Your broken eyes like broken soul

Ночная темнота уже давно расползлась по углам, но приглушённый до минимума свет не даёт ей полностью поглотить двоих, в столь поздний час, оказавшихся на кухне. — А-Чэн… Съешь хотя бы немного, — зовёт Вэй Ин, стоящий рядом, и придвигает тарелку ближе. — Не хочу, Вэй Ин. Может позже, — раздаётся немного отстраненный ответ. — Он не острый, честно, — продолжает уговаривать тот. — Просто обычный овощной суп. Не из корней лотосов, конечно… Я его может потом попробую приготовить, хочешь..? Но этот вроде тоже ничего, тебе бы сейчас все-таки поесть. — Я правда не хочу. Потом, — как ни старайся, в голосе все равно сквозит усталость, к которой примешивается слишком ощутимое равнодушие. На данный момент, еда уж точно последнее, что волнует Цзян Чэна. Да и говорить в принципе сложно, но вовсе не потому, что шея перемотана несколькими слоями свежих бинтов. На Вэй Ина смотреть ещё сложнее. Стоит кинуть на него взгляд, такого красивого, домашнего, с перекинутым на одно плечо едва затянутым хвостом, как невидимые лезвия начинают копошиться где-то в районе солнечного сплетения. — Ох, я что-то не подумал… Тебе, наверное, глотать больно? — тихо спрашивает Вэй Ин, прикасаясь к его плечу. И это прикосновение, как огонь. Мурашками растекается по голой коже. Нужно было завернуться в свитер по самый нос, вместо того, чтобы надевать майку. Предательское тело, реагирует слишком неположенным образом. Похоже, у него с разумом и чувствами сейчас явный конфликт. — Да нет, не больно, — старается как можно ровнее ответить Цзян Чэн. — Во мне анестетиков под завязку. Он сам не знает, как толком себя вести. Знает лишь, что ему неимоверно тяжело от того, что Вэй Ин сейчас так близко. Но чтобы тот отходил или убирал руку — тоже не хочется. Понять себя совершенно не получается. — Ладно… Тогда если ты не пойдешь спать, я просто рядышком посижу, хорошо? Вэй Ин придвигает стул и садится сзади. Тут же аккуратно обнимает со спины и укладывает голову между лопаток. Он какой-то слишком осторожный, слишком бережный. А ещё слишком горячий и обжигающий. Губительный. — Умудрились же вы нарваться на каких-то ебанутых… — раздается его чуть приглушенное бормотание, за которым следует сокрушенный вздох. — А-Ин, давай не будем. Просто идиотская ситуация, которую я не хочу обсуждать. По мнению Цзян Чэна тут действительно не о чем говорить. Глупое враньё не заслуживает и капли внимания, только лишних вопросов сейчас не хватает. И он считает, что после произошедшего, у него есть полное право замалчивать всё, что только вздумается. — Как скажешь. Просто… Я всё отойти не могу, после того, как увидел твою шею, — Вэй Ин едва касается губами края повязки. Цзян Чэн смотрит в тарелку, где плавают кусочки сельдерея, и почти сухо отвечает: — Тебе не стоит волноваться. Со мной всё в порядке, правда. — Тоже мне, «в порядке»… — в его голосе мелькает негодование, с явными отголосками испуга. — Не могу выкинуть из головы мысль, что всё могло закончиться намного хуже. — И что бы ты делал? — внезапной тяжестью падает вопрос. Цзян Чэну самому тошно от собственного малодушия, но у него в голове, не замолкая ни на секунду, только и стучит: «Поплакал бы и ушёл к нему? Ушёл бы..? Ушёл..? Ушёл-ушёл-ушёл…» — Не самая лучшая тема для размышлений… Страшная вообще-то, — Вэй Ин на пару секунд замолкает, а затем размеренно отвечает: — Но ты знаешь, А-Чэн, я уже достаточно от тебя бегал, и если вдруг что случится, думаю, в этот раз мне не захочется оставаться позади и… — Ты что такое несёшь, — жёстко прерывает Цзян Чэн, моментально улавливая подтекст. — Это тебе не прошлое. Сейчас все по-другому. И ты тот, кто любит жизнь в любом её