история.       — Спасибо, дорогая, — Моника положила свободную руку на ладонь молодой женщины, с обожанием изучая ее черты. — Знаешь… На самом деле мы всегда хотели ребенка.       Гермиона застыла от заявления матери, внезапно потеряв способность смотреть ей в глаза.       — Мы пытались годами, но безрезультатно.       Венделл поднес тыльную сторону руки жены к своим губам, быстрого целуя, и успокаивающе провел подушечкой большого пальца по ее коже.       — Но, по крайней мере, мы есть друг у друга.       Гермиона подавила всхлип, услышав тихие слова отца.       — По крайней мере, мы есть друг у друга, — повторила Моника, с любовью улыбаясь мужу. — Но я не собираюсь лгать. Мы действительно хотели ребенка, — она повернулась обратно к Гермионе, похлопывая пальцами по ее руке. — Может, такого как ты! — она усмехнулась.       Гермиона отбросила внезапно нахлынувшее на нее чувство вины, на мгновение спрятав его в своем сознании, чтобы не сломаться. Она повернула ладонь, сплетая свои пальцы с пальцами матери.       Нет.       Она не сдастся.

***

      Драко в последний раз проверил шкафы в своей комнате, убедившись, что в кожаной сумке есть все необходимое. Большую часть своих вещей он уже отдал Тео, оставив при себе только самые важные предметы.       Стук в дверь заставил вздохнуть. У него было чувство, что это снова Нарцисса, которая в сотый раз просит его пересмотреть свое решение.       — Войдите, — он не стал оборачиваться, сосредоточившись на проверке вещей расширенной магией сумке.       — Боже, изнутри это место выглядит еще хуже.       Он замер от ленивого протяжного голоса, который достиг его ушей в сопровождении запаха сигаретного дыма. Драко проглотил панику, поднявшуюся к горлу, и развернулся лицом к нежданному гостю.       — Что? — Андромеда подняла бровь, заметив затравленное выражение лица племянника. — Я похожа на Беллу? — она устало моргнула, слыша это утверждение уже более тысячи раз. — Тогда выкладывай секреты, — она пожала плечами, подражая фирменной ухмылке старшей сестры.       — Я и есть Белла.       Драко почувствовал, как кровь отхлынула от лица при словах тети. У Андромеды, возможно, и были короткие волосы, но острый взгляд и аристократические черты лица так напоминали Беллатрису, что он не смог не провести параллель.       Андромеда закатила глаза от внезапной паники в глазах Малфоя.       — Расслабься, малыш. Черт… У тебя что, нет чувства юмора? — она усмехнулась, прежде чем сделать еще одну затяжку никотиновой палочки, зажатой между пальцами. — Я слышала, что сумасшедшая сука тебя учила, — она выпустила дым через поджатые губы, не обращая внимания на пепел, который упал на каменный пол, когда она щелкнула пальцем по сигарете. По его виду она поняла, что это был травматичный опыт, как она себе представляла. — Повеселились?       Драко посмотрел на нее как на сумасшедшую.       — Это была шутка, малыш, — Андромеда раздраженно вздохнула. Похоже, в отпрыске ее младшей сестры было больше от Люциуса. — Ты унаследовал эту чопорность от Малфоев. У Блэков отличное чувство юмора. Он слегка черный, но все равно веселый. Потому что, знаешь… мы Блэки, — она потанцевала бровями, забавляясь собственным каламбуром.       Драко с сомнением смотрел на нее, не зная, как поступить.       — Я слышала, ты уезжаешь, — она подошла к ближайшему табурету, посмотрела в пустой котел рядом, после чего села.       Драко молча наблюдал, как его тетя достала толстый конверт из-под мантии.       — Сова от твоей матери, — она закатила глаза, расправляя листки бумаги. По количеству слов оно могло сравниться с шекспировским «Гамлетом». — Потеряла интерес после первых двух страниц, — она постучала по ней тыльной стороной свободной руки. Все сто девятнадцать абзацев можно было бы свести к одному.       У Нарциссы всегда была склонность к рассуждениям. После освобождения из Азкабана она каждую чертову неделю присылала толстые письма. Что она в них писала, Андромеда понятия не имела — да и ей было все равно. Она всегда бросала их в огонь нераспечатанными, как только получала.       Но однажды любопытство все же взяло верх. Тогда сова уронила тонкий конверт, не похожий на предыдущие. Внутри был единственный листок бумаги с единственным абзацем.       Я ужасная мать, Анн. Ужасная сестра. Неудачница как дочь. Почему даже спустя столько лет я не могу сделать ничего правильно?       У Андромеды была готова целая речь, когда она подавала заявку на право посещения сестры. В душе десятилетиями копились предательство, гнев и разочарование, но как только она увидела растрепанное лицо младшей сестры, ожидающей ее в фойе со слезами на глазах…       Всё это уже не имело значения.       Возможно, старость сделала ее сентиментальной… Или она просто больше не хотела быть одна… Но физическое напоминание о возрасте младшей сестры заставило ее смягчиться.       Все годы разлуки были просто цифрами, пока она не столкнулась с ними лицом к лицу.       Они постарели. Они так постарели, ни разу не увидев друг друга. Неужели прошло больше трех десятилетий? Неужели это было так давно?       Андромеда никогда не верила в то, что время лечит. Раны заживают, но они всегда оставляют шрамы; и невидимые, которые она носила в себе, говорили ей об этом громко и ясно. Они никогда не исчезнут, и она никогда не забудет. Но всего один взгляд на Нарциссу…       Младшая сестра, которая раньше была плаксой — боялась идти ночью в ванную одна, постоянно стучала в ее дверь, пока та в конце концов не сдавалась. Младшая сестра, которая всегда работала вдвое усерднее, надеясь не отставать от нее и Беллы и в конечном итоге оправдать ожидания матери.       Младшая сестра, которая научилась игнорировать свои чувства, отдавая предпочтение объективности и рациональности. Младшая сестра, которая с годами становилась все холоднее, вечно отстраненная; ей гораздо лучше удавалось скрывать истинные чувства.       Возможно, им обеим недолго осталось жить в этом мире, но за то короткое время, что у них было, она хотела, чтобы младшая сестра снова превратилась в ту плаксу, которая боялась темноты, — теплую, заботливую и блаженно счастливую.       — И… Почему ты уходишь? — Андромеда сделала еще одну затяжку, проницательно глядя на племянника. — Собираешься жить с магглорожденной, в которую влюблен? — она ухмыльнулась, увидев ошеломление на лице Малфоя. — Что? Думаешь, я не знаю? Нарцисса говорит… много.       Драко был готов отрицать, но не было причин. Какой смысл отрицать правду?       — Я ухожу не для того, чтобы быть с ней.       Андромеда хмыкнула.       — Ты уходишь, потому что влюбился в магглорожденную? Нечистая кровь и все такое, я права?       Он прищурился, услышав покровительственный тон женщины.       — Нет, — твердо ответил он.       Андромеда ничего не сказала, просто взглянула на парня.       — Я тоже влюбилась в магглорожденного. Уверена, ты знаешь. Оставила все, во что верила, и сбежала с ним, — она стряхнула пепел с кончика сигареты, весело ухмыльнувшись под снисходительным взглядом Малфоя. По крайней мере, он больше не вел себя как испуганный домовой эльф.       — Хочешь знать почему?       Драко ничего не сказал, не сводя решительного взгляда с тети.       — Он был первым мужчиной, который спросил, может ли он пригласить меня на свидание. Это был не приказ. Это был не долг, которого от меня ждали. Это был мой выбор, — она сделала паузу, глубоко затягиваясь сигаретой. — Он спрашивал, что мне нравится, что я хотела бы сделать… У меня не было ощущения, что я оказываю услугу. Это не было заданием или рутиной. Это было партнерство, — она посмотрела в окно, разглядывая облачное небо из-под полуприкрытых век.       Впервые она встретила Теда именно в такой мрачный, хмурый зимний день. Это также была её первая игра в квиддич. Она всегда любила этот вид спорта, но мать категорически запрещала ей играть, считая, что это недостойно чистокровной женщины.       Перед рождественскими каникулами группа Слизерина и Равенкло собралась на импровизированный матч, и первым нужен был еще один игрок, чтобы сравняться. Она отказалась от приглашения и даже посмеялась над переодетыми девочками, но вдруг тощий Равенкловец ответил ей.       Нет правила, запрещающего женщинам играть в квиддич. Может, ты просто не умеешь летать, поэтому и не хочешь присоединиться.       Она моргнула, вспомнив о своей первой встрече с Тедом, вспомнив, какое отвращение она испытала от того, что магглорожденный осмелился обратиться к ней. Она приняла вызов, превзойдя всех игроков обеих команд в два счета, чем заслужила предложение присоединиться к команде Слизерина.       И она отказалась.       Потому что это было… недостойно.       — Встреча с ним заставила меня понять, что я больше не хочу подстраиваться ни под что и ни под кого, — она посмотрела на притихшего племянника, позволив ему почувствовать тяжесть ее взгляда. — Малыш, чтобы жить вне традиционных ожиданий общества, требуется мужество. Но повзрослев ты поймешь, что все это дерьмо не важно. Ты будешь нравиться не всем, но и не все имеют значение. Так что если ты делаешь это… Если уходишь, потому что думаешь, что от тебя ожидают продолжения этой чистой линии, тогда позволь мне сказать, что ты ведешь себя как идиот.       — Я в это больше не верю, — Драко огрызнулся, не в силах сдержать презрение, вызванное обвинением в превосходстве крови. Несколько лет назад — нет. Пару месяцев назад это, вероятно, все еще относилось бы к нему. Но сейчас? Учитывая все, что он знал?       Он бы ни за что не вернулся к этому.       Андромеда изучала племянника, пытаясь собрать воедино его невысказанные чувства.       — Скажи, малыш… Что тебе нравится в Гермионе Грейнджер? — она замолчала, затянувшись сигаретой. — И покороче. У меня внимание как у мухи.       Драко опустил взгляд на свои ноги, совсем не ожидая вопроса. В ней было так много того, что ему нравилось. В ней было так много того, что он любил.       — Из-за неё я хочу быть лучше.       Рука, держащая сигарету, замерла в воздухе.       — Знаешь что? У нас действительно есть кое-что общее.       Андромеда усмехнулась и покачала головой.       Тед научил ее смотреть на мир глазами других людей — сопереживать. У неё до сих пор дерьмово получалось, но сейчас дела обстояли намного лучше, чем в восемнадцать. Она могла только представить, какой бы она стала, если бы не встретила Теда. Она вытащила сигарету изо рта, когда ее осенила мысль.       — Ты знал, что изначально я должна была быть помолвлена с Малфоем? Я имею в виду Люциуса. Слава всем богам, что этого дерьма не произошло, — она вздрогнула при этой мысли. — Во время брачного собеседования я указала на Люциуса и спросила: «Вы, должно быть, отец?» А после к главе: «А это дедушка?»       Драко почувствовал, как губы дрогнули. Он видел деда всего несколько раз до его кончины, но сказать, что старик был гордым, было бы преуменьшением века. Он наверняка обиделся. А уж об отцовском самолюбии и говорить не приходилось. Он с недоверием наблюдал за хихикающей тетей.       — Мама была в ярости, потому что ей потребовалась целая вечность, чтобы организовать эту встречу! — Андромеда весело покачала головой, вытирая слезы с уголков глаз. — Единственная причина, по которой твоя мать заполучила Люциуса, заключалась в том, что тогдашний глава семьи Малфоев нашел ее невероятно красивой и достаточно «покладистой».       Она закатила глаза.       По сути, это был еще один способ сказать, что ее младшая сестра была идеальной племенной коровой.       — Уверена, ты уже понял, что чистокровные существуют только для продолжения рода. Наша кровь — наша гордость, а наши дети — наши трофеи, — она взмахом руки уничтожила потухшую сигарету, достав новую из пачки, которая была в мантии.       Драко наблюдал, как она поджигает кончик маггловской зажигалкой. Она выглядела иначе, чем та, которую Блейз время от времени носил с собой, но способ ее включения был похож.       — Именно поэтому в свое время я подумывала убить тебя.       Драко моргнул один раз. Дважды. Он не знал, что ответить на откровенное признание тети. Он подавил опасения, которые расцвели в груди, глядя женщине прямо в глаза.       — Чтобы отомстить за свою дочь.       — Да, — Андромеда безропотно кивнула.       Это убивало двух зайцев одним выстрелом. Он был учеником Беллы и сыном Нарциссы. Убийство его, несомненно, принесло бы мучения обеим ее сестрам. И она бы пошла на это, если бы Белла не ушла из жизни первой.       Она до сих пор помнила свою ярость, когда стало известно, что сумасшедшая сука убита. Это должно было быть ее делом. Это должно было быть ее честью. Это она должна была…       Голова… Она так сильно болит! Я не… Я не понимаю, почему это продолжается…       В голове промелькнуло воспоминание о том, как Белла сгорбилась от боли, схватившись за голову. Она не раз находила ее в таком состоянии — в фойе, в саду, иногда даже в подвале. Но как бы она ни пыталась помочь, Белла впивалась когтями в ее разум, копаясь в самых постыдных воспоминаниях, заставляя ее переживать их снова и снова.       Поэтому она отказалась от нее, решив держаться на расстоянии.       — Почему ты этого не сделала? — Драко невозмутимо посмотрел на тетю, точно зная, что было время, когда он принял бы это как проявление доброты.       — Потому что Белла умерла, — ответила как ни в чем не бывало Андромеда. — Убивать тебя без возможности её страданий из-за твоей смерти было бы бессмысленно.       По его позвоночнику пробежал холодок от того, как беззаботно тетя говорила об убийстве. Она говорила так равнодушно, так бесстрастно, что казалось, будто она просто обсуждает погоду.       — Расслабься, малыш. Это было много лет назад. Я больше не планирую тебя убивать.       Он сглотнул, услышав это. Это должно было заставить его почувствовать себя лучше?       Андромеда громко вздохнула, увидев затравленное выражение его лица.       — Прости, — тихо добавила она, снова отвернувшись к окну. — Дети никогда не должны чувствовать, что они рождаются, чтобы служить родителям или искупать их грехи. Точно так же, как я никогда не хотела поддерживать какие-либо из их убеждений, ты не должен существовать, неся на себе ошибки своей семьи.       Она встала со стула, вытаскивая из-под мантии уменьшенный предмет. Когда она узнала, что ее племянник отправляется в самостоятельное путешествие, она не могла не вспомнить о книге, которую сейчас держала в руке.       — Это была любимая книга моей дочери, — она вернула его к первоначальному размеру, когда подошла к Драко. — Раньше я считала её глупой, но чем старше становилась, тем больше видела ней смысла.       Драко взял в руки потрепанный экземпляр «Маленького принца». Он разглядывал пятна, слезы и помятые страницы, изо всех сил стараясь сохранять лицо.       Его взгляд сказал Андромеде все, что ей нужно было знать.       — Малыш, если ты сделаешь хоть одно замечание о поддержанных вещах, я тебя прокляну.       Драко сглотнул, радуясь, что решил держать рот на замке.       — Спасибо, тетя Андромеда, — он посмотрел на маггловскую книгу, предположив, что это предмет из раздела детской литературы, основываясь на обложке.       — То, что существенно, невидимо для глаза, — пробормотала Андромеда, глядя на старую, потрепанную книгу, которую ее маленькая девочка носила с собой, куда бы ни пошла. — Самые прекрасные вещи в мире нельзя увидеть или потрогать, их чувствуют сердцем, — добавила она, слегка усмехнувшись про себя. — До чего же банально, верно?       Драко кивнул, не зная, что еще ответить. Сердце замерло, когда он заметил, что тетя тянется к нему; неспособный удержаться, он вздрогнул, когда ее рука легла ему на макушку, нежно поглаживая.       — Живи так, как хочешь жить, хорошо, малыш. Не позволяй никому указывать тебе, что делать, понял?       Драко почувствовал, как защипало в глазах от теплого взгляда голубых, как океан, глаз, так похожих на глаза его матери. Он кивнул, не найдя слов.       — Хорошо, — Андромеда взъерошила его волосы, убедившись, что они торчат в разные стороны, и убрала руку. — Ну вот. Теперь ты выглядишь как настоящий Блэк.

