SAY MY NAME

Вэнь Цин никогда ни за кем не следила. Ее совсем не заботили глупые слухи и праздные беседы, а уж сплетни она вообще считала пустой тратой времени. Однако сегодня она уже третий раз поглядывала на центральные часы, стоя у ресепшена в ожидании нужных ей бумаг. Стрелки на циферблате вовсю показывали 8:56, во всех кабинетах уже горел свет, а по коридору сновали занятые белые халаты. За исключением всего одного-единственного. — Я тут! Тут! — послышалось от дверей. Тот самый единственный вбежал в холл с крайне растрепанными волосами (больше, чем обычно, стоит заметить), сползшим в одну сторону шарфом и телефоном чуть ли не в зубах. Вэй Усянь был бы не Вэй Усянем, если бы он не опаздывал на работу. Делал он это нерегулярно, несильно, и вообще некритично (ведь всегда умудрялся оказаться на месте почти вовремя и до первого пациента), но неизменно красиво. Однако в такое время он появлялся впервые. — Твоя причина должна быть крайне веской, — отметила Вэнь Цин, стоило только Усяню повиснуть на стойке администрации, умоляюще прося воды и отметку в журнале учета рабочего времени. — А она… — длинные пальцы вцепились в протянутый стакан и тут же подтянули к губам. Припухшим. Покусанным. — Она… — Явно веская, да? — вскинула бровь Вэнь Цин, красноречиво глядя на Усяня и пострадавшую нежную кожу. А затем встречаясь взглядом с чужим. Неприлично довольным и безмерно сияющим. — Кошмарно веская, — выдохнул Усянь, расплываясь в беспринципно яркой улыбке. — Кажется, я даже знаю ее имя, — заулыбалась Вэнь Цин, быстро пробегаясь взглядом по выданным ей картам. — Кажется, я умру от этого имени, — блаженно прикрыл глаза Усянь, чей рабочий настрой помахал ему ручкой еще с самого утра, стоило только открыть глаза и увидеть рядом взлохмаченные короткие волосы и трогательные брови в подушку. Боже мой, о какой работе вообще могла идти речь, если все попытки собраться морально (да и физически) разбивались о сонного Лань Ванцзи, его смущенный взгляд и всяческие попытки сделать вид, что это не он вчера шептал заветное «Вэй Ин» ему на ухо?! Господи, как же все-таки звучало это имя от Ванцзи… — Прости, но, кажется, тебе придется отложить свои невзрослые фантазии, — алый ноготь настоятельно постучал по списку сегодняшних пациентов Усяня, а затем по экрану мобильного телефона, где укоризненно мигало 8:59. Те же 08:59 пеняли Ванцзи, что он не успевает к Сичэню, чтобы помочь ему отвести А-Юаня в детский сад. А ведь он никогда, никогда не опаздывал! Ванцзи сломя голову пронёсся по лестнице, и вбежал в открытые двери, встречаясь со встревоженным взглядом старшего брата. — Прости! — бросил он, стараясь отдышаться. — Я… я просто… И как ему было объясниться? Как рассказать, что утро встретило его в чужой кровати, с горящим лицом, невероятной болью, расползающейся по телу откуда-то от поясницы и подглядыванием за тем, как самый красивый доктор на свете, убирает свои насмерть спутанные волосы в лохматый хвостик? Ванцзи почувствовал, как вместе с острой виной, его накрывает еще и смущением. — Ванцзи… Голос Сичэня звучал странно. Ванцзи осторожно поднял глаза и посмотрел на старшего брата. Тот улыбался. Как-то особенно мягко. — Раздевайся, — добавил Сичэнь. — Попьем чай… — А как же… А-Юань? — тихо поинтересовался Ванцзи. — А твои уроки? — Он уже в садике, а первые уроки я отменил, — Сичэнь коснулся чужих спутанных волос и мягко их поерошил. — Идем. Ванцзи нахмурился. Вот ведь. Выходит он… — Ты никого не подвел, — перебил его Сичэнь. На его губах все еще гуляла теплая, понимающая улыбка. — Но в таком виде тебе нельзя в университет… Хмурые брови приподнялись в непонимании. Сичэнь вздохнул и осторожно провел кончиками пальцев по шее Ванцзи. Где-то за ухом и ниже. Вызывая неприятные ощущения, словно там были синяки. . . … Боже! — У меня есть пластыри и водолазка, — рассмеялся Сичэнь, глядя, как Ванцзи прячет пылающее лицо в руках. — Не стыдись этого. Теперь мы оба знаем, что самое приятное во взрослой жизни. — Брат, — жалобно выдохнул Ванцзи, смущаясь всего этого еще больше. А потом ожил еще и его телефон с волнительным для Ванцзи: «Лань Чжань~ как ты себя чувствуешь? ^т^ кожу не саднит? губы не сильно болят? а поясница??? ** я совсем ничего не успел утром тт». — Добить вы меня не успели утром, — утыкаясь лицом в куртку, простонал Ванцзи. И без того накрывшее его смущение, безудержно хлынуло в кончики ушей, окрашивая их в ярко-красный. Никогда в жизни никто не беспокоился за него