проявлении. Пострадал бы немного, погоревал, да оклемался, — получается чересчур резко, но по-другому не выходит, как ни старайся. — А-Чэн, — голос у Вэй Ина становится какой-то тусклый. — А какая разница прошлое, сейчас или нет? Думаешь, было бы не так больно? Потерять кого-то настолько близкого? У меня ведь ближе тебя нет никого. Да мне и не надо. Я же по-настоящему жить начал, только когда понял, что рядом с тобой должен быть. И если что-то отберёт тебя у меня, я не очень хочу знать, как оно будет дальше. Зачем? Лучше попробовать потом ещё раз, правда? Встретиться через сотни… А может даже тысячи лет? И начать всё сначала… Цзян Чэну кажется, что Вэй Ин бредит, так странно и отчужденно звучат его слова. А, собственно, что он ещё ожидал услышать? Что Вэй Ин, как ни в чем ни бывало, будет жить дальше? Или правда признается, что уйдет? Так тот, если и захочет, настолько прямо никогда не скажет. Наплетёт что-нибудь про то, что им нужен перерыв… Попросит дать ему время… Неужели, Цзян Чэн скатился до того, что просто хочет, чтобы его убедили в том, что любят? К горлу подступает неприятный комок и он бросает ещё одно, навеянное слабоволием, и что уж там, гложущим страхом, предположение: — Возможно, всё оказалось бы не настолько трагичным, как ты представляешь. Вариантов на свете много. Знаешь, мало ли кто тебе потом… — Хватит, — перебивает Вэй Ин, сильнее вжимаясь в его спину. — Хватит… Прекрати, — руки крепче обвивают талию. И Цзян Чэн молчит. Ничего больше не остаётся. Он сам не понимает зачем идёт на эти дурацкие провокации, достойные только слезливых романов. Может быть для того, чтобы был явный повод уйти, а может, чтобы найти причину остаться. — Считай это моим личным эгоизмом, — говорит Вэй Ин. — Я просто хочу, чтобы никому из нас не было плохо. «Но ведь нам уже плохо, — мелькает в голове очевидное.» — А если ты куда-нибудь денешься, у меня не выйдет с этим смириться. — Ты не можешь этого знать. — Могу. «Почему..? Почему ты такой? Почему делаешь это со мной, если в тебе живут чувства к другому?» Мысли проносятся какими-то обрывками. На коже чувствуется теплое дыхание Вэй Ина. «Чьего Вэй Ина?» — Разговор свернул куда-то совсем не туда… — тем временем вздыхает тот. — Ты уже сказал дяде, что тебе нужен больничный? — Мне не нужен, — звучит ответ на автомате. — А-Чэн, — мягко зовёт Вэй Ин. — Хотя бы на несколько дней. Я тоже возьму выходные. Ничего там страшного без меня не случится. Побудем дома вдвоем и… — Зачем? Все ведь не настолько серьезно. Перевязки я и сам смогу делать. — Затем. Тебе стоит немного передохнуть, а я составлю компанию. Мы ведь так давно просто не бездельничали… Буду готовить тебе всякую невкусную, полезную еду и насильно заставлять её есть. Отключим телефоны и целыми днями будем валяться в постели. Смотреть сериалы… А ещё рассказывать друг другу страшные сказки, как давным-давно в детстве… Помнишь, А-Чэн? Сказки о злых духах, вынужденных вечно скитаться по просторам Поднебесной… Сказки о проклятых. Мы ведь теперь и сами стали этими проклятыми, ты знаешь, да? — И чем же мы прокляты? — заторможенно спрашивает Цзян Чэн. «Ты думаешь о нём? Думаешь? Думаешь..? Как часто..? Думаешь ведь..? Прекрати это, иначе я не смогу…» — Собой, — просто поясняет Вэй Ин. И это звучит почти, как признание. Кажется, ещё немного и он скажет, что это проклятие раскололо его сердце на две части, как в одной из тех страшных сказок. Вот только хорошего конца у неё не предвидится. Ведь никто не знает, как теперь собрать это сердце воедино, потому что разбила его сила любви, задача которой, напротив, всё исправлять. Но сейчас не тот случай. «Чей ты, Вэй Ин? Всё-таки его? Или мой? Ты мой, Вэй