***

      Драко согнул пальцы, стоя у двери своей детской спальни. У него были все намерения покинуть поместье, никогда больше не переступая порога этой комнаты, но он знал: ему необходимо это сделать.       Я краду твою идею. Ты сказал, что новые воспоминания помогли, поэтому… Я перезаписываю старые.       Он почувствовал, как капелька пота стекает по спине, когда потянул пальцы к ручке, чувствуя необъяснимую потребность сбежать. Прохладный металл остудил кожу, и Драко сжал ручку намного крепче необходимого и распахнул дверь, затаив дыхание.       Он медленно выдохнул; глаза пробежались по комнате, чтобы мысленно составить список. Он бросил кожаную сумку на ближайший столик, разглядывая новую кровать из черного дерева с балдахином, застеленную белыми и серебристыми шелковыми простынями. Антикварная кушетка у камина была заменена уютным обеденным гарнитуром из четырех предметов, центральным элементом которого являлась ваза с розами. Книжные полки были восстановлены вместе с большинством томов, которые он рвал на куски ночь за ночью в течение первой недели домашнего ареста.       Он вошел, разглядывая девственно чистый мраморный пол, вспоминая оттенок древесного угля, в который он окрасился, когда он поджег его. Дверь в гардеробную была восстановлена, и заглянув внутрь, он увидел, что там лежали новые комплекты одежды. Прикроватные тумбочки были другими, как и занавески на окнах. Драко махнул палочкой в сторону отремонтированной балконной двери, впуская внутрь волну прохладного зимнего воздуха.       Он вышел, чтобы полюбоваться видом, осматривая балясины, пока проводил руками по мраморным перилам. Драко должен был признать, что Нарцисса проделала отличную работу. Он был уверен, что взорвал балкон до основания. Как ей удалось так идеально его восстановить, было выше его понимания.       Малфой уставился на горизонт, затаив дыхание при виде утреннего солнца. Сегодня был новый день — новый год. Он сжал руками холодные перила, чувствуя, как постепенно тонет в обещании начать все сначала; маленький огонек в груди вселял в него одновременно надежду и страх.       Сможет ли он? Сможет ли он действительно изменить свою жизнь одним усилием воли? Сможет ли он… Тихий стук по дереву заставил его обернуться.       — Собрался?       Драко прислонился спиной к перилам, скрестив руки на груди, и кивнул матери. Он молча наблюдал, как она направляется к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки.       Нарцисса заправила выбившуюся прядь волос за ухо, обхватив себя руками, чтобы защититься от холодного воздуха, который начинал пускать корни глубоко в ее груди.       — Я правда ничего не могу сделать, чтобы ты передумал?       Драко опустил взгляд на свои ноги, качая головой. Как после Рождества он сообщил ей о своем плане, она не пропускала ни дня без попыток убедить его в обратном.       — Драко… — прошептала Нарцисса с мольбой, закрыв глаза, чтобы скрыть отчаяние.       — Я уезжаю не навсегда, мам. Мне просто нужно время.       — Для чего?       Он вздохнул от настойчивости в голосе матери, отворачиваясь от ее страдальческого выражения лица.       — Мам, мы уже говорили об этом. Мне нужно измениться. Я хочу стать лучше.       — А ты не можешь сделать это здесь?       — Нет, — он покачал головой, даже не задумываясь над ответом. — Этот дом… Это место… — он перевел взгляд на горизонт, чтобы не смотреть ей в глаза. — Я просто не могу.       Куда бы он ни повернулся, везде было воспоминание, которое он хотел забыть. Все в этом доме было спусковым крючком. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он что-то вспоминал, что-то слышал, что-то чувствовал… И он просто…       Он устал.       — Ты действительно хочешь покинуть поместье? Или дело во мне?       Драко моргнул, увидев огорченное выражение на лице матери.       — Что?       — Это я? — Нарцисса поджала губы, чтобы побороть дрожь, которую ощущала. — Это от меня ты убегаешь? — она посмотрела в широко раскрытые серые глаза, что глядели с проблеском шока. — Ты все еще злишься на меня? Ты… Ты все еще ненавидишь меня?       Драко почувствовал, как губы приоткрылись в ответ на тихий вопрос матери, и в груди что-то начало рушиться от её ее прерывистого тона.       — Нет… Нет, мама, — он провел большими пальцами по ее щекам, надеясь, что этот жест успокоит ее. — Я не ненавижу тебя, мама, я клянусь. Просто… Просто иногда… — на тебя тяжело смотреть, оборвал он себя, прежде чем слова успели сорваться с губ.       Он простил ее. Это было правдой. И он любил ее. Это даже не вызывало сомнений. Но иногда… Иногда его сердце болело при виде нее. Иногда он все еще винил ее. Иногда он не мог не думать, как могла бы сложиться его жизнь, если бы родители не сделали того, что сделали.       — Иногда просто очень тяжело находиться здесь, — решил ответить так.       — Драко… Я… — Нарцисса крепче обняла себя, зажмурив глаза, защищаясь от натиска эмоций, сеющих хаос в ее сознании. — Я уже потеряла твоего отца. Пожалуйста… Я не могу потерять и тебя.       Горе матери было подобно удару под дых, выбившему весь воздух из легких. За последний год совместной жизни они ни разу не говорили об отце. Он ни разу не видел, чтобы его мать скорбела или проявляла какие-либо признаки того, что ее задевало отсутствие отца.       Нарцисса продолжала скрывать кусочки своей боли, желая сохранять ясность ума, чтобы убедить сына остаться. Ей нужно было подумать. Ей нужен был другой план. Ей нужно было… Сдавленный всхлип вырвался из горла при мысли о Люциусе.       Это была его сильная сторона. Он всегда был намного лучше нее, когда дело доходило до переговоров. Он всегда был спокоен — всегда на несколько шагов впереди. Он никогда не упускал случая выяснить, чего хотят люди, и использовал этот рычаг воздействия, чтобы все обернуть в свою пользу.       Они никогда не были влюблены друг в друга, но они были командой. Он был ее второй половинкой. Более того, он всегда был ее партнером в воспитании Драко.       У него мои волосы… и мои глаза… Он мой… Он наш сын. У нас есть сын, Нарцисса… У нас есть сын!       Нарцисса! Драко поскользнулся и ударился головой! Там шишка! Нам нужно к целителю!       Драко явно не любит брокколи. Пусть оставит на тарелке и… прости? Что значит, он не получит десерт, если не доест овощи? По крайней мере, он съел остальное!       Прошу прощения? Почему он должен учиться играть на скрипке? У Драко явно склонность к фортепиано!       Нарцисса, в Дурмстранге лучшая программа для… Я понимаю, что это довольно далеко и… Уверяю тебя, что это все ради Драко… Ты дашь мне закончить то, что я пытаюсь… Ты выбросила его заявление?!       Он плачет без остановки уже пятьдесят три секунды. Что значит, это нормально? Он выглядит так, как будто ему больно… Просто дай ему то, что он хочет.       Он унаследовал свое упрямство… от меня? О чем ты, Нарцисса? Я не упрямый. С каких это пор я стал упрямым? Что? Почему ты так смотришь на меня? К чему был этот вздох? Не уходи от меня! Признай, что я прав!       Нарцисса! Нарцисса! У Драко кровь! Он пытался вырвать розу и… Я обработал рану, но что, если в нее попадет инфекция? Возможно, потребуется мазь по рецепту?       Почему ты всегда считаешь нужным ограничивать нашего сына?! Из-за тебя он вырастет и будет думать, что мы… бедные! Просто дай ему конфет!       Я причинил тебе… много страданий… Прости, Нарцисса. Мне жаль… Я… если я могу… Если бы я мог все исправить, я бы исправил. По крайней мере, ради тебя и Драко.       Нарцисса всхлипнула, вспомнив, как Люциус прощался с ней перед тем, как их разлучили в Азкабане. Она все еще чувствовала напряжение кандалов на своих запястьях, когда пыталась дотянуться до него в последний раз, но смогла лишь прикоснуться к ткани его рубашки, прежде чем их разделили еще больше.       Драко обнял мать, успокаивая ее, когда приглушенные всхлипы стали громче.       — Пожалуйста, не оставляй и ты меня, Драко…       Он прослезился, услышав ее мольбу. Драко зарылся лицом в ее шею, крепче обнимая ее, и закрыл глаза.       — Я не оставлю тебя, мама…       — Но ты оставляешь. Ты покидаешь меня, и… никогда не вернешься…       Драко отстранился, чтобы взглянуть на лицо матери, снова поднося руки к ее щекам.       — Мама… — он провел большими пальцами под ее глазами, желая, чтобы она открыла их. — Мама… — она, наконец, моргнула. — Я делаю это не потому, что хочу оставить тебя здесь одну. Я делаю это потому, что… — он опустил руки; последующие слова повисли на кончике языка.       — Я делаю это потому, что ненавижу себя.       Нарцисса покачала головой, наконец ослабив хватку, и обхватила лицо сына ладонями.       — Драко…       — Я ненавижу себя и… Я устал, — он закрыл глаза, думая обо всех случаях, когда ему хотелось ударить кулаком по своему отражению. Обо всех случаях, когда он напивался до бесчувствия. Обо всех случаях, когда хотел заснуть и никогда не просыпаться.       — Я устал, мам, — он выдохнул все то, за что держался все эти годы. — Я не хочу больше ненавидеть себя.       Нарцисса хотела что-то сказать, что угодно, но выражение полного поражения на лице сына помешало ей. Она понимала, что абсолютно ничего не могла сказать или сделать, чтобы облегчить его страдания. Да и как она могла, если сама была первопричиной большинства из них?       Он накрыл ее пальцы своими, осторожно отводя их от лица.       — Я… Я хочу быть кем-то, мама. Кем-то, кто не является военным преступником. Кем-то, кто не является пожирателем смерти. Кем-то, кто не просто наследник фамилии Малфоев, — он сжал ее руки в своих. — Я просто… я хочу что-то сделать сам. Добиться. Чего-нибудь, чем я мог бы гордиться. Чего-нибудь, чем могла бы гордиться ты.       — Я уже горжусь тобой, Драко.       Он усмехнулся над ее словами, качая головой в знак несогласия.       — Чем гордиться, мам? Тем, что я осужденный? Что алкоголик? Что безработный? Что я сделал, чтобы ты гордилась мной? — произнёс он с горечью. — Я и так едва существую. Ты не можешь гордиться кем-то за то, что он просто остался в живых, мама. Жизнь не… Люди не получают наград за то, что они живы.       — И ты этого хочешь? Награду за что-то? — она вглядывалась в его лицо, не сумев скрыть замешательства, когда пыталась понять смысл его слов.       — Может быть? — Драко отпустил руки матери, чтобы запустить пальцы в волосы, сжимая их на затылке. — Я не знаю… Я просто… — он раздраженно фыркнул, не понимая, что именно хотел от себя добиться. — Я знаю только то, что хочу сделать что-то еще со своей жизнью. Что-нибудь значимое.       — Я понимаю твое желание достичь великих свершений, Драко, но… не стоит торопиться, — Нарцисса нежно убрала его пальцы с волос, приглаживая растрепанные платиново-светлые локоны. — Тебе двадцать лет. У тебя вся жизнь впереди, чтобы решить, чем ты хочешь заниматься.       — Когда же мне тогда начинать решать? Когда мне будет тридцать? — огрызнулся он, не в силах скрыть злобу в голосе. — Последние два года я только и делал, что жил прошлым. Я… Я ничего не делал. Кажется, все остальные нашли то, чем хотят заниматься по жизни, а… а я просто… — он оттолкнулся от перил, отступив на несколько шагов, и снова провел руками по волосам.       — Тебе не нужно сравнивать себя с другими, Драко. Жизнь не гонка, — Нарцисса устало посмотрела ему в спину. — Ты сам устанавливаешь свой темп. Ты не обязан…       — А что, если это мой? — он обернулся. — Что, если это мой темп, мам? Что, если я думаю, что мне действительно пора что-то делать? — он подошел к ней, остановившись всего в шаге от того места, где она стояла. — Мама, я должен это сделать.       — Я знаю… Но я не понимаю, почему ты должен уходить, — Нарцисса сократила расстояние между ними, положив ладонь на щеку сына. — Я… Я отремонтировала большую часть поместья. Оно… Оно больше не выглядит так, как раньше. Если… Если ты хочешь что-то еще изменить, просто скажи … Я исправлю.       Драко почувствовал, как глаза наполнились слезами от уговоров матери. Он знал, что она не покладая рук реставрировала поместье с того самого момента, как получила обратно палочку; но он понятия не имел, что она делала это ради него.       — Просто скажи, что еще нужно сделать, Драко… Что еще мне нужно исправить? Пожалуйста… Я же что-то еще могу сделать.       — Мама… — отчаянно прошептал он, закрыв глаза; разрываясь между чувством вины и усталостью. — Я… я не хочу ссориться. Я не хочу продолжать спорить с тобой. Просто, пожалуйста… Пожалуйста, просто позволь мне.       — Но я…       — Я должен это сделать, мам… Я должен, — он ясно посмотрел на нее, еще больше укрепляя свою решимость. — Потому что, если я останусь в этом месте еще хоть на немного, я правда сойду с ума.       Его безжалостные слова и взгляд уничтожили ту малую надежду, которая у нее оставалась. Она подумала обо всех случаях, когда видела его не в себе — в гостиной, в саду, в столовой, в фойе…       На каменном полу камеры посещений Азкабана.       Воспоминание о том, как он громко и самозабвенно смеялся, даже когда по его лицу текли слезы после нападения собственного отца, вызвало холодок, что пробежал по спине.       Видеть его таким… пугало.       Она боялась однажды проснуться и больше не узнать собственного сына.       Нарцисса собрала в уме разрозненные фрагменты, желая вернуть их туда, где они когда-то были. Она сильнее зажмурилась, глядя в серые глаза, смотрящие на нее с отчаянием.       — Хорошо…       Драко моргнул, услышав ее ответ, и удивился, что она наконец смягчилась, когда выразительный взгляд светло-голубых глаз встретился с его взглядом.       — Хорошо, — она оглянулась на сына, точно зная, что больше ничего не могла сказать или сделать, чтобы заставить его остаться. — Я понимаю.       Он стиснул зубы от отрывистого голоса матери, прижимая руки к телу; не зная, что чувствовать.       — Ты будешь писать?       Внезапный обнадеживающий тон ее голоса заставил его отступить, несколько раз моргнув от неожиданной просьбы.       — Да, я… Конечно, мама. Когда все наладится… Когда я добьюсь большего прогресса, я буду регулярно навещать тебя. Я… я вернусь, мам. Обещаю, — еще раз успокоил он ее. — И когда я это сделаю, ты увидишь, что я… Что я стал лучше, — он сделал шаг к ней, умоляюще глядя на нее, — Я изменюсь, мам.       Нарцисса кивнула, протянув руку, чтобы убрать выбившиеся пряди волос со лба сына.       — Хорошо… — прошептала она, изучая взглядом его лицо, запоминая каждый дюйм так долго, как только могла. — Хорошо, — повторила она; больше для того, чтобы успокоить себя, чем выразить согласие.       — Ты можешь уйти.

***

      Драко стоял у камина, в последний раз оглядывая фойе поместья. Он знал, что его мать все еще находилась в его старой комнате, и то, как она повернулась к нему спиной, когда он объявил о своем уходе, сказало, что она не собирается его провожать. Или просто… не могла.       Выйдя через парадную дверь и окинув взглядом Мэнор, он издал протяжный вздох, безмолвно прощаясь. Он жил в этом месте последние двадцать лет. Этот дом был всем, что он знал — единственным домом, который у него был. Покидая его, он чувствовал легкость, которой не испытывал годами, но в то же время… это усиливало душевную боль.       Он шел по незнакомой территории — стремясь к цели, в достижении которой он не был уверен. Но впервые за долгое время он действительно хотел попробовать.       Неважно, получится у него или нет, он просто хотел попробовать.       Хлопок аппарации заставил его обернуться. Он моргнул, увидев крошечного эльфа, заламывающего руки и безмолвно смотрящего в пол. — Что-то не так, Тоби?       — Хозяин Д-ако, Тоби… Тоби что-то сде-ал?       — Что ты имеешь в виду?       — Хозяин ухо-вит… потому что Тоби п-охой?       Его губы приоткрылись.       — Тоби п-охой… Такой п-охой…       Драко направился к нему, качая головой, и опустился на одно колено, смотря ему в глаза.       — Нет, Тоби. Ты не сделал ничего плохого, — он выдохнул, когда крошечный эльф еще раз извинился. — Тоби, я продолжаю говорить тебе… Ты свободен. Тебе не обязательно всегда ждать меня. Твое рабочее время установлено, и у тебя есть выходные. Ты можешь…       — Но хозяин спас Тоби, — домовик с почтением посмотрел на него.       — Что?       — Хозяин спас Тоби при по-ной луне.