так, как в это утро его чудо-доктор! Разве так уж нужно было с беспокойством следить за тем, как он поднимался с кровати и поить кофе, будто он сам не справился бы?! (хотя, да, он не справлялся совсем, а еще это было чертовски приятно, хоть и жутко смущало, и все же…). И все же, ну разве так можно было?! «Со мной ничего такого, я ведь не хрустальный! Не забывайте о себе, пожалуйста!». Усянь цокнул языком, накидывая на плечи белоснежный халат. Лань Ванцзи все также не изменял себе ни на йоту, а Усянь все также был категорически с ним не согласен. Во всем. — Ну что ты за человек такой, а… — с улыбкой протянул Усянь, зажимая в губах черный корпус излюбленной ручки. Лань Ванцзи, что утром так трогательно моргал в его кровати, приглаживал взлохмаченные волосы и смущенно прикрывал тело, влюбившее в себя Усяня, сейчас снова звал его на «вы» и пытался воспитывать. — Ах, Лань Ванцзи, Лань Ванцзи, какой же ты упрямый, — уголки хитрых губ поползли выше, а их хозяин непрезентабельно расползся по рабочему столу, ловко проскальзывая пальцами по полированному экрану. «Не правда, мне виднее ♡~ хрусталь требует бережного отношения, ты — тоже. И не спорь, я знаю, ты хочешь!». Лань Ванцзи с сильным, гибким телом, стойким характером и несгибаемой волей, умел быть еще и чувственным, открытым, почти хрупким. И если бы он услышал эти мысли, то Усянь точно был бы жгуче осужден с ног до головы самым суровым взглядом всех времен и народов. «И что это такое… не забывать о себе? Лань Чжа~нь, ты что, беспокоишься обо мне?». Усянь улыбчиво качнул красной кисточкой, вспоминая, с каким любопытством рассматривал свои пострадавшие плечи на кухне, сонно решив почесать те. — Доктор Вэй? — Доброе утро! Давно вас не было видно… Длинные пальцы отложили телефон с мигающим последним сообщением. «И в смысле «вы», Лань Чжань!!!» Плечи приятно саднило до сих пор. — Не вздумай там разлеживаться, — Цзян Чена всегда было слышно из любых комнат его немаленькой, представительной квартиры. — Мы скоро выезжаем! Я не опаздываю к Вэнь Цин, в отличие от тебя! — Да-да, шеф, — протянул Усянь, лениво растягиваясь на роскошном кожаном диване, всем своим видом показывающим, что если ты не его хозяин, то в жизни ничего не добился. В той самой жизни, которая последние пару дней забилась всяческими мелкими делами, А-Лином, работой и бог знает чем еще, но только не возможностью повидаться с Лань Ванцзи. — Так несправедливо… — разочарованно вздохнул Усянь, раскидывая лохматые пряди по дорогой обивке. Это и, правда, было несправедливо по всем законам вселенной, ведь в его доме до сих пор висел чужой белоснежный костюм, специально оставленный в то утро после долгих уговоров и одного грязного приемчика. Подходящие аргументы, безусловно, были куда важнее, чем безапелляционное «оставь мне причину затащить тебя к себе еще хотя бы один раз». Но кто же знал, что это затянется так надолго! Усянь не видел Ванцзи пару дней, с тоской смотрел на дразнящий тяжелый подол на своем шкафу и бесконечно упрашивал последнего прийти за ней, потому что… — Нам же так одиноко, — вертя в руках тонкий корпус смартфона под тихое жужжание маленького робота-пылесоса, упорно пытающегося попасть под диван. Длинные пальцы коснулись крышки недальновидной техники и охотно указали нужное направление современному искусственному интеллекту. Явно не такому самостоятельному, как обещали рекламы. «Лань Ванцзи~ твой костюм очень ждет тебя. Покрывается слоями пыли и плачет. Прям как я. Приди~ ну, приди. Приди-приди-приди», — Усянь отвел от губ динамик телефона, тут же отправляя сообщение. Эх, жаль Ванцзи не такой разговорчивый, Усянь бы с удовольствием послушал чужие голосовые. А еще поцеловал бы молчаливые губы. И обнял узкую талию. А еще… — Ты все еще лежишь?! — возмутился показавшийся в проеме Цзян Чен. — Я сползаю, — парировал Усянь. — Даже не пытаешься! — Что ты, вот мой мизинец уже на полу. — Вэй Усянь! — Я почти. — Позову Фею! — Уже встаю! Поздний вечер обещал его встретить на станции метро, ведущей к его одинокой квартире. … — Зачем вы опять зовете меня официальным именем? — нахмурился Ванцзи, внимательно и жадно вслушиваясь в отправленное ему сообщение. Голос в трубке бесстыдно тянул слоги и менял интонации так, что у Ванцзи мурашки падали вниз по пояснице. Возмутительно. Невыносимо. Ужасно. Ванцзи сжал трубку, прикрывая глаза, и протянул едва слышно. — Боже, как же я скучаю по вам… Они не виделись всего пару дней, но Ванцзи чувствовалось