Спасибо, что живой

Так пролетело две седмицы, а может, и больше: сложно следить за временем, сидя в гареме, когда каждый день похож на предыдущий, и все проходят в неизменной тишине. Шэнь Цзю почти не покидал покои Ло Бинхэ — ему даже принесли сюда сундук с одеждой, и по утрам он наряжался и прихорашивался под пристальным взглядом своего повелителя. Иногда после этого приходилось наряжаться и прихорашиваться вновь. Однажды Шэнь Цзю поймал себя на том, что больше не удивляется своему отражению в зеркале. Ему стала привычна эта стройная, строгая женщина. Она все еще была слишком худой на вкус самого Шэнь Цзю, и недостаточно милой, и, пожалуй, староватой, но, видимо, Ло Бинхэ все устраивало. Они любились каждую ночь: то Ло Бинхэ яростно втрахивал Шэнь Цзю в кровать, то был невыносимо нежен и нетороплив, а то позволял оседлать себя и подчинялся ритму. Они были словно только-только преклонившие колени супруги, которые все никак не могут насытиться друг другом. Иногда Шэнь Цзю задумывался, что будет дальше. В какой-то момент все это должно надоесть Ло Бинхэ, и что он сделает тогда? Просто забудет Шэнь Цзю на задворках своего гарема? Или вернется к прежним издевательствам? Шэнь Цзю не верил в его благие намерения и изменившуюся натуру. Не верил, и все же спокойствие, которого он не должен был ощущать, постепенно захватывало его. Словно после долгой, очень долгой войны он наконец вернулся… куда, домой? Но разве Ло Бинхэ мог быть его домом? Разумеется, нет. Это было обманчивое чувство, иллюзия, Шэнь Цзю знал это точно. Он знал, что придет момент — и весь этот мир, покой, тишина, сладкий запах благовоний, мягкие подушки, изысканная еда сменятся криками, болью, вонью и голодом. Ну так что с того? Разве это значит, что он не должен наслаждаться жизнью сейчас? В один из вечеров, когда для разнообразия они были не вдвоем, а в компании едва ли не всего гарема — Ло Бинхэ снова собрал всех в своей гостиной, и женушки ели, пели, веселились, болтали друг с другом и красовались перед своим повелителем, — Ло Бинхэ произнес, негромко и вроде ни к кому конкретно не обращаясь, но так, что его услышали все: — Я получил донесение с южных рубежей, там волнения. Я отправлюсь туда завтра с утра. Минъянь, ты со мной. Ваньюэ, ты останешься за старшую. Шэнь Цзю слегка вздрогнул, когда Ло Бинхэ заговорил о волнениях, и поскольку он сидел рядом, от Ло Бинхэ это не укрылось. В глазах его, когда он взглянул на Шэнь Цзю, блеснули веселые искры, но прежде чем он успел что-то сказать, раздался голосок Нин Инъин: — А-Ло, ты все время берешь с собой только Мин-цзе, как будто остальные из нас ни на что не годятся! Ло Бинхэ улыбнулся ей. — А кого я должен брать еще, сестричка Инъин? — Да мало ли кого! — она обвела взглядом собрание, и сразу несколько девушек подались вперед — многие из них были заклинательницами, причем вовсе не слабыми. — Хотя бы меня! Или учителя. Шэнь Цзю криво улыбнулся, отведя взгляд. Он бы решил, что малышка Инъин издевается над ним, если бы не знал, что она на такое не способна. — Вы мне слишком дороги, — спокойно отозвался Ло Бинхэ. — Учителю уж точно нечего делать на южных рубежах. А ты, дорогая Инъин, тут за ним присмотришь. — Я разве нуждаюсь в присмотре? — надменно поинтересовался Шэнь Цзю. Странная улыбка коснулась губ Ло Бинхэ. — О да, учитель. Нуждаетесь. У него был вид человека, который замыслил какую-то пакость. Однако вечером, когда он с серьезным видом взял Шэнь Цзю за руку, тот подумал, что, возможно, ему кажется. — Учитель, это слишком опасное предприятие, чтобы я вас брал с собой. Шэнь Цзю остолбенел от изумления. — Бинхэ, ты меня с кем-то путаешь, — проговорил он с легкой насмешкой. — Можно подумать, ты когда-либо брал меня с собой или собирался это делать. — Это не исключено, — с серьезным лицом отозвался Ло Бинхэ. — Но точно не в этот раз. Не сейчас. И он притянул Шэнь Цзю к себе, и на этом все разговоры закончились. А утром Ло Бинхэ уже не было. А еще пару дней спустя Шэнь Цзю сделалось нехорошо. Он как раз пребывал в утренней медитации, когда его выдернул в реальность порыв тошноты, такой сильный, что едва удалось добежать до отхожего места. Весь день после этого его мутило, он ничего не мог есть и только пил воду, но лекаря просить не стал в надежде обойтись. Однако на следующий день приступ повторился, и на третий тоже, и Цинь Ваньюэ с Нин Инъин, заметив его бледный вид, настояли на лекаре. Тот, проверив зрачки Шэнь Цзю, выслушав его пульс и потоки ци, немедленно принял торжественный и благостный вид. — Что ж, моя госпожа, у меня для вас радостные новости! И он замолчал, выдерживая торжественную паузу, а Шэнь Цзю посмотрел на него, выгнув бровь. И какие, интересно, могут быть радостные новости у врача для человека, которому плохо? Внезапно Нин Инъин охнула и прижала ладони ко рту. Переведя на нее недоумевающий взгляд, Шэнь Цзю заметил, что Цинь Ваньюэ сделалась бледна, как полотно. — Вы носите под сердцем дитя, — продолжал между тем лекарь. Шэнь Цзю уставился на него, склонив голову. Ему показалось, что он внезапно очень сильно поглупел: слова были понятны по отдельности, но вместе складывались в какой-то невообразимый бред. Лекарь, однако, совершенно ничего не заметил — он продолжал говорить, что-то там про распорядок дня, покой, какую пищу лучше всего принимать, чтобы ребенок рос и развивался правильно… «Какой ребенок?» — едва не спросил Шэнь Цзю, и в это мгновение осознание молнией пронзило его разум. — Нет! — вырвалось у него. Лекарь замолк на полуслове. Шэнь Цзю поднялся — его шатнуло, он едва удержался на ногах, голова невыносимо кружилось. — Нет, — повторил он, невольно пятясь, словно на него наступали враги. — Не надо. Я не хочу. Достаньте это из меня. — Моя госпожа… — начал было лекарь, и в этот момент Цинь Ваньюэ, вскочив, бросилась вон из комнаты. Нин Инъин же поспешно поклонилась лекарю. — Прошу прощения, благодарю вас за помощь, не могли бы вы оставить нас? Я поговорю с учит… с госпожой… Шэнь. Пожалуйста! Она беспрестанно кланялась, как заведенная кукла, и лекарь, хоть и продолжал недоуменно и даже недовольно хмуриться на Шэнь Цзю, собрал свой сундучок и вышел из комнаты. Нин Инъин шагнула к Шэнь Цзю, протягивая ему руки. — Учитель… — Поди вон, — прошипел Шэнь Цзю, пятясь от нее. — Ты… с ним… вы в сговоре с этим отвратительным чудовищем! Ты знала! Ты… только о нем и думаешь, как всегда! Присмотреть за мной, ха! Ты предала меня! Ты рассказала ему о том письме… убирайся! Нин Инъин смотрела