Спасибо, что живой

Жизнь потекла ровно и размеренно. Бывали дни, когда самочувствие Шэнь Цзю оставляло желать лучшего. Но его исправно навещал Му Цинфан с бесконечным запасом снадобий, от которых становилось легче. Чаще же Шэнь Цзю ощущал себя хорошо, хотя от чувства неправильности деваться ему было некуда. Постепенно его тело тяжелело, мысли будто бы растекались в стороны, как река в половодье, и он все чаще замирал, глядя, как играет свет на струях фонтана или как пляшут язычки пламени на углях в жаровне. В один из таких дней, когда он сидел в саду и слушал, как журчат, смешиваясь, струи фонтана и голоса девушек, с ним рядом опустилась Лю Минъянь. Шэнь Цзю перевел на нее взгляд и несколько мгновений рассматривал ее, как рассматривал до того воду. Лю Минъянь была красива, печальна и холодна. Шэнь Цзю вдруг удивился тому, что она жена Ло Бинхэ. Да разве же между ними есть любовь? — Мастер Шэнь, — наконец заговорила Лю Минъянь, заметив его внимание. — Ваньюэ сказала мне, что не смогла помочь вам с самосовершенствованием в женском теле. Она считает, что у меня получится лучше. Шэнь Цзю наклонил голову. — Разве сейчас подходящее время? — и он опустил взгляд на свой живот. Под подолом свободного платья ничего не выпирало, но Шэнь Цзю видел себя обнаженным и знал, что живот уже наметился. Его все еще бросало в дрожь, когда он смотрел на это, и временами чувство чужеродности растущего внутри существа становилось настолько сильным, что Шэнь Цзю скручивало от отвращения к собственному телу. Спасал его от этого, как ни странно, Ло Бинхэ. Он ухитрялся всегда оказываться рядом в такие мгновения. Обнимал, прижимал к себе. Укладывал на постель. Любил с такой ошеломляющей нежностью, что Шэнь Цзю никак не мог вместить в голову, что этот же человек мучил его, рвал на куски его тело и брал его силой. Однажды, не удержавшись, он сказал Ло Бинхэ об этом. Демон долго молчал, а потом, криво улыбнувшись, произнес: — Я ведь могу сказать то же самое, учитель. Коснувшаяся его запястья ладонь Лю Минъянь вырвала Шэнь Цзю из воспоминаний. Как же легко он проваливается нынче в свои мысли... — Самое подходящее, — проговорила девушка. — Сейчас вам будет даже проще уйти в медитацию. Она села, скрестив ноги, и Шэнь Цзю повторил ее позу, пока у него это еще получалось. — Считается, что медитация дается женщине сложнее, — Лю Минъянь прикрыла глаза, речь ее текла медленно, словно она читала мантру. — Что у женщин больше суетных мыслей о насущном. Наставница никогда не спорила с этой идеей, но она учила нас, как правильно уходить в медитацию, когда мысли, словно мошкара, одолевают тебя, и сдается мне, многим мужчинам этот способ подошел бы тоже. Она замолчала, будто переводила дыхание, а потом заговорила снова: — Вас учили, что необходимо отринуть все суетное, все земное, очистить свой разум, и после этого только возможно будет погрузиться в созерцание. Но что делать, если думы не оставляют, если они летят в тебя и жалят, будто тысячи насекомых? Наставница говорит — нет ничего хуже, чем силой загонять себя в медитацию, отмахиваться от того, что лезет в голову, потому что за этим неизбежно последует гнев, и где уж тут предаться совершенствованию? Но если смириться с суетой, что не оставляет вас, с мыслями, что терзают вас, если пропустить их через себя, позволить им вертеться в их бесплодном замкнутом круге, принять то, что они предлагают вам — будь то отчаяние, боль, скорбь, ненависть, уныние — тогда, погрузившись в этот хаос и пройдя через него, вы выйдете к чистому озеру своего разума и на берегу его ощутите покой. Ее голос звенел в ушах Шэнь Цзю, и он уже не мог ответить, продолжает ли она говорить или это только эхо ее речей. Неужели на Сяньшу их действительно учат этому? Какие странные, безумные идеи. Как через это можно погрузиться в медитацию? Да знает ли Цинци-шимэй, о чем она говорит? Что она знает о горьких мыслях, об отчаянии, что терзает разум? Об ощущении, что ты худший из худших, что время безнадежно упущено, что тебе никогда не достичь вершины? Разве такие мысли приведут к созерцанию? К совершенствованию? Праведный заклинатель должен быть чист и светел. Может, все дело просто в том, что Шэнь Цзю, уличная крыса, грязный червяк, к тому не способен. И все же он сидел, не двигаясь с места. Раньше такие мысли сорвали бы его на ноги, и он метался бы по бамбуковому домику, не в силах принять самого себя. Самосозерцание — но как созерцать то, что тебе отвратительно? Самосовершенствование — но как совершенствовать то, что считаешь неспособным к совершенству? На глаза навернулись слезы, и он не стал их прятать или давить — просто позволил им тихо течь из-под сомкнутых век. В ушах звенела теплая, не глухая тишина полуденного сада; он слышал фонтан, дальние голоса и медленную, напевную речь Лю Минъянь, в которой не мог больше разобрать ни слова. Что-то толкнуло его изнутри, и он машинально положил ладонь на живот. Но толчок шел не оттуда, да и плод был еще не на той стадии, чтобы толкаться. Ощущение шло из даньтяня — оттуда по телу Шэнь Цзю разливалось нежное, золотистое тепло. Глубоко вздохнув, он открыл глаза и встретился взглядом с Лю Минъянь. Несколько мгновений они смотрели друг на друга; потом она, будто завороженная, протянула руку и кончиком пальца провела под глазом Шэнь Цзю, стирая слезинку. Этот жест и ее взгляд неожиданно все прояснил: и почему первая жена Ло Бинхэ и не жена ему вовсе, и почему они с Цинь Ваньюэ всегда держатся так близко. Шэнь Цзю даже открыл рот, чтобы озвучить догадку, но сдержался — кто же говорит такое вслух? Лю Минъянь же, смутившись собственного жеста, отдернула руку и спешно поднялась на ноги. Она уже готовилась уйти, но замерла, словно что-то удерживало ее. — Мастер Шэнь, — голос ее звучал негромко. — Долг велит мне… я не могу оставить смерть моего брата