по-другому. Бесконечное количество времени. Просто огромное. Он больше не мог. — Брат, — Ванцзи заглянул в кухню, где Сичэнь готовил им ужин. Они весь день потратили на то, чтобы собрать двухъярусную кроватку и поставить ее в комнате так, чтобы двум мальчишкам было, где развернуться. Теперь А-Юань распаковывал новую одежду и игрушки для Цзиньи, который должен был переехать к ним после улаживания всех бумажных дел. — А-Яо, написал, что рад был вчера увидеть тебя и спрашивает, как ты нашел его выступление? — Сичэнь указал подбородком на телефон лежащий рядом с плитой. — Подай, пожалуйста, соль. Ванцзи достал с полки белую керамическую коробку и, открыв ее, протянул брату. — Я не разбираюсь в балете, но до последнего не мог отвести от сцены глаз, — а потом, когда Сичэнь кивнул, соглашаясь, добавил чуть тише и смущеннее. — Ты не рассердишься, если я не останусь на ужин? Ванцзи впервые вот так вот отпрашивался. Но ему очень хотелось… — Беги, — кивнул Сичэнь, и на его губах появилась уже знакомая мягкая улыбка. — С той ночи вам ведь так и не удалось увидеться, да? Ванцзи мучительно покраснел, принимаясь скрести пальцами столешницу. Вот обязательно было об этом? Сичэнь тихонько рассмеялся, видимо находя чужое смущение забавным, и кивнул на дверь: — Вы с Усянем должны мне ужин! Ванцзи, не успевший опомниться от первого замечания, окончательно растерялся. — Брат… — осторожно протянул он. Сичэнь редко называл кого-то по имени. Во-первых, это было очень невежливо, во-вторых, означало невероятную степень близости, которую Сичэнь после смерти Фэй, старательно избегал. И вот сейчас… — Я видел его недавно, — признался Сичэнь, не переставая улыбаться. — Он и его ворчливый друг забирали А-Лина из садика. Усянь не переставая говорил о тебе. — Боже, — выдохнул Ванцзи, прячась в ладонях. Этот доктор! — Он обаятельный и искренний, — Сичэнь посмотрел на младшего брата и добавил. — А еще, ты ему очень нравишься. Чего еще мне желать? Беги уже… Ванцзи поджал губы и, постояв в нерешительности пару секунд, все же уткнулся лбом в чужое плечо, с едва различимым: — Он мне тоже. Очень. — Я знаю, — ласково. — Спасибо… И только после подорвался с места, запрыгивая в кроссовки и подхватывая Бичэнь. На станции метро было малолюдно. Хотя учитывая столь поздний час удивляться было бессмысленно. Ванцзи поставил два стаканчика кофе на небольшой выступ и обернул их своим шарфом, чтобы они не остыли, а потом вытащил телефон и набрал выученный назубок номер. И когда на той стороне послышалось заветное: «Лань Чжааааань», Ванцзи понял, что забыл всю заготовленную им речь, поэтому смог выдохнуть лишь сухое: — Жду вас у 10 выхода вашей станции метро. … Усянь нетерпеливо отстукивал пальцами быстрый ритм по мутному стеклу вагона, мысленно упрашивая тот двигаться чуть быстрее. Он скользил взглядом по полупустому поезду, вдоль ярких ламп, спускаясь по поручням к обуви немногочисленных пассажиров, и возвращался обратно к стеклам плотно закрытых дверей с явной надписью «не прижиматься». А жаль. Сейчас Усянь бы с удовольствием это сделал. — И было бы здорово, если бы все же не к вам, — длинные пальцы со смешком постучали по тем самым дверям. Двери были холодными, шершавыми и совсем не походили на Лань Ванцзи, несмотря на подходящие слова. Хриплый динамик разнесся по сонному вагону, невнятно бурча название станции, а Усянь тут же выскользнул в только начавшуюся образовыватсяь щель, совсем не по-взрослому заносясь на повороте к нужному выходу, ловко перескакивая через слишком долгие ограждения, а на лестницу и вовсе взлетая, стоило только взгляду зацепиться за знакомую подтянутую фигуру у входа. — Лань Чжань! — громкое. Чтобы через секунду почти снести младшего, улыбчиво утыкаясь губами в аккуратно стриженные волосы, всего два дня назад торчащие в разные стороны. Какое блаженство. — Только попробуй еще раз назвать меня «вы» и я запру тебя в своей квартире, клянусь. — Не успели прийти, а уже угрожаете, — прошептал Ванцзи, сгребая своего чудо-доктора в объятья. Он скучал даже больше, чем думал! — Я купил кофе, — шепнул он, но выпустить из рук сил в себе не нашел. И то, что люди вокруг начали поглядывать на них странно, сейчас его ни капли не волновало. Он тонул в головокружительном аромате масел, крепких руках и ощущении собственного глупого счастья. Ванцзи сжал пальцами черное пальто и подтянул доктора еще ближе к себе. — Боже, как же мне вас не хватало… Звуча так откровенно. Ванцзи мало говорил, но был