— А-А-А! Иси, они снова… Они подерутся!
— Тише-тише, Нефтида.
А пока мама с папой ссорились, Исида старалась отвлечь младшую, своими силами создавая вокруг неё и себя особый барьер с приятной, успокаивающей разум мелодией, не позволяющей слышать звуки страшных родительских распрей, похожих на девятибальные землетрясения, всколыхнувшие весь древнеегипетский пантеон. Подобными скандалами некогда любящие друг друга супруги рассердили других божеств, которые хотели жить и творить, а не отвлекаться на их ругань. Дабы эти двое не попортили психику дочерям сильнее, бог солнца Ра велел им какое-то время пожить отдельно, иначе б они съели друг друга морально. *** И пока мать с дочерью «мило беседовали», в город одновременно вернулись Оксана и Тимур, которых тоже, мягко говоря, ошарашило то, что божественную учительницу Саны забрала тëща Осириса, с которой он был не очень хорошо знаком, ибо его любовь не спешила знакомить бога с родственниками, Нефтида была исключением и то из-за того что вышла замуж за Сета. Но царь Подземного мира, коллега «по цеху» Аида, знал, где находится небесный дворец Нут. К нему-то и направились внуки, дабы рассказать о том, что их бабушку забрала к себе странная леди с голубой кожей и белыми, пушистыми волосами. Однако, на удивление молодëжи, Осирис уже знал про случившееся, так что он указал ребятне дорогу и вся эта компания отправилась в путь; кто-то летел на своих крыльях, как, например, Кебехсенуф, на спине которого расположилась Захра, в то время как Тимур, левитируя в воздухе с помощью телекинеза, помогал лететь Кеби, Упу и Оксане. Осирис тоже присоединился к ребятишкам, пока в его памяти проносились очень неприятные воспоминания. Быстро проносились они мимо стен Золотого города, мимо пустынных барханов, оазисов и рощи, созданной Адой, когда та развивала свои способности. В небесах показался огроменный летающий дворец богини неба, который встретил компанию смертных и бессмертных весьма холодно и равнодушно, словно там находилась только одна женщина — хозяйка дома. Приход странной незнакомки и похищение ею же мадам сильно взъерепенило и без того беспокойное сердце Оксанки. Девочка сразу же начала бить входную дверь, да ещё так сильно, что всё стены таинственного здания затряслись от рук веснушчатый подопечной. Затем к русоволосой присоединились и супруг, и внуки Исиды; божество и дети забарабанили что есть мочи, ведь очень сильно переживали за бабушку и возлюбленную. — Э-Э-ЭЙ! АСАЛАМАЛЕЙКУМ! ОТКРЫВАЙТЕ! — заколебавшись избивать ни в чём не повинную дверку крикнула Сана во всём горло. — Верните Мадам! ВЕРНИТЕ МНЕ МАДА-А-А-АМ!!! — — Пустите бабушку!!! Пустите! — Крепко сжав сильную шею Кебехсенуфа пропищала Захра на ухо старшего брата, вызвав у него сильное недовольство. — Кх! Захра, пусти шею!.. Зачем вы похитили нашу бабушку?! — Однако названным гостям так никто и не ответил, что разозлило их ещё пуще прежнего: Сана, тяжело вздохнув, отошла от многострадального закрытого входа на метров так шесть и, хорошо так разогнавшись, шибанула препятствие ногой, тем самым сорвав препятствие на своëм пути с петель. Дверь чуть покачалась на петлях и потом сразу же с громким звуком упала, распространив децибелы своего падения на весь несчастный дворец. Такой резкий звук не мог не привлечь внимания Нут, Гора, которого первая «пригласила» намедни, и Исиды; женщины и мужчина вышли из комнаты туда, где их ждали напуганные родственники и ученица богини магии, выглядевшая словно невзрачная певчая птичка. Настолько невзрачная, что взгляд богини неба больше привлекли дети-боги и муж Исиды: один был точной копией Гора, однако его глаза были зелëными и на его плечах с виду спокойно сидела девочка-кошка с тëмными волосами и лазоревыми глазами. Светло-серые ушки её были прижаты к телу и заметно подрагивали, точно так же было и с ушами двойняшек — детей Анубиса и Инпут. Взгляд карих глаз Осириса был одновременно мрачным и беспокойным, словно его тëща — самое худшее, что случилось с его и так многострадальной Исидой. Сдавленно улыбнувшись, мать Исиды прохрипела: — А, вот и тесть пожаловал на беседу со мной. Что ж, так на чëм мы там остановились? Ах да, на неуважении. Почему ты, Исида, моя дражайшая дочь, не рассказала о своих сыне с племянником мне? Я бы их спрятала до поры до времени у себя, и с ними было всë хорошо. Даже если один из них внебрачный. — Тяжело дыша и сжимая посох, Исида промолчала, пока в её памяти проносились самые ужасные и неприятные воспоминания. Словно с души сорвали едва затвердевший рубец. Перед глазами то и дело возникали худшие эпизоды её бессмертной жизни, от которых бросало то в жар, то в холод. Гор, видя такое состояние любимой матери, сказал: — Мама, если тебе некомфортно то мы можем уйти отсюда. — Положив руку на крепкое плечо сына, женщина помотала головой, мол «Всë нормально», хотя на самом деле было не совсем так. Хотя нет, ВООБЩЕ не так. Ей было до одури некомфортно в этом доме. Видя то, как обходителен её внук со своей матушкой, Нут прикрыла рот ладошкой, будто она удивлена всей этой картине. — О, как мило. Любимый сын заботится о матери. Вот бы и меня моя дочь так любила. — На эти слова супруга