на него, и глаза ее медленно наполнялись слезами. — Учитель… зачем вы так? А-Ло не хочет вам зла… — Не хочет зла?! — голос сорвался на пронзительный визг, но Шэнь Цзю не мог и не хотел держать себя в руках. — Дура, посмотри, что он сделал со мной! Он пытал меня! Оторвал мне ноги! Изменил мое тело! Насиловал меня! А теперь… теперь еще и это! Его начало трясти, зубы застучали, и он обхватил себя руками, словно это помогло бы согреться. Но тело вдруг оттолкнуло своей непривычностью — тонкая талия, мягкая грудь, — и Шэнь Цзю резко разомкнул объятия. Ему остро захотелось выбраться из этого тела. Выбраться из какого угодно тела вообще. Отвратительно. Все это было отвратительно. Он был отвратителен сам себе. — Учитель… — повторила Нин Инъин, протягивая к нему руки, но Шэнь Цзю не услышал ее — он шарил взглядом по сторонам, пытаясь найти что-то, хоть что-то… У него были только деревянные шпильки. Но даже деревянную шпильку можно воткнуть себе в глаз, если достанет решимости — а у него доставало. — Учитель, что вы делаете? — с опаской спросила Нин Инъин, и снова он не ответил ей — шагнул к туалетному столику и взял в руки шпильку, заостренную с одного края. В этот раз он не будет настолько глуп, чтобы рассчитывать, что он способен совладать с демоном. Он поступит так, как должен был поступить тогда, в той ужасной комнате — прикончит себя, пока Ло Бинхэ нет, чтобы тот явился к остывшему трупу, в котором уже не возродить жизнь при помощи кровяных паразитов. Мелькнула мысль о Ци-гэ — и тут же погасла. Глава ордена справится. А если нет… это не вина Шэнь Цзю. Он сделал все, что мог. Вот только… — Уходи. Нин Инъин смотрела на него полными слез глазами. — Учитель… — Уходи, или я выкину тебя своими руками, — проговорил Шэнь Цзю. — Ты не Ло Бинхэ, с тобой я справлюсь. Убирайся. — Я не уйду, — лицо Нин Инъин застыло в отчаянной решимости. — Что бы вы ни задумали, я вам не позволю. Я… — Сохранишь мне жизнь, потому что так хочет твой любимый А-Ло? — оскалился Шэнь Цзю. — Тебе все равно, что он делает со мной, верно? Лишь бы он сам был счастлив? — Нет! — отчаянно выкрикнула она. — Мне не все равно, учитель, я переживаю за вас! Но то, что вы хотите сделать… Его терпение кончилось. Схватив Нин Инъин за локоть, он потащил ее к двери. Может, он был сильнее ее и в этом теле тоже. А может, его вела злость. А может, Нин Инъин противилась не всерьез, слишком уважая его. Но Шэнь Цзю удалось дотащить ее до двери — и вот тут Нин Инъин начала сопротивляться, яростно пытаясь вывернуться из его хватки. Но в Шэнь Цзю словно духи вселились — с невозможной для себя силой он швырнул девчонку за дверь и тут же захлопнул ее и закрыл на задвижку. Нин Инъин затарабанила в дверь с той стороны. — Учитель! Откройте немедленно! Учитель! Шэнь Цзю вернулся к туалетному столику. Его подстегивала горячая решимость. К тому же действовать следовало быстро — вряд ли дверь долго выдержит под напором Нин Инъин. Он схватил шпильку и с силой сжал ее в кулаке. Только бы не ошибиться и не попасть в кость… Он больше не позволит ублюдку терзать его тело. Да еще и… вынуждать его к рождению таких же уродов, как и их папаша. Он поудобнее перехватил шпильку, отвел руку… Пространство дрогнуло, будто под напором тарана, вскрылось, и Ло Бинхэ, пылая яростью, шагнул в комнату и тут же, не медля, ударил Шэнь Цзю по руке. Шпилька вылетела, упала на пол, и Шэнь Цзю кинулся за ней, но его перехватили поперек талии и швырнули на кровать. — Посмей только! — прорычал Ло Бинхэ, нависая над ним. Глаза его пылали алым, метка во лбу пламенела. — Я вытащу тебя и с того света, клянусь жизнью! Вытащу — и все, что было до сих пор, покажется тебе невинными шалостями! Я устрою тебе такую боль, какую ты себе вообразить не можешь! Только тронь моего ребенка! Шэнь Цзю расхохотался ему в лицо. — Демонский выблядок! Да мне плевать, какие пытки ты можешь для меня придумать! Тебе так нужны твои выродки? У тебя сотня жен, кто-нибудь да родит! Оставь меня в покое! — О нет, учитель, — ладонь Ло Бинхэ легла ему на горло, сжалась, и Шэнь Цзю вцепился обеими руками ему в запястье, вгоняя ногти в кожу. — Вы мне родите, хотите вы того или нет. Не хотите по-хорошему? Отлично! Я привяжу вас на девять месяцев к кровати! Чтобы вы шевельнуться не могли! И язык вам вырву, чтобы вы его себе не отгрызли! И вторая его рука сунулась Шэнь Цзю в рот и ухватила язык. Шэнь Цзю забился, выкручиваясь из жестоких рук, пинаясь и отбиваясь, но это было все равно что пытаться сдвинуть гору. В следующее мгновение что-то белое мелькнуло перед глазами Шэнь Цзю, и Ло Бинхэ будто отбросило от него. Кто-то встал между ними, в белом и с мечом в руке, и на миг Шэнь Цзю показалось, что он видит Лю Цингэ. Но это, конечно, был не Лю Цингэ. — Повелитель, — сурово проговорила Лю Минъянь, — тебе следует быть осторожнее. К Шэнь Цзю подскочила Нин Инъин, помогла ему сесть. Она выглядела запыхавшейся и взъерошенной — неужели все-таки сломала дверь? Или ее впустила Лю Минъянь? Шэнь Цзю подумал об этом — и тут же забыл. Его снова начало трясти. — Минъянь, не вмешивайся, — холодно произнес Ло Бинхэ. — Разве ты не желаешь ему боли и страданий? Я всего лишь… — Мастер Шэнь не мучил моего брата, — перебила Лю Минъянь. Шэнь Цзю не видел ее лица, но в голосе ее звучал лед. — Не вижу, почему я должна радоваться его страданиям. Не вижу, почему тебя они радуют. Шэнь Цзю сидел, привалившись к плечу Нин Инъин, и чувствовал абсолютное бессилие. Его трясло все сильнее, горло сжималось. Шпилька валялась на полу, всеми забытая, но он больше не пытался до нее добраться. Он не смог. И больше не сможет. — Значит, ты не даешь мне поступить с ним так, как он того заслуживает, — в голосе Ло Бинхэ звенела темная ярость. — Что ж, раз так, я передаю его под твою опеку. И если он попробует навредить себе или ребенку — ты будешь наказана! Вы обе! И Ваньюэ тоже! Он взмахнул мечом, взрезая пространство, и скрылся из виду. После недолгого молчания напряженные плечи Лю Минъянь опустились, и она наконец развернулась к Шэнь Цзю. Он отстраненно отметил, что вуаль по-прежнему на месте, все так же ровно, без складочки, прикрывает лицо. — Не следовало этого делать, — наконец произнес Шэнь Цзю. — Пусть бы убил… — Он бы не убил вас, мастер Шэнь, — перебила Лю Минъянь. — Он бы исполнил свою угрозу и держал бы вас связанным до рождения ребенка. И этот ребенок родился бы в отчаянии и ненависти. И не принес бы ни вам, ни Бинхэ ничего, кроме отчаяния и ненависти. — А сейчас что