Рецепт хорошей жизни

Я сожрал все. Я животное. Я говорил, что не буду этого делать, говорил же. Кажется я плакал минут десять. Прости меня Май, я дикое, тупое, необразованное, все же прекрасное, но все же животное! Я подвел тебя и твою веру в меня. Нет, не так. Ты верила в меня, и твоя вера в меня вселяла мне веру в себя, но лишь раз разуверившись в себе, я утратил веру в себя, как и ты скоро утратишь веру в меня. Но без веры в меня, я не смогу верить в себя, чтоб тебя! — О-Господи-Боже-мой-я-пиздец-как-опаздываю-на-свою-любимую-мать-ее-работу-чтоб-ее-меня-же-уволят-к-чертям-собачим-вот-как-пить-дать-уволят-суки! — как только я отодрал руки от лица и взглянул на циферблат часов как меня пронял такой ужас, которого я не испытывал уже очень долгое время. Минут пятнадцать. Начав судорожно метаться по комнате в поисках рабочей сумки я успел навернуться на куче одежды и удариться правой бровью об уголок стола и скукожиться в новом приступе боли. Вот надо же было мне так невзлюбить именно эту часть своего лица. А это между прочим, моя рабочая сторона! Но времени на самокопание совсем не оставалось. Поэтому схватив сумку и надев кроссовки я вылетел из квартиры, и направился к лестнице, прекрасно понимая что в лифт мне дорога заказана. Первые два-три пролета дались мне без труда, чего не скажешь об остальных. Где это видано, чтобы бежать вниз было так утомительно. Но я справляюсь. Увидев на стене заветную цифру, что знаменовала первый этаж я чуть было не расстался со своими легкими. Кое-как прошмыгнув мимо людей, что столпились около подъезда, и видимо обсуждали вчерашние события, я ловко перепрыгнул через перила и оказался у подземного тоннеля, что вел прямиком от жилищного комплекса к остановочным пунктам. Наручные часы предательски показывали, что до отправления моего автобуса оставалось три минуты, когда как тоннель был протяжностью в пять. Фух, чего только не сделаешь ради любимой работы. А точнее денежек. А точнее задницы одного, кхм, молодого и привлекательного… А не важно! Сосредоточься и беги, Форрест. Беги и не оглядывайся. Уже выбегая их тоннеля, и по пути встретив всего пару человек, что неспешно шли на свои автобусы, я увидел, как мой начинает движение. Ну уж нет. Врешь, не уйдешь! Никогда еще в жизни мне не приходилось так быстро бегать, руку на отсечение — это впервые. Водитель, что заметил мою красную морду, бегущую в его сторону, предусмотрительно открыл двери, приглашая меня во внутрь. Чем я и воспользовался, на всей скорости влетая в защитное стекло, что разделяло меня и немного перепуганного мужичка за рулем. Еще бы, когда мое, само собой прекрасное, лицо растеклось по поверхности стекла, опять так правой стороной. Предчувствую синяк размером с жопу мамонта. Автобус стоял, дожидаясь, когда я отклею себя от стекла и просканирую рабочий пропуск. Впрочем справился я с этим довольно быстро. Прошел вглубь транспорта и плюхнулся на первое свободное сидение. И это было очередной роковой ошибкой за сегодня. А ведь еще нет и семи утра! — Хэй. Не хочешь чего? — донеслось до меня слева. — Не интересует, — быстро ответил я, понимая кому принадлежит голос и чем мне это может угрожать. — Сегодня у мня отборный продукт, — тем временем продолжал парень, один глаз которого прикрывала синяя челка, — спецзаказ. — Не интересует, — все еще отвечал я, отворачиваясь от старого знакомого и старательно демонстрируя всю свою незаинтересованность. — Не интересует до того момента, как эта крошка порвет тебя на составляющие, — лепетал мой сосед, активно двигая руками в карманах свой куртки. — Отвали. — Заходит с первого раза, не боись, — как будто не слыша меня продолжал он. Отвечать