безнаказанной. Но… я не хочу верить… — она мотнула головой. — Мастер Шэнь, вы действительно… причастны к смерти Цингэ? В ее голосе было столько боли, что Шэнь Цзю захотелось зажмуриться и отвернуться. У него не поворачивался язык ответить. Да и что он мог ей сказать? Он ведь и сам ничего не знал наверняка. Некоторое время она смотрела на него отчаянным взглядом в ожидании ответа. Но Шэнь Цзю молчал, и глаза Лю Минъянь наконец потухли. — Если вы снова станете самим собой, мастер Шэнь, — голос ее звучал тускло и стыло, — я вызову вас на поединок и убью. Если же нет… я буду считать, что мастер Шэнь умер… а с этой сестрицей у меня нет долга крови. И она, резко развернувшись, так, что взметнулись вуаль и волосы, ушла. После этого Шэнь Цзю долго сидел на одном месте, все так же не сводя взгляда со струй фонтана. Он полагал, что Лю Минъянь после этого разговора не захочет иметь с ним дела, но ошибся. Она продолжила наставлять его в искусстве медитации, и удивительным образом ее способ оказался для Шэнь Цзю верным. Чем-то это походило на отдирание засохшей корки с поджившей раны — больно, но нужно. Прежде Шэнь Цзю считал слезы неуместными при медитации, да и при всем остальном тоже. Но всякий раз, когда они с Лю Минъянь садились рядом, и он закрывал глаза и позволял неизменно гложущим его мыслям накрыть себя с головой, слезы подкатывали к глазам, и он давал им волю. Лю Минъянь не смеялась над ним. Она, кажется, вообще ни над кем и ни над чем не смеялась. Он стал узнавать ее лучше. Однажды вышло забавно: он пришел в сад раньше, чем обычно, потому что в эту ночь ему плохо спалось, и застал Лю Минъянь, спешно записывающую что-то. Это не могло быть каллиграфическими упражнениями — слишком уж быстро двигалась кисть, да и линии ложились на бумагу неровные. — Дева Лю пишет стихи? — полюбопытствовал он, не пытаясь заглядывать в записи. Она уронила кисть, побледнела, покраснела и принялась спешно собирать листы в пачку. — Нет… да. Вроде того. Шэнь Цзю не стал спрашивать дальше. Он стал узнавать лучше и остальных девушек тоже. Словно что-то сломалось между ними, некая ранее непреодолимая стена. Его зазывали общаться, угощали фруктами и сладостями, напрашивались заплести ему волосы, от чего он сначала отбивался, а потом, устав, согласился. Девушки совсем перевозбудились, когда его живот наконец обозначился под платьем. Они вились вокруг Шэнь Цзю как стайка ярких райских птичек, беспрестанно пытаясь угождать ему: то усадить, то принести воды, то проводить под руку до покоев. И, конечно, постоянно просили потрогать живот. Это сначала вгоняло в ступор, потом начало приводить в ярость, а потом Шэнь Цзю смирился и с этим тоже. Только юная госпожа дворца не приближалась к нему, да еще несколько девиц, входивших в ее свиту. И уже очень давно Шэнь Цзю не видел Ша Хуалин. — Что случилось с Ша Хуалин? — спросил он однажды у Ло Бинхэ. — Ты так и не позволил ей вернуться? На лицо Ло Бинхэ набежала тень. — Вообще-то она должна была вернуться из своих родных земель. Я услал ее туда, но уже давно отправил весть, что ссылка закончена. Однако она не вернулась. — Она ведь из южной части Царства демонов? — уточнил Шэнь Цзю. — Я помню, именно туда вы с Лю Минъянь отправлялись подавлять бунты. — Да, — коротко ответил Ло Бинхэ и не стал развивать тему. Это было немного обидно — в конце концов, Шэнь Цзю не был дураком, почему бы не спросить у него совета? Но он обижался недолго — он вообще ни в каком состоянии нынче не пребывал долго, моментально впадая в некое блаженное сонное оцепенение. И сквозь марево ему думалось — неужели со всеми женщинами происходит такое, когда они носят в себе детей? А что же бедные крестьянки и батрачки в городах? Или все дело в том, что ему, изнеженной наложнице в гареме, просто делать ничего не надо, вот он и может себе позволить целыми днями сидеть, бездельничать да гладить себя по животу? Временами он впадал в тоску. Ему хотелось взять в руки меч или хотя бы попробовать пару-другую заклинательских атак. Но хоть его золотое ядро и наливалось силой, он не решался — а ну как навредит себе, а значит, и ребенку. Не то чтобы его беспокоил демонический ублюдок, но сделка… Если, конечно, это можно было назвать сделкой. — Мне кажется, учителю жарко, — сказал Ло Бинхэ. Он стоял перед Шэнь Цзю и ухмылялся с ноткой прежнего раздражающего самодовольства, заложив руки за спину. Шэнь Цзю дернул ртом. Жарко ему действительно было, причем с каждым днем все сильнее — он списывал это на фокусы расплывшегося тела. Он все так же медитировал и делал легкие упражнения каждый день, но расползшуюся квашню, в которую превратилось его тело, было уже не удержать. — А если и так, то что? — раздраженно спросил он. — Велишь своему ледяному демону поселиться в моих покоях? — Ни в коем случае, — широко оскалился Ло Бинхэ. — Учитель слишком прекрасен, чтобы селить в его покоях кого-то, кроме меня. — Договорив, он вынул руку из-за спины и протянул ее Шэнь Цзю. В его ладони лежал сложенный шелковый веер. Пальцы Шэнь Цзю дрогнули, когда он прикоснулся к вещице. Он бережно взял веер в руки, раскрыл его. На белом фоне стремились в небо тонкие росчерки бамбуковых стволов. Костяные пластины тонкой работы сухо щелкнули, когда Шэнь Цзю сложил веер, и нежно зашелестели, когда раскрыл снова. Без сомнения, это была очень дорогая вещь, сделанная на заказ. — Благодарю… У него не нашлось больше слов и, кажется, у Ло Бинхэ их тоже не было. Некоторое время они провели в неловком молчании: Шэнь Цзю раскрывал и закрывал веер, Ло Бинхэ, кажется, смотрел на него — Шэнь Цзю не был уверен, потому что не поднимал головы. — Доволен ли учитель? — спросил наконец Ло Бинхэ, и в его голосе прозвучала робость. Шэнь Цзю коротко вздохнул, развернул веер и прикрыл им нижнюю половину лица. И улыбнулся. — Вполне. Ты хорошо постарался, Бинхэ. Вид у его