флэшбек

      — Тоби! Где мой напиток?!       Драко усмехнулся крошечному эльфу, который наконец-то появился в его комнате со стаканом воды. Он мгновенно потянулся за ним.       — Не смог даже сделать чертову… — он замолчал, когда заметил, что ладонь стала скользкой, заставляя с отвращением посмотреть на стакан. — Что за… — он швырнул его на стол, разинув рот от влаги на ладони. — Что, черт возьми, это такое?!       Он уставился на потную фигуру эльфа, вытаскивая шелковый носовой платок из нагрудного кармана, чтобы вытереть кожу.       — Какого черта ты так потеешь, отвратительный маленький… — вой, прорезавший ночь, заставил его немедленно успокоиться. Он повернулся к окну, чувствуя, как кровь отхлынула от лица при виде полной луны.       Сивый снова охотился.       Драко посмотрел на окаменевшего эльфа, что сжимал руки. Он стиснул зубы, спеша схватить невидимый сундук под кроватью, полный зелий.       — Выпей, — он протянул пузырек Тоби, прижимая к его груди, когда тот не сделал ни малейшего движения, чтобы взять его. — Быстрее!       Тоби откупорил зелье, выпил его дрожащими губами. Его сознание медленно угасало.       Драко спрятал пустой пузырек в мантии, быстро бросив бомбарду в сторону одной из своих книжных полок, прежде чем левитировать бессознательное тело эльфа к обломкам. Он сделал глубокий вдох, укрепляя окклюменцию, и бросил разрушающее заклинание в окно и балконную дверь.       Он обострил слух, прислушиваясь к отчетливому звуку шагов, и собрался с силами, когда услышал, как поворачивается ручка его двери.       Он сглотнул при виде сурового лица Рудольфуса Лестрейнджа; глаза метались по пространству его комнаты, осматривая каждый ее уголок проницательным взглядом.       — Что случилось с эльфом? — он вошел, слегка наклонив палочку.       — Он такой бесполезный! Я попросил чертов стакан воды, а… — Драко почувствовал, как дыхание вышибло из легких, когда дядя схватил его за воротник рубашки.       — Это ты бесполезный идиот. Мы в разгаре чертовой войны, пацан, а у тебя хватает наглости закатывать истерики, как какой-то умственно отсталый ребёнок, — выплюнул он сквозь зубы; голос был едва громче шепота, но этого было достаточно, чтобы Драко замолчал. — Я не понимаю, что Белла нашла в тебе.       Драко обхватил пальцами запястье своего дяди, безжалостно сжимая его, и смерил его смертельным взглядом.       — Отпусти меня.       — А то что? — Родольфус усмехнулся пустой угрозе. — Донесешь на меня Белле? Это все? — выражение его лица стало суровым. — То, что она не способна произвести на свет наследника, не означает, что она считает тебя своим.       — Да, ведь в неудачах деторождения виновата исключительно женщина.       Оба мужчины перевели взгляд на дверь, когда по комнате разнесся саркастический голос, и только тогда заметили Снейпа, стоящего с палочкой наготове.       — Отпусти мальчика, Рудольфус.       — Почему? Ты тоже его фанат? — он усмехнулся, отталкивая долговязого подростка. — Ты, должно быть, думаешь, что ты такой особенный. Нарушил безопасность Хогвартса и все такое, — он не сводил сурового взгляда со своего племянника, потянувший к краю перчатки и сжав пальцы в кулак, чтобы кожа плотнее прилегала к коже. — Выполнение одного задания темного лорда не делает тебя героем, пацан. И не делает неприкасаемым. Помни это.       Драко продолжал метать кинжалы в своего дядю, даже когда тот выходил из комнаты, толкнув плечом Снейпа, который просто закатил глаза от ненужного позерства. Он взглянул на профессора, чувствуя, как раздражение усилилось из-за понимающего блеска в его глазах.       — Убирайтесь из моей головы, — потребовал он, сопротивляясь настойчивому присутствию на переднем плане разума. На губах мужчины появилась ухмылка.       — Кажется, улучшилась не только ваша игра, мистер Малфой.       Драко не смог скрыть удивления, глядя в спину уходящего мужчины.

конец флэшбека

      — Я… — Драко покачал головой. — Ты мне ничего не должен, Тоби. Я сделал только… Это было… — он выдохнул. Это был единственный достойный поступок по отношению к эльфу, которого он мучил почти все детство. Это был даже не жест доброты. Это была элементарная мораль, простая и понятная.       Сколько раз он использовал его в качестве мишени? Сколько жестоких розыгрышей он устроил над крошечным волшебным существом? Сколько раз он перекладывал на него вину, что приводило к суровому наказанию?       Сколько раз он применял к нему Круциатус по указанию отца?       — Хозяин ве-нуться?       Его глаза увлажнились от полного надежды взгляда, который послал ему крошечный эльф. Драко встал, не в силах больше смотреть ему в глаза. После всего, что он с ним сделал, почему он хотел его возвращения? Почему его это вообще волновало?       Тоби вытянул шею, чтобы взглянуть в лицо молодому хозяину. Он так вырос всего за двадцать лет. Раньше он был таким маленьким, примерно вдвое меньше, и только и делал, что ел, спал, плакал и смеялся. Он моргнул, вспомнив самозабвенный смех наследника Малфоев. Он уже много лет не слышал смеха хозяина.       Почему он больше не смеялся, ведь звучало так прекрасно?       — Хозяин ве-нуться? — Тоби спросил снова, на этот раз более настойчиво.       — Я… — Драко провел рукой по лицу, выведенный из равновесия количеством эмоций в глазах крошечного эльфа. — Надеюсь, через несколько месяцев или… может, через год? Возможно, больше? Я… я правда не знаю.       Тоби кивнул.       — Тоби остаться. Ждать несколько месяцев, может, год, возможно больше.       Драко сдавленно выдохнул, сбитый с толку преданностью эльфа. Теперь не только Нарцисса ждала его возвращения.       — Хорошо… — говорил, глядя себе под ноги в попытке побороть слезы. — Я… Я постараюсь сделать все возможное, Тоби. Правда.       Тоби снова кивнул.       Он снял мантию, накинув ее на крошечного эльфа, игнорируя все протесты. Снял шарф, обернул им Тоби, после чего подогнал одежду по его размеру магией.       — Оставайся в тепле, Тоби, — он положил руку на голову волшебного существа, видя слёзы в уголках его глаз.       — Хозяин бу-ет в порядке? Хозяин есть, спать… Хозяин ве-нуться.       Драко снова опустил взгляд в пол, безмолвно кивая на просьбы крошечного эльфа.       — Хорошо… Спасибо, Тоби.

***

      — Кто, черт возьми, пытается сочетать диван цвета фуксии с мандариновыми шторами?! Ковер уже находится в конце спектра теплых цветов!       — Я пытаюсь что-то изобразить, Пэнс! Это должно быть мое воплощение домашнего уюта!       — Домашний и безвкусный — две совершенно разные вещи, Тео!       — Я хотел тепла! Тепла! Атмосфере, которая заставляет людей чувствовать себя как дома и…       Драко моргнул при виде открывшейся перед ним сцены; все остатки сентиментальности исчезли при виде того, что предстало перед глазами. Комната, в которую привел его портключ, выглядела… Он даже не мог подобрать слов, чтобы описать, насколько она была ужасной.       — На что я смотрю? — он повернулся к Блейзу, который, прислонившись к стене возле камина, безразлично наблюдал за спорящей парой.       — Очевидно, разница во мнениях и вкусах.       Драко раздраженно прищелкнул языком. Он не хотел жить в такой безвкусной обстановке. Нельзя было поручать дизайн интерьера дома Тео.       — Ох, Драко! Мой самый дорогой друг детства! Ты пришел раньше, чем ожидалось!       — Покажи Драко, где его комната, — без вопросов заявила Пэнси, подталкивая Тео к выходу из гостиной и увлекая Драко за собой. Она проигнорировала их протесты; практически вытолкала из комнаты и захлопнула дверь у них перед носом. Она с облегчением вздохнула. — Слава Мерлину, мне не придётся здесь жить, — пробормотала она себе под нос, поворачиваясь, чтобы привести в порядок уродство, которое устроил Тео.       Блейз ничего не сказал, наблюдая, как Пэнси преобразовывала один предмет мебели за другим, изменяя дизайн большинства светильников и цветовую гамму.       — Думаешь, у него получится? — она замерла, когда закончила спасать цвет диванного гарнитура, превратив его в матовый оттенок оружейного металла. Девушка бросила косой взгляд на Блейза, переходя к преображению столика с нелепым рисунком в виде животных, заменив его более стильным тауповым.       — Получится что?       — Оставаться трезвым в течение года.       Блейз глубоко вдохнул, медленно выдыхая через нос.       — Он должен. Если хочет снова увидеть Грейнджер.       Пэнси закатила глаза. Это было глупое условие, не говоря уже о том, что оно было немного банальным; но у Драко всегда была склонность к драматизму.       — Это его похороны, — она пожала плечами. Не то чтобы она в него не верила. Он был достаточно упрям и более чем способен добиться желаемого; но от старых привычек было трудно избавиться. Он мог добиться успеха так же легко, как и потерпеть неудачу. — И твои вообще-то, — она усмехнулась, увидев, как он поднял бровь.       — Я имею в виду, это совсем на тебя не похоже, — Пэнси постучала палочкой по своей ладони. — Дойти до того, чтобы сожительствовать с Драко и Тео? Никогда не думала, что доживу до того дня, когда ты привяжешься к кому-то, кроме меня! — поддразнила она. — Признаюсь, я даже немного ревную.       Блейз усмехнулся.       — У меня не было выбора.       — Конечно, был. Ты мог сказать…       — Нет, я имел в виду тебя, — он небрежно вздернул подбородок в ее сторону. — Моя мать практически подбросила меня в ваше поместье, и не то чтобы у меня был выбор. Меня вынудили.       Пэнси прищелкнула языком в ответ на его заявление, испытывая желание бросить в его сторону жалящее заклятие.       — Ты маленький засранец.       Он бросил на нее высокомерный взгляд, скрестив руки на груди.       — И для протокола, я не привязан.       Пэнси моргнула в ответ на это явное отрицание, изобразив на лице свое лучшее непроницаемое выражение.       — Конечно.       — Я правда не привязан, — настаивал он. — Тео не переставая донимал меня этим с тех пор, как Драко рассказал ему о своем плане, — он покачал головой. Покидая Малфой-мэнор после разговора о ссоре с Ноттом, он не ожидал, что их примирение приведет к чему-то подобному.       — Он находился в моей квартире каждый чертов день! У меня не было выбора.       — Конечно, не было, — насмешливо ответила Пэнси, ухмыляясь над выражением лица слизеринца.       — Я серьезно! Тео был таким надоедливым и…       — Это нормально — заботиться о них, Бин, — она закатила глаза на его непреклонное отрицание. — Ты не всегда должен вести себя так, будто тебе все равно.       На этом он затих.       Пэнси проницательно посмотрела на него, точно зная, что Блейз никогда бы не признался в этом вслух. Его действия всегда говорили о многом и чаще всего противоречили словам. Он всегда был осторожен с теми, кого подпускал, предпочитая одиночество компании других. Как он мог иначе? В конце концов, он привык быть один на протяжении большей части своей жизни.       В детстве он всегда был плаксой — тем, кому всегда не удавалось скрыть эмоции. Но с возрастом ему это стало удаваться лучше. Она никогда больше не видела его плачущим — никогда не видела, чтобы он проявлял какую-либо форму слабости или уязвимости. Он мастерски прятал их за никотиновыми палочками и задумчивым молчанием — замалчивал все, справляясь в одиночку.       Поэтому сейчас, когда он фактически позволял другим войти в его пространство, в его жизнь, Пэнси испытывала некоторую… гордость.       — Ты не одинок, Бин. И не должен быть, — она видела, как он избегает ее взгляда, предпочитая смотреть на ковер у себя под ногами. — Помни об этом.       — Могу сказать тебе то же самое.       — Прости?       Блейз посмотрел в глаза своей лучшей подруге, повторив ее слова.       — Ты не одинока, Паркс. Даже если тебе всегда так кажется.       Пэнси закатила глаза, скрестив руки на груди.       — Конечно, я не одинока. Тео взламывает мои чары и рыщет в моем шкафу по крайней мере раз в чертову неделю!       Блейз покачал головой при напоминании о бесконечных набегах Тео на его винный погреб.       — Ну и гад же он, да?       — Чертовски слабо сказано! Я заколдовала все свои картофельные чипсы, чтобы они закипали в тот момент, когда он их открывает, но он снял чары так быстро и без усилий, что мне захотелось просто пырнуть его ножом и покончить с ним по-маггловски!       Блейз усмехнулся, услышав, как она упоминает о чём-то, связанном с магглами, без оттенка снисходительности в голосе.       — Позови, когда понадобится помощь в избавлении от тела.       Пэнси широко улыбнулась мысли, которая сформировалась в голове.       — Не пугай меня славным времяпровождением, Бин.