дальше мне не хотелось, да и сил как таковых уже не было. Я старался отдохнуть после моего незапланированного марш-броска. Этого приставучего парня, кстати, зовут… Я не знаю как его зовут, но мы ездим на этом автобусе уже более двух лет. Он работает в исправительной колонии, и как мне кажется, им бы не помешало более тщательно его обыскивать перед входом в заведение. Ведь эти свои травки-муравки о туда носит с завидным постоянством. Понимая, что у меня в запасе есть целых пол часа я решил вздремнуть. Мне много и не надо, лишь прикрыть глаза. Вообще, я где-то читал, что когда ты находишься в относительно спокойном психологическом состоянии то на процесс засыпания ты тратишь в среднем от двух до семи минут. Мне, как человеку дерганому, и уж никак не психологически стабильному, тем не менее хватает и минуты, для того чтобы отключиться. Мои веки медленно закрываются, тело наливается свинцом, но присутствует приятная истома. Мой разум ускользает от меня и я засып… — Вставай, чувак, — слышу я слева и вмиг открываю глаза. За руку меня трясет мой сосед-наркоша, или сосед-барыга, тут еще не ясно, и я понимаю, что кажется провалился в более глубокий сон, чем рассчитывал изначально. — Спасибо, — я выдавливаю из себя улыбку и направляюсь в выходу, где снова провожу пропуском по сканеру, после чего двери открываются и выпускают меня. Оказавшись у громоздкого входа, что походил больше на отсек в каталажке, чем на запасной вход. Я провожу картой по сенсорному экрану, что считывает время моего прибытия и противный писк раздается сразу после этого, открывая стеклянную ширму. Я проскальзываю во внутрь, и шустро шагаю в направлении служебного отсека, стараясь избежать встречи в моим милым другом. Но вот только кого волнуют мои желания? Моего милого друга, вот, не волнуют. — Ты опоздал! — раздался противный старческий бубнеж. Дамы и господа, встречайте, мой дорогой и так горячо любимый милый друг. Развалина лет ста сорока, не меньше, в синей форме, с выцветшей фуражкой, что закрывает редкие волосы и лицом, которого уже и не различить за обилием морщин на нем. Что же ты просыпаешься-то каждое утро, скажи на милость? Сделай мне огромное одолжение и схвати сердечный приступ, сложно что ли? — Не опоздал, старый хрен, — парировал я, настороженно взирая на дедка, — если бы опоздал, не смог бы зайти. За что тебе только зарплату платят? — Ты, позор этого участка, будешь мне об этом говорить. — Ты, старая перечница этого участка, не будешь мне об этом говорить. — Хм. Странно, что тебя еще санитары не увезли. Притворяешься нормальным? — Хм, странно, что тебя еще гробовщики не увезли. Притворяешься живым? Старика на мгновение закоротило, так как он замялся и не нашелся, что ответить. Я, воспользовавшись этой, не иначе как дарованной самими небесами, паузой, прямо-таки ворвался в служебное помещение, захлопывая за собой дверь. В комнате привычно никого не было, поэтому я незамедлительно подошел к своему шкафчику, на котором красовался магнит, с изображением усов. Хоть что-то в моем стиле должно быть от аристократии, так пусть это будет мой рабочий шкаф. Стянув с себя свои коричневые тряпки в лице штанов и толстовки, я облачился в рабочую форму серого цвета, состоящую из комбинезона и белой футболки. Оценив свой внешний вид как, ну как покатит и так, а хер ли выделываться, я же не в клуб пришел, я схватил необходимый инвентарь и проследовал на рабочее место. В холле стоял громкий гул, люди сновали туда сюда с документами и обеспокоенными лицами, будто ходят по раскаленным гвоздям и усиленно делают вид, что им это даже нравится. Расслабьте булки, всем все равно как вы выглядите. Хотя я то знаю, что