бывшего ученика был в этот момент такой, что Шэнь Цзю захотелось то ли рассмеяться, то ли погладить его по голове — но он пока не осмеливался ни на то, ни на другое. Между тем чем дольше становился срок, чем больше рос живот Шэнь Цзю, тем хуже он чувствовал себя. Виной ли тому было его нежелание, неумение ощутить себя женщиной, или же демоническое происхождение ребенка давало о себе знать — но все сложнее становилось подняться утром с постели, тем сильнее наливались тяжестью ноги, тем чаще болели кости, зубы, голова… — Тут нет ни вашей вины, ни вины вашего супруга, — сказал Му Цинфан. — Беременность — серьезное испытание для организма. Кто сказал, что это должно проходить легко? Вы кормите своим телом живое существо. Шэнь Цзю содрогнулся. — Это отвратительно звучит, — пробурчал он. Му Цинфан повел плечами, как бы говоря — что я могу поделать? Однако, когда он заговорил вслух, речь пошла о другом. — Глава ордена очень беспокоится за вас, — голос его звучал тускло и невыразительно, и Шэнь Цзю сразу взъярился. — Казалось бы, главе ордена должно быть чем заняться! Можешь передать ему, шиди Му, что беспокоиться не о чем — со мной все хорошо. Можешь также добавить, что беспокоиться следовало раньше! Му Цинфан коротко вздохнул и сильнее сжал его запястье. — Не стоит злиться, шисюн. Это плохо влияет на твое состояние. — Воздух плохо влияет на мое состояние, — огрызнулся Шэнь Цзю. — И вообще все. Скорее бы это закончилось… Однако, хоть он и произносил эти слова, конец страшил его неимоверно. Шэнь Цзю не мог даже в точности объяснить самому себе, чего именно он боится. Боли? Но в его жизни ее было столько, что он был почти уверен — боль от родов вряд ли будет самым ужасным из того, что он пережил. И смерти он тоже не боялся — он точно не хотел умирать, но не мог сказать, что смерть его страшила. Но осознание того, что из его тела выйдет на свет некое другое существо, было ужасающим. Шэнь Цзю начали мучить кошмары — не привычные, из дома Цю, а новые, в которых он лежал на земле, не в силах подняться под тяжестью огромного живота, и корчился от чудовищных, терзающих тело судорог. А потом его живот разрывался пополам, и оттуда выползало нечто страшное, нечеловеческое, некий монстр, который тут же принимался подъедать частички его плоти, а голоса вокруг твердили, что это его ребенок, и так оно и должно быть. В конце концов, разве такое чудовище, как Шэнь Цзю, может произвести на свет что-то хорошее? Он почти перестал спать из страха перед кошмарами, и, конечно, это не укрылось от взора Ло Бинхэ. — Учитель, — произнес он с нескрываемым раздражением, за которым, однако, угадывался страх, когда Шэнь Цзю наконец признался ему в своей беде, — вы разве не помните, что я повелеваю снами? И после этого сны Шэнь Цзю стали исключительно легкими, приятными и не остающимися в памяти. Разумеется, Шэнь Цзю помнил, что Ло Бинхэ повелевает снами. Он точно знал, что именно Ло Бинхэ преследовал его во снах про дом Цю и просил пустить в воспоминания о том, что Цю Цзяньло делал с Шэнь Цзю. Они не говорили о том, последнем сне. Закрывать воспоминания от Ло Бинхэ больше не имело смысла — он слышал, что Шэнь Цзю говорил Юэ Цинъюаню. Прятаться больше было незачем. Меняло ли это что-то в отношении Ло Бинхэ к Шэнь Цзю? Кто его знает. Задавать такие вопросы было бы… неудобно. Но если Шэнь Цзю сейчас, вспоминая о том, сколько вытерпел его ученик Ло Бинхэ на Тихом пике, проникся к нему жалостью, возможно, и Ло Бинхэ теперь жалел его тоже? *** В Царстве демонов было неспокойно. Ло Бинхэ отлучался все чаще: то просиживал часы в зале для приемов, то отбывал с войсками на дальние рубежи. Лю Минъянь тоже начала пропадать. Шэнь Цзю проводил все больше времени в компании Цинь Ваньюэ и Нин Инъин, чьи лица с каждым днем становились все озабоченней, пока наконец Шэнь Цзю не выдержал и не нарычал на них, требуя рассказать, что происходит. — Старик Ша поднял восстание, — призналась Цинь Ваньюэ. — И мы давно уже не слышали ни слова от Ша Хуалин. — Думаете, она помогает отцу? — спросил Шэнь Цзю. Цинь Ваньюэ ответила: — Повелитель именно так и считает. Сестрица Лю, однако, с ним не согласна, она считает, что отец заточил Хуалин и не дает ей связаться с повелителем. — И какие шансы у старика Ша на успех? — спросил Шэнь Цзю. Цинь Ваньюэ и Нин Инъин переглянулись, и последняя нехотя отозвалась: — Они велики. Под его знамена пришло множество кланов, которые недовольны тем, что трон занял полукровка. По большому счету, сейчас это юг против севера. Мобэй-цзюнь, к счастью, остался на стороне А-Ло. Но он не всесилен. — Разве Ло Бинхэ не может призвать союзников из заклинателей? — спросил Шэнь Цзю. — Цветочный дворец, например? Он фактически глава ордена. — Хозяин дворца, кажется, не рвется помочь, — вздохнула Цинь Ваньюэ. — Полагаю, он боится бросать своих людей в бойню. Кроме того, он… — она замялась. — Дело в том, что еще не так давно повелитель излагал идеи об объединении мира людей и демонов, и кажется, Хозяин дворца проникся. Но нынче Бинхэ совсем не думает об этом… Ее голос стих. Шэнь Цзю смотрел на нее, скептически выгнув бровь. — Объединение миров? Он в своем уме вообще? — Кто, А-Ло? — Нин Инъин нежно улыбнулась. — Теперь, кажется, да. Потерев переносицу, Шэнь Цзю сменил тему: — Почему бы ему не обратиться к ордену Цанцюн? После паузы Нин Инъин осторожно спросила: — Вы думаете, учитель, что глава Юэ станет помогать А-Ло? — Я думаю, — нетерпеливо отозвался Шэнь Цзю, — что главе Юэ определенно будет спокойнее с привычным Ло Бинхэ на троне Повелителя демонов, чем с неизвестным чокнутым демоном. — Есть личные моменты… — начала Нин Инъин, и Шэнь Цзю закатил глаза. — Ничего, этим двоим не помешает, они прекрасно способны договориться, я сам видел. Он хотел даже обсудить эту мысль с Ло Бинхэ, но тот, когда явился в покои Шэнь