Энди буквально светилась от счастья, когда уходила из таунхауса Миранды, где она оставила, не менее счастливой и светящейся саму Миранду, так что одно привело к другому.
Также в эту ночь Энди засыпала с довольной улыбкой, вспоминая приглушенные стоны Миранды и вкус ее кожи.
Симус Бергтон связался с Энди в понедельник и попросил прислать ему черновик обзора, а в среду вернул этот обзор с некоторыми исправлениями и предложением написать для журнала «Rolling Stone» рецензию на книгу, которая еще даже не была опубликована. Он также сказал, что если она хорошо справится с этой задачей, то получит еще один заказ.
Вечером Энди сообщила об этом Миранде, которая была рада услышать эту новость, вероятно, потому что это именно она познакомила Энди с мистером Бергтоном. Со своей стороны, Энди была искренне рада возможности поболтать в волнении с Мирандой о своей карьере, не беспокоясь, что Миранда будет наступать ей на пятки. Или задевать ее гордость.
Что касается прочего, Миранда не упоминала больше о Кэссиди, поэтому Энди решила, что все в порядке, что не было больше ни вопросов, ни проблем, никакой ряби на воде.
Но в воскресенье она узнала об обратном.
Как и Кэролайн, Кэссиди изъявила желание поехать в театр на метро, а не на машине. Поскольку в прошлый раз ни с Энди, ни с Кэролайн ничего страшного во время поездки на метро не случилось, Миранда довольно быстро позволила Кэссиди спуститься под землю. Она лично проводила их обеих до двери, поцеловав Кэссиди в щеку и похлопав Энди по руке, от чего Энди покраснела, потому что, несмотря на то, что этот жест был совершенно невинным, это был первый раз, когда Миранда прикоснулась к ней перед кем-то из своих дочерей. Кэссиди, однако, этого не заметила, а Кэролайн этого видеть не могла, потому что была в гостях у друга.
Кэссиди оказалась гораздо более спокойным собеседником, чем Кэролайн. На вялые попытки Энди заговорить она отвечала равнодушными, обычно односложными фразами («хорошо», «круто», «да», «нет»). Фактически она напомнила Энди Кэролайн в Лондоне, когда девочка отказывалась говорить, до тех пор пока она наконец не вышла из себя. Но Кэссиди не выглядела так, будто вот-вот взорвется. Она выглядела… не столько замкнутой, сколько сдержанной. Задумчивой. Бдительной.
У Энди внезапно возникло плохое предчувствие. А Кэссиди разговорилась только к вечеру. Похоже, ей очень понравился «Король Лев», как, впрочем, и Энди, которая оценила его даже больше, чем «Злую», хотя она никогда не сказала бы об этом Кэролайн.
«И мне не нужен плакат, — добавила Кэссиди, покупая бейсболку «Король Лев» после шоу. — Мне нравится тот со всеми автографами, который ты мне подарила на день рождения».
«О, хорошо», — с облегчением сказала Энди.
Когда они направились по улице к станции метро, Кэссиди внезапно решила, что она хочет сразу надеть новую бейсболку, поэтому они остановились на углу улицы около большой витрины, где Энди отрезала с кепки бирку. Она усмехнулась, когда Кэссиди моментально нацепила свою новую кепку на голову, и внимательно посмотрев на ее отражение в ближайшем окне, сказала: «Очень стильно».
«Ага, — сказала Кэссиди и направилась к метро. — Шоу было крутым. Мне понравился мальчик, который играл Симбу. Я имею в виду юного Симбу. Он был симпатичный. Он…»
Энди на какое-то время перестала слушать Кэссиди, пока она проводила ее через турникеты и туннели, усердно следя за тем, чтобы они случайно не расстались. Здесь было больше людей, чем несколько часов назад.
В вагоне было не так многолюдно, и Кэссиди даже удалось посадить. Энди стояла рядом с ней, держась за ремень, в то время как Кэссиди лениво оглядывала вагон метро, раскачивая ногами взад и вперед. Как всегда, большинство людей вокруг полностью игнорировали всех остальных, предпочитая вместо этого читать, слушать музыку или смотреть на стены, делая вид, что они сохраняют все секреты вселенной.