здешние сотрудники любят пускать слезки не где нибудь, а в толчке. Думают, раз прикрылись ширмой, так можно и слезы крокодильи лить, после чего выйти оттуда как ни в чем не бывало. Да ладно если бы только плакали, подумаешь, но и дрочат они там с завидным постоянством. Шутки-шутками, а стенки липкие. Подумаешь, ну подрачивают в туалете, то ли еще будет, да? Чего это я тут бешусь на ровном месте? Сходил бы за компанию и тоже расслабился. Только ведь, блядь, это же мн… — Ей ты, иди-ка сюда. — Кто, я? — оторопело спрашиваю, отвлекаясь от своих мыслей. — Ясень пень, видишь кого-то еще? — насмешливый голос принадлежит молодому парню с копной русых волос, что стоит возле стола, заваленного кучей документации. Он на долю секунды задержал взгляд на моем лице. — Да нет, — запоздало реагирую я, подходя к нему ближе. — Вот список помещений на сегодня. — Он протянул мне лист, на котором значился объем сегодняшней работы лично для меня, прямиком в руки, как я рад. Время семь часов гадского утра, а мне уже досталось столько работы. Восторг. — Настоятельно просили начать с архива. — Я надеюсь, что там кто-то сдох. — Что? Нет, какого черта? — офицер окинул меня непонимающим взглядом. — Сами подумайте. Утро четверга, середина рабочей недели. У архивариуса не задалось утро. Еще в понедельник. Его жена требует, чтобы он подписал документы на развод с правом передачи ей всего его скромного имущества. Его двое детей видят в нем только мешок денег, да и то, если честно, так себе, мешочек. Откровенно его презирают, куда уж без этого. Кредит, что он взял на посудомоечную машину около года назад, увеличился благодаря непосильным процентам, что только увеличивают сумму долга. Да он может быть совсем и не хотел покупать эту машину! Он с детства мечтал о красном кадилаке, чего уж таить. Но его супруга настаивала, повторяю, проходу не давала, как ей нужна была эта машина. Ну не может же она в самом деле портить свой маникюр. Фи. Нет-нет, она себе цену знает. А что уж говорить о цене на саму процедуру. — Я присвистнул, и закатил глаза, чтобы доходчивее объяснить Ту Самую Сумму. — В тот самый понедельник он подскользнулся на банановой кожуре по дороге на работу. На его упал стеллаж с нераскрытыми делами, вы и сами понимаете, сколько он в таком случае весит. Вечером его до самого дома преследовали бродячие псы, что чуяли запах накануне пролитого на штаны супа. Вторник же был не лучше. После тяжелейшей смены на работе, уж поверьте мне тут на слово. Потеряли дело Прауса! Головой бедолаги могли проломить стену, скажу я вам. Но вот незадача, Праус решил отделаться малой кровью, потому всего-навсего разбил его телефон. Могло бы быть и хуже, да. После пережитого стресса за день наш бравый архивариус направился в ТЦ, дабы починить свое телефон. Уже это было роковой ошибкой, нести сломанный телефон в заминированное здание, а уж тем более себя любимого! Вы только послушайте. Что уж говорить о среде, когда работы было больше, чем в преддверие проверки. А посему я предполагаю, что этот несчастный там ночью и повесился, обремененный сложностями бытия. Оттуда и труп, офицер. Я могу идти? — Д-да, да, вали уже, — растеряно выдохнул он, на лице у него было весьма забавное выражение. Он видимо старался переварить всю ту ахинею, что я выплюнул буквально за минуту, яростно махая руками. — Валю, — бодро отозвался я и зашагал к лифту. Архив находиться на четвертом этаже, так что я мог бы и пройтись пешком. Хотя кого я обманываю, два этажа вверх на своих двоих? Нет, спасибо. Когда двери лифта уже закрывались я бросил взгляд на офицера, с которым только что разговаривал. Он стоял, облокотившись о стол и о чем-то