Цзю, пробыл в них так недолго и так бурно, что поговорить оказалось некогда. — Ты… — выдохнул Шэнь Цзю, — точно уверен… что это не навредит? Он сидел на коленях Ло Бинхэ, и тот медленно, плавно, нежно опускал его на свой член, одной рукой придерживая Шэнь Цзю под задницу, а другой обхватив огромный живот, который теперь выглядел так, будто Шэнь Цзю проглотил арбуз целиком. — Я справлялся у лекаря, — промурлыкал Ло Бинхэ ему в ухо. — Он сказал, что это не только не навредит, но даже будет способствовать лучшему самочувствию учителя. — Ерунда какая… — прошептал Шэнь Цзю, прикрывая глаза. Яркое удовольствие растекалось по его телу, вымывая из костей тяжесть и нудную боль. Все-таки этот живот был таким тяжелым. Наверное, демонические младенцы больше обычных… После Ло Бинхэ ласкал губами его потяжелевшие груди с крупными, налитыми сосками, обцеловывал живот, а потом опустил голову между ног Шэнь Цзю и трахал его языком, пока Шэнь Цзю не кончил с громким протяжным стоном. Ло Бинхэ ушел от него в ночи. Сквозь ресницы Шэнь Цзю наблюдал, как он одевается, как застегивает пояс на тонкой талии, как натягивает сапоги на стройные ноги. Картина показалась ему настолько чарующей и прекрасной, что Шэнь Цзю улыбнулся. В этот момент Ло Бинхэ посмотрел на него. Их взгляды встретились, и Ло Бинхэ сделал шаг вперед, опустился перед кроватью на одно колено и прижал ладонь к щеке Шэнь Цзю. — Учитель улыбается, — тихо произнес Ло Бинхэ. — Этот ученик счастлив… Фыркнув, Шэнь Цзю протянул руку и взъерошил ему волосы. — Не задерживайся надолго, — попросил он. Ло Бинхэ поймал его руку и поцеловал ладонь. — Я вернусь утром, учитель. И, взрезав ткань пространства, ушел. Шэнь Цзю, утомленный, прикрыл глаза и вскоре задремал. *** Он проснулся в глухой час перед рассветом от громкого звука, как будто что-то тяжелое упало на пол. Он открыл глаза, но в полной темноте от этого не было никакого толка. Впрочем, почти сразу же перед глазами вспыхнуло, и в свете зажженной масляной лампы Шэнь Цзю увидел перед собой молодую госпожу дворца, а за ее спиной — смутные фигуры заклинателей в золотых одеяниях. — Вставай, — прошипела девица, и в руке ее блеснул длинный кинжал. — Поднимайся, ну! Шэнь Цзю, сев в кровати, одарил ее холодным взглядом. Он буквально ощущал, как взгляды ее спутников шарят по его едва прикрытому телу, но это была меньшая из опасностей. — А если не встану? Она прижала лезвие к его животу. — Тогда я вырежу этого ублюдка прямо здесь и сейчас, хочешь? Да мне все равно, едва не сказал Шэнь Цзю. Да ты не сможешь, хотел сказать он. Но что-то, какой-то древний инстинкт, будто толкнул его, и Шэнь Цзю поднялся на ноги, машинально прикрывая живот рукой. — Дай одеться. Фыркнув, она швырнула в него первым попавшимся ханьфу. — Шевелись! Они двигались по пустым, темным коридорам. Шэнь Цзю не видел стражи — он ее никогда, если подумать, не видел, но вряд ли Ло Бинхэ оставлял своих жен без охраны. Неужели их всех убили? — Что ты плетешься? — шипела за его спиной молодая госпожа. — Ноги не идут, что ли, корова брюхатая? — Не идут, — огрызнулся Шэнь Цзю. — Попробовала бы сама побегать с такой тяжестью! — Надо было избавиться от ублюдка, когда у тебя был шанс! — кончик лезвия кольнул Шэнь Цзю в спину, а голос девицы едва не сорвался на визг — наверное, она бы и кричала, если бы не боялась разбудить дворец. — Тебе некого винить, кроме себя! — Чей это замысел, твой или твоего папаши? — спросил в ответ Шэнь Цзю. Она фыркнула. — Так я тебе и скажу! Просто Ло Бинхэ слишком зарвался в последнее время, надо напомнить ему, благодаря кому он занял такое положение. Шэнь Цзю коротко рассмеялся. — Ты ведь понимаешь, что дело просто кончится тем, что он оторвет твоему отцу руки и ноги? И тебе, возможно, тоже. Поверь, это больно. — Не оторвет, если на кону будет твоя жизнь и этот ублюдок, — она со злобой ткнула Шэнь Цзю кулаком в живот, и он едва подавил болезненный вздох. — Будет шелковый и послушный, как барашек. — А тебе-то с этого что? — с насмешкой спросил Шэнь Цзю. — Предположим, он сделает как велит твой папаша, тот вернет ему меня… а что с этого получишь ты? Как не была любимой женой, так и не будешь. — Заткнись, шлюха! — взвизгнула она. — Что ты понимаешь… Бин-гэ любит меня! Он так ухаживал за мной! Я ему жена, а ты просто… девка, которую он берет на ложе! — Дура безмозглая, — с ядовитым смешком отозвался Шэнь Цзю. — Он ухаживал за тобой, чтобы стать зятем Хозяина дворца и его наследником. Как будто ему не стало плевать на тебя задолго до моего появления. Значит, твой отец придумал этот великолепный план с моим похищением? Ну так ты с этого вообще ничего не получишь. — Я не получу? — прошипела она. — Уж поверь, я еще как получу! Ты не выйдешь из Цветочного дворца живой, дрянь! А я с наслаждением попрыгаю на твоем трупе! — Что происходит? Процессия замерла, заклинатели в золотом схватились за мечи. Из полумрака дворца выступила высокая женская фигура. — Сестрица Хайтан… — пропела молодая госпожа несколько растерянно. Цю Хайтан цепким взглядом окинула всю сцену — на мгновение ее глаза задержались на Шэнь Цзю, — а после посмотрела на молодую госпожу. — Мне кажется, сестрица, тебе не помешает помощь в деле с этим… человеком. — О да, — отозвалась молодая госпожа, и глаза ее заблестели. Шэнь Цзю устало прикрыл глаза. Они шли долго и так быстро, как только могли, пока коридоры крыла, где жили жены Ло Бинхэ, не сменились переходами Цветочного дворца. Молодая госпожа вела их дальше, через пустые залы, по лестницам вниз, и вскоре Шэнь Цзю начало казаться, что он больше не сможет сделать ни шагу — ноги словно свинцом налились, тело ощущалось неподъемно тяжелым, и от усталости ли, или от боли, но его начало скручивать короткими судорожными спазмами. На очередной лестнице он споткнулся и тяжело упал на колени. Молодая госпожа, заметив