«Эй, — сказала Энди, и Кэссиди посмотрела на нее. Энди улыбнулась. — Спасибо за билет. Мне понравилось шоу».
«Ага», — сказала Кэссиди и бросила на Энди долгий задумчивый взгляд, который заставил Энди начать нервничать снова. Затем Кэссиди закусила губу, посмотрела на свои колени и пробормотала что-то, чего Энди не могла расслышать.
Немного встревоженная, Энди присела на корточки, пока ее ухо не оказалось на уровне рта Кэссиди.
«Прости, что ты сказала?»
Кэссиди отказывалась смотреть на Энди, когда ответила: «Я сказала, я видела, как ты целовала мою маму».
Энди замерла. Кэссиди уставилась на свои колени.
«Ой, — протянула Энди, когда ее сердце начало бешено колотиться. — Хм, ммм. Когда?»
«Некоторое время назад, — сказала Кэссиди и пожала плечами. — После того, как вы вернулись с Недели моды, —
Это не совсем сузило круг вопросов. — Я никогда никому не говорила об этом».
«О, — слабо сказала Энди. — Д-даже твоей маме или Кэролайн? Или… — она сглотнула. — Твоему папе?»
«Я сказала, что никому не говорила», — сказала Кэссиди, глядя на нее.
«Верно, верно, — быстро произнесла Энди, желая, чтобы ее мозг не подвел ее полностью. — Так… эээ… ты…»
«Вы ссорились с ней на прошлой неделе, — сказала Кэссиди. — Я слышала вас. Я слышала вас обеих».
Энди снова сглотнула.
«Да. Ты спрашивала об этом свою маму?»
«Я не тупица, — категорично сказала Кэссиди. — Она бы разозлилась. Ты это видела тогда».
«Да, — признала Энди. — Ну, это… Мы были просто, ты знаешь…»
Что именно? Как, черт возьми, можно объяснить такое ребенку? Стоит ли даже пытаться? У Энди никогда не было такого разговора с мамой, когда ей было одиннадцать. Или с кем-нибудь еще. У нее не было наглядного примера.
«Ты кричала на нее», — обиженно произнесла Кэссиди.
«Она тоже на меня кричала, — попыталась слабо оправдаться Энди, чувствуя себя в данный момент больше одиннадцатилетней девочкой, чем Кэссиди. — Кэссиди, все в порядке. Мы уже разобрались с этим».
«Мама никогда не кричала на папу или Стивена, — упрямо сказала Кэссиди. — Даже когда все стало плохо. Я никогда не слышала, чтобы она кричала».
«Хорошо, — произнесла Энди, пытаясь казаться взрослой и разумной, вместо паники.
Дети чувствуют запах страха, не так ли? Как лошади? — Нет ничего плохого в крике. Иногда лучше кричать, чем держать все эмоции взаперти внутри, отчего становится только хуже, —
Отлично. Ей пришлось объяснить это сначала матери, а теперь дочери. — Если ты понимаешь, о чем я?»
«Нет», — хмурясь, сказала Кэссиди.
«Я хочу сказать, что иногда кричать — это нормально, — быстро сказала Энди. — Я не говорю, что ты должна ходить и кричать на людей. Если честно, это первый раз, когда мы с твоей мамой кричали. На самом деле».
«Я ненавижу Стивена, — вдруг призналась Кэссиди. — Я имею в виду, я действительно, очень-очень его ненавижу».
Энди сделала паузу, нервно ожидая, что Кэссиди продолжит, но девочка этого не сделала, тогда Энди сказала: «Я тоже». Кэссиди моргнула, и наконец взглянула на Энди. Энди торжественно кивнула, и Кэссиди на секунду заулыбалась.
Потом она перестала улыбаться.
«Стивен все испортил, — сказала она. — Мне и Кэролайн было всего семь, когда они с мамой поженились, но я это помню. Все было не так, когда он жил с нами. Все было по-другому. — Она откинулась назад на свое сиденье. — Он не был кем-то значительным для нас, но все равно…»
«Я… — Энди не знала, что ей сказать, кроме — Мне очень жаль».