задумался, судя по тому, как хмурились его брови. Но он резко перевел взгляд на меня. И хотите верьте хотите нет, а в них проскользнуло недоверие. Благо двери сразу же закрылись и я шумно выдохнул. Чет как-то напряжно это было… Даже не знаю, этот его взгляд, нехороший, ну ладно, ладно, стремный взгляд, натурально! Че уставился? Мужиков раньше не видел или что? А не пидарас ли ты часом? А ты ли не голубчик, голубчик? На мамку свою так смотреть будешь. «А это ведь он его напарник?» — пронеслось у меня в голове, но я быстро затолкал эту мысль подальше, и для убедительности еще и тряхнул головой, в надежде, что эта предательская мысль выпадет из моей головы и разобьется об пол, раз не смогла ранее разбиться об реальность. «Гадская жизнь!» Выйдя на нужном этаже я поплелся в архив, и как бы то ни было все равно рассчитывал на смерть «коллеги» по труду. Но он сидел на своем привычном месте как ни в чем не бывало. Полный мужичок сорока лет, в серой, засаленной рубашке и джемпере поправлял своими пальцами-сосисками маленькие круглые очки, с такой толстой линзой, что его глаза смотрелись совсем по-свинячьи. «Если бы я так выглядел, то вены перерезал бы еще в юности.» Ну, а что? Я постоянно жалуюсь на свою, безусловно прекрасную, внешность. И волосы мои кудрявые, цвета жаренной котлеты. И глаза мои карие, цвета жаренной котлеты. И кожа моя, безусловно нежная, цвета жаренной котлеты. Ну ладно, это я шучу конечно. Обычная, естественно прекрасная, кожа цвета молодой свинки. Но если бы вдруг я оказался в теле этого, эм, как же его там э-э-э… Забыл. Ну так вот, будь у меня такая внешность, я бы не заставлял людей испытывать эстетические комы при каждом взгляде на это безобразие. Кинув привычное: «Как дела, свин?», я занялся работой. Никаких потеков из крови, мяса или прочей бутафории фильмов ужасов замечено не было, почем зря. Провозившись битый час я кое-как закончил. Пока я был занят к свину заходили, спрашивали какое-то дело о каком-то убитом, с каким-то номером. А между делом пришедшие обсуждали, что в восемь будет проходить общий сбор. «И он там тоже будет?» — спросил мой внутренний голос. «Ни черта тебе не будет!» — завопил разум. «Я так давно его не видел.» — томно подумал уже я. «В жопу его, слышишь, в жопу!» — опять кричит разум. «И жопу его тоже давно не видел.» — предательски признался внутренний голос. «Зато он твою пятую точку свинцом нашпигует!» — раздраженно кинул разум. «Я бы не отказался от чего-то более существенного.» — разоткровеничался внутренний голос. «От психиатра ты бы не отказался! Тебе нужен мозгоправ!» — вопил разум. «Но как же.» — начал внутренний голос. «Заткнись, мать твою!» — огрызнулся разум. «Ребята, я вам не мешаю?» — поинтересовался я. С ума сойти, такими темпами ведь и с ума сойти можно! Сам с собой ссорюсь. Но одно я понял точно, на сбор все же сходить надо. «Нихера ты не понял!» — все тот же разум пытался поделиться со мной своим, моим, разумом, коим я, без зазрения совести, не пользовался вообще. Делать нечего, придется идти. Так как свои дела здесь я закончил, уже есть и повод сходить. Вниз я решил добираться по служебной лестнице, чтобы ненароком не набрести на того, кто мог бы мне подкинуть еще работы. Скажу честно, лестницей в этом здании пользуюсь я один, судя по слою пыли и следам, что принадлежат мне с прошлой недели когда я околачивался на лестничной площадке добрые полдня. Часы показывали без двух минут восемь, а значит следовало поторопиться, если я не хотел пропустить чего-то важного. Хотя что там может быть важного? Я отлично понимаю, что именно меня там интересует. Или кто. Бегу по лестнице, волосы забавно подпрыгивают и то падают