Осириса лишь только тихо хмыкнула, не давая панической атаке захватить себя с головой. Хотя страх внутри неё всë скручивал, вертел туда-сюда, выворачивая едва ли не на изнанку желудок, заставляя сердце то замирать, то до сумасшествия быстро наращивать темп, разгоняя кровь по остывшим от ужаса жилам. Она не должна бояться собственной матери, не должна показывать хоть толику страха перед ней. Но не могла ничего с собой поделать, всë стройное тело супруги Осириса словно окаменело под взглядом внимательных изумрудных глаз. Она будто снова возвращается в то время, когда ей было шесть лет, а в её руках был кувшинчик с парным молоком, которым она хотела сделать день любимой мамуле лучше. Ах, какой же наивной она была тогда, и подвергла опасности и себя, и лучшего друга… — Оставить… У вас?.. — Словно находясь под гипнозом, немного заторможено спросила Исида Нут. Голова богини магии закружилась от того коктейля эмоций, нахлынувших на несчастную женщину словно наводнение, разрушающее собой дома, размывающее берега и образующее опаснейшие оползни. Глубоко вздохнув, Исида постаралась худо-бедно успокоить все свои чувства, отведя взгляд от матери: — То есть… — Дочь Нут едва могла подобрать подходящие слова. — Ты хотела меня проглотить, а я ещё и плохая дочь оказывается?! — На смену хтоническому ужасу пришла неистовая ярость от несправедливых обвинений, заставляющая сжимать кулаки до побеления костяшек и скрипеть зубами, пытаясь выплеснуть пассивную агрессию. Как Исида могла бы доверить сына и племянника той, которая столько боли причинила ей? И, между прочим, сама Нут в те времена не интересовалась ею от слова совсем. Что богиня неба делала, пока её родная дочь всеми силами старалась уберечь Гора и Анубиса? В сердце супруги Осириса возрос целый триумвират из Грусти, Гнева и Страха, который водил хороводы и медленно, словно свинец, растекался по венам. — Нихуя себе струя… — произнесла Оксанка, широко открыв при этом свои серые глаза. Цокнув языком и закатив глаза, Нут проворчала, мол «Сколько ещё ты будешь мне это напоминать?» Словно это была не попытка съедения несовершеннолетней, а обычный подзатыльник за разбившийся кувшинчик. Осирису, узнавшему о приходе тëщи, было страшно за свою супругу и за её и без того разломанное моральное здоровье, которое недавно начало поправляться; ведь кошмары, ранее мучившие её сердце, стали сниться той всë реже и реже, уступая место спокойствию и нежности. Однако благодаря «принудительно-добровольной» беседе все старые травмы и обиды рисковали вновь дать себе знать во снах. Образовалась очень неловкая пауза, словно каждый из оппонентов боялся продолжить разговор о семье. Тут внуки Исиды подбежали к ней и заслонили бабушку от странной мадам, внушавшей им своим поведением тихий страх и прожигающий до костей ужас. Тимур, наблюдавший подобную картину, очень сильно пожалел, что в Египтусе, не смотря на высокие технологии, не было семейных психологов, которые могли хоть чем-то, да помочь. Ведь подобные вопросы нужно решать с психологом, причëм не за один сеанс, а за несколько. Желая разобраться в том, что за трындец произошëл в жизни её любимой учительницы, Оксана использовала свою способность на Нут и Исиде. Только-только открыв глаза, Нут осознала, что находится в странном пространстве, где нет ни потолка, ни пола. Всë вокруг было как в тумане, бредовом сне, пока она не услышала звонкий девичий голос, который звал кого-то, но только кого? Обдумать услышанное не дал громкий звук, словно маленький ребëнок хлопнул в ладошки. Перед богиней появился образ девочки, чьи волосы и тело были кораллово-красными, яркими, в отличие от глаз, которые были просто серыми. Нут сразу же узнала в этом создании смертную ученицу Исиды, Оксану, дитя, имя которой Щедрость.— Севупле, мадемуазель, разрешите докопаться.
— Что?
— Не важно, просто хотела б узнать, зачем вы похитили Исиду. Понимаю, она ваша дочь и всë такое, однако… Не слишком ли вы жестоки? Ничего такого, мне просто любопытно.
— ВЫЙДИ ИЗ МОЕГО РАЗУМА, ТЫ МЕЛКАЯ!
Придя в сознание, женщина с голубой кожей несколько раз тряхнула головой, сердито рассматривая упавшую на пятую точку Оксану, которой помогла подняться Исида, чей лик всë так же был мрачнее, чем лес зимней, холодной ночью. Было ощущение, что супруга Осириса ненавидит свою мать лютой ненавистью. Ну, по крайней мере, так казалось самой богине неба. Грустно ухмыльнувшись, Нут спросила свою дочь: — Ты меня ненавидишь? Скажи хоть что-нибудь! — на что богиня магии дала отрицательный ответ, ведь она никогда в жизни не возненавидела б своих родителей. Она даже не была зла на мать за похищение, скорее разочарована тем, что нормальной беседе, пусть и в доме матери Гора, женщина предпочла насильно притащить дочь в свой дворец и требовать чего-то. — Кхм, Видимо Ра и Мут были самыми адекватными родителями среди первого поколения. — Бесхитростно сказал Тим, приглаживая свои пышные, длинные волосы. И, как бы это прискорбно не звучало, был прав, ведь отношения между царём и царицей богов были здоровыми, крепкими и тёплыми. По крайней мере, они не пытались съесть своих сыновей и дочь даже при плохом настроении. По крайней