«А потом он ушел, и мама забеременела… — Энди решила не упоминать, что на самом деле эти две вещи произошли в обратном порядке. — … и все стало полный отстой. Она перестала приходить домой, чтобы поесть, и даже не спрашивала нас, о чем мы разговаривали с доктором Брайсоном… — это был терапевт близняшек, вспомнила Энди. — … и она все время была уставшей и болела, а Кэролайн начала ломать все вещи в своей комнате и получать плохие оценки, и однажды она подралась в школе, и ей пришлось остаться после уроков. — Кэссиди глубоко вздохнула. — Мне было интересно, отправит ли мама нас жить с папой. Все было полный отстой», — повторила она.
«Мне очень жаль, — снова бесполезно сказала Энди. — Как ты думаешь, сейчас дела обстоят лучше?»
«С тех пор как ты рядом, да, — ответила Кэссиди, чем сильно сильно удивила Энди. Но она не улыбалась Энди; на ее лице было такое же настороженное, а вместе с тем напряженное, выражение. — Я имею в виду, что на Рождество, после того, как ты приехала, стало лучше. Она посветлела, я имею в виду, маму, а потом, когда мы вернулись, она снова стала приходить домой к ужину, — Кэссиди потрепала зубами губу. — А потом ты тоже начала к нам приходить. И…»
Глаза Энди расширились.
«Кэссиди, это не из-за меня, — быстро сказала она. — Ей просто нужно было время, чтобы привыкнуть к новым вещам. Чтобы разобраться во всем. Она всегда любила вас, понимаешь, беспокоилась о вас и хотела, чтобы вы с Кэролайн были…»
«Я не хочу, чтобы вы ссорились, — сказала Кэссиди и снова посмотрела на свои колени. — Все в порядке, пока вы не ссоритесь. Я не хочу, чтобы ты ее огорчала. Я не хочу, чтобы все было так, как было раньше».
«Этого не будет, — сказала Энди, стараясь говорить твердо. — Но, Кэссиди, я… я не могу обещать тебе больше не ссориться с твоей мамой. Иногда люди ссорятся. Ничего страшного, если мы тоже будем, — Кэссиди крепко зажмурилась. — Кэссиди, — сказала Энди низким и настойчивым голосом, — послушай меня, хорошо? Я люблю твою маму. Я очень люблю ее. И она это знает. Я не собираюсь ее огорчать, даже если мы будем, время от времени, спорить». Она попыталась улыбнуться, хотя Кэссиди этого не видела.
«Я не понимаю, как можно кричать, — сказала Кэссиди. Она закусила губу и посмотрела на Энди. — Ты рассердила ее».
Энди вздохнула и решила не упоминать, что на самом деле они с Мирандой уже срывали друг с друга одежду, когда Кэссиди прервала их.
«Да, ненадолго, — сказала она. — Но разве вы с Кэролайн никогда не ссоритесь? Разве вы не кричите друг на друга? — Кэссиди кивнула. — Означает ли это, что вы больше не любите друг друга?»
«Думаю, что нет, — медленно произнесла Кэссиди. Видимо, ей это не приходило в голову. — Но мы же дети».
«Понимаешь? — Энди пожала плечами и повторила: «Иногда взрослые тоже спорят. Все люди такие. Если мы с твоей мамой ссоримся, это не значит, что мы… э-э… разойдемся». И на мгновение мир снова показался странным и нереальным, поскольку Энди подумала, о том что у нее действительно есть настоящие отношениях с Мирандой Пристли, которые могут быть разорваны.
«Кэролайн рассказывала мне о том, как вы тусовались с ней в Лондоне, — вдруг сказала Кэссиди, как будто Энди вообще ничего не говорила до этого — «Оседлали» «Лондонский глаз» и все такое. Она сказала, что ты пообещала ей, что всегда будешь на стороне мамы. Несмотря ни на что».
«Так и есть, — подтвердила Энди, корчась. — Но видишь ли, когда я говорила это, я имела в виду…»
«А что, если ты мне не нравишься? — спросила Кэссиди. — Что, если Кэролайн тоже?»
Ой. Действительно — «ой». Сердце Энди упало сильнее, чем она ожидала. Она открыла рот, чтобы спросить: «Почему я могу тебе не нравиться?» или, может быть, «Тогда почему же ты хотела, чтобы я отвела тебя сегодня в театр?» Но потом она внимательно посмотрела на лицо Кэссиди, которая также пристально смотрела на Энди, и поняла, что ей просто задали гипотетический вопрос, а не констатировали факт. Это было испытание.