***

      — Ты действительно не собираешься ей рассказывать?       Драко вздохнул, раздраженный тем, что Тео последовал за ним прямо в его комнату.       — Нет, — он изо всех сил старался игнорировать его, сосредоточившись на распаковке вещей. Вытащив рождественскую корзину, полную маггловских шоколадных конфет, он осторожно поставил ее на прикроватную тумбочку.       Тео проследил за тем, как аккуратно Малфой обращался с корзиной. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что это подарок от некой гриффиндорки. Он провел рукой по лицу.       — Хотя бы объясни ей, Драко. Ты не можешь просто исчезнуть, не сказав ни слова, после всего, что произошло. Ты хочешь, чтобы она тебя возненавидела?       — Нет…       — Тогда отправь ей хотя бы письмо.       Драко вздохнул. Он уже написал письмо; оно покоилось на дне его кожаной сумки рядом с коробочкой, которая ей точно понравится.       — Я подумаю об этом.       Тео плюхнулся на матрас, игнорируя раздраженный взгляд Драко.       — Ты действительно уверен? — он знал, что уже говорил это не один десяток раз, но не мог не спросить снова.       — Да, — Драко ответил сквозь стиснутые зубы. — Теперь слезай с моей кровати.       Тео положил руки под голову, игнорируя приказ.       — Драко, я не понимаю, зачем все это нужно. Почему бы просто… не быть с ней?       — Я не заслуживаю ее…       Тео зажмурился, досадливо стиснув зубы. Мерлин, дай ему сил, он был готов задушить в нём эту неуверенность…       — Пока.       Он подскочил, моргнув при виде решительного выражения на лице блондина.       — Я пока не заслуживаю ее, — Драко повторил еще раз. — Я не хочу быть с ней, постоянно сомневаясь, должен я или не должен. Я не хочу постоянно гадать, устраиваю ли я её или она была бы счастливее с кем-то другим, кто может предложить ей гораздо больше.       Грейнджер была слишком хорошим человеком. Она приняла бы его, несмотря ни на что, а он был слишком эгоистичен, чтобы не взять то, что мог. Но при том, каким он был сейчас, рано или поздно он начал бы тянуть ее за собой на дно.       Драко слишком хорошо знал себя, чтобы оставлять все на волю случая. Его неуверенность в себе в конце концов настигла бы его, все его неразрешенные травмы продолжали бы преследовать его, а алкоголизм стал бы фоном для многих споров.       В конечном итоге он погубит их — погубит ее. Может, не сейчас, не сразу, но постепенно.       Постепенно.       А она этого не заслужила.       Сейчас он… просто не заслуживал ее. Но в будущем? Это был уже другой разговор.       — Тогда почему бы просто не видеться с ней время от времени? — Тео раздраженно вскинул руку. — Зачем идти на такие крайние меры…       — Потому что я не могу быть с ней и в то же время не быть с ней, Тео! Мне, блядь, потребовалось все, чтобы не заставить ее остаться! Я не могу провести с ней и дня без… — Драко раздраженно зарычал.       Он готов был дать ей все, что она хотела, лишь бы она была рядом. Он пообещал бы ей весь мир — пообещал бы ей то, что не смог бы ей дать. Он бы слетал на Луну и обратно, был бы у нее на побегушках, потакал бы каждому ее капризу и желанию. Он бы старался изо всех сил, притворялся бы кем-то, кем не являлся, вел бы себя так, будто все в порядке, хотя в глубине души понятия не имел, какого черта он делает.       — Я не могу контролировать себя, Тео. Я… — он почувствовал, как сдавило горло при мысли о признании того, кем он был на самом деле все это время. — Я наркоман, помнишь? Если я увижу ее, я не смогу… — он плюхнулся в мягкое кресло у окна, обхватив голову руками. — Я не могу сделать ее счастливой, Тео… Как, если даже не знаю, как быть?       Он поглотил бы ее, как поглощал бутылку за бутылкой огневиски. Он хотел бы большего, и продолжал бы хотеть, а она позволяла бы… пока не опустела бы.       — Я не хочу полагаться на то, что она меня исправит. Я не хочу быть с ней недоделкой, — он громко фыркнул. — Я хочу быть мужчиной, достойным стоять рядом с ней.       У Тео вздохнул, услышав отчаяние в голосе лучшего друга.       — Но… Что, если она найдет кого-то другого?       Драко изо всех сил старался не обращать внимания на внезапное стеснение в груди. Он избегал думать об этом, но какая-то часть его знала, что это возможно. В конце концов, она была Гермионой Грейнджер. Кто не хотел бы ее?       — Если… Если она действительно счастлива, то я сдамся. Я… я отпущу ее.       — Так просто?       — Мне тогда просто держаться за нее? Пока еще могу? — он резко повернул голову к Тео, не в силах скрыть враждебность в своем тоне. — Даже если я утащу ее за собой?       — Ты этого не знаешь.       — Нет, знаю! Я знаю себя лучше любого, — он встал, зашагав по комнате. — Я облажался, Тео! Я так облажался, что даже не знаю, с чего и как начать исправляться! — он тяжело вздохнул, злостно проведя рукой по волосам. — Я и дня не протяну без выпивки! Я не могу позволить себе расслабиться, потому что знаю, что в конечном итоге превращусь непонятно в кого! Я… я не знаю, что, черт возьми, делать со своей жизнью, и я не… Я не знаю, почему я еще… — он снова вздохнул.       Почему он все еще жив?       — Я просто хочу стать лучше, Тео… Я не знаю как и смогу ли я, но, черт, я просто… Я устал. Я устал от того, кто я есть. Я устал сожалеть о всяком дерьме и переживать все это в голове снова и снова. Я хочу двигаться дальше. Я хочу научиться жить со всем, что со мной произошло, потому что попытки забыть ни к чему не привели! Я все еще… я всегда возвращаюсь к тому, с чего начал, и я… — он провел рукой по лицу, борясь со слезами, наворачивающимися на глаза.       — Я хочу быть в порядке, Тео. Я хочу иметь возможность сказать, что я в порядке… и хоть раз действительно иметь это в виду.       Тео почувствовал, как защипало глаза, и молча, не в силах подобрать слов, понимающе кивнул. Впервые за многие годы Драко наконец признал, что у него проблема. Впервые за, казалось, вечность, он действительно хотел исправиться.       — Хорошо… — прошептал он, глядя на свои руки, все еще не зная, что сказать. — Хорошо, — повторил он, оглядываясь на измученную фигуру Драко, прислонившегося к подоконнику.       — Ты хотя бы сказал ей, что влюблен в нее?       Выражение его лица сказало Тео все, что ему нужно было знать.       — Ты… не сказал ей, — он уставился на него немигающим взглядом; голос был чуть громче шепота.       — В этом не было никакого смысла, — Драко устало оглянулся на него.       — Да. Уверен, что Грейнджер, скорее всего, не обрадуется, услышав правду.       — Это был бы эгоистичный поступок, — Драко ответил категорично, продолжая распаковывать вещи.       Тео воспользовался моментом, чтобы осмотреть его, изо всех сил пытаясь уловить смысл в его словах.       — Погоди… Поясни-ка. Как именно сказать ей о чувствах — это эгоизм?       — Это было бы невысказанным обещанием. Косвенный способ попросить ее подождать меня.       — И почему это плохо?       — Потому что я не знаю, смогу ли я стать лучше, Тео! — Драко швырнул джемпер, который держал в руках, на матрас. — Ты видел, как я пытался отказаться от алкоголя, и при малейшем поводе я возвращался к нему! Я не могу — я не хочу ей ничего обещать! Я не хочу, чтобы она откладывала свою жизнь ради того, кто может не вернуться! Я… я не могу просить ее об этом…       И разочаровать её он тоже не мог. Он видел, как она смотрела на него каждый раз, когда замечала его попытки. Она была так горда. Но… Что, если он снова сорвется, когда она будет рядом и увидит? Что, если, несмотря на все усилия, он все равно потерпит неудачу?       — Но ты просил этого у меня, — возразил Тео, скрестив руки на груди. — Ты попросил меня помочь тебе оставаться трезвым в течение года. Почему не попросить и ее?       Драко моргнул от неожиданного поворота.       — Потому что… Ты не в счет, — решительно ответил он, отвергавшись, чтобы снова заняться вещами. — Ты… Ты другой, Тео.       Он был единственным человеком во всем мире, который прикроет его, как бы плохо все ни обернулось — какой бы низкой ни оказалась его жизнь. Он знал, что Нотт никогда ни за что не осудит его и всегда вытащит, когда ему это будет нужно.       Он уже видел его худшие стороны. Скрывать больше было нечего — притворяться не имело смысла.       С Тео ему не придется беспокоиться о том, чтобы выглядеть круто.       — Т-ты все равно безработный, и всегда норовишь вторгнуться в мою личную жизнь! Это не так уж сильно отличается. Кроме того… — весь воздух из легких вытолкнула пара рук, которая без предупреждения обхватила его.       — Черт… Отпусти, Тео! — он раздраженно зарычал, пытаясь высвободиться из объятий.       — Я люблю тебя, Драко.       Он замер, испытывая неловкость от внезапной нежности чистокровного. Драко отвел взгляд, подавляя желание отпустить саркастическое замечание, из-за которого они бы точно поссорились.       — Двигайся, — он ткнул локтем в торс Тео, приподняв бровь, когда прищуренные карие глаза уставились на него.       — Ответь.       Он зашипел на это.       — Прости?       — Ответь, идиот! Нельзя вот так просто позволить человеку открыть свое сердце, а потом оставить его в подвешенном состоянии! — он был настолько захвачен моментом, что слова внезапно сорвались с губ.       Когда Драко впервые попросил его о помощи, Тео понятия не имел, как реагировать. Малфой никогда не искал помощи и всегда отказывался говорить о вещах, которые могли быть истолкованы как слабость. Поэтому, когда он наконец рассказал ему о своих проблемах с алкоголем, Тео не мог не почувствовать… доверия.       Они знали друг друга уже почти два десятилетия, но это был первый случай, когда он почувствовал глубину их дружбы.       Драко доверял ему… свое выздоровление. Свою жизнь.       И он ни за что не подведет его.       Драко отцепился от Тео, с усмешкой посмотрев на него. Он мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз он говорил собственной матери, что любит ее! Он даже не был уверен, произносил ли он когда-нибудь эти слова отцу! Что, черт возьми, вселило в Тео мысль, что он когда-нибудь скажет что-то подобное ему?       — Ответь! Ответь… Эй! — Тео замахал руками, когда Драко левитировал его из комнаты, захлопнув дверь. Барьер вырос перед дверью, заставив закатить глаза. Как будто эти милые защитные чары помешают! Он усмехнулся.       Пусть все идёт своим чередом… пока. В конце концов, он уже заставил Драко сделать свой самый любимый рок-н-ролльный жест. Заставить его сказать «я люблю тебя» было просто следующим заданием. Он ухмыльнулся, радуясь предстоящей задаче.