принесет? — с горечью спросил Шэнь Цзю, не сводя с нее взгляда. Она повела плечами. — Не знаю. Вы хотите избавиться от него, верно? Он вздрогнул от неожиданности — он совершенно не ждал, что Лю Минъянь заговорит об этом. Ему казалось, она начнет его уговаривать. Убеждать, что ему будет лучше смириться. — Хочу. Он хотел избавиться от этого ребенка. От этого тела. От этого дворца. Он хотел выйти отсюда самим собой и вернуться на свой любимый Тихий пик. Он много чего хотел. Лю Минъянь медленно кивнула. — Молодая хозяйка дворца вытравила плод Ваньюэ. Я могу узнать, как она это сделала. После короткой заминки Шэнь Цзю произнес: — Он… Ло Бинхэ обещал наказать вас, если это случится. Глаза Лю Минъянь чуть прищурились, словно она улыбнулась. — Бинхэ грознее на словах, чем на деле. По отношению к нам, — тут же уточнила она. — Но вас он, скорее всего, после этого убьет. Вероятно, долго и мучительно. — Мы с этого начали, — равнодушно отозвался Шэнь Цзю. — Меня это больше не пугает. Лю Минъянь снова кивнула. — В таком случае, я узнаю, что нужно сделать, и вернусь к вам. Вряд ли это случится в ближайшие дни, но вы понесли недавно, так что время у нас есть. — Благодарю, — тихо ответил Шэнь Цзю, склоняя голову и снова обнимая себя руками. Лю Минъянь ответила: — За это не благодарят. Я таким образом содействую вашей скорой гибели. Вероятно, после этого мы можем считать, что квиты. И она, простучав подкованными каблуками по полу, вышла. Нин Инъин обхватила Шэнь Цзю обеими руками, и он не стал сопротивляться. Сухое рыдание вырвалось у него из груди, и Нин Инъин прижала его к себе крепче. — Все будет хорошо, учитель, — прошептала она. — Все будет хорошо. Это были бессмысленные слова, и все-таки он был благодарен ей за них. *** Несколько дней Шэнь Цзю провел как в тумане. Его тошнило по утрам; наверное, ему было не так уж плохо, но от осознания, почему это происходит, его начинало тошнить еще сильнее. Он не мог не то что есть — даже смотреть на еду. Что ж, вероятно, это было и неплохо. Это тело не было приспособлено обходиться долгое время без пищи, теперь — особенно; если он не будет есть, он вернее заболеет и умрет. Все хорошо, что приведет к его скорому концу. Нин Инъин навещала его каждый день, поднимала с кровати, помогала умыться и одеться, уговаривала поесть. Он слушался ее до какого-то предела, но казался самому себе не более чем куклой в чужих руках. Какое-то горькое чувство разъедало его душу. Оно было знакомо Шэнь Цзю, но он долго не мог дать ему имени, пока однажды не понял. Он ощущал себя преданным. И как же это было странно. Он же не стал доверять Ло Бинхэ. Он же по-прежнему ждал подвоха. И все же — все же он расслабился рядом с бывшим учеником. Ждал — и не ждал. Остерегался — и доверился. Опасался новой боли — но лег в его объятия, как покорная женушка. Размяк в его руках, словно наконец-то, после долгих лет скитаний, нашел место, которое смог бы назвать домом. Как он мог так подставить сам себя? Как он мог поверить, что здесь ему будет хорошо? Какой же он глупец, слабак и размазня! Лучше бы ему было остаться в той ужасной комнате, где он в первый раз проснулся в теле женщины. Пусть бы Ло Бинхэ затрахал его там до смерти. Лучше бы никогда не испытывать к этому ублюдку ничего, кроме ненависти. Никакой благодарности. Ничего хотя бы отдаленно похожего на привязанность. Лю Минъянь пришла две недели спустя. Она поклонилась, приветствуя Шэнь Цзю, и поставила перед ним на подзеркальный столик маленькую склянку. — Мастер Шэнь, это средство, которое поможет вытравить плод. Однако есть вероятность, что оно убьет и вас тоже — или, во всяком случае, причинит вам много боли и ослабит. Шэнь Цзю взял склянку — и тут же едва не уронил, потому что пальцы задрожали. Горлышко было запечатано сургучом, и он едва не сломал ноготь, пытаясь открыть, но так и не смог. — У тебя нет ли ножа? Она без слов подала ему маленький ножик, спрятанный в рукаве. И пояснила в ответ на вопросительный взгляд: — Бинхэ запретил входить к вам в покои с оружием. Так что приходится прятать. Он рассеянно кивнул, взял ножик и принялся соскребать сургуч. Лезвие было коротким и не слишком острым. Вероятно, если бы Лю Минъянь подала ему хорошо заточенный кинжал, он бы просто вонзил клинок себе в живот. — А паразиты в крови не начнут спасать меня и плод, когда я выпью это? — спросил он, внезапно спохватившись. Лю Минъянь покачала головой. — Это средство специально рассчитано на демонскую кровь. Вот уж не знаю, где юная госпожа его достала… Шэнь Цзю снова кивнул и откупорил склянку. Жидкость внутри была прозрачной и ничем не пахла — словно обычная вода. — Ты уверена, что это поможет? Лю Минъянь чуть повела плечами. — Так уверяет юная госпожа. — Она склонила голову. — С вашего позволения, я оставлю вас, мастер Шэнь. Если, конечно, вы не желаете, чтобы я осталась тут и проследила. Но в таком случае есть риск, что вы попросите о помощи. Или что я захочу вам помочь, даже если вы не попросите. — Да, — глухо отозвался Шэнь Цзю, не сводя взгляда со склянки. — Такой риск есть. Спасибо тебе, шимэй Лю. Ступай. Когда грохот ее каблуков стих в глубине дворца, Шэнь Цзю взял склянку в руки. Они теперь тряслись еще сильнее, и он подумал — сумеет ли донести до рта? Почему он дрожит? Разве он когда-либо боялся боли или смерти? Он вдруг закупорил склянку и поднялся на ноги. Сунул бутылочку в рукав. Его охватила отчаянная, неуемная жажда — ему захотелось двигаться. Хотя бы просто пройтись, взглянуть на солнце, на небо над головой, вдохнуть воздух. Съесть что-нибудь, выпить чаю или даже вина. Увидеть человеческие лица. Услышать голоса. Я хочу жить. Эта мысль, ненужная, неуместная, страшная, хлестнула изнутри обжигающей плетью. Как же он хотел жить! Почему он не может просто жить, как другие люди — где-то хорошо, где-то не очень, местами счастливо, иногда в слезах? Без страха, без боли, без унижений? Без страшного, разъедающего душу отчаяния, без ощущения собственной неуместности и ненужности, без предчувствия беды? Какое зло он сотворил в прошлой жизни, что эта так безжалостна к нему? Он вышел в сад. Солнце золотило листву кустарников, играло со струями фонтана. Яркие, похожие на цветы девушки тут и там щебетали друг с другом, хвастались украшениями, смеялись. Он увидел юную хозяйку дворца, которая со смехом рассказывала что-то окружившим ее подружкам и отщипывала виноградины от огромной грозди. Он отвернулся, проходя мимо, ощущая одновременно тошноту и голод. В маленькой беседке, увитой