Ин..? Мой… Мой..?» — И какое же спасение от себя? — повисает вопрос в ночной тишине. — Я не знаю… Но когда я с тобой, только тогда у меня ощущение, что всё правильно. Так всегда было правильно. Только вот, раньше я этого не знал, а теперь знаю. И сейчас мне хочется, чтобы мы просто остались дома, раз уж у нас есть повод. Забыли ненадолго обо всем. Хочу думать только о тебе… Если ты против, чтобы я помогал с перевязками, я не буду. Зато я буду тебя все время обнимать… — и пока Вэй Ин говорит, его губы оставляют один за одним невесомые поцелуи на плечах. И Цзян Чэну от этих прикосновений становится так дурно и так сладко одновременно, что, нервы сейчас будто не выдержат и из глаз просто-напросто потекут слезы. Но, хвала богам, он все ещё может это контролировать. — Буду тебя везде целовать… Очень осторожно, чтобы не причинить боли. Буду тебя любить… Его пальцы ласково проводят по животу, от чего все внутри вздрагивает. — Буду тобой дышать… Нет, это все-таки слишком. Сердце совсем сдавливает от проникающего под кожу, обволакивающего шепота. — Буду рядом, пока я тебе нужен. — Ты мне всегда нужен, Вэй Ин, — вырывается на выдохе. Невероятное проявление слабости, но Вэй Ин его ломает, как шквальный ветер сухие ветки. — Значит, я тебя не отпущу, — раздается у самого уха. «Ты всё-таки мой? Мой, Вэй Ин? Мой…» Вэй Ин всё так же сидит сзади и обнимает его, водя кончиком носа и губами по спине. Под рёбрами совсем всё выкручивает от этой нежности, в которую его окунули, затащили. Утопили. — А как же работа? — почти сдаётся Цзян Чэн. — Работа подождёт. Всё подождёт. Давай будем только мы..? Хотя бы чуть-чуть. Дышать почему-то становится немного легче и Цзян Чэн, смиряется, наконец-то уступая своему вечному наваждению. Глупо было предполагать, что ему вообще можно противиться. — Хорошо. Мы останемся дома… И я даже буду есть твою невкусную, полезную еду. Он чувствует, как Вэй Ин улыбается ему в плечо. — А сейчас поешь? Рука сама тянется к ложке. — Ты и правда потом сможешь приготовит суп из корней лотосов? — спрашивает Цзян Чэн. — У меня никогда не получится так же, но я постараюсь. Очевидно, данное Сюэ Яну слово всё же удастся сдержать. Ведь, что бы Цзян Чэн там себе не думал, как бы паршиво всё не было, улыбка Вэй Ина тоже всегда была тем, что давало ему силы жить и двигаться дальше. И пока он мог, он хотел её видеть. Вскоре Вэй Ин утаскивает их в кровать, укладывает голову Цзян Чэна к себе на плечо, и тихим, бархатистым голосом действительно начинает рассказывать какую-то старую сказку из их общего детства. Цзян Чэн, почти провалившийся в сон, уже половину не слышит, но помнит — эта сказка с хорошим концом. Он настолько вымотался и устал за целый день, что под мерный, убаюкивающий рассказ, приправленный щедрой теплотой чужих рук и губ, его, кажется, окончательно развозит. Потому что единственное, чего хочет ещё не до конца отключившееся сознание, это чтобы Вэй Ин обнимал так всё время и не отпускал. Но самого главного, того, что собирался, Цзян Чэн так и не сказал. И неизвестно, скажет ли вообще когда-нибудь. Около месяца спустя — О, А-Чэн, тормозни здесь! В этой кафешке есть шикарный латте с хабанеро! Машина резво виляет в сторону и останавливается почти напротив дверей приглянувшегося Вэй Ину заведения. — Я быстро схожу, ладно? — он наклоняется и прихватывает губы Цзян Чэна в шаловливом, чуть кусачем поцелуе. — Тебе что-нибудь взять? — Не нужно, — слышится спокойный ответ. — Мне так нравится… — тянет Вэй Ин проводя рукой по короткому ежику волос на виске брата. От длины осталась только косая челка до подбородка. Так круто смотрится. Хотя, на Цзян Чэне все круто смотрится. — Иди уже за своей