Shoot my shot

      Свои выходные в последнее время Цзян Чэн проводил стабильно — прибирался дома, потом ездил к сестре или встречался с Вэй Ином и Не-сюном. В этом промежутке что-то ел, не важно что, либо угощения шицзе, либо стряпню кого-то из приятелей (хорошо, если Усянь не порывался к плите, иначе стоило бы запастись спасительными средствами от диареи). Потом возвращался к себе в квартиру, смотрел телевизор, иногда позволял себе пиво, ругался на новости и ложился спать. Цзян Чэн скидывает кроссовки в прихожей и падает на диван лицом вниз. Он любил встречи с друзьями, но они, так или иначе, его выматывали. Хотелось принять душ, спать и одновременно не двигаться вовсе. В голове где-то далеко маячит мысль, что в холодильнике стоит бутылка хорошего лагера, которую Не Минцзюэ вручил ему еще на той неделе в качестве презента из командировки. Вдруг телефон в кармане издает звук уведомления. Цзян Чэн лениво вытаскивает его из куртки, уверенный в том, что это Вэй Усянь опять пасет братика — «ты добрался или нет?». 22:34 «Господин Цзян, как вы считаете, есть ли смысл предоставлять записи следователю Мэн? Он звонил мне сегодня по этому вопросу.» Цзян Ваньинь пару раз моргает, чтобы убедиться, что глаза не врут ему. Серьезно? Время половина одиннадцатого вечера, и он спрашивает об этом именно сейчас? В законный выходной Цзян Чэна? 22:35 «Прошу прощения, если побеспокоил вас. Мы можем обсудить это завтра, если вы заняты.» Он переворачивается на спину и медленно выдыхает через нос. 22:37 «Не занят. Нет смысла. Они ему ни к чему.» «Этот гад просто ходит к нему домой, чтобы лапать одеяло. Дождется момента и сопрёт,» — звучит голосом Не Хуайсана в голове Цзян Чэна. 22:38 «Я ответил, что должен сначала посоветоваться с вами» Свалил всю ответственность, иными словами. 22:40 «Да, это уместно.» 22:41 «Сегодня очень долгий день». Цзян Чэн некоторое время тупо смотрит в экран, пытаясь понять, вообще к чему это относится. 22:44 «почему?» — спрашивает он, больше недоумевая, чем любопытствуя. 22:45 «Такое иногда бывает :)» Окей. Все равно ни черта не ясно. 22.48 «Я постараюсь приехать пораньше. Завтра у вас мероприятие, выспитесь.» 22.50 «Спасибо. Еще раз извините за беспокойство. Доброй ночи, господин Цзян.» Цзян Чэн сначала убирает телефон на журнальный столик, но потом решает, что оставлять пожелание без ответа неприлично, поэтому быстро набирает: 22.53 «Ничего страшного. Вам тоже доброй ночи, господин Лань».