мере, так о них отзывались их дети, даже Эксатон, которого отцу пришлось запереть в темнице. Неужели прошлые обиды богинь друг на друга так и останутся нерешëнными? И как же им всем быть дальше? Не плыть же по течению, несущему их прямо на край пропасти, верно? Ох, вопросы-вопросы-вопросы накапливались подобно снежному кому и не давали покоя ни смертным, ни бессмертным, которые сейчас находились во дворце богини неба. Скапливаясь словно липкий, неприятно пахнущий мазут в душах, они застилали глаза и заставляли мысли путаться. Было видно, что герои едва могли подобрать слова, дабы поддержать какой-никакой но диалог. По щеке Исиды потекла одинокая слеза, которую та машинально попыталась стереть. — Я скучала по тебе, Исида. — Тихо сказала Нут, массируя указательными пальцами пульсирующие виски. По глазам было видно, как она сожалеет о том, как сильно она тогда напугала родную дочь. Словно с её глаз сошла блеклая пелена, из-за которой она не видела ничего, окромя своих обид и травм. Не замечала того, как ранила тех, кого любит. #Флэшбэк Тефнут, богиня влаги и дождя, была счастлива как никто другой: она была обожаема мужем, смертные её почитали, и два прекрасных сына радовали материнские очи; пока старший готовился вступить в состав правящего совета, зубря законы и учась составлять важные документы, младший упорно тренировался стрельбе из лука, рукопашному бою и бою на мечах. Всë было идеально, ну, по крайней мере, так считала сама Тефнут. Именно поэтому ей чаще всего были непонятны внезапные «психи» Сета, ведь богиня дождя думала, что он был на своëм месте, ведь она его мать и лучше знает, как жить её сыновьям. Она была уверена, что Осирис рожден, чтобы править, а Сет — воевать, поэтому богиня не принимала никаких возражений. Это, в общем-то, и бесило братьев, которые желали заниматься тем, чем нравится именно им, а не ей, от чего их мать только злилась. Эта злость сказывалась на урожае смертных, которые, в свою очередь, затевали на Тефнут сильную обиду и говорили об этом прямо: уменьшая ей жертвы и посвящая богу солнца Ра больше молитвенных песен. Но о подношениях чуть попозже. Осирис и Исида, так как их родители были друзьями, частенько пересекались друг с другом, то катаясь на лодках, рассекавших по волнам чудесного Нила, то на каких-либо празднествах в честь бурного урожая. Сначала юный бог, не зная ещё, как вести себя с ребëнком помладше, держался, так скажем, «особняком», и много не говорил с беловласой богиней, уделяя больше внимания своему младшему брату, который часто видел плохие сны. Однако маленькая богиня была не по годам умной, воспитанной, аккуратной и вежливой. Она всегда могла выслушать и никогда не перебивала своего друга. А ещё Исиде можно было доверить любой секрет, не боясь за его сохранность. — Знаешь, Иси, — однажды, прогуливаясь по илистом берегу Нила произнëс Осирис: — Я не хочу власти, так как чувствую что это, ну, не моë. Мне больше по вкусу изобретение разнообразных лекарств и изучение наук. Н-но как поведать об этом моей матери так, чтобы она не покинула Египет и не обрекла египтян на погибель? Я не знаю. — Исида, держа в руках несколько цветов лотоса, ласково улыбнулась и протянула своему другу букетик из четырëх цветков: первые два были с полностью раскрытыми бутонами, в то время как два других ещё не успели одарить мир красотой своих лепестков. Было ощущение, что растения символизировали семью Осириса. — Вижу, что ты в смятении, и хочу тебе помочь, однако, боюсь, я буду плохой советчицей тебе. Ведь нрав Тефнут очень… м, он подобен песчаной буре, которая хоронит под собой целые деревеньки. Однако ты можешь поставить её перед фактом, когда достаточно возмужаешь. — Карие глаза Осириса засияли подобно звëздам, пока он смотрел на миловидную маленькую богиню. Такую юную и такую ласковую. Смуглые щëки божества покрылись лëгким пунцовым румянцем, больше похожим на крылья бабочки, которая перелетает с цветка на цветок, перенося на себе золотистую пыльцу. Своим поведением девочка очень сильно контрастировала с вечно недовольной и раздражительной Нут. Исида всем сердцем любила свою матушку и пыталась хоть немного облегчить состояние беременной богини, будь то приготовленная сытная рыба или же кувшинчик свежего молока, который Иси ставила на небольшой столик, стоявший у родительской кровати. Хоть это и мало влияло на беременность Нут, та была очень рада тому, какой заботливой была её дочурка. Однажды, когда Геб и Шу обсуждали помолвку своих старших детей, Исида решила проведать свою матушку, которой было в последнее время очень нехорошо, прямо очень-очень. Осирис же не разделял такого желания своей будущей невесты, и, предчувствуя неладное, пошëл вместе с весëлой Иси. Однако и они не ожидали того, что может произойти в ближайшем будущем. Голова у небесной богини просто раскалывалась, опухшие ноги не влезали в сандалии, спина ныла и уже едва ли не завывала от боли, а настроение было просто оторви и выкинь. Словно всë в этом мире желало увидеть её страшный гнев. Внезапно, всë тело богини неба начало увеличиваться, темнеть и покрываться миллионами звëзд. Перед глазами всë плыло и вертелось, вызывая ощущение