***

      Кингсли оторвал взгляд от пергамента, когда услышал шум за дверью.       — Приношу свои глубочайшие извинения, но министр принимает посетителей только по предварительной записи…       Дверь распахнулась, и появилась нынешняя глава Визенгамота, верховная судья Патил.       — Все в порядке, Джина. Можешь идти, — Кингсли поднял руку в сторону взбешенной секретарши, заверяя ее, что вторжение этой женщины не было ее виной.       — Верховная судья Пришна Патил, — он встал, чтобы поприветствовать главу Визенгамота, протягивая руку для пожатия, но в ладони оказался конверт. Он посмотрел на него, разглядывая крошечный почерк на обратной стороне.       — Днем у меня оказалось время, поэтому я решила лично доставить вам повестку, министр, — Пришна ухмыльнулась, усаживаясь на один из стульев без приглашения. В конце концов, они уже переросли любезности. — Я говорила вам несколько месяцев назад, министр Кингсли, что я найду способ докопаться до истины, — она указала на письмо, которое мужчина, садясь, просматривал.       Кингсли ничего не сказал, продолжая изучать содержание письма. Значит, нашелся человек, готовый свидетельствовать против него относительно слухов о необоснованных задержаниях. Он хмыкнул. Интересно. Придется выяснить, кто; но, судя по срокам и мотиву, у него было ощущение, что он уже знал.       — Визенгамот ожидает вас в пятницу в три часа дня.       Кингсли поднял глаза на женщину, сидящую перед ним, заметив едва видимый изгиб губ, который сигнализировал о чувстве превосходства.       — Правда всегда найдет способ раскрыться, Кингсли, — Пришна переплела пальцы, глядя на министра магии без капли страха. Это был долгий и трудный процесс, но она наконец нашла человека, желающего выступить против тирании бывшего главного аврора. — Никто не может быть выше закона. Даже самый могущественный человек во всей Волшебной Британии.       Кингсли кивнул.       — Конечно. Присутствие Визенгамота необходимо и всегда будет необходимым, — он подумал о конверте с именем Патил, который лежал у него в ящике стола, взвешивая варианты. Должен ли он раскрыть его ей сейчас? Он откинулся на спинку кресла.       Нет.       Пока нет.       Не было ничего более приятного, чем заставить врага думать, что он уже победил. Это делало падение еще более ужасным.       — Как прошли праздники, Пришна? — он сердечно улыбнулся, ставя чайный сервиз на рабочий стол без использования волшебной палочки. — Понравился отпуск?       — Не могу сказать, что очень, — она пожала плечами, поднимая руку, чтобы отказаться от его предложения чая. — Будучи верховной судьей, я постоянно занята.       Он кивнул.       — Как близняшки? Определились в профессией?       — Они открыты разным предложениям, — Пришна прищурилась, пытаясь понять, к чему клонит бывший слизеринец. Он никогда не говорил бесцельно.       — А муж?       — А что с ним?       Кингсли усмехнулся над ее защитной реакцией.       — Я просто веду светскую беседу, Пришна. Не нужно быть такой осторожной.       — Уверена, мне не нужно объяснять, почему я должна быть такой, — она сложила руки на груди.       Кингсли был тираном, который правил не с помощью чистой силы, как Волдеморт, а с помощью многочисленных манипуляций. Как истинный слизеринец, он мог заставить людей смириться, не пошевелив и пальцем. Все, что ему было нужно, — это слова. Они были похожи на прошептанный Империус — трудно сопротивляться и невозможно победить.       Самым опасным в нём были его знания. У него была информация практически обо всем и обо всех. Каким образом, ей еще предстояло выяснить. Она следила за каждым его шагом с момента его избрания министром, но до сих пор не имела четкого представления о том, как он работал и кого нанимал за закрытыми дверьми.       Его было невозможно отследить.       Кингсли почти слышал её слова, что проносились в сознании. Глава Визенгамота не особо стеснялась, когда дело доходило до высказывания своего мнения о его… методах работы. Но чтобы она однажды сравнила его с кем-то вроде Волдеморта? Он покачал головой.       Он ничем не был похож на безумца. Он был умнее и хитрее. У него был гораздо лучший моральный компас, и он действительно заботился о прогрессе общества. Время, которое люди тратят на дискриминацию других, можно было бы использовать для улучшения экономики. Всю неуместную ненависть и насилие можно было бы перенаправить во что-то более значимое — что-то более существенное.       Судить других по их происхождению, чистоте их крови или даже видовому признаку было глупостью. У каждого в этом мире была своя роль, которую никто другой выполнить не мог. Каждый имел право на жизнь и был обязан внести свой вклад в улучшение цивилизации. Не существовало ни одной бесполезной расы или живого существа. Даже крошечный муравей на земле выполнял свою роль.       Все в мире и его устройстве было создано для создания баланса. Таков был круг жизни.       — А как прошли ваши праздники, министр? — спросила Пришна, позволяя себе подшутить над министром.       — Вероятно, так же, как и у вас. Застрял в кабинете, утонув в бумагах, — Кингсли усмехнулся, наливая себе чашку чая Дарджилинг. — Я слышал, что вам с миссис Голдстейн удалось выкроить время на встречу, несмотря на плотные графики, — он замолчал, не упустив из виду, как женщина слегка напряглась. — Должно быть, приятно иметь такую давнюю дружбу со старым школьным товарищем.       Одного взгляда на лицо Кингсли хватило Пришне, чтобы понять то, что он уже знал. Застигнутая врасплох, она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. У него были доказательства?       Кингсли больше ничего не сказал, позволив тяжести взгляда поведать о многом.       Люди всегда были чем-то опьянены. Деньгами. Статусом. Обладанием. Сексом. Наркотиками. Любовью. Человеку свойственно быть рабом своих желаний. Все, что ему нужно было сделать, — это понять, что это такое, и использовать это в своих интересах. Ирония судьбы заключалась в том, что вещи, которые мы любим и которые приносят нам счастье, как раз и способны принести нам наибольшие страдания.       Пришна Патил и Амелия Голдстейн просто упивались друг другом, и, как всегда, он знал, что этой информации более чем достаточно, чтобы купить их молчание.       Кингсли поставил чашку на блюдце, улыбаясь женщине, смотревшей на него с другим выражением — тем, которое больше не излучало гордости и уверенности.       — Увидимся в пятницу, Верховная судья Патил, — он проследил, как она быстро вышла из его кабинета, но не раньше, чем окликнул ее в последний раз.       — С нетерпением жду ваше… непредвзятое расследование.       Он ухмыльнулся, услышав хлопок двери, думая, как бывшая равенкловка собирается ответить на этот раз. Он опустил глаза в нижний ящик рабочего стола, прикидывая, когда лучше отправить копию этих фотографий, как вдруг тихий стук в дверь отвлек его. В кабинет вошла Джина с букетом стрелиций, который он попросил ее отослать сегодня утром.       — Эм… Это только что вернулось, министр.       Кингсли ничего не сказал, лишь указал в сторону своего рабочего стола, наблюдая, как Джина ставит туда цветы.       — К ним прилагалось вот это, сэр, — он потянулся за письмом, которое подала секретарша, подождал, пока она выйдет из кабинета, и открыл.       ХВАТИТ.       В записке было написано жирным шрифтом всего одно слово. Он вздохнул. Его бывшая жена, как и ожидалось, даже не удостоилась подписать ее.       Он снова посмотрел на цветы, которые символизировали свободу. Точно такое же значение имело и имя его жены — Сирша. Он думал, что это умный ход — сентиментальный подарок на день рождения бывшей жены. Очевидно, он ошибался, раз она даже отправила его обратно, а не просто выбросила в мусорное ведро. Он ухмыльнулся.       Ее жест говорил о том, что он все еще задевает её и что она не так уж безразлична, какой пыталась казаться. То, что он думал, по-прежнему имело для неё значение, о чем свидетельствовала ее потребность убедиться, что он точно знает, что она сделала с его подарком. Она хотела добиться от него реакции. Она хотела разозлить его, что означало…       Ей не всё равно.       Люди всегда были чем-то опьянены. Нужно было только выяснить, чем именно, и использовать это в своих интересах. Он все еще выяснял, что за яд был у его бывшей жены, но готов был поспорить, что рано или поздно узнает.       Он встал и подошел к окну, разглядывая оживленный горизонт и наблюдая за снующими по улицам людьми. Кингсли вздохнул, с удивлением обнаружив, что ему… скучно.       Все было так… тихо. Казалось, больше ничего интересного не происходило. Он понимал, что сейчас прекрасное время для жизни, но в груди поселилось глубокое, гложущее беспокойство в груди. Он усмехнулся.       Почему он жаловался на тусклую, но мирную жизнь?       Война закончилась. Сражаясь в ней и проживая в ней десятилетиями, он наконец мог отдохнуть. Больше не было угроз — не нужно было спать с открытыми глазами, обхватив одной рукой палочку. Настало время праздновать — пожинать все плоды этого мирного периода.       Если тебе когда-нибудь понадобится с кем-нибудь выпить, или же просто поиздеваться над хаффлпаффцами… Не стесняйся отправлять сову.       Он усмехнулся, качая головой при воспоминании о бывшем однокурснике. Прошли ли его праздники намного лучше, чем у него? Он провел пальцами по подбородку. Возможно, пришло время навестить старого друга.