плющом, он нашел сидящую в одиночестве Цинь Ваньюэ. Она была бледна и выглядела усталой, но когда Шэнь Цзю вошел в беседку, встала и поклонилась. — Приветствую мастера Шэня. Он склонился в ответ, не сводя с нее взгляда. — Прошу прощения, я помешал. Она слегка усмехнулась. — Нечему мешать. Я просто сижу здесь. Некоторое время они смотрели друг на друга молча. Потом Ваньюэ произнесла очень тихо: — Будет больно, мастер Шэнь. — Ты выжила, — немного невпопад ответил он. Она кивнула. — Я была рядом с А-Ло. Для вас же лучше… не быть рядом с ним, наверное. — Как вышло, что она все еще здесь? — он мотнул головой в сторону юной хозяйки дворца. — Почему Ло Бинхэ от нее не избавился после этого? Его вдруг охватил гнев — странный, совершенно ему сейчас не нужный. Он злился на Ло Бинхэ, но почему-то не за себя, не за свои обиды, а за то, как тот обращался со своими женами. С растерянной усмешкой Цинь Ваньюэ покачала головой. — Она дочь хозяина дворца, и потому А-Ло нуждается в ней. Во всяком случае, так считает Хуалин. Я… я не знаю. — Ее лицо вдруг искривилось, и Шэнь Цзю с ужасом понял, что сейчас она заплачет. — А почему он захотел сделать ребенка тебе, а не мне? Он ведь знает, как сильно я этого желаю. И не может не знать, как не нужно это тебе! Почему он так поступает? Почему?! Ее крик, отчаянный, пронзительный, вырвался из беседки, и голоса вокруг примолкли. Но, кажется, Цинь Ваньюэ больше не могла и не желала держать себя в руках. — Почему он так поступает со мной? Я всегда считала его ласковым и добрым! Но теперь он все больше становится… чем-то страшным. Откуда это? Почему это происходит?! Что мне делать теперь с этим? Как мне это исправить?! Не выдержав, Шэнь Цзю шагнул к ней и крепко сжал ее руки. — Ты не можешь ничего исправить, Ваньюэ. Не ты это сделала. — А кто? — она подняла на него огромные, провалившиеся, красные от непролитых слез глаза. — Кто мог… — Я, — тихо перебил ее он. — Это сделал я. Она уставилась на него во все глаза. Руки ее, крепко зажатые в ладонях Шэнь Цзю, мелко задрожали. — Он был хорошим ребенком, полным надежд, — тихо произнес Шэнь Цзю, не сводя с нее взгляда. — А я… я сделал так, что из него выросло чудовище. Все, что я получаю теперь, я сполна заслужил. А он всего лишь следует пути, который показал ему его учитель. — Он горько скривился, глядя ей в глаза. — Хотел бы я… — Учитель! — Нин Инъин возникла в проеме беседки, решительная, с огнем в глазах, и Шэнь Цзю захотелось зажмуриться, так ему стало стыдно. — Что вы такое говорите?! Не смейте наговаривать на себя! Вы всегда были добры к своим ученикам, я точно знаю, ведь я была одной из них! Да, у А-Ло были сложности с другими учениками! Но никто и никогда не жаловался на дурное обращение с вашей стороны, даже А-Ло… Невеликое терпение Шэнь Цзю в очередной раз треснуло по швам. — Глупая девчонка! — выплюнул он, выпуская руки Цинь Ваньюэ и разворачиваясь к Нин Инъин. — Слепая дурочка! Все вы слепые дурочки, готовы поверить во что угодно, лишь бы не разрушить свой маленький мирок! Сколько раз он прибегал к тебе, прятался в твоей комнате, зарывался лицом в твои юбки? Неужели ты думала, что он скрывался от Мин Фаня? Неужели ты действительно думала, что за всем этим не было большего?! О боги, до чего же ты глупа… Он вдруг оборвал сам себя, краем глаза заметив что-то, что привлекло его внимание. Он вскинул голову — и увидел, что через полсада на него смотрит Цю Хайтан. Глаза ее были широко распахнуты, губы дрожали. Ощутив, как бросилась в лицо кровь, Шэнь Цзю сделал шаг назад, вглубь беседки — и впечатался спиной в чью-то широкую грудь. — Учитель, — прозвучал над головой низкий голос. — Вам не стоит так волноваться. Сильные руки обхватили его за плечи, и Шэнь Цзю в порыве яростной ненависти дернулся прочь. — Отпусти меня, ты… Что-то упало и покатилось по полу. Похолодев, Шэнь Цзю увидел знакомую бутылочку. Они рванулись вчетвером: он сам, Ло Бинхэ, Нин Инъин и Цинь Ваньюэ. Но Ло Бинхэ оказался быстрее — он подхватил склянку и поднял ее высоко в воздух, не сводя с Шэнь Цзю яростного взгляда. — Вот, значит, как, — прошипел он. — И откуда же у учителя эта вещь? — Он обвел взглядом всех собравшихся в беседке. — Инъин, это ты ему дала? Или ты, Ваньюэ? — Это я. Лю Минъянь возникла в дверном проеме, прямая, дышащая силой, вновь удивительно похожая на своего брата. Ло Бинхэ перевел взгляд на нее, и Шэнь Цзю увидел, как во лбу у него начинает медленно разгораться демоническая метка. — Вот как, — повторил он. — Разве я не велел тебе… — Я не позволю тебе поступать с ним таким образом, — перебила Лю Минъянь. — И я не позволю появиться на свет этому ребенку. Хватит плодить ненависть, Бинхэ! Он шагнул к ней, положив руку на рукоять меча, но Лю Минъянь не дрогнула. — Я буду драться с тобой, Бинхэ, если потребуется, — проговорила она твердо. — Я не слабее тебя. Внезапно Нин Инъин, до того следившая за ними широко распахнутыми глазами, сорвалась с места и со всех ног помчалась прочь — Шэнь Цзю успел только увидеть, как она, добежав до открытой лужайки, бросает меч на воздух и, вскочив на лезвие, взмывает вверх. Наступила тишина, даже фонтан в саду, кажется, приутих. Ло Бинхэ стоял напротив одной из своих самых любимых жен и, кажется, не знал, что ему делать. Но вот его плечи расслабились, рука отпустила меч. Он сделал шаг назад. — Прошу, оставьте меня с учителем наедине. — Нет, — отрезала Лю Минъянь прежде, чем Шэнь Цзю успел открыть рот. Цинь Ваньюэ тоже не двинулась с места. Цю Хайтан подошла ближе и теперь стояла у входа в беседку. — Мне нужно поговорить с учителем наедине, — настойчиво повторил Ло Бинхэ, нахмурившись. Лю Минъянь упрямо качнула головой. — Ты достаточно оставался с ним наедине, Бинхэ. Ни к чему хорошему это не привело. — Он мой пленник! — судя по голосу, Ло Бинхэ начал терять терпение. Внезапно заговорила Цинь Ваньюэ: — Ты поставил меня старшей женой, А-Ло. А значит, мастер Шэнь, как одна из нас, теперь под моей защитой. — Но не от меня же, — кажется, от удивления Ло Бинхэ забыл гневаться, и Шэнь Цзю почувствовал, как против воли губы растягиваются в улыбке. — Почему нет, — спокойно возразила Цинь Ваньюэ. — Сегодня ты выместишь на мастере Шэне свой гнев, а завтра пожалеешь об этом. Мой долг защитить его от тебя, а тебя — от ошибки. — Почему бы нам… Все вздрогнули и обернулись на Цю Хайтан. Она, спокойная, с прямой спиной, выдержала взгляды и продолжила: — Почему бы нам не отойти на такое расстояние, чтобы мы не могли слышать братца Ло