рвоты. — Матушка, с вами всë хорошо? — голос дочери, такой далëкий и призрачный, заставил женщину взорваться подобно атомной бомбе, звуковая волна которой сметала всë на свои пути и превращала людей либо в пепел, либо в обугленные дочерна трупы. А затем случилось то, чего не ожидали ни Исида, ни Осирис: Нут грубо схватила перепуганную дочь рукой, да так, что та выронила кувшинчик и тот разбился на мелкие части, обнажив всë содержимое внутри себя. Тëплое, свежее молоко белыми кляксами растеклось по полу, равнодушно наблюдая за кричащей от страха девочкой и её матерью, которая увеличилась во сто крат. — КЬЯ-А-А-А! НЕТ! МАМА! НЕ НАДО! Осирис, помоги! — взмолилась она другу, который, побледнев от ужаса, постарался её вытащить из голубой ладони, однако был отброшен Нут метра на два в стену с такой мощностью, что от стены отлетел крупный кусок и попал в левый глаз юного божества. Благо вовремя вернулись взрослые боги; Шу, Геб и Ра, которые успокоили разбушевавшуюся Нут. *** — Нет, ну что же это такое? — сетовала Тефнут, божество влаги и дождя. — Я понимаю, тяжело тебе в беременность, но нельзя же доходить до крайности! Бедный мой сыночек, Осирис, ах! Посмотри, что случилось с твоим прекрасным ликом, как опух твой глаз. Нет, тебе, как советнику, вовсе не идут синяки. — Пока мать и так-и-сяк ворковала над помрачневшим старшим сыном, мимо них прошëл младший и мельком, с детской завистью зыркнул на Осириса. Ведь о нëм мать не так сильно беспокоилась, хотя синяков и шрамов у Сета было намного больше, чем у Осириса. В бедовой красноволосой голове то и дело проносились быстроногой газелью слова: «Не смей сравнивать себя и старшего брата, Сет! У него, в отличие от тебя, нежная, мягкая кожа, которую легко повредить!». «Ты прирождённый воин, которому всё шрамы и травмы будут непочëм, ибо всë тело твоë покрывает жëсткая, густая шерсть». «Мама знает, как будет лучше для тебя!». Младшему брату Осириса от таких слов и от того, кто это говорил, было неимоверно грустно. И именно из-за того, что ему было больно он и спорил с матерью на повышенных тонах. — Хватит, юноша, твой старший брат... — Договорить Тефнут не дал громкий, словно взрыв пороха крик младшего сына: — Нежен-хрупок-нуждается-во-внимании? А как же я?! Я тоже твой сын, но я батрачу на этих тренировках когда совсем этого не хочу! — Раздался громкий шлепок; богиня дождя дала сыну пощёчину, ибо ей надоело терпеть "капризы" непослушного ребёнка. — Мама! Ты уже перебарщиваешь! — крикнул Осирис, ранее проходивший мимо комнаты брата. Теперь же он закрывал своим телом Сета. Тëмно-лиловый синяк ещё не сошëл и продолжал являть себя миру, раздражая своими оттенками материнские глаза и якобы "похищал его красоту". — Прекрати препираться, сын! Ты ничего ещё не знаешь, ибо юн и глуп подобно вылупившемуся птенцу. Свободен. — Проигнорировав замечание старшего сына процедила Тефнут, обращаясь то ли к Сету, то ли к Осирису. Скорее всего к Осирису, так как ему не меньше, чем Сету, надоело материнское навязывание стези, к которому он не лежал душой от слова совсем, и не стеснялся говорить об этом матери. Обиженно поджав уши и скривив губы, богиня влаги покинула комнату, оставив сыновей наедине друг с другом. Видя раздосадованность младшего, старший помог тому подняться на ноги и сесть на небольшой табурет, прежде чем пойти за лекарствами; успокоительным и обеззараживающим. Вернувшись с корзинкой лекарственных средств, Осирис быстро и аккуратно обработал повреждëнную щеку Сета, параллельно думая о том, что надо рассказать отцу о поведении матери. #Конец флэшбэка — Деда, о чëм задумался? — Спросила Кебхут, в турмалиновых глазах которой блестело слюдой беспокойство за дедушку. — Да так, Кеби, ничего особенного. Просто ваша прабабушка нагрянула... Очень, кхм, неожиданно. — Стараясь перебороть удивление, Кеби обняла Осириса, пока её брат Упуат в недоумении чесал голову. Уж чего-чего, а подобных сюрпризов ему отродясь не надо было. — Так мы вернëм бабушку или нет? — Вставила свои пять копеек Захра, спрыгнув с Кебехсенуфа на пол и ожидая нормального ответа, а не все эти приключения на мягкое и упругое место. Ей просто сейчас хотелось вернуть бабушку домой, чтобы потом лениво развалиться на кровати, греясь в лучах дневного светила. — Конечно вернëте. — Хихикнув в ладошку ответила Нут правнучке, на что та, шевельнув ушами и зевнув, захотела вновь запрыгнуть на спину брату, но тот успел отскочить в сторону. Младшая дочь Бастет обиженно выпятила нижнюю губу и с лицом, полным детской обиды, направилась к отцу. Видимо, чтобы вернуться в Египтус на руках у папки. Гор, ласково улыбнувшись младшей дочери, поднял Захру на руки и позволил девочке уснуть в своих тёплых, нежных объятиях. С самого рождения Захра купалась в любви, которой с ней делилась её дражайшая семья: мама, папа, дедушка, бабушка, дядя, старшие братья и сестра, а так же кузены. Все они наполняли сердце бежевато-серой кошечки теплом. Она часто играла с Кирой, Кебехсенуфом и двоюродными кузенами Кебхут и Упуатом. Честно говоря, в жизни маленькой Захры практически не было ничего, вызывавшего у неё страх и ужас. Хорошее детство у хорошей, милой девочки. Когда она