предельно честен, когда все же делал это. И такие моменты заставали Усяня врасплох. Ведь как раз о таком почему-то все же молчат. А зря. Очень-очень зря. — И вот ты опять меня смущаешь, Лань Чжань, — шире заулыбался Усянь, даже не думая вырываться из плена коротких волос. Недолгие два дня слишком затянулись. — Возьми ответственность и свою невыносимую юбку, — чуть задевая губами едва покрасневшие кончики ушей. — Она великолепна, но без тебя все же недостаточно, — Усянь любил эту незначительную особенность. А Ванцзи сгорал от неловкости в такие моменты. Чудо-доктор мог всего в несколько слов нокаутировать его стойкость и выдержку. С красными, словно от мороза, щеками, Ванцзи выбрался из чужих рук и потянулся за стаканчиками, только чудом еще не остывшими. — Вот, — черный кофе осторожно лег в чужие пальцы, а Ванцзи сжал свой и выдохнул. — Я могу забрать юбку сегодня, если… если это удобно, конечно. — Ты просто обязан забрать ее сегодня, Лань Чжань, — не задумываясь, ответил Усянь. И потянулся пальцами к чужим, сжимая ладонь в своей. И уже так привычно утягивая ее хозяина за собой. … Утро следующего дня Ванцзи встретил в большой кровати с черными простынями. И ему было почти не стыдно за это. Он вчера первым потянулся за поцелуем и пусть в кровать их привел не он, но он не сопротивлялся. Да и как, если чужие глаза были такими ласковыми, а руки внимательными? Ванцзи всегда гордился тем, что телесные удовольствия были для него не большим удовольствием, чем любое другое. Но разве знал он, что так много зависит совсем не от тебя? Разве мог он представить, как бывает, когда любишь не сам себя, но тебя и это делает тот, кому тебе хочется доверяться без остатка? Ванцзи прикрыл лицо руками. Господи, что же с ним творил его чудо-доктор? Мягкие, прохладные простыни под ним пахли ветивером и иланг-илангом. И от них было приятно и горячо одновременно — так по ночам пах чудо-доктор. Ванцзи дотянулся кончиками пальцев до пустой половины кровати и погладил уже остывшую ткань кончиками пальцев. Чудо-доктор всегда вставал раньше него. Вот и сейчас, если замереть и прислушаться, можно было различить негромкое мычание в кухне. Ванцзи приподнял уголки губ — ему нравилось слушать, как поет чудо-доктор. А еще ему нравилось подглядывать в щелку между дверями. На крепкую, в несдержанных красных полосах, спину. На домашние штаны, ползшие по бедрам при каждом неудачном движении. На спутанные волосы, небрежно схваченные резинкой. На голые ступни с красивой линией подъема. На изящные пальцы, уверенно держащие ручку турки. Такой красивый… Ванцзи закусил губу. И почему же именно ему чудо-доктор разрешил оставлять на себе бессовестные следы? Почему именно Ванцзи разрешил себя целовать, прикасаться так откровенно и называть по имени? Почему? — Как мне сделать так, чтобы вы не захотели кого-то другого? — прошептал он, глядя, как крепкий, ароматный кофе темным водопадом стекает вначале в одну кружку, а затем в соседнюю. Длинные пальцы мягко сжимали удобную рукоятку, прокручивая отвертку в ладони. Она послушно следовала за ловкими руками, неспешно выполняя нехитрую работу. Та не требовала сильной концентрации, полного погружения, да и вообще позволяла Усяню полностью расслабиться и привычно раствориться в собственном сознании. В его размытых силуэтах. Линиях. Ночных красках. И звуках. В тихом шепоте и сильных пальцах. Зацелованных губах и сбитом дыхании. В расцветающих по утру узорах на бледной шее… — Что скажешь? — М? — не понял Усянь, поднимая голову и удивленно встречаясь с красивыми глазами. Яньли сидела напротив и с любопытством смотрела в ответ, сжимая в руках огромную чашку чая, который она любила не меньше, чем Цзысюаня. А может и больше. Усянь с радостью бы поддержал такой выбор. — Ты не слушал меня, А-Сянь? — заулыбалась Яньли. — Снова витаешь в облаках. — Что ты! Конечно… — начал было Усянь, совсем пропустивший момент, когда сестра успела вернуться с кухни, да еще и завести разговор с полностью отсутствующим мозгом Усяня. Вот тебе и оставила нерадивого братишку в собственной квартире с недособранным комодом наедине. — Прости, шицзе, — все же выдохнул Усянь, просительно складывая ладони в извиняющем жесте. Яньли все равно все про него знала. И даже больше. Это почти неловко, если ты не Вэй Усянь. — Связано ли все с этим? — аккуратные пальчики смешливо потянули черную кофту с чужого плеча, обнажая светлеющие тонкие линии по коже. — Ну, шизце, — Усянь со смехом натянул