заминку, притопнула ногой. — Вставай! — рявкнула она и дернула с пояса кнут. — Или я начну погонять тебя, как скотину! — Сестрица, не трать силы, — примирительно заговорила Цю Хайтан. — Я помогу. Она закинула руку Шэнь Цзю себе на плечи и подняла его на ноги. Молодая госпожа, недовольно скривившись, отвернулась и зашагала дальше. — Благодарю, — пробормотал Шэнь Цзю, пытаясь не наваливаться на Цю Хайтан всей тяжестью. Ноги почти перестали его держать, и мерзкие спазмы становились все сильнее. — Не стоит, — тихо отозвалась Цю Хайтан. Наконец, кажется, молодая госпожа достигла своей цели. Очередная лестница закончилась, и девица толкнула в сторону тяжелую каменную дверь. Шэнь Цзю споткнулся на пороге и едва не упал вторично: он узнал это место. Он знал его слишком хорошо, от копоти на стенах до пятен на полу. Здесь даже воняло так же, словно за прошедшие месяцы никто не удосужился прибраться. — Что, приятные воспоминания? — хохотнула молодая госпожа, заметив выражение его лица. — Ты вообще отсюда не должен был выходить, тварь! Она дернула его вперед, отрывая от Цю Хайтан, протащила по черному мосту и пнула в поясницу, и Шэнь Цзю тяжело упал на пол, едва успев подставить руки. Признаться, лежать было лучше, чем стоять — но тем не менее, он поднялся, потому что валяться у нее в ногах был не намерен. — Я с удовольствием посмотрю, как Ло Бинхэ лично прикончит тебя, — прохрипел он, глядя на молодую госпожу со всей ядовитой насмешкой, на какую был сейчас способен. — Возможно, ты и сама проведешь какое-то время в этом месте. Уж он умеет мучить. — Болтай, болтай, — хохотнула она, хотя лицо ее слегка побледнело. — Посмотрим, кто останется… Она резко смолкла, глядя под ноги Шэнь Цзю — и он, возможно, удивился бы, что вызвало такое внимание, если бы в то же мгновение не почувствовал это сам — влагу между ног. Цю Хайтан сдавлено охнула. Молодая госпожа, позеленев лицом, развернулась и рванула обратно через мост. — Уходим! Сейчас же! — Нет! — закричал Шэнь Цзю, ощутив прилив дикой паники. Он не мог, не мог остаться с этим наедине! — Нет, пожалуйста… — Сестрица, — заговорила Цю Хайтан, тоже белая как мел. — Мы не можем его оставить. Если он умрет, у тебя не будет заложника. И ребенок! Бинхэ важен этот ребенок! Если этот человек и его ребенок умрут здесь, нам нечем будет защититься от ярости Ло Бинхэ! — Ты! — зарычала молодая госпожа, глядя на нее бешеным взглядом. — Ты нарочно увязалась с нами, верно?! Вот и помогай ему сама! — Мне нужна будет помощь! — голос Цю Хайтан звучал яростно и твердо. — Пришли служанок! Нужна горячая вода, полотенца… Выругавшись сквозь зубы, молодая госпожа рявкнула своей охране: — Вы! За мной! Уходим! И они стремительно скрылись за дверью, которая захлопнулась за ними. — Хайтан… — вырвалось у Шэнь Цзю, и он сполз на пол — ноги его больше не держали. Его скручивали болезненные судороги. — Сяо Цзю, — молодая женщина подбежала к нему. — Тебе нужно лечь. Он растянулся прямо на каменном полу, и она уложила его голову к себе на колени. Постанывая сквозь зубы от боли, он уткнулся лицом в ее подол. — Хайтан… сестрица… прости… я причинил тебе столько боли… — Нет, нет, — прошептала она, обхватывая его руками, и Шэнь Цзю почувствовал горячие капли на лице, — это ты прости меня, это я виновата. Я догадывалась… знала… видела. Просто не хотела верить. Это так ужасно, сяо Цзю… Он схватил ее за руки — хотел нежно, но тут его скрутила очередная схватка, и он с силой сжал ее ладони. Но Цю Хайтан даже не охнула. — Ничего не бойся, сяо Цзю, я помогу тебе… я сделаю что могу… я принимала роды… Она не успела закончить, когда дверь снова открылась, и кого-то швырнули в темницу, и она упала на четвереньки на самом краю рва. — Вот! — рявкнула молодая госпожа. — Помощница! Она сама хотела рожать, ну так небось знает, что делать. Цинь Ваньюэ, качнувшись, поднялась на ноги. Взгляд ее скользнул по Шэнь Цзю и Цю Хайтан, губы дрогнули. — Госпожа, — твердо заговорила Цю Хайтан. — Я повторяю свою просьбу. Горячая вода и полотенца. И желательно одеяло. Зашипев сквозь зубы, молодая госпожа снова скрылась за дверью, а Цинь Ваньюэ подошла к ним и опустилась на колени рядом с Шэнь Цзю. — Ничего не бойтесь, мастер Шэнь, — тихо произнесла она. — Мы не позволим вам и малышу пострадать. Дальнейшее слилось для Шэнь Цзю в один бесконечный поток выламывающих тело схваток, боли, усталости, криков и парализующего ужаса. Он так и не понял, исполнила ли молодая госпожа просьбу Цю Хайтан — это вскоре перестало иметь значение, как и весь прочий мир. Он хотел только одного — чтобы все закончилось. Его трясло от боли и холода, но при этом он был весь мокрый от пота и он даже думать не хотел от чего еще; удивительно было то, что сквозь боль и ужас к нему неумолимо пробивалось омерзение, хотя, казалось, этому чувству тут вовсе не должно было быть места. Он просто хотел, чтобы это закончилось. Как-нибудь. Появлением ли на свет младенца, его ли, Шэнь Цзю, смертью. Он не думал в эти часы ни о ребенке, ни о себе самом. Он просто хотел покоя. Столько всего было в его проклятой жизни, но никогда не было покоя. Иногда, когда звон собственных криков в ушах стихал, он слышал, как Цинь Ваньюэ и Цю Хайтан что-то ободряюще говорят — то ли ему, то ли друг другу. И еще он слышал сорванный женский голос, бормочущий: «Пожалуйста, хватит… пожалуйста, прекратите... не могу больше…» Очень не сразу Шэнь Цзю понял, что это говорит он сам. Он не слишком хорошо осознавал течение времени, но, кажется, длилось все это действительно слишком долго. Голоса женщин над ним становились все более встревоженными и озабоченными, их лица, которые он видел временами в просвете марева, застилающего глаза — все более растерянными. Наконец наступил тот момент, когда Шэнь Цзю понял, что больше не может. Они просили его тужиться, но у него уже не