подросла, то узнала, что стала богиней небес, прямо как богиня Нут – их общая с братом и кузенами прабабушка, которую они никогда не видели в живую. Только на стенах, на которых Нут была изображена со своим супругом, дети могли узнать, как выглядят родители бабушки. Но ребятня и подумать не могла о том, что встреча с родственницей произойдëт так неожиданно, и в такой... Грубой манере. Хорошо, что ничего радикального и ужасного не произошло и теперь они могут в полном составе вернуться в Египтус. В голубом небе ярко светило солнце, накаляя до предела песок и заставляя всех, кто в ней обитал, прятаться в тени, в ущельях высоких, как обелиски, скалах и прочих импровизированных убежищах. И, пока пустыня жила своей жизнью, высоко в небесах летели: Гор, державший на руках свою мать и Кебехсенуф, чью спину всё-таки успела оккупировать Захра. Обратившись в коршунов Упу и Кеби соревновались в "Кто кого обгонит", пока левитировавший Тимурка с искренней улыбкой наблюдал, как быстрый, холодный ветер игрался с волосами Оксанки. — Нет, это ни в какие рамки не лезет! — сердито сжав кулаки прокричал уставший Анубис, как только вся компания из смертных и бессмертных вернулась в город. — Да ещё и средь бела дня... Сумасшествие какое-то. — Его возмущению не было видимого предела. Он бы так и продолжал свою гневную тираду, если бы не звук; Исида дала Оксанке ощутимый, но не смертельный подзатыльник. — Ау! Мадам, за что?! — Потирая место шлепка вскрикнула девочка с серыми глазами, на что богиня магии спокойно произнесла: — За сквернословие перед моей матерью. — Услышав подобный ответ, Сана обиженно надула веснушчатые щëки и направилась к Тимуру, который заплетал свои волосы в хвостик. Тот же, увидев перед собой русую девочку, мило улыбнулся ей и приобнял за талию. После чего произошло то, от чего и Исида и Гор испытали чувство смятения: Оксана и Тимур поцеловались, словно давным-давно были в отношениях и далеко не дружеских *** Отношения Оксаны и Тимура зародились ещё в пятом классе, когда их общая подруга Сафронова лежала в больнице с переломанной ногой. Ох, сколько же страха перетерпела Сана за подругу, особенно когда ту привезли на носилках в отделение травматологии. И всë это из-за какого-то водилы-мудилы, который не следил за дорогой и не остановился, когда сбил несовершеннолетнего человека. Сана, как тогда помнила, сидела на белом и неудобном стуле и ничегошеньки не видела из-за льющихся из глаз слëз. На фоне, где-то слева, Сева с Витей громко покрывали мужскими фалосами водителя, сбившего Аделаиду. — "В каждом маленьком ребëнке; и мальчишке и девчонке, есть хрустящие коленки, я колëсом проверял! " Арх, как же бесит этот водила!!! — Рвал и метал рыжий мальчишка, тряся в воздухе кулаками и пугая мимо проходящих медсестëр в белых/пастельных халатах. — Эй, ну ты чего? Всë же хорошо, всë обошлось. — Шмыгая носом, Ксюня успокаивала Оксанку, хотя сама уже была готова разрыдаться от страха. Тут свою лепту внесла Натаха, обнимая за плечи Трубецкую: — Обошлось... Но подружка ногу сломала! И теперь будет в больнице будет лежать. — Чëрная, дорогущая тушь теперь ручьями стекала по смуглому и донельзя красивому лицу Основиной. К рыдающим подружкам подошёл Тимур, держа в руках огромную пачку салфеток, дабы те смогли переключить своë внимание на что-то кроме рыданий. А затем его глаза встретились с заплаканными глазами Саны, взгляд которых был и удивлëнным, и смущëнным. После того злополучного дня Оксана и Тимурка стали проводить больше времени вместе, то играя в компьютерные игры, то обсуждая разнообразные романы в стиле "ЯнгАдалт". Так вот незамысловато зародились их чувства друг к другу. *** Тем не менее, даже если боги-учителя Оксаны и Тима и были просто огорошены подобным знанием, ни Исида, ни тем более Гор ничего против не имели. Ведь подростковая любовь – так романтична и легка, что в ней нет ничего страшного. Если, конечно, объяснить ребятишкам об ответственности. Стар Баттерфляй, если так подумать, никогда не хотела становиться королевой Мьюни, ведь всë, что она умела — это тусить и колдовать странных существ, которые помогали ей в битвах с Людо и другими злодеями, посягавшими на её волшебную палочку. Однако, попав в мир Египтуса, она вдохновилась царевной Монифой, которая была не по годам умной и начитанной богиней. Поэтому принцесса Мьюни нередко приходила к дочери Сехмет просить совета в том или ином действии, будь то вопросы внешней политики и экономики/расизма между людьми и монстрами из прежнего мира Стар. И царевна Золотого города терпеливо и внятно подталкивала мьюнианку к решениям, стоящим меньше всего жертв. Однажды юная Звезда спросила львицу: — А почему ты не советуешь мне передать трон Эклипсе? Всë-таки она законная королева. — На что вторая, изменив цвет волос с розового на фиолетовый, сказала: — Потому что, при всëм уважении к миссис Эклипсе, она ничерта не смыслит в политике, а следовательно может привести королевство к развалу едва ли не хуже, чем принцесса Сейтана Кровавую Долину. — Стар хотела было возмутиться, однако быстро смекнула, что дочь Сехмет права; мьюнианка знала Эклипсу как хорошую, смелую, самоотверженную