***

      Гермиона переступила порог своей квартиры через камин, с трудом удерживая сумку, набитую остатками еды, которую родители попросили принести домой. Она уже подумывала уменьшить ее, чтобы легче было нести, но не захотела. Вес сумки придавал силы и наполнял теплом.       Это была такая прекрасная перемена по сравнению с ее перегруженным графиком на праздники, когда она предпочитала работать в больнице долгие часы, а не возвращаться домой в пустую квартиру. Она больше не могла проводить канун Рождества в Норе. Молли прислала ей приглашение и попросила не беспокоиться о Роне, потому что его нет в стране. Джинни и Гарри тоже настаивали, но она не была в Норе с расставания с Роном, и это…       Это казалось неправильным.       Она подошла к холодильнику, чтобы поставить контейнеры с домашней едой, приготовленной матерью. Она усмехнулась. Ей не верилось, что она ночевала у родителей в новогоднюю ночь и даже осталась еще на два дня по их настоянию. Подумать только, она начала этот год с родителями. Гермиона положила руку на сердце, чтобы сдержать переполнявшее ее счастье. Она могла с уверенностью это сказать.       Две тысячи первый год обещал стать удивительным!       Она закончила упаковывать остатки еды, собираясь проверить почту, но взгляд зацепился за завернутый пакет. Она была уверена, что достала все подарки, которые получила на Рождество, так что посылка, без сомнения, прибыла во время ее отсутствия.       Взяв ее в руки, она с удивлением обнаружила под ней конверт, сургучная печать которого сообщила, что он из Гринготтса. Гермиона положила вещи на журнальный столик и осторожно развернула посылку. Перед ней лежала богато украшенная коробка с белым конвертом, на котором красовалась знакомая печать Малфоев. Сердце заколотилось.       Она намеревалась отправить ему письмо после возвращения из родительского дома, чтобы пригласить на чай, и совсем не ожидала, что он первым начнет переписку.       Она посмотрела на оба письма, желая сначала открыть письмо Малфоя, но решила иначе. Она развернула записку из Гринготтса, быстро просматривая ее, чтобы побыстрее прочесть то, что написал Малфой… Она моргнула один раз. Дважды. Этого не могло быть.       Она поднесла пергамент ближе к глазам, чтобы точно посчитать количество нулей в сумме, переведенной на ее счет.       500 000 галеонов.       Она продолжала ошеломленно смотреть на бумагу. О чем, черт возьми, думал Малфой?! Он был должен ей сто двадцать пять тысяч галеонов, а не полмиллиона! Гермиона швырнула записку на стол и взяла его письмо из роскошной коробки, развернув его так быстро, как только могла.       Грейнджер,       Спасибо за прошедший год.       Ты заставила меня осознать много вещей, с которыми, честно говоря, я бы не хотел иметь дела. Ты заставила меня сомневаться в себе, ненавидеть себя, и в процессе этого ты заставила меня захотеть исправиться.       Не хватит слов, чтобы выразить, как сильно ты мне помогла — как сильно ты меня вдохновила.       Спасибо, что указала мне другой путь, что простила меня и заставила меня снова захотеть жить.       Драко       Гермиона сканировала взглядом письмо снова и снова, чувствуя, как с каждым взглядом на его имя тяжесть в груди постепенно становится ощутимее.       Почему его слова были так похожи на прощание?       Она выронила письмо из рук и бросилась к камину, хватая горсть пороха.       — Поместье Малфоев!       Она шагнула в фойе и, не теряя ни секунды, позвала Тоби. Повернувшись на звук аппарации, она бросилась к крошечному эльфу, который, похоже, был напуган ее приближением.       — Тоби, где Мал… Драко? Где он?       — Хозяин ушел.       Она моргнула.       — Что ты имеешь в виду? Куда ушел? Когда он вернется?       — Через несколько месяцев, может, год, возможно больше, — Тоби повторил слова, которые сказал ему молодой хозяин.       — Что? — она отчаянно смотрела на него, не желая верить тому, что сейчас услышала.       — О чем ты? Где он?       — Дальше я сама, Тоби. Можешь идти.       Гермиона обернулась и увидела Нарциссу Малфой, которая стояла у входа в фойе и смотрела на нее непроницаемым взглядом.       — Прошу прощения за вторжение, но я…       — Он вам не сказал, — заявила Нарцисса без всяких споров, ничуть не удивившись тому, что ее сын не сообщил гриффиндорке о своем отъезде.       — Что не сказал? — она направилась к леди Малфой, в отчаянии глядя на нее. — Где он, миссис Малфой?       — Он ушел.       Гермионе понадобилась минута, чтобы все осмыслить. Она все еще не могла ничего понять.       — Простите… Он ушел? Ушел куда? Где я могу его найти?       — Я не знаю. Туда, куда он отправился, нельзя попасть через камин поместья.       Нарцисса посмотрела на широко раскрытые глаза шатенки, чувствуя небольшой укол надежды в груди. Она сжала пальцы, взвешивая все «за» и «против». Она дала сыну слово. Она уже смирилась с тем, что ему нужно время — что ему нужно сделать это.       Но если кто и мог убедить его вернуться домой, то эта была магглорожденная, стоящая напротив.       — Тео может знать, — она смотрела в пол, изо всех сил стараясь игнорировать чувство вины, возникшее в тот момент, когда произнесла эти слова. Она была эгоисткой. Она понимала, что это так. Но если это вернет ей сына, то она сделает это с достоинством. — Камин связан с Нотт-Мэнором.       Гермиона кивнула, едва успев выразить свою благодарность, прежде чем броситься к камину.       — Нотт-Мэнор!       Она прошла сквозь зеленое пламя, заметив эльфа, одетого в красное шелковое платье-футляр и туфли в тон.       — Я… — этот образ вывел ее из равновесия, заставив покачать головой, чтобы напомнить себе, зачем она вообще здесь оказалась. — Нотт дома? Я имею в виду Тео?       — Хозяин Тео уйти за дела, — объяснила Уиллоу, оглядывая девушку с густыми волосами с головы до ног.       — Мне нужно поговорить с ним, эм… Я Гермиона. А ты? — она замолчала, ожидая, пока волшебное существо заполнит эту паузу произнесением своего имени.       — Вило, — она указала рукой на свою грудь, вежливо кланяясь гостье.       — Уиллоу? — предположила Гермиона, заставив крошечную эльфийку кивнуть в знак согласия. — Я просто… Мне нужно только пять минут, Уиллоу. Пожалуйста, — она подошла и опустилась на колени перед экстравагантно одетым эльфом. — Это важно. Я не уйду отсюда, пока не увижу его, — она села на пол.       Уиллоу с ужасом проследила за этим жестом. Манеры этой странной женщины определенно оставляли желать лучшего. Она проницательно оглядела ее, пытаясь понять, как именно вести себя с этой Гермионой.       — Кто есть Гер-ми-ни для хозяин Тео?       — Я… — Гермиона порылась в голове в поисках лучшего слова, чтобы точно описать их отношения. — Мы друзья, — Она остановилась на этом, с удивлением заметив, что глаза крошечного эльфа заблестели.       Хозяин Тео всегда выглядел счастливым, когда говорил о друзьях.       — Минуту, — Уиллоу вежливо поклонилась, повернулась, покрутив кольцо на пальце три раза против часовой стрелки и дважды по часовой. — Хозяин Тео скоро быть, — она поклонилась на прощание.       Гермиона как раз собиралась спросить ее, что она имела в виду, но крошечный эльф аппарировал. Она скрестила руки на груди, осматривая тускло освещенное фойе, пытаясь придумать, как… Громкий хлопок заставил ее резко обернуться и наткнуться на широко раскрытые глаза Теодора Нотта, держащего нож для вскрытия писем. Она моргнула. Это был портключ?       — Грейнджер? — Тео смотрел на неё, не веря своим глазам. Его владения были защищены до последней травинки. Он был уверен, что для снятия всех чар потребуется не меньше двух или трёх дней. Одного взмаха палочки должно было быть достаточно, чтобы послать ему сигнал о любой форме вмешательства.       — Во имя Мерлина… Как ты оказалась в моем доме?       — Я использовала камин в Малфой-Мэноре.       Он вздохнул с облегчением, когда небольшой экзистенциальный кризис покинул его. Быть гением в области защиты было его коньком. Если бы кто-то без реальной подготовки к их взлому смог проникнуть в его дом, как будто это ничего не значило, то он бы усомнился в цели всей своей жизни. Он приложил руку к сердцу.       В мире снова все было хорошо.       — Где он?       — Где кто?       Гермиона встала, подойдя к нему.       — Не прикидывайся дурачком, Нотт. Ты знаешь, о ком я говорю, — она остановилась всего в футе от того места, где он стоял. — Его мать сказала мне, что он ушел. Куда именно ушел?       Тео вздохнул, зная, что Грейнджер не уйдет, пока не получит ответы на свои вопросы.       — Он пытается протрезветь.       Паника в ее груди растаяла, сменившись всепоглощающим чувством облегчения.       — Правда? Правда?       — Да.       — Ну, и где он?       Тео прищурился и поджал губы, поскольку сам акт произнесения слов причинил ему невыносимую боль.       — Я не могу тебе сказать.       Гермиона растерянно моргнула.       — Что значит, не можешь сказать?       Тео ломал голову в поисках ответа. Почему Драко не хотел, чтобы Грейнджер снова узнала о его местонахождении?        Потому что я не могу быть с ней и в то же время не быть с ней, Тео!       Я не хочу полагаться на то, что она меня исправит.       Я хочу быть мужчиной, достойным стоять рядом с ней.       — Потому что он… Он хочет сосредоточиться на том, чтобы стать лучше, — выбрал он другую версию правды.       — Я просто хочу немного поговорить с ним, Нотт. Даже нескольких минут вполне достаточно.       — Я… Я не могу, Грейнджер.       Гермиона посмотрела на него в полном недоумении.       — Почему?       — Потому что он попросил меня не делать этого.       Она моргнула, услышав его ответ, и ей потребовалась пара секунд, чтобы переварить эти слова.       — Почему? — спросила она снова, не в силах связать слова воедино.       — Я… — Тео рассердился на упрямство лучшего друга. — Дело не только в тебе, Грейнджер. Даже его мать не знает, где он. Он не хотел давать ей шанс разработать план, который мог бы вернуть его домой.       Гермиона лишь потрясенно слушала его слова, не в силах представить, что чувствовала Нарцисса.       — Не слишком ли это?       Он тяжело вздохнул. Он тоже так думал.       — Это то, что он считает нужным сделать, Грейнджер.       — И я вообще не могу его увидеть? Даже на минуту?       На этом моменте он немного запнулся.       — Мне… Мне жаль, Грейнджер.       — Я просто поговорю с ним, Нотт, — она подняла ладони. — Я больше ничего не буду делать.       — Я обещал ему, Грейнджер, — Тео вздохнул. — Я не имею права ничего тебе рассказывать.       — Но… Я не буду мешать. Я действительно ничего не буду делать. Я… — Гермиона перебирала в уме слова, которые могли бы убедить Нотта.       Могла ли она что-то ему предложить? Могла ли что-то для него сделать? Хотел бы он чего-то? Мог… Глаза защипало, когда Гермиона поняла, что не может придумать ничего, что могло бы заставить слизеринца уступить.       — О нет… Пожалуйста, не плачь, Грейнджер, — Тео закрыл глаза, молча проклиная Драко за то, что заставлял его пройти через все это. Он прошептал краткую молитву небесам, надеясь, что не унаследует роскошные локоны отца и не облысеет.       — Я только начала узнавать его, Нотт… — прошептала Гермиона, проводя тыльной стороной ладони по глазам. — Это нечестно…       Если бы она знала, что видит его в последний раз, она бы никогда не переступила порог камина в поместье.       Она намеренно не вернула темно-синюю мантию, которую он ей одолжил, чтобы у нее был предлог увидеться с ним снова. У нее был Ромео, и она твердо намеревалась использовать котенка, чтобы проводить с ним больше времени. У нее была метла, и она уже смирилась с тем фактом, что ей придется проглотить гордость, чтобы попросить его научить ее летать.       В голове щелкнуло.       У нее был план.       Она не хотела торопиться события. Он был упрям, поэтому ей нужно было набраться терпения. Она хотела сдирать с него стены постепенно, кропотливо. Она бы ждала, когда он откроется ей, пока разберется со своими проблемами. Она была бы рядом с ним, шепча даты календаря ему на ухо.       У нее было столько идей. Она уже просчитала множество способов удержать его рядом с собой. Она полагала, что сможет использовать весь предстоящий год. Она думала, что у нее есть время.       Она даже не предполагала, что их свидание в поместье было последним.       — Мне жаль… Мне действительно жаль, Грейнджер, — Тео стиснул зубы, ненавидя себя за то, что играет роль, на которую его вынудил Драко. — Я тоже не согласен с тем, как он решил поступать, но это первый раз, когда он захотел исправиться. Я уже очень давно не видел, чтобы он действительно хотел жить… Ждать возможности быть живым. Я хочу видеть, как ему становится лучше, Грейнджер. Я хочу, чтобы он протрезвел. Он… Он — все, что у меня осталось, — он сглотнул, когда его голос дрогнул. — Он мой лучший друг, и… Я всегда буду его прикрывать.       — Но я думала, что мы тоже друзья?       Он выдохнул от взгляда, которым она одарила его, внезапно почувствовав слабость.       — Мы и есть…       — Тогда почему ты мне не поможешь? — она умоляюще посмотрела на него. — Я не прошу многого, Нотт. Я просто хочу его увидеть.       Тео сжал руки в кулаки, переступив с ноги на ногу. Черт, это было мучительно. Он предпочел бы принять еще один удар отца, чем стоять здесь, снова и снова отказывая ее.       Должен ли он просто сказать ей? Должен ли просто привести ее к нему? У Драко всегда был склонен все преувеличивать и…       Я не знаю, смогу ли я стать лучше, Тео!       Я не хочу ей ничего обещать! Я не хочу, чтобы она откладывала свою жизнь ради того, кто может не вернуться! Я… я не могу просить ее об этом…       Я хочу быть в порядке, Тео. Я хочу иметь возможность сказать, что я в порядке… и хоть раз действительно иметь это в виду.       Он выдохнул, закрыв глаза, и еще больше укрепился в своей решимости.       — Мне жаль.       — Почему он не хочет меня видеть?       Тон ее голоса и меланхоличный оттенок в нем заставили Тео выпалить следующие слова, пока не удалось передумать.       — Я ничего не могу тебе сказать, Грейнджер. Но если ты действительно хочешь его увидеть, уверен, ты уже знаешь, что делать, — он практически слышал, как крутятся шестеренки в ее голове. Найти местонахождение одного жалкого волшебника не шло ни в какое сравнение с тем, что она уже сделала в отношении крестражей Волдеморта. — Но… Пожалуйста, помни, что ему потребовалось много времени, чтобы прийти к тому состоянию, в котором он сейчас находится. Признаться самому себе, что у него есть проблема.       Образ того, как он заливает огневиски прямо из бутылки себе в рот, заставил Гермиону моргнуть. Она приложила руку к сердцу, вспоминая очертания серебряной фляжки, спрятанной в нагрудном кармане куртки, которую он одолжил ей во время их первого похода в мир магглов.       Она вспомнила все те случаи, когда морщилась, переступая порог его временного поселения — в воздухе витал тяжелый запах алкоголя. Она никогда не упускала случая почувствовать запах Огдена, когда он оказывался на расстоянии вытянутой руки.       — Он больше не может выносить поместье, Грейнджер. Он… — Тео провел рукой по волосам, не желая разглашать то, что Драко хотел бы сохранить в тайне. — Я уверен, тебе не нужно, чтобы я объяснял причину.       Она сглотнула. Гермиона все еще чувствовала затхлый воздух жуткого здания, в котором Драко решил жить.       Хозяину Д-ако не н-авится Мэноу. Из-за него Хозяин Д-ако п-ачет.       — Честно говоря, я не знаю, как он продержался так долго, — Тео тяжело вздохнул. — Он уходит не навсегда, Грейнджер. Ему просто нужно время. Вылечиться. Снова обрести себя. Стать лучше.       Гермиона взглянула в серьезные ореховые глаза, умоляющие оставить все как есть. Она опустила взгляд на свои руки, совершенно не зная, что делать.       Должна ли она? Должна ли просто отпустить его? Могла ли она вообще отпустить его? После всего, через что они прошли, после произошедшего все должно было закончиться… вот так?       Нет.       Она не хотела, чтобы он уходил. Она ни за что не позволит ему уйти!       — Он просто… Ему нужно узнать, каково это — снова быть свободным.       Ее губы приоткрылись при этих словах.       Драко… Ты можешь быть тем, кем захочешь. Ты свободен.       Я не хочу…       На глаза навернулись слёзы. Драко был… свободен. Впервые за многие годы он наконец был свободен.       Его приговор истек. Ему больше никто не приказывал. Не указывал, что делать. Он возвращал свою жизнь и собирался прожить ее именно так, как хотел.       Драко был свободен.       И на этот раз он действительно хотел быть свободным.       При мысли о его свободе все её возражения померкли. Она проглотила остатки отчаяния, заглушая тоску в груди. Она опустила руку, делая долгий, медленный вдох.       — Ты… Ты ведь будешь рядом с ним?       Тео моргнул от неожиданного вопроса, но, тем не менее, кивнул.       — Конечно, Грейнджер. На каждом шагу.       Гермиона кивнула. По крайней мере, он будет не один.       — Хорошо… — прошептала она, заставляя себя уступить, убеждая себя согласиться. — Хорошо, — повторила, больше для себя, чем для кого-то ещё.       Драко был свободен.       Он хотел быть свободным.       И настало время ему наконец стать свободным.