было сил. Он даже боль почти перестал чувствовать — она просто торчала в нем, будто нечто не слишком острое, вонзенное в живот. Он лежал, раскинувшись на полу, в крови, в поту, безобразный и растерзанный, и сил у него оставалось только чтобы дышать. — Мастер Шэнь, — прошептала Цинь Ваньюэ, сжимая его руки. — Пожалуйста, ну! Еще чуть-чуть. Она говорила это уже очень давно. Шэнь Цзю больше не мог верить в это «чуть-чуть». — Сяо Цзю… — прошептала Цю Хайтан и провела ладонью по лицу — то ли слезы вытирала, то ли пот. — Ребенка можно вырезать из живота, я знаю, — прохрипел он. — У кого-нибудь из вас есть нож? — Ты же умрешь, — беспомощно возразила Цю Хайтан. — Это ничего, — он мотнул головой, пытаясь выплюнуть попавшие в рот волосы, но не преуспел. — Мне в любом случае не стоит жить… не стоило… Пальцы Цинь Ваньюэ с силой сжались на его руках. А лицо Цю Хайтан вдруг исказила ярость. — Чушь! — прошипела она. — Ты достоин жить… ты достоин всего самого лучшего! Ты столько перенес! Ты будешь жить! Ты нужен… столько людей любит тебя… я люблю тебя! — из глаз ее полились слезы, но голос не утратил силы. Она прижала ладони к его животу и надавила. — Пожалуйста, сяо Цзю, одно, последнее усилие! Это было не одно и не последнее усилие. Но она что-то сделала с ним — он не знал, что, не знал, в самом ли деле сделала или это было только в его голове. Но он совершил это усилие. А потом он услышал крик. Громкий, пронзительный, переходящий в протяжный плач. Цинь Ваньюэ ахнула в голос и что-то невнятно залопотала, а Цю Хайтан, сжав ладони Шэнь Цзю, склонилась над ним. — Это девочка, сяо Цзю! Все получилось! Это девочка! — Хорошо… — прошептал он едва шевелящимися губами. У него было чувство, что вот сейчас он и умрет, и все же, когда Цю Хайтан поднесла к его губам чашу с водой, он сделал несколько глотков. — Вот, — Цинь Ваньюэ уже успела завернуть ребенка в полотнище и протягивала его Шэнь Цзю. Глаза ее сияли. — Нужно приложить к груди. Как вы себя чувствуете, мастер Шэнь? Он понятия не имел, что еще за «приложить к груди», но Цинь Ваньюэ сама прижала этот невнятный кулек к нему, и Шэнь Цзю с изумлением увидел, как крошечные губы обхватили его сосок. — Хорошо, — ответил он на вопрос Цинь Ваньюэ и вдруг с изумлением ощутил, что это правда. Он действительно чувствовал себя хорошо. Усталость проходила, будто кто-то вливал в него силы, и боль оставляла его так стремительно, как будто… — Бинхэ где-то рядом, — тихо произнес Шэнь Цзю и инстинктивно прижал ребенка плотнее. Обе девицы уставились на него изумленно. — Кровяные паразиты, — пояснил Шэнь Цзю. — Я чувствую, как они работают во мне. Несколько мгновений прошли в тишине. Потом Цю Хайтан растерянно пробормотала: — Что же нам делать? Шэнь Цзю посмотрел на нее изумленно — эта женщина, которая совсем недавно предъявляла требования молодой госпоже, помогала ему рожать, с отчаянной силой убеждала его жить, сейчас спрашивает, что им делать? Но он не успел придумать ответа — Цинь Ваньюэ произнесла: — Пока ничего. Давайте подождем. Сестрица Хайтан, помоги мне обтереть мастера Шэня. И пока Шэнь Цзю кормил младенца, обе девушки старательно обтирали влажными полотенцами кровь и пот с его тела. Их движения были мягки и бережны, младенец возился у груди, и несмотря на то, где они все находились, Шэнь Цзю стало настолько спокойно, что он даже придремал и успел увидеть короткий сон: он сидел на лужайке перед своим бамбуковым домиком, разливая чай, а вокруг него теснились люди, и хотя он не видел толком их лиц, и было их много, каким-то образом все они были ему приятны. Он проснулся резко, от внезапного грохота. Младенец у груди завозился и захныкал, а Цинь Ваньюэ и Цю Хайтан подсели к Шэнь Цзю ближе, едва ли не прижавшись к нему с двух сторон. — Помогите мне одеться, — шепотом попросил он. Они послушались. Одевшись, Шэнь Цзю поднялся на ноги — к счастью, они держали вполне крепко. Дворец за стенами темницы больше не был тих. Они слышали нарастающий шум: крики, звон клинков. Во дворце шла битва, и она приближалась к их двери. Шэнь Цзю внезапно некстати вспомнил, как прислушивался раньше к звукам, доносящимся из-за этой двери. И страшился их. Звуки чаще всего означали возвращение Ло Бинхэ, а это несло с собой новую порцию боли. Думал ли он тогда, что однажды будет надеяться, что Ло Бинхэ войдет в эту дверь? Дверь распахнулась слишком рано — шум сражения не успел докатиться до нее. Ворвавшаяся в темницу встрепанная девушка окинула их безумным взглядом и рванулась куда-то к стене. С запозданием Шэнь Цзю узнал в ней еще недавно блистательную молодую госпожу дворца. — Она хочет убрать мост! — вскричала Цинь Ваньюэ. Но прежде чем она успела броситься к молодой госпоже, прежде чем та успела запустить механизм, в распахнутую дверь влетела еще одна фигура и, не произнеся ни слова, метнула в молодую госпожу меч. Мощный удар швырнул юную девушку к стене — клинок, пронзив плечо, пригвоздил ее к камню. Раздался визг, оборвавшийся плачем, и в ответ заверещал ребенок на руках у Шэнь Цзю. — О нет! — он встряхнул малыша. — Только не это! — Дай сюда, — с ноткой гнева произнесла Цю Хайтан, отнимая у него ребенка. — Кто так… Цинь Ваньюэ тем временем уже бежала по черному мосту навстречу их спасителю — вернее, спасительнице. Лю Минъянь коротко обняла ее и повернулась к остальным. — Нужно уходить. Повелитель прислал меня за вами. — Где он сам? — спросил Шэнь Цзю, быстро подходя к ним. За ним спешила Цю Хайтан. — Бьется, — коротко ответила Лю Минъянь. А после подошла к молодой госпоже дворца и безжалостно выдрала свой меч из стены и ее плеча. Девица сползла на пол, всхлипывая. — Ее нельзя так оставлять, — озабоченно сказала Цинь Ваньюэ. — Предлагаешь ее добить? — вскинула бровь Лю Минъянь. — Минъянь! — Давайте уйдем, — вмешался Шэнь Цзю, и они послушались его. Они вышли из темницы и