и мастера Шэня, но могли их видеть? Тогда они поговорят наедине, но мы сможем вмешаться, если потребуется помощь. Растерянность на лице Ло Бинхэ достигла такой силы, что Шэнь Цзю отчаянно пожалел о веере: смеяться хотелось все сильнее. Он не позволил, однако, смеху вырваться — скорее всего, вышло бы похоже на истерику. Лю Минъянь и Цинь Ваньюэ теперь обе смотрели на него, и Шэнь Цзю аккуратно кивнул. — Сестрица дело говорит. И взглянул Цю Хайтан в глаза. Несколько мгновений она выдерживала его взгляд, потом потупилась. Лю Минъянь, поманив Цинь Ваньюэ, вышла из беседки и отошла на десяток шагов. За ней последовали и остальные девушки. Шэнь Цзю и Ло Бинхэ остались вдвоем. — Когда это учитель успел так подружиться с моими женами? — в голосе Ло Бинхэ звучал сарказм. Шэнь Цзю устало опустился на скамью. — Это женская солидарность, — ответил он бездумно. Ло Бинхэ раздраженно хмыкнул в ответ. — Знаешь, что это? Шэнь Цзю поднял голову — Ло Бинхэ держал на ладони ту самую склянку. — Средство, чтобы вытравить плод. — Не всякий плод, — Ло Бинхэ сжал склянку в кулаке. — Демонический плод. Много лет назад это средство приняла моя мать. Как ты можешь видеть, сработало не слишком хорошо. В этом опасность, учитель. Вы можете погибнуть, а ребенок — нет. И потом он будет жить со знанием, что мать хотела от него избавиться. Это не делает характер лучше, поверьте мне. Несколько мгновений Шэнь Цзю смотрел на него, изучая горькую складку у рта и страдальчески нахмуренные брови. Ло Бинхэ отлично умел изображать скорбь, но сейчас, кажется, был искренним. — Разве ты не рассказывал мне о своей матери? — О, учитель, — мягкая улыбка коснулась губ Ло Бинхэ. — Вы помните! Я рассказывал вам о своей приемной матери. Она… она была хорошей женщиной… Он вдруг шагнул к Шэнь Цзю вплотную, и тот, не желая, чтобы над ним нависали, поднялся на ноги. Ладонь Ло Бинхэ легла ему на живот. — Я могу убить его прямо сейчас, хотите? — Что? — растерялся Шэнь Цзю, не отводя взгляда от его лица. Ло Бинхэ глянул ему прямо в глаза. — Могу убить его прямо сейчас, — повторил Ло Бинхэ. — При помощи моей крови. Вы не пострадаете. Хотите? Это более верный способ, чем яд. У Шэнь Цзю закружилась голова. Он не сводил глаз с Ло Бинхэ, а тот так же прямо смотрел на него в ответ. — И что будет потом? — Я не знаю. Несколько секунд протекли, вязкие, как капли масла в часах. Ло Бинхэ молчал и стоял неподвижно. Наконец Шэнь Цзю не выдержал. — Ты не сможешь. От собственных слов пришло внезапное облегчение, словно ему теперь не надо было делать выбор. Взгляд Ло Бинхэ сделался растерянным, и Шэнь Цзю вновь едва не рассмеялся. — Учитель… Шэнь Цзю обхватил его запястье и убрал его руку от своего живота. — Ты не сможешь, — повторил он уверенно. — А я смогу. Я хуже тебя, Бинхэ. Не старайся, у тебя никогда не получится стать таким же чудовищем, как я. Несколько мгновений Ло Бинхэ смотрел на него жестко, яростно — Шэнь Цзю даже показалось, что метка во лбу вновь начинает разгораться алым. Но потом его лицо будто пошло трещинами, подобно глиняной маске — надломились брови, скривился рот. Он глубоко, судорожно втянул воздух и чуть запрокинул голову. — О, учитель видит меня насквозь. А я… я так ошибся. Я лишь хотел привязать вас крепче к себе. Я такой глупец. С вами ничего не работает. Вы просто не любите меня, учитель. Вы, такой прекрасный, такой изящный, такой возвышенный — всегда, каждое мгновение, даже когда вы висели на цепях в Водной тюрьме — вы не любите меня. Что бы я ни делал. Что со мной не так, учитель? Расскажите мне! Зажмурившись, Шэнь Цзю ответил: — С тобой все так, Бинхэ. Это я… я не могу тебя любить. Я не могу никого любить. Я ведь сказал — тебе не стать таким чудовищем, как я. Я просто… злобный, завистливый, никчемный человек. Настолько никчемный, что выплеснул свою боль и ненависть на мальчишку, который не был ни в чем виноват. Что-то поднялось в нем, какая-то огромная, непобедимая, горячая волна, и не в силах бороться с ней, Шэнь Цзю преклонил колени и простерся перед Ло Бинхэ ниц. — Моя вина перед тобой безгранична, — голос звучал глухо, горло сжималось. — Я не могу просить о прощении… Он не договорил — его обхватили за талию и легко вздернули на ноги. — Что мне с этим делать? — прошептал Ло Бинхэ, и Шэнь Цзю растерянно посмотрел ему в лицо. — Попросите вы прощения или нет, прощу я вас или нет — что это исправит? И он притянул Шэнь Цзю ближе и прижал его к груди. Шэнь Цзю положил ладонь напротив его сердца, что билось быстро, заполошно, и сжал пальцы. Так прошло несколько длинных мгновений. Наконец объятия Ло Бинхэ разжались, и он чуть отодвинул Шэнь Цзю от себя, не убирая, однако, рук с его талии. — Учитель, я предлагаю вам сделку. — Сделку? — Шэнь Цзю поднял на него глаза. — Какую? Ло Бинхэ глубоко вздохнул. — Я прошу учителя перетерпеть эти девять месяцев и то, что за ними последует, и подарить мне этого ребенка. После этого… я обещаю, учитель будет волен идти куда пожелает. В том числе и вернуться на Тихий пик. Я обещаю также, что приложу все усилия, чтобы очистить имя учителя от обвинений. Я также хотел бы обещать, что верну учителю его прежнее тело… я постараюсь это сделать, но не уверен до конца, что смогу. Несколько мгновений Шэнь Цзю смотрел на него, открыв рот. — Ты просишь… родить тебе ребенка… и после этого я смогу вернуться домой? Ло Бинхэ на мгновение прижмурился, потом открыл глаза и кивнул. — Да, учитель. Именно это я и сказал. — Поклянись! Короткая усмешка коснулась губ Ло Бинхэ. Потом он положил руку на живот Шэнь Цзю. — Я клянусь жизнью моего нерожденного ребенка. Вам хватит этой клятвы? Шэнь Цзю кивнул, не уверенный, что сможет сейчас говорить. У него пережало горло. Он сможет вернуться домой. — Благодарю, — тихо выдохнул Ло Бинхэ и, отпустив Шэнь Цзю, протянул ему руку. — Позвольте сопроводить вас в ваши покои, учитель. Они вышли из беседки, и Лю Минъянь, Цинь Ваньюэ и Цю Хайтан шагнули им навстречу. Но прежде чем кто-то успел сказать хоть слово, на дорожке показался несущийся со всех ног евнух. — Повелитель! Повелитель! — он едва дышал. — Из главного крыла передают… глава ордена Юэ… во дворце! — Что? — резко переспросил Ло Бинхэ, выпустив руку Шэнь Цзю. — Он желает со мной говорить? — Нет, повелитель, — выдохнул евнух. — Он… с мечом… и продвигается сюда. Никто не в силах ему противостоять. Ахнув, Шэнь Цзю дернулся к Ло Бинхэ. Но он не успел ничего ни сказать, ни сделать: крепко выругавшись, Ло Бинхэ выхватил меч и, рубанув по воздуху, скрылся