ткань обратно, стараясь придать взгляду хоть толику обвиняющего окраса. Вышло плохо. Яньли рассмеялась. — Он бы понравился тебе, — улыбнулся Усянь, подтягиваясь к сестре и укладывая голову ей на колени. — Надежный, что вешайся. Серьезный, что топись. Честный, что стреляйся… Яньли мягко убрала лохматые прядки с морщащегося носа, как всегда делала в детстве: — И милый, да? — Кошмарно милый, — простонал Усянь в изящные колени. — Милый, трогательный и просто преступно горячий! Яньли снова улыбнулась. Лань Ванцзи и правда показался ей милым, когда она случайно увидела его на детской площадке возле их детского сада, узнавая его благодаря маленькому А-Юаню и собственному сыну, который храбро что-то говорил этому суровому, высокому дяде, пытаясь спрятать не нуждающегося в этом А-Юаня за спиной. — И когда же я, наконец, увижу его, м? — спросила Яньли, тут же прекращая все нытье у своих ног. Это было сложно. Даже если другим казалось нестоящим внимания. Для Лань Ванцзи — это было почти невыполнимо. — Могу ли я попросить сделать справку в долг? Ванцзи стоял во входных дверях хорошо знакомой ему квартиры и смотрел строго перед собой, задевая глазами носки чужих домашних тапочек. Даже те сейчас выглядели сбитыми с толку. Да и как не быть-то? Ванцзи и сам не сразу понял, что произошло, а главное, как он мог попасть в такую ситуацию. Но чтобы ни было, он знал — он был виноват во всем сам. И, соответственно, сам должен был ответить за последствия. — Тренер поставил мне условие, — Ванцзи нахмурился. — Он допустит меня до отчетного выступления, только в случае если я выполнил все предписания врача. Я выполнил все, кроме… –Ванцзи запнулся, но с еще большей решительностью продолжил. — Я виноват. Я знаю. Я не снимаю с себя ответственности. Но… но Сичэнь. Он сейчас улаживает вопросы с усыновлением Цзиньи и это отнимает все его силы. Если он узнает, что я не закончил лечение… я не могу доставить ему еще больше хлопот, — Ванцзи сжал пальцами Бичэнь. — И еще, — по чести, Ванцзи волновано это даже больше всего остального. — Пожалуйста, не думайте, что я всегда поступаю так бесчестно. Я не такой… Он замолчал, принимаясь терпеливо ждать вердикта. В то время, как Усянь глупо стоял в дверях, придерживая на лбу черный шелковый шарфик, связанный концами, и совсем не понимал, почему Ванцзи здесь (а они совсем не договаривались, даже внезапно, как обычно это делали) и сказал так много. — Знаешь, я даже вид делать не буду, что понял хоть что-то, пока ты не войдешь, — заявил Усянь, приглашающее отшагнув в сторону. Разумеется, Лань Ванцзи упрямо остался на месте, верный своим мифическим принципам. И явному смущению. К сожалению, оно сейчас не имело никакого отношения к черным простыням. Жаль. — И не подумаю отвечать, пока не окажешься тут, — отрезал Усянь, хватаясь длинными пальцами за ремень, придерживающий резные ножны, и утягивая стойкого хозяина в квартиру. — Ну, а теперь… — Усянь поймал взглядом осуждающие глаза (наконец, ближе положенного), с улыбкой захлопывая за чужой спиной входную дверь. Такая обстановка для решения вопросов ему нравилась куда больше. … Ванцзи сидел на краю дивана, но уже не мог сосредоточиться на причине своего прихода сюда. На небольшом столике, прямо перед ним, в окружении ароматных масел, лежала самая развратная вещь, какую он только видел в своей жизни — тот самый платок, что был на его чудо-докторе, когда перед Ванцзи открылась входная дверь. — Что это? — спросил Ванцзи, когда чудо-доктор перебросил черный шелк через такие же волосы. — Это? — доктор легкомысленно улыбнулся, выпуская ткань из длинных пальцев. — Глаза завязывал. Не потребовалось больше ни единого слова — Ванцзи уже был уничтожен. Поэтому он не помнил, как объяснил причину своего прихода, не помнил, как чудо-доктор оказался на кухне, и для чего ему понадобилось рыться в ящиках, крутя в руках ручку. Все, на что Ванцзи был способен — это задыхаться от мысли как криминально выглядел его доктор с этим на глазах. А ведь Ванцзи никогда не думал о таком. Никогда… Боже… Он облизал пересохшие губы и потянулся пальцами к платку. — Не знал, что тебя такое заинтересует, — послышалось почти у самого уха Ванцзи. Тот едва вздрогнул, резко отдергивая руку, и обернулся к голосу. — Не бойся, Лань Чжань, тайский шелк не кусается, — рассмеялся Усянь за чужим плечом, устраивая чашку на том самом столике перед Ванцзи. Несмотря ни на что, он все еще был хозяином от Бога с кучей чаев в доме. — Прям как я, — добавили