поспешили по коридорам дворца. Похоже, Лю Минъянь пробилась к ним в одиночку через толпу врагов — Шэнь Цзю никогда не приходило в голову, что уровень ее сил настолько высок, но, кажется, она была достойной сестрой своего брата. Лучше всего было бы пролететь по этим коридорам на мече, но из них четверых при оружии была только Лю Минъянь. Приходилось бежать, причем не слишком быстро: Цинь Ваньюэ и Цю Хайтан, много часов проведшие подле Шэнь Цзю, не слишком хорошо держались на ногах. Да и он сам, несмотря на помощь кровяных паразитов, не был полон сил. — Что происходит? — на бегу спросил он у Лю Минъянь. Она ответила: — Повелитель подавил восстание на юге, но старик Ша попытался переломить ход битвы. Похоже, они были в сговоре со Старым Хозяином Дворца — старик сообщил повелителю, что его жена и ребенок в заложниках. — Так и сказал? — фыркнул Шэнь Цзю, и у Лю Минъянь глаза блеснули улыбкой. — Так и сказал. Кажется, он не слишком разобрался, о чем идет речь и кто такой мастер Шэнь. Зато вот повелитель все сразу понял. — И что сделал? — Разрубил старика от плеча наискось, — невозмутимо отозвалась Лю Минъянь. — Оставил Мобэй-цзюня разбираться с остатками армии, а сам прорезал пространство, и так мы попали сюда. — Мы? — Повелитель, я и подмога с Двенадцати пиков. Шэнь Цзю сглотнул подкативший к горлу комок. Вот, значит, как… Однако прежде чем он успел задать еще хотя бы один вопрос, впереди снова что-то загромыхало, а потом оттуда пахнуло жаром. Они остановились. — Дворец горит, — озабоченно проговорила Лю Минъянь. — Проклятье, известный мне выход в той стороне. Ваньюэ, ты сможешь вывести нас отсюда? — Я попробую, — произнесла Цинь Ваньюэ, бледная, как полотно. — Надо попробовать запечатать огонь здесь хотя бы на время, — сказал Шэнь Цзю. — Иначе он распространится и перекроет и другие выходы тоже. У кого-нибудь есть талисманы? Талисманы нашлись у Лю Минъянь, и Шэнь Цзю активировал их и разместил на проходе, напитав таким количеством силы, каким только мог. Конечно, они не задержат огонь надолго, но какую-то фору дадут. И снова был бег по коридорам, но теперь дворец перестал быть пустым. Повсюду метались люди, кто-то даже пытался нападать на них, но Лю Минъянь легко отбивалась. Пока очередной поворот не вынес их прямо на большой отряд заклинателей в золотых одеяниях Цветочного дворца. Лю Минъянь резко остановилась и обнажила меч. — Надеешься, что сможешь одолеть всех моих воинов? Во главе отряда стоял старик, при виде которого Шэнь Цзю перекосило. Старый Хозяин Дворца, который громче всех кричал, какой Шэнь Цинцю чудовищный преступник и подлежит наказанию, — сейчас он улыбался, созерцая группу девушек перед собой. — Моя милая Ваньюэ. Моя дорогая Хайтан. Вы уже успели забыть, чьей милости вы обязаны? Решили, что за спиной Ло Бинхэ вам ничего не грозит? — Так ведь и ты решил то же самое, старик, — надменно отозвался Шэнь Цзю, не дав девушкам ответить. Старый хозяин смерил его взглядом. — А я не верил слухам. Но вас, мастер Шэнь, сложно не узнать даже и в таком виде. Могу понять, почему Ло Бинхэ это сделал… вы действительно превосходны. — Слюни утри, — грубо ответил Шэнь Цзю. Старик ухмыльнулся, а потом выбросил вперед руку. — Взять! Цю Хайтан нырнула к стене, за спину Лю Минъянь, укрывая собой ребенка, и одновременно с этим Шэнь Цзю и Цинь Ваньюэ, не сговариваясь, ударили волной духовной силы, сбив с ног первые ряды нападающих. Лю Минъянь же прянула вперед и быстрым взмахом меча отсекла руку воину, который посунулся навстречу в надежде на легкую победу. — Ваньюэ, лови! Та подхватила переброшенный ей вражеский меч, взвизгнула от отвращения, скинув с рукояти отрубленную кисть, и тут же ринулась в бой бок о бок с Лю Минъянь. Девушки рубились превосходно, но противники слишком превосходили их числом. Шэнь Цзю крикнул: — Старик, а почему ты и твои воины здесь, а не сражаетесь с Ло Бинхэ? — Зачем же мне с ним сражаться? — улыбнулся Старый хозяин. — Он победит, это же очевидно. Но если у меня в руках будете вы… Он не договорил. Темная тень возникла у него за спиной, взлетела рука, и острые, нечеловеческие когти вонзились старику в горло и рванули в сторону. На лице Старого Хозяина отразилось недоуменное изумление — а потом его глаза закатились, и он рухнул под ноги своему убийце. Воины в золотом замешкались, оторопело глядя на своего мертвого предводителя, и Шэнь Цзю мог их понять — он и сам не ждал, что смерть Старого Хозяина будет такой мгновенной и неотвратимой. Между тем тот, кто убил его, шагнул вперед, на свет, и стало видно, что это женщина — изможденная, в синяках и драной одежде, но с мрачным огнем в глазах. — Хуалин! — в три голоса вскричали Лю Минъянь, Цинь Ваньюэ и Цю Хайтан. Она, будто не услышав, с яростным рыком бросилась на воинов Цветочного дворца, и те, забыв про оружие, кинулись кто куда. — Хуалин! — Лю Минъянь обхватила подругу и прижала к себе. — Успокойся! Все, они ушли, успокойся! — Убью каждого! — рычала та, вырываясь. — Разорву! Сожру! Шэнь Цзю выдохнул и прикрыл глаза, ощущая чудовищное желание сесть прямо на пол. Ноги, кажется, перестали его держать. Лю Минъянь все-таки удалось успокоить Ша Хуалин, и вскоре та уже рвано всхлипывала в плечо подруги. Из ее бессвязного рассказа стало ясно, что вскоре после того, как Ло Бинхэ сослал ее к отцу, Ша Хуалин узнала, что отец задумал бунт. Она пыталась предупредить мужа, но не сумела — ее раскрыли и заточили в ее покоях, а после того, как она несколько раз пыталась бежать, сослали в Цветочный дворец, в одну из его темниц. Шэнь Цзю додумал, что, вероятно, таким образом отец Ша Хуалин демонстрировал Старому Хозяину свою лояльность — а может, тот сам потребовал отдать дочь как заложницу. — Ты теперь повелительница южных земель, — заметил он, глядя на нее снизу вверх. Он успел к тому времени с относительным удобством