в явившемся портале. — Мастер Шэнь! — Лю Минъянь ухватила Шэнь Цзю за запястье. — Скорее! Она швырнула на воздух меч и, повинуясь ее руке, Шэнь Цзю вскочил на лезвие вместе с ней. Мгновением спустя они уже неслись сквозь извилистые коридоры в главное крыло дворца. Они не долетели до места событий. Шэнь Цзю успел только услышать гневный голос Ло Бинхэ, когда его будто накрыло тяжеленной каменной плитой. Лю Минъянь за спиной охнула, меч ее посунулся вниз, и они едва не полетели кубарем на пол, но, к счастью, девушке хватило силы выровняться и приземлиться плавно. Ощущение давления было чудовищным. Они двинулись вперед, и Шэнь Цзю казалось, что он идет по горло в воде, да еще и навстречу течению. Звон клинков ударил по ушам, когда они шагнули из коридора в обширную залу — Шэнь Цзю не был здесь раньше, но догадался, что это, должно быть, помещение для приемов. Посреди залы бились, высекая искры из клинков, Ло Бинхэ и Юэ Цинъюань — и не нужно было смотреть дважды, чтобы понять: глава ордена побеждает. Шэнь Цзю замер в проеме — он был не в силах идти дальше, но даже если бы не чудовищная, невесть откуда взявшаяся сила, что гнула к земле, все равно не смог бы. Что все это значит? Юэ Цинъюань сошел с ума? Что он творит? — Бинхэ! — отчаянно вскричала Лю Минъянь. Она обошла Шэнь Цзю и пыталась прорваться к Ло Бинхэ, но тоже не могла — казалось, она движется против ураганной силы встречного ветра. Ло Бинхэ отступал под натиском — его тоже гнуло, будто дерево под ветром, но меньше. Шэнь Цзю смотрел за поединком, не в силах отвести взгляд, и постепенно осознавал — этот чудовищный поток силы исходит от Юэ Цинъюаня. Но что это и почему оно возникло? Он попытался двинуться вперед — сам не понимая, зачем, он ничем не мог помочь Ци-гэ, да тот и не нуждался в его помощи, — но в этот момент Ло Бинхэ, не выдержав напора, повалился на одно колено, а рука его, сжимающая меч, обмякла. Ранена? Сломана? — Глава Юэ! — закричала Лю Минъянь. — Пожалуйста! Юэ Цинъюань даже головы не повернул. Его лицо, весь его вид дышали яростью. Шагнув к Ло Бинхэ, он пинком выбил меч из его руки — лицо Ло Бинхэ перекосилось от боли, словно Юэ Цинъюань мимоходом сломал ему пару пальцев — нацелил острие Сюаньсу ему в горло. — Или ты отдаешь его мне по доброй воле, — в голосе Юэ Цинъюаня звучал лед, — или я заберу его, перешагнув через твой труп. Ло Бинхэ оскалился ему в лицо. — Так перешагивай! У Шэнь Цзю тонко зазвенело в ушах, и он ухватился за стену. Юэ Цинъюань пришел, чтобы… — Ци-гэ, — позвал он прежде, чем успел остановить себя, и Юэ Цинъюань вскинул голову и посмотрел на него. Он был бледен, лицо его осунулось, словно он несколько дней не спал. Глаза ввалились. Из уголка рта тонкой струйкой текла кровь. — Ты ранен, — тупо произнес Шэнь Цзю. Ло Бинхэ шевельнулся, и он успел мысленно дать себе пощечину — нельзя отвлекать во время поединка, противник коварен… Но Ло Бинхэ не подумал ни дотянуться до меча, ни хотя бы встать — наоборот, словно бы устроился поудобнее, со злой насмешкой в глазах глядя на Юэ Цинъюаня. — Сяо Цзю, — произнес Юэ Цинъюань и протянул к нему руку. — Мы идем домой. У Шэнь Цзю сжалось горло. Он хотел шагнуть навстречу, но не смог шевельнуться. Он видел, что кровь изо рта Юэ Цинъюаня течет все гуще, а потом и из носа показалась струйка. — У тебя кровотечение из цицяо, — произнес Шэнь Цзю, еле ворочая языком. — Что с тобой случилось? — Неважно, — Юэ Цинъюань шагнул к нему, и от волны силы колени Шэнь Цзю подогнулись, и он пополз вниз. — Я тебе расскажу потом. Я пришел за тобой, сяо Цзю. — Ты пришел за мной, — повторил Шэнь Цзю, чувствуя, как подрагивают, растягиваясь в улыбке, уголки губ. — Ци-гэ пришел за мной… Звон в ушах превратился в грохот, перед глазами все поплыло, и только изможденное лицо Ци-гэ по-прежнему оставалось в фокусе. Из внутреннего уголка его глаза побежала струйка крови. Шэнь Цзю вытянул руку, открыл рот — сказать, — и в это мгновение за плечом Ци-гэ воздвиглась грозная фигура Ло Бинхэ. Шэнь Цзю рванулся вперед со всей силы, что в нем еще оставалась — защитить или хотя бы предупредить! Но усилие стало чрезмерным: в то же мгновение сознание оставило его. *** Шэнь Цзю очнулся в покое, полумраке и тишине. Что-то теплое и влажное, горьковато пахнущее жасмином, закрывало ему лоб и глаза. Похоже, он лежал на постели, укутанный в одеяло — ему было тепло и уютно. Он почти сразу понял, что тишина не абсолютна: раздалось тихое журчание воды, а потом он услышал разговор. Он не мог разобрать слов, но узнал голоса — и безмерно удивился, потому что два из них принадлежали Юэ Цинъюаню и Ло Бинхэ. Серьезно, эти двое что, мирно беседуют? Третий голос тоже казался знакомым, но Шэнь Цзю никак не мог его узнать — только ощущал его странную неуместность. Беседа, однако, текла вовсе не так мирно, как ему показалось поначалу: голоса становились все напряженнее, пока наконец Ло Бинхэ не произнес громко и зло: — Только попробуйте! Я вам не позволю, слышите, я… — Я уже попробовал! — голос Юэ Цинъюаня был полон ледяной ярости. — Полагаю, мне не составит труда… — Замолчите оба! — рявкнул третий голос сухо и повелительно, и в этот момент удивленный Шэнь Цзю узнал говорившего — Му Цинфан! А он-то что здесь делает? Разговор затих, будто оба спорщика поперхнулись. В следующее мгновение прошуршали шаги, и кто-то склонился над Шэнь Цзю. — Шисюн Шэнь? — тихо спросил Му Цинфан. — Ты проснулся? Глубоко вздохнув, Шэнь Цзю стянул с лица повязку и посмотрел на лекаря. — Здравствуй, шиди. Благодарю за заботу. — Не стоит, — Му Цинфан проворно присел рядом с ложем и взял Шэнь Цзю за запястье. — Как ты себя чувствуешь? Шэнь Цзю пожал плечами, не зная, что ответить. Он чувствовал себя хорошо: ничего не болело, его не тошнило… и все же сказать «хорошо» он не мог. — Неправильно, — произнес он наконец. По лицу Му Цинфана скользнула короткая улыбка. — Не знаю, утешит ли это тебя, но мне доводилось наблюдать женщин, беременных первый раз, и они часто ощущали себя «неправильно». Так что ничего особенного в этом ощущении, поверь мне, нет. — Я не женщина, — резко ответил Шэнь Цзю. Му Цинфан поднял на него взгляд. — Телом все же женщина. Более того, насколько я могу судить, физически вполне здоровая, развитая, способная выносить и родить ребенка без особых затруднений, — его взгляд был спокоен и безмятежен, и Шэнь Цзю очень хотелось ударить его кулаком в зубы. — Насколько я понял вашего… — он на мгновение заколебался, словно выбирая слово, — супруга, вы дали