с улыбкой хитрые губы. И этот хозяин все также не стеснялся безобразно красть чужое личное пространство. Потому что один раз взглянув в эти глаза так близко, после не захочется смотреть в них иначе. — Кто сказал, что вы не кусаетесь? — неслышно выдохнул Ванцзи, спешно пряча ладони между коленей и мечтая спрятать также надежно взгляд, который то и дело цеплялся за шелковый разврат. Почему-то из головы не хотели выходить слова о том, что этот платок принадлежит Таиланду. Тому самому, с густыми маслами для массажа любого уровня откровенности, сладко-сочным манго, самым нагим и наглым солнцем во всей Азии, высокими каблуками совершенно для всех и нравами, прячущимися где-то под ними. — И я вовсе не боюсь… — До тебя я делал это крайне редко, — кончики усяневых губ взлетели выше, — И раз ты не боишься, то… — цокнул языком Усянь и потянулся длинными пальцами к черной ткани… — наверняка хочешь попробовать! Да, Лань Ванцзи пришел сюда по делу. Да, оно было озвучено и объяснено во всех подробностях. Да, Вэй Усянь так еще и не дал ответ. Но он честно собирался! И обязательно его даст. Обязательно, как только Ванцзи перестанет смотреть на этот платок, как на самое непристойное, что он видел в его руках. Правда, не сказать, что Лань Ванцзи был так уж не прав. — Говорят, что эта ткань создана специально для ночи новобрачных, — нежный кончик шелка мягко скользнул по незащищенному участку кожи Ванцзи, накрывая шею. Срывая Ванцзи с места. Теперь он стоял и, прижимая пальцы к тому месту, где его коснулась ткань, с отчаянным осуждением смотрел на чудо-доктора. Снова погружая Усяня в это чудесное чувство — как же ему нравился этот взгляд. Яркий. Обжигающий. С таким невиданным количеством разномастных эмоций, смешанных в причудливый узор невероятных глаз, в которых Усянь без стеснения каждый раз тонул, как в первый. — Но я ее использую всего лишь для улучшения своих навыков в слышимости ароматов, — широко заулыбался Усянь, глядя снизу вверх. Боже, каким же милым сейчас выглядел Лань Ванцзи в своем праведном возмущении. — Не смотри так на меня, Лань Чжань, ты меня сбиваешь с мысли, — кончик черного платка заплясал в воздухе, сжатый меж двух пальцев. Но Ванцзи уже не мог. Не мог не смотреть. Не мог не думать. Не мог не представлять. И остановиться, он не мог тоже. Масла, растираемые кончиками пальцев, черный шелк на глазах, смешение головокружительных ароматов… Ванцзи сглотнул. И кто тут кого с мысли сбивает, в самом деле?! К тому же, чудо-доктор улыбался ему, опираясь на спинку дивана, и выглядел при этом так, словно всю свою сознательную жизнь снимался для глянцевых журналов. Невозможно отвести глаз. Ванцзи вот не мог. — Я могу посмотреть? — бесповоротно приговаривая себя. — А? — не понял Усянь. Мягкая ткань удивленно замерла в воздухе. — Посмотреть? — глупо повторил Усянь. — На что посмотреть? Лань Ванцзи молча перевел взгляд на платок в длинных пальцах, а затем вернулся к Усяню, неслышно укоряя в очевидных вещах. Очевидных для себя. Усянь неверяще взглянул на ткань в своих руках: — Да ты шутишь, Лань Чжань… Усяня оглушило громким молчанием. — Ты серьезно хочешь посмотреть на это? — … — Но ведь это же такое смешное занятие… — …! — Да ты и, правда, серьезно, — восхищенно выдохнул Усянь. Лань Ванцзи умел быть бесконечно удивительным. — Но имей в виду, услышу, что ты смеешься, справки не видать, — заявил Усянь, с улыбкой перескакивая через низкий диванчик. Представить себе откровенно ржущего Лань Ванцзи было просто непостижимо. — Так-так, — длинные пальцы тут же выдернули из-за уха длинную стеклянную пипетку, а после коснулись темной ткани, сворачивая ту в узкую полоску и накрывая ей сомкнутые глаза. Позволяя мягко коснуться кожи. Накрыть веки, едва прижимая ресницы. И убежать тонкой тканью по волосам под лохматые кончики хвостика. — А теперь, Лань Чжань, просто подноси мне нравящиеся тебе ароматы, — улыбнулись хитрые губы. И Ванцзи бы действительно озадачился этой просьбой. Старательно и серьезно. Как в любом другом деле, которое ему предстояло сделать. Но, Боже, это было просто невозможно! Черная повязка безжалостно продемонстрировала Ванцзи, как беспомощен он перед чувственностью своего доктора. Ванцзи опустился на колени (никак по-другому ему сейчас не хотелось) и, не сводя глаз с сидящего, потянулся за первым попавшимся бутыльком. Масла возмущенно звякнули, когда в их ряды бесцеремонно вторглись, но Ванцзи было не до этого. Он поймал пальцами гладкое, прохладное