личность, которая предпочла быть с любимым монстром, чем с не любимым мьюнианским корольком. Однако, какой королевой будет госпожа Эклипса и будет ли ею доволен народ? Если нет, то мьюнианцы начнут устраивать бунты и уж тогда вражде монстров и мьюнианцев не будет никакого конца лет ещё минимум тысячу. Вот так со временем Стар всë чаще и чаще интересовалась тем, чем Монифа всë это время жила: внутренней и внешней политиками. Мун Баттерфляй не могла нарадоваться, ведь Монифа благотворно влияла на её единственное дитя, делая девочку в красном ободке более благоразумной и вдумчивой. Недовольной оставалась только Пониголовая, ибо считала, что львица делала Стар скучной, "забирала", так скажем, всë тусовочное "Я" мьюнианки. Выкидывала всю крутость буквально на помойку, оставляя лишь воспоминания о безумных вечеринках и танцах. На фоне этого Пониголовая даже ссорилась со Стар, которая наконец-то начала вдуплять о том, какую ношу ей предстоит нести на своих плечах. Баттерфляй было очень больно от того, что Пониголовая не могла понять её стремления быть королевой мьюнианцев и монстров из своей вселенной. В следствие этого Стар решила, что кричать и спорить смысла нет, поэтому ещё сильнее углубилась в изучение таких штук, от которых раньше очень сильно плевалась. Ториель всë ещё не могла поверить в то, что их мир был полностью разрушен и отныне им предстояло жить в совершенно незнакомой среде обитания. Вся жизнь козо-мамы была в который раз разделена на "До" и "После". В первый раз, когда по воле чëрт знает кого Чара и Азриель, её два драгоценных мальчика которых она однажды потеряла, воскресли, а второй такой разлом она проживала сейчас, наблюдая за искрящимися водами Великой реки. Почему, ну почему всë случилось так? Кто был этому причиной... И как она не заметила того, что их мир кроссовера умирает? Просто... Просто почему чёрт возьми?! Кажется, к подобным изменениям Тори была вовсе не готова. Гидра, приняв белую розу от девочки Сострадания, отныне жила в волшебной роще близ Египтуса и проходила специальную АВА-терапию, которая, пусть и не сразу, но помогла той жить точно так же, как среднестатистический гражданин Золотого города. Пусть путь к полноценной жизни был тернист, она старалась. Со временем она научилась говорить полноценными предложениями и ясно, словами, а не жестами, показывать то, что хочет, к примеру, купить у странствующих торговцев. К своей новой соседке жители Египтуса поначалу относились с осторожностью, но потом весьма быстро привыкли. Ведь за последние годы кого только не прибавилось: голубоокие мумии, какие-то новые роботы-аниматроники, дети Мироздания, а также некоторые персоны из других миров. Тем временем в храме восьми святых жизнь била ключом, даже когда его жильцы отлучались ради исполнения заданий. Потому что за территорией следили верные служанки. Когда храм был только в проекте, много кто из молодых девиц изъявили желание работать служанками у детей, которым дали титул святых. Служанки подразделялись на несколько каст: первая каста, вторая каста, третья, четвëртая и пятая. В первой находились те, кто слелили за чистотой территории храма и внутри, и снаружи, вторая же каста работала в столовой и готовила блюда, в то время как третья ухаживала за растениями. Служанки из четвёртой касты следили за свежестью и ухоженностью одеяний святых, ведь негоже их господам ходить в мятых одежонках. Они-то и помогали, иногда, когда их просили, одеться святым детям. В пятой касте были те, кто следил за чистотой хозяев храма. Они готовила ванну, всякие приятно пахнущие масла, примочки, мыло и прочее-прочее мыльно-рыльное. В каждой касте был свой дресс-код: в первой это были специальные костюмы невзрачных оттенков, а также очки, не позволяющие попасть в глаза песку. Те, кто принадлежали ко второй касте, носили пурпурные одежды и обязательно скрывали свои волосы, дабы ни один волосок не попал в блюда хозяев. Третьи же были наряжены в зелëные одежды и грубые перчатки, которыми обезопасили свои руки. Служанки из четвёртой касты носили средней длины платья светло-розового оттенка. Пятая каста облачалась в лëгкие оранжевые платья, которые быстро снимались и быстро надевались. Это было на случай, если одетые в них девушки намокнут при работе. Служанка из первой касты по имени Эссили сегодня была не в духе, её бесило абсолютно всë: и коллеги, и святые, которые то приходили в их мир, неизвестно чего ради, то уходили на свою Землю. Это возмущало Эссили мол, «Эти восемь недорослей только один раз спасли Египтус, а с ними носятся так, словно они это делали тысячу раз! Ух, как же бесит» — думала смуглая девушка, подметая лежавшую то тут, то там блестящую пыльцу, которая раздражала фиолетовые глаза служанки своим сиянием, заставляя её нехило так сердиться. В основном на Аделаиду, которая пришла в храм и принесла целый ворох проблем в виде этих супермелких сияшек, которые были легче пуха, но их было очень трудно убрать без особого прибора, что тоже уже едва справлялся. — ДА СКОЛЬКО МОЖНО-ТО, А!? — Не выдержала Эссили, держа в руках своеобразный пылесос, который вновь переполнился светящейся пыльцой. — Где они вообще нашли подобную хрень? — терпение