***

      Гермиона шагнула через камин, чувствуя онемение от макушки головы до кончиков пальцев ног. Она посмотрела на длинную темно-синюю мантию, висевшую на вешалке у входа в квартиру, переведя взгляд на Нимбус 2001 на стене рядом с входной дверью. Три белые розы с длинными стеблями, стоявшие в вазе на одной из ее тумбочек, выглядели все так же безупречно, как и неделю назад.       Она посмотрела на крошечного котенка, который пробрался к ней, ласково тычась носом в лодыжку. Гермиона опустилась на одно колено, почесала его под подбородком, а затем взяла на руки; глаза наполнились слезами при виде любопытных серебристых глаз.       Они были так похожи на его глаза.       Она направилась к дивану, только тогда поняв, что еще не открыла коробку, которая пришла вместе с его письмом. Сердце заколотилось в груди, когда она потянулась за ним, опустив Ромео на кофейный столик.       Она развязала толстую золотую ленту, сняв жесткую обложку, которая открыла её взору измельченное конфетти красного и золотого цветов. Она осторожно отодвинула их; дыхание сбилось, когда глаза наконец увидели то, что лежало внутри.       История Хогвартса.       Она дрожащими руками достала первое издание книги, не в силах понять, почему он подарил ей что-то настолько бесценное. Она пробежала пальцами по тисненому названию, открывая обложку, и…       Желаю тебе всего наилучшего.       Отныне и навсегда.       Драко Малфой       Она не могла дышать.       Она не могла дышать.       Книга выскользнула из рук, тяжело приземлившись на стол, а Гермиона прижала руку к груди. Пространство квартиры внезапно показалось слишком маленьким, а жар от камина — невыносимым. Стук сердца заглушал все остальные звуки, пока она отчаянно пыталась втянуть в грудь воздух. Гермиона зажмурилась, стараясь…       Мягкая лапа на щеке. Пушистый мех у уха. Крошечное облизывание кожи.       — Мяу?       Взгляд широких ртутных глаз заставил наконец перевести дыхание.       Сегодня была среда, третье января. На следующей неделе будет десятое, потом семнадцатое, потом двадцать четвертое… Последняя неделя — тридцать первое.       Гермиона закрыла глаза, отсчитывая даты, перебирая в голове цифры — перелистывая страницы календаря, как он научил. Жара в комнате больше не была невыносимой, а стены, наконец, перестали душить.       Гермиона протянула ладони к котенку, молча смотревшему на нее, прижалась головой к его крошечному телу, и несколько случайных слезинок скатились из уголков глаз. Она чувствовала, что постепенно приходит в себя.       Мурлыканье Ромео и его нежное касание носом ее щеки успокоили — как его руки и его голос когда-то.       Ох.       Она скучала по нему.       Она будет скучать по… всему, связанному с ним.       Если бы она знала, что в тот день в Малфой-Мэноре она видела его в последний раз, она бы никогда не ушла. Она так много хотела сделать с ним — так много всего, чего с нетерпением ждала.       У нее был план.       Но… он пытался измениться. Он снова собирал себя воедино. И на этот раз это не было чьим-то приказом и не было тем, чего от него ждали.       Это был его выбор.       Он, наконец, возвращал свою жизнь, начиная жить так, как хотел. После всего произошедшего… После стольких лет…       Он наконец-то был свободен.       Гермиона посмотрела на котенка, ища в его серебристых глазах ответы на все свои вопросы, будто они были там.       — Как думаешь, он будет скучать по мне? — прошептала она, прислонившись к голове Ромео, и он снова начал прижиматься к ней носом.       Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз молилась. Она уже давно отказалась от чего-то столь не поддающегося определению; но в этот раз она позволила себе отправить одну из молитв во вселенную.       Она желала ему счастья. Она желала ему здоровья. Она желала ему безопасности. Она желала ему успеха. Она желала…       Она желала ему… всего наилучшего.       Отныне и навсегда.