стекло и подтянул к ним. Чудо-доктор сделал глубокий вдох, и на его сумасшедше-привлекательных губах расцвела улыбка. — Лань Чжань, ты знаешь, что подсунул мне пачули? Ванцзи рассеянно посмотрел на этику. Действительно пачули. Пачули… что же чудо-доктор говорил об этом запахе?.. — Лань Чжань, это афродизиак, — один из уголков губ опустился, и улыбка превратилась во что-то, с чем Ванцзи бороться не мог. Особенно сейчас. Он сжал бутылочку в пальцах и подался вперед, упираясь ладонями в диван по обе стороны от чужих ног. Пусть чудо-доктор думает, что во всем виновато масло. Пусть что угодно думает, лишь бы мягкие губы можно было бы целовать вот так вот жадно. Боже, как же Ванцзи нравился его Вэй Ин! Который выдохнул слишком шумно. И удивленно. Чужое касание обожгло кожу, а бедра — находящееся рядом тепло ладоней. Усянь совсем не мог ничего разглядеть за несколькими слоями мягкого шелка, лишь чувствовать. Губами. Дыханием. Кончиком языка, так привычно скользнувшему по аккуратному контуру, стоило только Усяню охотно потянуться навстречу. Пробуя губы Ванцзи лишь на вкус, словно еще один редкий эфир. Вслепую исследуя каждый изгиб. Каждую трещинку. Проникая глубже, позволяя длинным пальцам на ощупь найти тренированные плечи и медленно скользнуть выше. Ведя кончиками по изящной линии шеи, изучая полюбившуюся кожу. Без возможности рассмотреть Ванцзи, это было совсем по-другому. Но с приятными нотками знакомого. Усянь любил эти ощущения. Ему слишком нравилось это тело. Эти губы. Короткие аккуратные волосы. И эти глаза, что сейчас наверняка были закрыты короткими ресницами. — Зачем такой несдержанный? — улыбчиво шепнули хитрые губы прежде, чем снова накрыть чужие. И так каждый раз. Вэй Усянь ничего не мог с собой поделать. Каждый раз он бессовестно терял голову, разум и стыд, стоило только Лань Ванцзи забыть о своей сдержанности. Весь маленький жизненный опыт мигом отправлялся прочь, оставляя за собой лишь бесконечное желание оказаться как можно ближе к этому суровому мальчишке с нежными губами. — Зачем такой, Лань Чжань… — шепнул Усянь, оставляя улыбку на чужих, уже влажных губах. Длинные пальцы наугад скользнули выше, мягко по скулам, до самых кончиков коротких волос, притягивая Ванцзи ближе. Не оставляя шанса. Ни подумать. Ни понять. Ванцзи послушно потянулся вперед, упираясь руками в мягкий диван: укладывая чудо-доктора на спинку дивана, обжигаясь о шелковый платок, чужой выдох и собственные мысли. — Вы очень горячий сейчас, — неслышным признанием по чужим губам, чувствуя, как уступают чужие колени, пропуская его между собой. — Очень… Вырывая из Усяня еще один выдох. Ему так хотелось увидеть Ванцзи. Его уже порядком распухшие губы. Дрожащие ресницы (такая трогательная особенность). Уверенный, хоть и смущенный, взгляд под. Взъерошенные собой волосы. И кончики покрасневших ушей. — Оказывается, тебе так нравится шелк… — легкой улыбкой по губам, спускаясь ниже. Усяню кошмарно хотелось взглянуть сейчас на Ванцзи. И одновременно ему совсем не хотелось расставаться с мягкой тканью на глазах. Та дарила ему непередаваемую дрожь сильного тела в собственных руках. Каждый изгиб чувствовался так остро, что Усяню было бы не жалко порезаться. А Ванцзи реагировал так сильно, ослепляя куда больше, чем окружающая темнота. — Лань Чжань, тебе так много надо мне рассказать, — соскальзывая дыханием по шее и прижимаясь к нежной коже за ухом. Совсем забывая, что, возможно, у Лань Ванцзи могли быть дела. Что сам он был тоже вроде как при деле. Да и между ними был какой-то не совсем решенный вопрос. И с каждым новым прикосновением Усяня к Ванцзи, эти мысли блекли и стирались, словно нерадивые гости, зашедшие по ошибке. А Ванцзи не напоминал. И не сопротивлялся. Потому что сам не помнил. Потому что тонул в чужих ласках, плавно перетекающих одна в другую, длящихся, тянущихся томительно долго, невыносимо приятно… Ванцзи сжался, когда чудо-доктор пропустил свои пальцы сквозь его волосы и, судорожно забравшись за чужую поясницу, потянул чудо-доктора за собой, на пол, усаживая на свои колени, целуя в этот же момент жадно, неаккуратно, с жалобным, искренним: «Мне с вами так хорошо…». Заглушая удивленное «мм?» и еще тысячу вопросов, готовых сорваться с неуемного языка. Но бедра коснулись чужих, а стопы утонули в мягком ворсе старого ковра, и все не озвученное улетучилось само собой. Боже, кому тут еще хорошо… — Вот в таком положении я еще не был, — восхищенно выдохнул Усянь, позволяя