«Мне было бы плохо, — сказала она. — Потому что ты мне нравишься. Я хочу, чтобы я нравилась тебе. Но в основном твоей маме было бы грустно, если бы мы не ладили. Так что, если бы я вам с Кэролайн не нравилась, мне было бы плохо, но я бы справилась с этим. Знаешь, я никуда не уйду, и мы должны хорошо ладить, чтобы твоя мама была счастлива, — она очень серьезно посмотрела на Кэссиди. — Тебе так не кажется?»
Кэссиди кивнула, и облизнула губы. «Я просто спросила, — сказала она. — Ты мне нравишься, ладно. Ну, я имею в виду, ты лучше, чем был он».
«Лучше, чем Стивен? — спросила Энди и осмелилась улыбнуться. — Ну, это же хорошо, правда?»
«Правда. Но я буду ненавидеть тебя еще больше, если ты все испортишь, — сказала Кэссиди. — Если ты все испортишь, как он, а потом просто оставишь нас. Я буду ненавидеть тебя намного, намного сильнее».
Ее голубые глаза были твердыми, как кремень. И в тот момент она была как никогда похожа на Миранду, отчего у Энди перехватило дыхание.
Она сглотнула. «Я не оставлю вас», — сказала она, а затем завизжало метро. Энди поняла, что это их остановка, и встала так быстро, что чуть не упала.
«Упс, — сказала она. — Пойдем».
Кэссиди последовала за ней сначала из вагона, потом через переход, а затем обратно в тусклый дневной свет.
«Ты ужинаешь сегодня с нами, верно?» — спросила Кэссиди.
«Ага, — сказала Энди, не в силах ничего понять по ее лицу. Кэссиди может и была похожа больше на своего отца во многих отношениях, но сегодня вечером она была настоящей копией Миранды. — Я думаю, что план был такой».
«А ты собираешься остаться у нас ночевать? — спросила Кэссиди, и Энди покраснела, но прежде чем она смогла ответить, Кэссиди добавила: «Стивен не оставался до тех пор, пока они с мамой не поженились. А потом он просто переехал».
«О, ммм», — сказала Энди.
«Но вы с мамой не можете пожениться», — задумчиво произнесла Кэссиди и нахмурилась, как будто это была для нее настоящая дилемма.
«Верно», — сказала Энди, стараясь не вспотеть. Затем она решила, что Кэссиди все еще была ребенком Миранды, и поэтому настала очередь Миранды взять на себя долю объяснений.
«Тебе придется спросить об этом свою маму. Я имею в виду, что я останусь, если она того захочет. Это действительно должна решать она».
«Я тоже так думаю», — сказала Кэссиди.
«Эй, — внезапно Энди почувствовала себя обязанной кое-что сказать, когда они подошли ближе к особняку. — Ты знаешь, я… я очень постараюсь ничего не испортить. И я никуда не уйду».
Кэссиди пристально посмотрела на нее. «Лучше не надо», — хмуро сказала она.
Кожа Энди почти покрылась мурашками от страха. Но она предположила, что угроза Кэссиди тоже была в некотором смысле «одобрением».
Близняшки явно не хотели, чтобы она уходила. Они наоборот желали, чтобы она была с их мамой, пусть даже ради стабильности в семье. И потому что присутствие Энди каким-то необъяснимым образом делало их мать счастливой. Энди появилась в тот момент, когда Миранда была несчастна, а потом все изменилось. И это было… ну, действительно, это было здорово.
Когда Миранда впустила их в дом, она, казалось, заметила напряжение в походке Энди и блеск в ее глазах. Но она не задала никаких вопросов, а лишь пробормотала: «Привет», и поцеловала Кэссиди в лоб, а потом также поцеловала Энди в щеку, отчего ее лицо начало подкалывать. Кэссиди ничуть не удивилась. И даже не обиделась.
«Где Кэролайн?» — спросила Кэссиди.
«Наверху, — сказала Миранда. — Сходи позови ее на ужин, пожалуйста».
«Кэролайн! — закричала Кэссиди, прежде чем она сделала два шага к лестнице. Энди и Миранда поморщились. — Пора есть!»