девушки быстро закончилось, и вся злоба и недовольство вылились из её рта бурным потоком, сшибающим с ног всякого, кто вставал на его пути. Pov Эссили Когда я шла на службу в храм, то надеялась,что моя и без того нелëгкая жизнь станет куда легче. Мол, "Что трудного в служении храму восьми святых?", но откуда мне было знать, что мне прикажут драить полы, пока сами эти святоши только и занимаются полнейшим ни чем?! Арх, не честно. Не честно это!!! Ну почему моя жизнь ко мне так несправедлива! Я с гневом отшвыриваю шланг пылесоса от себя, чувствуя, как всë моë нутро заполняет самая настоящая ненависть к этим пацанам и девкам. — Эй! Осторожнее, убьëшь же! — вскрикнула служанка из четвёртой касты, державшая огромную корзину с одеждой наших грëбанных святых детей. Хм, видимо, её чуть не сшибла, пока психовала на всех и вся. Сегодня просто худший день в моей дрянной жизни и всем всë равно на это! Главное, что святые детишки вернутся к себе на Землю, где им и место! А на то, что я тут батрачку как рабыня, хотя являюсь полностью свободным человеком, всем плевать что ли?! Несправедливо, ненавижу! Я просто ненавижу! И родители, в случае моего увольнения, никак меня не поддержат. Мол, "Это же так почëтно, служить столь почитаемым личностям! Не смей уходить и оставлять семью без лишнего дохода." Именно это и сказала мне моя сестра, вышедшая замуж за богатого землевладельца, очаровав того своей внешностью. Интересно, он всë так же наслаждается её внешним видом или она ему надоела? Хотя, как такая красотка, как Иризиди, может надоесть? Моя младшая сестра прекрасна. А я? Ведь у меня нет ни золотистых глаз, ни изумрудных волос. У меня... Обычная внешность среднестатистической египтусянки. Конец Pov Эссили И, пока озлобленная на всех и вся Эссили лелеяла свои обиды, по улице Золотого города бродила Ториель, и вся её голова была занята печальными думами. Длинную, белую шерсть на дородном теле мягко трепал ветер, так же играясь с сиреневой туникой, одетой на тулово мамы-козы. Где-то была слышна музыка и веселье, которое, к сожалению, не могло проникнуть в сердце женщины. Мысли о будущем всë никак не давали ей покоя, ведь нужно было определиться, в какую школу нужно было определить Азриэля, Фриск и Чару – её детей, которых бывшая королева Подземелья любила всём своим сердцем. От всех этих, весьма не радужных мыслей у Ториель сильно разболелась голова, заставив её массировать переносицу, хмурясь и тихо шипя. — О чëм задумались, дамочка? — раздался позади неё задорный и весëлый голос, заставив женщину-монстра резко обернуться. Перед ней оказался высокий робо-заяц серого окраса, имя которому Азибо. Мама-коза уже знала его, так как он помог им тогда, когда и случился весь этот кавардак. Тот же серый цвет, синевато-сизые волосы и ярко-красные, как гранат, щëки. — О том... Как мгновенно и быстро наша жизнь может перевернуться с ног на голову. — Скривив губы призналась Тори, ощущая, как что-то когтистое и жуткое буквально рвëт её душу на части. Тяжело вдохнув, Азибо поспешил успокоить женщину, сказав о том, что да, порой бывают такие моменты, от которых наш мир может распасться на атомы, потонуть в пучине новых событий, но к этому нужно просто адаптироваться. Сквозь неприязнь, сквозь хаос в душе, сквозь боль и слëзы, но адаптироваться. — Кстати, не хотите погостить у нас? Моя мама, если что, не против. — на такое предложение Ториель мягко улыбнулась и дала согласие. Она решила, что всë-таки стоит познакомится получше с этим робо-зайцем и его семейкой. Дом, в котором проживал Азибо со своей семьёй был недавно отремонтирован и буквально сиял от новизны красок. Теперь он — дом — был трëхэтажным и с огромными окнами, открывавшими вид на пустыню и на особую, магическую рощу. На крыше была небольшая зона для отдыха: пара "лежаков", бело-синий зонтик от солнца, а также небольшой костëр для семейных, ламповых посиделок. То тут, то там бегали маленькие, но такие же серые, как старший брат, робо-зайчата в разноцветных одëжках; и лишь немногие из них были белыми. Ториель, неожиданно для себя ещё в отеле заметила странную любовь египтусян к изображению их жизни на стенах жилищ: вот – на одной стене изображен Азибо с крупным мешком на плечах, вот – белая робо-зайчиха, мать Азибо, держит на руках новорождëнного зайчонка, вот – девушка-львица с тëмными волосами держит другую, фиолетово-синюю женщину за кудри цвета пшеницы. Последняя настенная, так скажем, картина привлекла внимание мамы-козы. Она видела это, но не так ясно, ибо всë внимание заняли рыдающие и напуганные Азриель, Чара, Флауи и Фриск, прижимающиеся к ней. — А, извините, а кто эти девушки, изображëнные на... Стене? — всë же отважилась проявить любопытство мамама-коза, однако быстро осеклась, ибо лица хозяев дома быстро помрачнели, стали хмурыми, как грозовые тучи. — Ох, милая гостья. — Нервно перебирая пальцами произнесла мать Азибо: — Эта женщина-львица – золотая царица Египтуса, дочь бога Солнца Ра, яростная богиня войны и медицины Сехмет. И на стене она изображена рядом с Леди Мироздания, которая своими действиями вызвала у царицы гнев. — Услышав что-то про войну, Тори нахмурилась, ибо ей в