своим коленям теснее прижаться к чужим ногам. Господи, какие же у Лань Ванцзи были ноги! — Ты снова это делаешь, Лань Чжань, — протянул Усянь, слепо соскальзывая пальцами к сильным бедрам. Ну, Господи же! — Снова смущаешь, — с улыбкой шепнули хитрые губы, медленно проводя подушечками вдоль острых линий. Подавляя в себе жгучее желание увидеть. Наслаждаясь невероятной возможностью почувствовать. Выбивая из Ванцзи уже знакомое: «Ах…», но сейчас куда откровеннее, чем раньше. Эти пальцы все еще умудрялись находить что-то новое, от чего тело накрывало удовольствием, словно штормовыми волнами — неумолимо, круша все вокруг. И чужие бедра не помогали справиться. Если бы Ванцзи знал, как упоительно вот так вот держать своего чудо-доктора, он сделал бы это раньше. Мягкие пальцы очертили выступающие под джинсами косточки, и Ванцзи запрокинул голову — Господи, как же ему остаться приличным сейчас? Мазнув осторожным движением раскрытые губы напротив. Усянь знал это движение. Знал, как Ванцзи прикрывал глаза в непривычном смущении. Знал, как привлекательно открывалась длинная шея в несвойственном беззащитном жесте. Знал, как зацелованные губы с силой прикусывались стойким хозяином, стоило только коснуться бледной кожи. Усянь знал. Но каждый раз тонул в этом чувственном жесте, сдаваясь без сожалений. Как и сейчас, даже с завязанными глазами. — И совсем не жалеешь, — шепотом по шее, а пальцами — по бедрам. Позволяя тем нырнуть за поясницу. И дальше. Вдоль джинсовой строчки. И за. Ныряя указательными до самых костяшек, подаваясь вперед. Несдержанно роняя Лань Ванцзи прямо на мягкий ковер. Снова находя зацелованные губы. Ловя вместе с ними тихий, стонущий вздох. Ванцзи выгнулся, обжигаясь об откровенные пальцы и забрался своими в собранные волосы, запинаясь о черный шелк узла. Причину и источник. Господи, так ведь, наверное, нельзя? Но… но ему так нравилось все что происходило между ним и его доктором, даже если это было так неприлично, как сейчас. Ванцзи пробрался пальцами под платок и прошептал в чужие губы: «Посмотрите на меня…пожалуйста». Заставляя длинные пальцы неаккуратно царапнуть бледную кожу поясницы под собой. Этот голос. Этот невыносимый голос. Редко слышимый, ровный и такой невыносимо глубокий. Усянь плавился от него. Беспринципно. С нескрываемым удовольствием. Особенно когда он звучал так, как сейчас. Близко. Тихо. Бесконечно интимно. — Только если позовешь меня по имени, — улыбнулся Усянь, совсем не собираясь следовать своей угрозе. Длинные пальцы потянулись к мягкому шелку. И чужим ладоням. Касаясь осторожно. Едва ощутимо. Лишь кончиками. Ведя вдоль невидимых вен. Постепенно проскальзывая глубже. И падая меж костяшек. И только с чужим вздохом ныряя в узел и расслабляя кончики темного платка, позволяя тому беспрепятственно слететь с приоткрытых глаз. Разбивая Ванцзи. На мелкие, стонущие, кусочки. — Вэй Ин, — зачарованно сорвалось с пересохших губ. Чудо-доктор смотрел прямо в его глаза. С не опущенными еще руками. С прядями, выбившимися из испорченной прически. Темным, колдовским взглядом. Боже, какой же он был красивый! И Боже, как же Ванцзи хотелось своего доктора всего для себя без остатка! Он подался вперед, забираясь своими пальцами в чужие глубже, крепче, и осторожно потянул те вниз, заводя за чужую спину, касаясь губами мягкой шеи у уха и жалобно, как-то отчаянно, выдыхая: — Вэй Ин… Ванцзи страшно было в этом признаваться, но больше остального он сам хотел отдаваться своему доктору без остатка. И это сводило с ума, хотя и не было озвучено. Ни разу. Ни малейшим намеком. Просто каждый раз смотря на Ванцзи, такого серьезного, сдержанного, словно затянутого во все законы и правила мира, будто созданного для ответственности, Усянь всегда хотел коснуться напряженного тела, мягко провести пальцами по сухой коже, нежно мазнуть губами по чужим, и сделать еще бесчисленное множество всего, беззвучно шепча «оставь это мне, Лань Чжань». Просто побудь со мной. Усянь прикрыл глаза, едва склоняя голову ближе к зацелованным губам, обжигающим собственную кожу. Я здесь для тебя. Длинные пальцы мягко сжали сухие ладони, аккуратно пробираясь кончиками по коже. Разреши мне… Обхватывая тонкие (такие непривычные для фехтования) запястья и утягивая те к длинному ворсу ковра вместе с хозяином, снова вынуждая Ванцзи опуститься на пол. Медленно. Неспешно. Словно в воду. Вновь касаясь истерзанных губ. И теряясь пальцами под мягкой кофтой… Разреши мне любить тебя.