устроиться на полу, а Цю Хайтан подсунула ему малышку к груди, и Шэнь Цзю принял, потому что иначе ребенок ныл не затыкаясь. Ша Хуалин вздрогнула и уставилась на него, явно только сейчас осознав его присутствие. Ошарашенный взгляд ее глаз перебегал с лица Шэнь Цзю на ребенка. — Ты… как… — она будто давилась словами. Потом ее лицо приобрело очень странное выражение, и она присела рядом с Шэнь Цзю и потянула руки к ребенку. — Какой ма-а-аленький… Шэнь Цзю захотелось прикрыть лицо ладонью. Удивительно, но Ша Хуалин, видимо, принадлежала к числу тех женщин, которых умиляют дети. — Надо уходить, — подала наконец голос Лю Минъянь. — Огонь распространяется по дворцу. Чувствуете, как жарко становится? Ша Хуалин, будто опомнившись, отшатнулась и вскочила на ноги. Шэнь Цзю тоже поднялся, отдал ребенка Цю Хайтан, а сам подобрал два меча и один протянул Ша Хуалин. Лю Минъянь оказалась права. Дворец пылал, и в какой бы коридор они ни сунулись, он в итоге заканчивался стеной огня. Шипя сквозь зубы, Цинь Ваньюэ вела их за собой, а Лю Минъянь прикрывала отход. Последний оставшийся им коридор жаром не дышал, но чем дольше они по нему шли, тем громче становились звуки сражения впереди. — Что-то случилось, — прошептала Лю Минъянь, хмуря брови. — Слишком долгая битва… повелитель уже должен был со всеми покончить… Никто ей не ответил, но все невольно ускорили шаг. Сердце Шэнь Цзю болезненно колотилось в груди. Подмога с Цанцюн, сказала Лю Минъянь. Он не спросил ее, что это была за подмога, кто именно пришел с Двенадцати пиков, но почему-то был убежден, что Юэ Цинъюань не остался в стороне. Вспомнилось его изможденное лицо и кровь, текущая из глаз и рта. А для сражения Юэ Цинъюань наверняка снова обнажил свой ужасный меч. Правда, знакомого ощущения давящей силы Шэнь Цзю не испытывал, но мало ли… За очередным поворотом звуки битвы стали оглушительными. Пять женщин теперь уже почти бежали, и через несколько десятков шагов перед ними внезапно распахнулась огромная зала для приемов. Именно здесь кипело сражение, да такое, что не сразу поймешь, кто против кого. Взгляд Шэнь Цзю выхватил фигуры воинов в золотом, потом он увидел заклинателей в одеждах Цанцюн, пару десятков демонов… Но в следующее же мгновение его взгляд приковали две фигуры в центре сражения. Ло Бинхэ бился с Юэ Цинъюанем. — Ты же сказала… — Шэнь Цзю повернулся к Лю Минъянь, ощущая, что кровь отливает от лица. — Двенадцать пиков пришли на помощь… — Так и есть, — подтвердила Лю Минъянь, тоже белая как мел. — Я не понимаю… — Синьмо, — прохрипела Ша Хуалин, не сводя с пары в центре пылающего взгляда. — Синьмо завладел разумом повелителя. Он не понимает, что делает! — Она резко сплюнула себе под ноги. — Вот оставь его на вас… — Не понимаю, — произнес Шэнь Цзю и едва не поморщился от отвратительной беспомощности, прозвучавшей в голосе. Ша Хуалин ответила: — Синьмо — демонический меч. Если повелитель не будет время от времени избавляться от его демонической энергии, меч завладеет им, сведет с ума. Повелитель избавлялся… с нашей помощью. — С вашей? — переспросил Шэнь Цзю, прищурившись. Ша Хуалин фыркнула. — Разумеется! Как избавиться от лишней темной энергии, подумай-ка? И зачем повелителю столько жен? — Он был со мной в ночь накануне похода на юг, — ровно проговорил Шэнь Цзю. — Смею тебя уверить, энергии там было сброшено достаточно. Ша Хуалин примолкла. — Вероятно, — неуверенно подала голос Цю Хайтан, — Старый Хозяин Дворца что-то сделал… Шэнь Цзю медленно кивнул. Была она права или нет, по большому счету, это не имело значения. Если Ло Бинхэ надо избавиться от демонической энергии меча… — Присмотрите за ребенком, — коротко уронил он. И метнулся вперед, в просвет между сражающимися заклинателями, прямо к Ло Бинхэ и Юэ Цинъюаню. Позади что-то отчаянно закричала Лю Минъянь, но остановить его она не успела — Шэнь Цзю прыгнул прямо под лезвие Синьмо, отталкивая Юэ Цинъюаня из-под удара и вскидывая свой меч. Лезвие со звоном сломалось, сила удара швырнула Шэнь Цзю на колени. Он услышал отчаянный крик: — Сяо Цзю! — и в этот момент его посетило понимание — почему он не чувствовал подавляющей ауры Сюаньсу и почему белый меч в руках Юэ Цинъюаня показался ему таким знакомым. Брат сражался его мечом. В то же мгновение Шэнь Цзю вскинул руку и призвал Сюя. Меч влетел в его ладонь, встретил новый удар Синьмо — и устоял. — Уходи! — заорал Шэнь Цзю. — Уходи, Ци-гэ, я… Он не успел договорить — Ло Бинхэ оказался слишком быстр для него. Следующий удар Шэнь Цзю парировать не сумел — лезвие Синьмо вошло ему в живот по самую рукоять. Шэнь Цзю показалось, что он даже не чувствует боли. Просто лицо Ло Бинхэ оказалось вдруг очень близко; и, воспользовавшись этим, Шэнь Цзю вцепился одной рукой ему в запястье, другую закинул на шею и притянул Ло Бинхэ в поцелуй. Этого было ничтожно мало, но большего он сделать не мог. В ушах стоял звон. Шэнь Цзю цеплялся за Ло Бинхэ, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Ло Бинхэ вдруг шарахнулся назад, разрывая поцелуй. Его взгляд, ошарашенный, дикий, но — о счастье! — без пелены безумия остановился на Шэнь Цзю. — Учитель? — Тебе лучше? — спросил Шэнь Цзю. Губы его едва шевелились. Глаза Ло Бинхэ широко распахнулись — он вбирал взглядом всю картину и был в это мгновение так похож на себя в бытность свою учеником, что Шэнь Цзю едва не рассмеялся. Лезвие меча в животе только мешало немного. — У тебя родилась дочь, — сообщил ему Шэнь Цзю шепотом. Шум вокруг нарастал, но при этом становился все глуше, а зрение отказывало — Шэнь Цзю видел теперь только лицо Ло Бинхэ прямо перед собой. — Я не умру, — заверил его Шэнь Цзю. — Ты ведь спасешь меня. Опять. Это хорошо. Не хочу умирать. Губы Ло Бинхэ шевельнулись, но Шэнь Цзю больше не слышал слов. В голове что-то гудело, тьма смыкалась перед глазами. Но он знал, что не умрет.