своë время итак хватило сражений между людьми и монстрами в её мире. — Но что же вызвало столь бурную реакцию? — и тут Азибо, поняв, что его язык просто онемеет сегодня от продолжительной беседы, начал свой рассказ полный политики, крови и войн. Чара, Азриель и Фриск с Флауи на руках, спокойно прогуливались по улочкам Египтуса, сияющими чистотой и ухоженностью. На детских площадках играли дети, пока их родители работали в поле, библиотеке и храме неких восьми святых, чëрт знает за что получивших храм. Ну, так по крайней мере, думал Чара рассматривая красными, как кровь, глазами сверкающее всеми цветами радуги здание. А Фриск, Флауи и Азриель, вместе с монстрëнком, естественно, просто старались привыкнуть к совершенно новой реальности, к тому, что теперь им служит домом огромный Золотой город под названием Египтус. Ну и, к слову, адаптация прошла более-менее успешно, ибо горожане были милы и теплы по отношению к ним. К тем, кто потерял абсолютно всë: прежний дом и судьбы, которые их ждали в ИХ мире. В том, где по воле создательницы переплелись множество миров, прежде чем кануть в лету. — Невероятно! — воскликнула Альфис, ярно-жëлтая монстриха-динозаврик с очками и в белом халате во время совместной работы с Осирисом. — Ваши технологии на голову превосходят наши, это так... Т-так невероятно! — от переизбытка чувств учëная начала заикаться и запинаться, параллельно пытаясь всë обдумать. — То есть, вам помогают эти штуки на руках? — не церемонясь спросила Андайн, девушка-рыба с синей кожей и красными, как ягоды калины, волосами, приобняв Кахотепа, сына Нейт и Гиксоса, за шею, как матёрый вояка. — Я верно поняла, малой? — — Кху, вы верно всё поняли. Только отпустите шею, я хоть и бог, но удушение чувствовать не хочу! — ответил мальчик, стараясь хоть немного ослабить хватку рыбоподобной воительницы, пока его брат и сестра всеми силами пытались сдержать смех. — Ладно, мадам Сирена, — вытирая крохотные слезинки смеха произнëс Секани. — Но не могли бы вы вернуть нашего Бога любви нам? — Щëки Кахотепа стали почти того же оттенка, что и волосы Андайн, ошарашенной только что услышанным. Громко бранясь, мальчишка вырвался из рук "Мадам Сирены" и погнался за братом и сестрой, которые быстро-быстро улепётывали от него да так, что аж пятки сверкали. Генетика всегда была удивительной наукой, благодаря которой можно было узнать много чего интересного и у людей, и у богов. Многие юные божества наследовали свои силы от более старших, но таких же божественных родственников. Таким образом, в возрасте восьми лет тройняшки Секани, Акана и Кахотепа узнали что: Секани является богом веселья, а Акана богиней музыки и песен. Однако, сильнее братишки и сестрëнки родителей удивил именно Кахотеп, ибо являлся Богом любви! Ну, проще сказать, что свои силы они унаследовали от своей бабули Хатхор, которую египтяне чтили как богиню любви, красоты и музыки. Ох, и не раз тогда Секани подтрунивал над своим "младшим братиком-любви", и как же тогда Кахотепу было неловко. Был полдень. В небе ярко светило солнце, уже не просто согревая всю поверхность земли, а раскаляя её едва ли не до предела. Благо, в Египтусе и роще, сотворëной Аделаидой, было не так жарко, как в пустыне. В садах то и дело включались системы полива, не позволяющие красивейшим растениям зачахнуть и умереть. Детские площадки пустуют, оно и видно: какой родитель отпустит своë чадо, когда на улице такой ад творится? Только очень невнимательные, или же те, кому буквально наплевать на ребëнка с высокого храма. Один ребёнок - смуглый мальчик в сиреневых дорогих одеждах бродил по пустыне, пока его родители были заняты, а старшие сëстры в школе. Видимо, ведомый детским любопытством он сбежал из дома, так как ему было очень скучно и он хотел гулять. Мальчик, пока что не ходил в школу, ведь был слишком мал для неё. В руках он держал круглый мячик ярко-красного цвета и громко смеялся, пока игрался с ним, подбрасывая в высь и ловя. — Что ты тут делаешь, мальчик? — раздался взволнованный мужской голос, на который сразу же обернулся ребёнок и увидел перед собой высокого мужчину в бледно-бардовой дишдаше. Взгляд странного дяди был одновременно и удивлённым и заинтересованным. — Дяденька, а вы кто? — Недоверчиво спросил мальчик по имени Зосар, прекратив играть со своим любимым мячиком. — Я недавно повстречал женщину, которая сильно волновалась, ведь искала своего ребëнка. По описанию ты подходишь; смуглый, с красивыми глазами, словно аметисты, одетый в сиреневые одежды. — Сжав губки Зосар сжал в руках мячик, так как помнил родительский наказ: не говорить с незнакомцами. Мальчонка решил поинтересоваться, мол, "Чем докажете?" и мужчина достал сферу с голограммой смуглой, красивой женщины в бледно-голубых одеждах. Изображение заставило мальчика опешить: Это ведь была его мама! И она очень сильно переживала. От этого мальчишке, который сбежал из дома и ослушался мать, стало очень стыдно за свои действия. А добрый дядя, как оказалось, их новый садовник, согласился помочь взволнованной женщине и вернуть сына домой. Бескрайние пустынные земли равнодушно смотрели на то, как высокий мужчина уводил мальчишку куда-то в даль.