ему согласие родить этого ребенка. Юэ Цинъюань громко, с силой выдохнул. Старательно не глядя в его сторону, Шэнь Цзю ответил Му Цинфану: — Ло Бинхэ мне не супруг. Никто ничего в ответ на это не сказал, ничего не спросил. Улыбнувшись, Шэнь Цзю продолжил: — Он мне господин. А я его наложница. Уж не знаю, с чего господину понадобилось брюхатить именно эту… — Учитель, — сквозь зубы проговорил Ло Бинхэ. — Перестаньте. — Как скажет повелитель, — отозвался Шэнь Цзю, краем глаза поглядывая на Ло Бинхэ. Тот был бледен и смотрел прямо перед собой. — Ничтожная рабыня не смеет спорить. Юэ Цинъюань снова вздохнул, и Шэнь Цзю перевел взгляд на него. К его удивлению, Юэ Цинъюань смотрел на Ло Бинхэ едва ли не с сочувствием. Злость удавкой сдавила горло — о, ну конечно, Ци-гэ, настрадавшийся от ядовитого языка своего братца, теперь сочувствует очередному страдальцу, как мило! А они оба — ни в чем перед Шэнь Цзю не виноватые жертвы! — Сяо Цзю… — начал Юэ Цинъюань, повернувшись наконец к нему, но Шэнь Цзю не дал ему договорить: — Многоуважаемый глава ордена с кем-то путает ничтожную рабыню. — Ну зачем ты… — сокрушенно вздохнул Юэ Цинъюань, но снова не договорил, потому что в этот момент Му Цинфан поднялся на ноги. — С вашего позволения, я вас оставлю. Смею заверить всех присутствующих, что здоровью мастера Шэня ничего не грозит. Если во мне будет нужда — обращайтесь. И он вышел настолько поспешно, что еще чуть быстрее — и его уход походил бы на бегство. После длинной паузы заговорил Ло Бинхэ: — Я никогда не считал учителя ничтожным. Унижение учителя не было моей целью. — Конечно, — выплюнул Шэнь Цзю, не в силах сдержаться. — Все, что ты сделал со мной, ты сделал исключительно из уважения. — Если учителю угодно, — произнес Ло Бинхэ, все так же глядя перед собой, — этот неразумный ученик назовет учителя своей женой… — Да, конечно, — снова перебил Шэнь Цзю. — Всю жизнь мечтал стать тысячной женой в гареме демона! Ло Бинхэ наконец развернулся к нему — ноздри его дрожали, рот кривился. — Я могу сделать учителя единственной женой! — Мы заключили сделку, — ответил Шэнь Цзю и откинулся на подушки. — Если мы станем супругами, выполнение ее условий потребует много возни. — Сделку? — невыразительно поинтересовался Юэ Цинъюань. — Да, — отозвался Шэнь Цзю. Гнев остывал в нем, уступая место равнодушию. — Я рожу Ло Бинхэ ребенка, а он в ответ отпустит меня назад, на Двенадцать пиков. Если, конечно, — добавил он язвительно, — Двенадцать пиков согласятся меня принять. — Почему нет? — все тем же тоном спросил Юэ Цинъюань, и Шэнь Цзю зло передернул плечами, снова закипая. — Хм, ну, я даже и не знаю… Потому что я преступник, убийца, шлюха демона, родившая ему выблядка? — Довольно! — рявкнул бледный Ло Бинхэ, и одновременно с ним Юэ Цинъюань произнес: — Сяо Цзю, прекрати. Фыркнув, Шэнь Цзю прикрыл глаза. — Отлично, — прошептал он. — Шэнь Цзю настолько ужасен, что даже непримиримые враги договорились против него. Наступила тишина — никто не спешил возражать. Шэнь Цзю хотелось не то смеяться, не то плакать, но он так и не решил, чего же именно, когда заговорил Юэ Цинъюань, обращаясь к Ло Бинхэ: — Правильно ли я понял? Вы заключили сделку, что сяо… шиди Шэнь родит ребенка, а вы после этого отпустите его? — Верно, — глухо отозвался Ло Бинхэ. — До того, как вы… сделали этого ребенка? — Боюсь, что нет. В комнате вдруг стало тяжело дышать — ощущение каменной плиты вернулось, не такое мощное, как в приемном зале, но похожее. Приподнявшись, Шэнь Цзю увидел, что лицо Юэ Цинъюаня искажено гневом, а рука лежит на рукояти Сюаньсу и тянет его из ножен. — Ци-гэ! Вылетев из постели, Шэнь Цзю подскочил к Юэ Цинъюаню и схватил его за запястья. Тот перевел на него ошеломленный взгляд — и вдруг неистово зарделся, вырвал руки из захвата, попытался — или так показалось ошарашенному Шэнь Цзю — содрать с себя верхнее ханьфу… В этот момент что-то теплое легло на плечи Шэнь Цзю, и руки обняли его со спины, запахивая на нем плащ. Запоздало Шэнь Цзю сообразил, что выскочил в одном только нижнем халате, тонком до прозрачности. Ло Бинхэ поднялся на ноги. — Я оставлю вас, — произнес он стылым голосом, глядя в сторону. — Дела… требуют моего присутствия. И он вышел, не дожидаясь ответа. — Что не так с твоим мечом? — спросил Шэнь Цзю, разбив долгую тишину, что установилась после ухода Ло Бинхэ. — Я слишком спешил его получить, — отозвался Юэ Цинъюань, не глядя на него. — Не совладал с его мощью. Теперь стоит мне обнажить его, и Сюаньсу забирает мою жизненную силу. И дает огромное могущество. — Зачем же было спешить? — спросил Шэнь Цзю, ощущая, как подкатывает к горлу комок. Наконец Юэ Цинъюань поднял на него взгляд. — У меня было очень важное дело, которое я хотел исполнить как можно скорее. В итоге… я получил искажение ци и был заперт в пещерах Линси. И не сумел исполнить желаемое вовсе. — Что же ты… — горло сдавило, и фразу пришлось заканчивать шепотом, — не сказал сразу? Юэ Цинъюань повел плечами, будто ему стало холодно. — Потому что я не пришел. Какая разница, почему, если я не пришел, если я подвел тебя? Всего лишь жалкие оправдания… — Какая разница? — тихо спросил Шэнь Цзю. — Я ждал тебя. Я думал, ты умер, и потому не приходишь. А когда мы встретились… ты, в своем чистом одеянии адепта, умытый, накормленный… выученный лучшими… Знаешь, о чем я вспомнил тогда, Ци-гэ? Что мы на самом деле не братья. Что мы просто двое бродяжек, оказавшихся рядом на улице. Что с того, что ты обещал за мной вернуться? Очевидно, это были пустые слова. Ты добрался до вершины и, конечно, думать забыл о том, кого оставил позади. А почему бы и нет? Кто бы не поступил так же на твоем месте? Он хотел говорить еще, но больше не мог — слезы душили его. Стиснув руки в кулаки, Шэнь Цзю прижал их к глазам. Юэ Цинъюань молчал, и это было невыносимо. — Ты бросил меня, Ци-гэ, — он не был уверен, что шепот его слышен, но и держать эти слова в себе больше не мог. — Ты бросил меня в доме Цю. А потом снова бросил — в ордене, пожалев для меня объяснений. И снова бросил — когда позволил Ло Бинхэ и Старому хозяину дворца забрать меня. Меня ебали в этом доме, Ци-гэ! — закричал он вдруг, и ему показалось, что в комнате задрожали стены. Взгляд Юэ Цинъюаня, метнувшийся к его лицу, был диким. — Драли, как последнюю шлюху! Меня травили в ордене… в детстве и после… твой обожаемый Лю Цингэ, который все никак не мог отстать от меня! Ло Бинхэ ноги мне оторвал! Я жил в боли и страхе всю свою проклятую жизнь, и это ты, ты