острой дрянью, извращенец, — он мягко улыбается. — О, да, я такой извращенец… — шутливо-развязно говорит Вэй Ин и опять тянется к его губам, дразня невесомыми прикосновениями. — Поэтому дай мне ещё… А то ты потом целоваться не захочешь. — Только не после твоего обожаемого перца, — фыркает Цзян Чэн и притягивает его за шею. Вэй Ин с удовольствием получает свою жаркую дозу любви и внимания, не желая отпускать. Ему хочется побыть извращенцем, который предается разврату чуть ли не на улице, ещё немного. Почти насытившись, он нехотя отстраняется, пройдясь легкими поцелуями по линии челюсти, и вопросительно приподнимает бровь. — Давай-ка, контрольный? — Вэй Ин наклоняется и очень осторожно касается губами чужой шеи, с которой заботливыми руками Вэнь Цин не так давно были сняты все швы. А затем тихо, переживающе спрашивает: — Все ещё болит? — Совсем немного. Не волнуйся. Только вот шрамы останутся. — Совсем светлые, и ты же знаешь, никакие шрамы не помешают мне любить твою шею. Ну… И не только шею, — он хитро улыбается. — Кстати, об этом. Забыл сказать, вчера пришёл тот охренительный бандаж с ремнями по всему телу. Помнишь, я ещё давно под себя заказывал? Протестируем вечером? Или может сразу, как приедем? — Иди, — хмыкает Цзян Чэн. — Слишком много болтаешь, — но по тому, как загорается его взгляд, вполне очевидно, что идея оценена по достоинству. — Намек понял, достанем ещё и кляп, — кивает довольный Вэй Ин, ещё раз чмокает его, утаскивает с панели «авиаторы», и выскакивает из машины. Кофе хочется, страсть как. Он забегает в кафе и сразу же пристраивается в хвост небольшой очереди у стойки. И пока ждёт, вдыхая чудесные ароматы молотых зёрен и выпечки, думает о том, что нужно бы на днях съездить погонять. Не помешает развеяться. Депресняки и глухая тоска по прошлому продолжают досаждать ему. Вэй Ин отвлекается как может, но иногда они пробуждают в нём нечто противоречивое, чужое, что не даёт жить по-человечески и получать полноценную радость от времени, проведённого с тем, кого любишь. Чувство вины уже давно прописалось в его душе на постоянке. Но он старается. Старается сделать так, чтобы эти переживания и вспышки ностальгии не коснулись кого-либо ещё. Вэй Ин на автомате диктует заказ и в голову приходит мысль, что было бы неплохо сгрести в охапку Сюэ Яна с Синчэнем и свалить в выходные за город. Снять какой-нибудь коттедж у озера, набрать еды, бухла и оттянуться по совести. Лето выдалось жарким, с палящим июньским солнцем, заливающим помещение через широкие панорамные окна. По вечерам без лёгкой куртки всё же не обойтись, но сейчас яркие лучи отскакивают и отражаются от зеркальных поверхностей, как от искрящихся горных вершин. Ещё больше ассоциаций добавляет стена, расписанная под заснеженные хребты, на которую падает взгляд. Видимо, дизайн помещения, был навеян чьей-то ностальгической любовью к холоду. В принципе, ничего удивительного, потому что их городскую зиму и зимой-то назвать сложно. Зато этот климатический бонус позволяет гонять на байке почти целый год, что, конечно же, невероятно радует. Но снега иногда тоже хочется. Может вместо озера рвануть на горнолыжный курорт? Сноуборд уже непозволительно долго пылится где-то в недрах квартиры. Вэй Ин даже чувствует приятный пробирающий холод, думая о снежинках, тающих на лице. А потом после кусачего морозного воздуха, сидеть с глинтвейном в руках и греться у жаркого камина. И до умопомрачения целоваться. — Пожалуйста, ваш заказ, Темный Старейшина! Ждём вас снова! — он благодарно улыбается девушке за стойкой и принимает из её рук стаканчик с дурацкой надписью, уже представляя, как с наслаждением вкусит это чудо кофейной индустрии. — Вэй Ин.