«Кэссиди, в самом деле, — с порицанием начала Миранда. — Сколько раз…»
«Извини, — беспечно сказала Кэссиди и направилась на кухню, когда сверху послышался топот Кэролайн, сбегающей вниз по лестнице. Энди ухмыльнулась отчаянию на лице Миранды и позволила свой руке коснуться пальцев Миранды, когда они последовали за Кэссиди на кухню.
«Вы хорошо провели время?» — спросила Миранда.
«Конечно, — сказала Энди. — Но я устала. Хорошо, что я вернулась».
«Да», — сказала Миранда и их пальцы снова сплелись.
***
Когда Энди ушла той ночью, Миранда больше не целовала ее в щеку, возможно потому, что близняшки внимательно наблюдали за ними, и ей не хотелось делать это напоказ. Но она и не удивилась, когда на следующую ночь Энди рассказала ей по телефону о разговоре с Кэссиди.
«Они очень проницательны, — сказала она. — Они часто спрашивают о тебе в течение недели. И ты им… нравишься».
«Я тоже думаю, — сказала Энди. — Я имею в виду, я надеюсь на это. Да».
«Ты… ты им подходишь лучше, чем Стивен. Им комфортнее рядом с тобой, — Миранда сделала паузу и нехотя призналась: Мне тоже». Энди усмехнулась, а Миранда продолжила: «Я действительно не хотела бы, чтобы Кэссиди видела, как мы целовались, — добавила Миранда, и Энди услышала расстройство в ее голосе. — Интересно, когда это было?»
«Спроси что попроще», — хмыкнула Энди.
«Фойе, должно быть… или, возможно, в тот раз на кухне?»
«Ты что помнишь?! — воскликнула Энди, прежде чем она смогла остановиться, она села прямо на своей кровати и ухмыльнулась. — Неужели ты помнишь каждый поцелуй и то, где я его тебе подарила?»
«Андреа», — укорительно произнесла Миранда, и Энди почувствовала как ее лицо заливается румянцем.
«Все в порядке, — сказала она и засмеялась. — Я тоже. Но это на самом деле не имеет значения, не так ли? Кэссиди это смутило. Ей не понравилось, что мы ругались и… кричали».
Миранда ничего не сказала, и Энди знала, что она все еще пытается понять, что она на самом деле думает по поводу подобного рода выяснения отношений.
«Держу пари, что Кэролайн тоже знает, даже если Кэссиди ничего ей не сказала», — добавила Энди.
«В самом деле», — сказала Миранда.
«Да. Помнишь, когда она нас прервала? Эй, что мы делали в тот момент? Знаешь, я просто не помню…»
«Я собираюсь сейчас повесить трубку», — сказала Миранда.
«Хорошо, хорошо, — сказала Энди, все еще улыбаясь. — Прости».
«Конечно. Но я действительно собираюсь повесить трубку. Мне нужно добраться до Книги. И подготовиться еще немного к моей встрече в четверг днем. А потом, еще, конечно же, к вечеринке».
«Да, да, я знаю, — сказала Энди, закатывая глаза. — Итак, ты собираешься сказать мне…»
«Спокойной ночи, Андреа», — твердо сказала Миранда.
«О, — протянула Энди удрученно. — Хорошо. Ну, в любом случае мне нужно немного поспать. И тебе тоже», — строго добавила она.
«Я посплю, — вздохнула Миранда. — В эти дни я, кажется, ничего не могу делать. Что ж. Спокойной ночи, Андреа».
«Доброй ночи, — сказала Энди. И, как всегда, добавила, — Люблю тебя».
«Хорошо», — как всегда, ответила Миранда и повесила трубку.
Энди покачала головой и улыбнулась. Некоторые вещи никогда не меняются.
***
В среду, выполняя поручения, Энди позволила себе зайти в банк. Она достала брошь в виде змеи Стивена Вебстера из сейфа и провела остаток дня, таская ее в сумочке, и постоянно думая о том, чтобы она не пропала.
Даже Найджел сказал ей: «Это прекрасная булавка, Энди, но я не уверен, что тебе нужно носить ее с собой в сумочке, каждый раз когда ты идешь из художественного отдела в отдел рекламы и обратно».