на глаза то мягко поднимаются. Вот и второй этаж. Главная задача: подобраться к конференц-залу оставаясь незамеченным. Кому я, конечно, сдался. Но давайте без эксцессов. Осторожно приоткрываю железную дверь и осматриваюсь. Помещение огромное, круглой формы с отходящими в разные стороны семью дверьми и двумя коридорами. Для того, чтобы люди, не привыкшие к здешней обстановке, могли беспрепятственно передвигаться, не доставая остальных надоедливыми вопросами, были установлены маршрутные таблицы. Каждая из них имела номер этажа, указательные стрелки с названиями департаментов, куда они вели. Табличка с нужной мне надписью висела прямо напротив запасного хода, где находился я, но для того чтобы дойти туда, необходимо было пройти через весь холл. Ну или по стеночке. В моем случае только по стеночке. Да и кому взбредет в голову обращать внимание на парня, что в сером комбинезоне с закатаными рукавами и штанинами, экипированный черными перчатками, крадется вдоль стены в полицейском участке? Вперед! Три минуты и я уже у двери. Моя личная победа. Я прильнул ухом к двери и затаился. — Что известно по ТЦ? — сразу же донесся до меня мужской голос. И, о Боже, что это был за голос. Словами не передать. Такой глубокий и с хрипотцой, властный и непреклонный, в какой-то мере даже суровый, но такой дивный и сладкий, вкусный и СТОП! Да, я не слышал его последний месяц. Да, я нуждался в нем, как в дозе тяжелых наркотиков. Да, все правильно, я наркоман! Дайте мне еще! — Все, что нам известно было изложено в отчете. Ты бы знал об этом, если бы потрудился прочесть его. — подал свой мерзкий, как и он сам, голос детектив, мать его, Праус. Ты на кого это децибелы повышаешь? Ух как я зол! И злился следующие пару минут, поливая этого раскаченного болвана отборным матом. Да так увлекся, что и не заметил приближающегося ко мне стажера Кларсона, что не обратив на меня внимания, ворвался в помещение. Он начал громко выкрикивать, а после запинаться. Бедолага так перенервничал, что его движения больше походили на движения робота, нежели человека. После очередного визга с его стороны случилось это. Он полил лужайку. Неужели хочешь, чтобы от этих работяг пахло ароматным кофе, а не завалами на работе и депрессией? Началось шептание, а после и недовольства, от тех, кому досталось больше всего. Кларсон забавно отшатнулся в сторону и начал менять цвет лица один за другим. «Чего бледный такой? Что, Сатану облил?» — съехидничал я у себя в голове противно хихикая. — Да что же это такое, новые штаны! — Где же этот чертов уборщик? — начал кто-то сетовать и здорово меня этим бесить. — Надо его позвать. — Еще один капитан очевидность. — Я уже тут… — вяло подаю я голос, приподнимая правую руку, почти как в школе. Да, я уборщик в полицейском участке номер 67. И я горжусь этим! Захожу в комнату, пытаясь на глаз оценить степень предстоящей работы. Нда, добротно разлилось, ничего не скажешь. — С дороги. — слышу я справа от себя и не верю своим ушам. Медленно поворачиваю голову и встречаюсь с серыми глазами, что пренебрежительно смерили меня с ног до головы. С его одежды капала коричневая жидкость и от него сильно пахло кофе. Я постоял так еще пару секунд, забыв как дышать. Но под таким взглядом долго держать зрительный контакт я бы ни за что не смог, поэтому быстро метнулся в сторону, давая ему дорогу. Он лишь многозначительно хмыкнул вышел, оставляя меня в состоянии транса. — За работу, — вдруг перед моими глазами возник мужчина, протягивая мне швабру и буквально впихивая ее мне в руки. Так я там и стоял, со шваброй, лужей кофе и ставшим сердцем. Смотреть также: околосмертные переживания. Ишемическая болезнь. Любовь.