меня в этом бросил! — Сяо Цзю… — Юэ Цинъюань был бледен до зелени, словно его тошнило; он протянул к Шэнь Цзю руки, но тот шарахнулся прочь. — Пожалуйста, прошу, брось меня снова, и на этот раз навсегда. Ты уже ничего не сможешь исправить, Ци-гэ. Оставь меня в покое. Несколько долгих мгновений Юэ Цинъюань молчал. Казалось, что он постарел на несколько десятков лет — глаза его ввалились, губы выглядели иссохшими и серыми. Шэнь Цзю хотелось плакать при взгляде на него — но он не мог пролить ни слезинки, хотя горло словно тисками сжимало. Наконец Юэ Цинъюань будто отмер — качнулся вперед и низко, до земли, склонился перед Шэнь Цзю. — Я бы хотел просить прощения, но ты не сможешь меня простить, сяо Цзю, — прохрипел он, и в голове Шэнь Цзю всплыло: «Моя вина перед тобой безгранична. Я не могу просить о прощении…» Он действительно вырастил чудовище по своему образу и подобию. Значит, ничего лучше, чем это чудовище, он и не заслуживает. — Пожалуйста, уходи, — тихо произнес он. — Уходи, Ци-гэ. Я не хочу тебя больше видеть. Никогда. Юэ Цинъюань поднялся на ноги. Двигался он тяжело, словно раненый или больной, и Шэнь Цзю укололо запоздалым раскаянием — ведь у Ци-гэ едва не случилось искажение ци, а еще он тут добивает… Но он не остановил Юэ Цинъюаня, когда тот пошел к выходу, и не окликнул, когда за ним закрывалась дверь. Несколько долгих мгновений прошли в тишине, в пустоте одиночества. Шэнь Цзю смотрел в пространство перед собой и не имел сил даже заплакать. Он бы приветствовал эти слезы сейчас. Женщины много плачут. Он слышал от сестриц в борделе, что это приносит облегчение. Он потер грудь — внутри, за грудиной, ныло, как будто там застряло нечто огромное и твердое: ни проглотить, ни вытошнить, — и начал подниматься, но ослабшие ноги подвели его, он зашатался и непременно упал бы, если бы его не подхватили, аккуратно и бережно, под руки. — Бинхэ… — прошептал Шэнь Цзю. — Я здесь, учитель, — отозвался Ло Бинхэ. И в этот момент у Шэнь Цзю задрожали губы, заныли глаза… Слезы пришли в самый неподходящий момент. Он не знал, что делать, но Ло Бинхэ решил все за него — развернул лицом к себе и прижал к груди. Его ладонь прошлась по волосам Шэнь Цзю — ласково, нежно. — Учитель, прошу вас, не нужно плакать. Ничего больше не случится плохого, обещаю. Демон лгал, конечно. Все вокруг Шэнь Цзю лгали. Лгал Юэ Цинъюань — столько лет беспросветной лжи! Лгал сам Шэнь Цзю, притворяясь тем, кем не был. А уж Ло Бинхэ не мог не лгать. Разве не затем Шэнь Цзю вообще здесь, чтобы это чудовище могло его мучить как ему вздумается? Все это, привычное до отвращения, прокрутилось в голове Шэнь Цзю, а потом на него обрушилась такая безразмерная усталость, что он привалился головой к груди Ло Бинхэ и велел себе не думать. — Бинхэ, — позвал он снова, когда слезы наконец иссякли, и оказалось, что Ло Бинхэ сидит на полу, а Шэнь Цзю устроился, как в кресле, в его объятиях. — Я вряд ли вернусь на Двенадцать пиков. Ло Бинхэ промолчал. Он гладил Шэнь Цзю по волосам и вид имел задумчивый и отчего-то слегка печальный. — Тогда, видимо, я должен предложить учителю что-то еще во исполнение сделки? — Ты вернешь мне мое тело. Ло Бинхэ вздохнул. — Я ведь сказал — я попытаюсь. Я не уверен до конца, что смогу. Что еще? — Ты вернешь мне мой веер, — ответил Шэнь Цзю, потому что больше ему ничего не пришло в голову. В самом деле, о чем ему просить? О свободе? Но ему некуда идти. А все остальное демон даст ему и так. Ему предстоит никчемная, жалкая жизнь в гареме, но была ли его жизнь на Тихом пике менее никчемной? Внезапно Ло Бинхэ заговорил: — Сильным людям сложно признаться в своих ошибках. Если бы я был на месте главы Юэ, я бы тоже не сказал правды. Онемев от изумления, Шэнь Цзю уставился на него. Ло Бинхэ, явно вдохновленный его молчанием, продолжил: — К тому же, если подумать, расскажи глава Юэ, из-за чего он не смог прийти за вами, разве бы это не прозвучало так, будто часть вины за то, что случилось с ним, пока он пытался овладеть силой своего меча, лежит на вас? Подобные мысли никак нельзя допустить. — Серьезно? — Шэнь Цзю наконец обрел дар речи. — Ты защищаешь Юэ Цинъюаня? Ло Бинхэ поднял на него взгляд — на скулах его алели красные пятна, и это делало его очень юным и уязвимым. — Я не его защищаю, — буркнул он. — А ваше сердце. Раздраженный, Шэнь Цзю произнес: — То есть нельзя было допустить, чтобы я принял на себя часть вины за то, что Сюаньсу теперь делает с Ци-гэ, но можно оставить меня считать себя ничтожеством, которое даже спасения не стоит?! — Учитель, — Ло Бинхэ стиснул его ладони в своих, — откуда вашему главе Юэ было знать, что вы так чувствуете? Откуда ему знать, как чувствуют себя ничтожества, всю жизнь копавшиеся в грязи? Они встретились взглядами, и к ужасу своему Шэнь Цзю ощутил в своей душе ровно то же, что увидел в этих глазах — понимание. — Он ведь тоже жил в грязи, — пробормотал он, уже понимая, что аргументы его ничтожны. Ло Бинхэ понял это тоже — легко пожал плечами. — Вот такая, значит, чистая и прекрасная у вашего старшего брата душа, что никакая грязь не липнет. Шэнь Цзю ничего на это не ответил, потому что — что тут было говорить? Его душа была уродлива и ничтожна и не только цепляла на себя всякую грязь, но еще и стремилась запятнать чистые души вокруг. Это он, своими руками, превратил нежного восторженного ребенка в демоническое чудовище. Он заслужил все, что с ним случилось, и даже больше. Но прямо сейчас у Шэнь Цзю не было сил винить себя в чем бы то ни было. Прямо сейчас он бы, пожалуй, даже простил себя — если бы имел на это право. Но прощать его должен был другой. Глубоко вздохнув, Шэнь Цзю откинул голову на плечо Ло Бинхэ и закрыл глаза. Он стоял перед закрытой дверью и слушал крики и плач, доносившиеся из-за нее. Потом на плечи его легли ладони и легко притянули к себе. — Открой, — попросил голос, и в нем не было больше ни властности, ни вкрадчивости. Только искренняя, честная просьба. — Я могу помочь. Стиснув зубы так, что они заскрипели, Шэнь Цзю толкнул дверь. Он только успел увидеть это: тощего мальчишку, избитого, в крови и грязи, и отвратительное существо, по ошибке родившееся человеком, что надругалось над ним, когда мимо скользнула страшная тень, и его собственный демон шагнул к мерзкой твари и вздернул ее в воздух за горло. — Как ты хочешь, чтобы я убил его? Какой смерти будет достаточно? — Пусть его просто не станет, — ответил Шэнь Цзю и притянул самого себя, маленького, к себе и закрыл себе глаза ладонью.