«Я знаю», — робко сказала Энди. Она могла бы попробовать объяснить, насколько особенной была для неё эта булавка, но Найджел не хотел этого слышать. Что было очень плохо, потому что он был единственным человеком, которому она вообще могла об этом сказать.
«Я думаю, это что-то нервное, — добавила она. — Потому что я ещё не надевала её никуда, и я знаю, что эта вечеринка будет чем-то грандиозным, хотя до сих пор не знаю почему».
Все, что Энди знала, это то, что Миранда «что-то затевает», но она никогда не говорила, что это будет, и старалась изо всех сил скрывать все подробности. Несомненно, это имело какое-то отношение к тем встречам, которые у нее были со Стэном Оппенгеймером, или, может быть, с Ирвом, или даже с ними обоими. Энди не была такой тупой, чтобы не понять этого, но она не могла знать точно, как это все связано, или, что затевала Миранда.
«Так она ничего тебе не говорила?» — спросил Найджел.
«Нет, — сказала Энди. — Скрывает все как может. Я понятия не имею, что происходит. То есть, у меня есть несколько догадок…»
«У меня тоже, — признался Найджел. — Хорошо. Узнаем завтра, — он сделал глубокий вдох и выдохнул. — Почему она все еще заставляет меня нервничать?»
Энди засмеялась, но что касалось ее, она могла сказать тоже самое. Конечно, Миранда всегда была скрытной. И, естественно, было нормально, что она хранит секреты. Ей совсем не обязательно было делиться с Энди всем, что она делала, потому что Энди, в конце концов, не любила лезть в чужие дела. Но эта вечеринка, очевидно, имела большое значение для Миранды, и казалось довольно странным, что она не дала Энди, своей девушке, даже крошечной подсказки о том, почему.
К следующей ночи волнение ни Энди, ни Найджела нисколько не уменьшилось. Накануне вечером Энди не разговаривала с Мирандой — ей пришлось задержаться в «Distinguish» допоздна, так что не было никакой возможности попытаться что-то из нее вытянуть. Поэтому уже в четверг вечером (и это тоже было довольно странно устраивать вечеринку в рабочий вечер), Энди и Найджел оказались в одном такси.
«Спасибо что забрал», — сказала Энди, поправляя юбку.
«Не стоит, — сказал Найджел. — Я не собирался позволять тебе расхаживать в этом произведении искусства в метро, — он восхищался красным костюмом Энди. — В этом году Marchesa была великолепна, — его глаза расширились. — Подожди, а где твоя булавка?»
«Что?! — в ужасе воскликнула Энди, испугавшись, что булавка случайно отцепилась и упала; она быстро посмотрела вниз и увидела, что украшение по-прежнему сияет у ее плеча, именно там, где она его прицепила ранее. Она сурово посмотрела на Найджела, который только ухмыльнулся в ответ. — Не делай так больше».
«Извини, — сказал Найджел, совершенно, не выглядя извиняющимся. — Ты выглядишь прекрасно, дорогая».
«Спасибо. И ты тоже, — сказала Энди, сменив гнев на милость, и похлопала его по руке. — Почему ты никогда не носишь галстук?»
«Ты неизлечимая ханжа, — сказал Найджел и наклонился вперед, чтобы посмотреть через лобовое стекло такси. — Ну, вот мы и на месте».
«Странно, здесь ничего не происходит», — сказала Энди.
«Она же не может сделать ничего ужасного, не так ли? — с надеждой спросил Найджел. — Надеюсь, она не собирается объявлять, что купила Делтон Райт и закрывает наш журнал, не так ли?»
«Я бы не стала за это ручаться, но, если честно, я сомневаюсь, — сказала Энди и снова похлопала его по руке. — Найджел, правда. То есть, я не знаю наверняка, но не думаю, что это имеет к тебе какое-то отношение. Она готовила это еще прежде, чем ты ушел». Найджел не выглядел успокоенным. — Да ладно тебе, — добавила Энди и вскинула подбородок кверху. — Будь храбрым».
Найджел впился в нее взглядом. «Будь храброй и открой дверь машины», — сказал он, когда такси подъехало к обочине.
Ну что ж, Энди решила так и сделать, пока Найджел расплачивался за поездку.