***

      А-ма деловито отряхивает безупречный черный смокинг на Сичэне и, не удержавшись, восхищается. Он выглядит удивительно. — Вы предвзяты, А-ма, — смеется он и спохватывается. — Ох, чуть не забыл, пожалуйста, принесите галстук из гардеробной. На ваш вкус. Любой подойдет. Цзян Чэн сидит в кресле в углу комнаты, наблюдает за сборами, изредка поглядывая на часы. — Транспорт подгонят через полчаса, — сообщает он. — Отлично. Мне сесть назад? — Да. После того, как я осмотрю машину. Сталкер затих, и мне это не нравится, — делится Цзян Чэн. — Либо он вовсе исчез, что маловероятно, либо просто затаился. Затишье перед бурей. Лань Сичэнь складывает ноты в портфель и аккуратно, чтобы не помять смокинг, присаживается на соседнее кресло. — Я тоже несколько обеспокоен этим вопросом. Признаться, поначалу даже думал, что вы просто скрываете от меня любые проявления. — Какой смысл? — сощуривается Цзян Чэн. — Вот именно. Поэтому я решил для себя, что вы, в любом случае, делаете всё для моего блага. Я вам доверяю, господин Цзян. И… — Сичэнь кашляет в кулак, прежде, чем сказать, — …вам к лицу костюм. Цзян Чэн не сразу понимает, что покраснел, а когда чувствует жар на щеках, тоже кашляет и сухо кивает. — Благодарю. За доверие тоже. Неловкость сковывает обоих, Лань Сичэнь мнет рукав, опустив глаза, и, слава богу, в этот момент в комнату радостно влетает А-ма с галстуком-бабочкой. — Спасибо, я повяжу сам, — благодарит Сичэнь. — А-ма, пожалуйста, отдохните три дня. Я вижу, как вы устали, хочу, чтобы вы подумали о себе. — Брось, маэстро! Я ни капельки не устала, что за вздор! Лань Сичэнь ловит ее руку и прижимает к груди, проникновенно глядя ей в глаза: — Пожалуйста. Мне бы очень хотелось. Бабуля долго смотрит на него и бубнит: — Ладно, раз тебе невтерпеж от меня избавиться… Тот громко смеется и порывисто обнимает ее: — Ну, что вы, дорогая, ни в коем случае! Сами знаете, я слабый человек, который хочет, чтобы всем вокруг было хорошо. Отдохните, А-ма. Позвольте хотя бы здесь мне настоять. — Упрямый мальчишка, — бормочет она, похлопывая его по плечу. — Вы с братом копии отца, такие же хитрющие. Лань Сичэнь ласково гладит ее плечо: — Не ворчите, лучше поскорее собирайтесь, подбросим вас домой по пути. Цзян Чэн не может сдержать улыбки, глядя на них. Когда А-ма выходит из комнаты, Сичэнь оборачивается и замирает. — Вы… — изумленно роняет он, с трудом подбирая слова. — Вы улыбаетесь. — Почему это вас удивляет? — настороженно спрашивает Цзян Чэн, вмиг посерьезнев и выпрямив спину. Лань Сичэнь, все еще шокированный, мотает головой: — Не сочтите за грубость, вы всегда весьма собраны, и ваша улыбка… несколько выбила меня из колеи. Простите. Что-то подсказывало Цзян Чэну: уточнять, отчего тот разволновался, не стоит. — Я иногда это делаю, как и все живые люди, — бормочет он. Сичэнь повязывает бабочку под воротник, в его взгляде скользит лукавство. — Улыбка идет вам даже больше, чем костюм, господин Цзян. Цзян Чэн не знает, как реагировать, он не привык к комплиментам и не имеет ни малейшего понятия, как правильно их воспринимать, поэтому поджимает губы и скупо кивает. Лань Сичэнь опускает голову, потупив взгляд. Повисает молчание. — Я вызову водителя, нужно проверить авто. Дам вам знать, когда можно выходить, — говорит Цзян Ваньинь и покидает комнату. Он почти бежит по коридору, будто покидает место преступления, отчаянно желая облить чем-нибудь лицо, чтобы не было видно лихорадочный румянец. Почему обычные слова так на него повлияли? Точнее, почему его слова так на него повлияли? Конечно, Цзян Чэну иногда перепадали фразы Хуайсана и Усяня по типу «ого, кто это тут у нас сегодня такой горячий?», но это же совсем не то. Шальная мысль вдруг звучит в голове громче всего остального. Лань Сичэнь… заигрывал?.. Нет, ну, это бред. Цзян Чэн отмахивается от этого, как от чумы. Дикость какая. Фу. Он осматривает машину настолько тщательно, что водитель начинает заметно нервничать. Его приходится успокаивать, ведь и правда всё в порядке, всё идеально, включая экстренную сумку на заднем сиденье, резервный маршрут в навигаторе и определенное количество налички в бардачке. Когда Лань Сичэнь выходит из дома, сопровождая А-ма под руку, Цзян Чэну хочется зажмуриться. Он ослепителен, начиная от уложенных гелем волос, заканчивая блестящими носами ботинок. Но это мишура. Красивая декорация вокруг его роста и фигуры, жестов и манер, нежного глубокого голоса. Внизу живота становится неожиданно тепло. Цзян Чэн открывает перед ними дверь, помогает бабуле залезть в авто и садится на переднее сиденье последним. Весь путь до конечного пункта он кое-как заставляет себя концентрироваться на дороге, как обычно поглядывает в зеркала, но жжение в затылке не дает покоя. Взгляд Сичэня нещадно палит сзади. В боковое зеркало Цзян Чэн ловит, как тот задумчиво проводит указательным пальцем по нижней губе. «Господи, сосредоточься!» Ну, ладно, возможно, у кого-то действительно давно не было секса. Настолько давно, что это вполне можно принять за «никогда». В конце концов, нет проблемы, которая не решалась бы основательной мастурбацией, и Цзян Чэн твердо решает в будущем посвятить свободный вечер исключительно себе и своему ментальному здоровью. Может быть, даже заглянет в магазин к братьям Не. У концертного зала куча народа, и Цзян Чэну это страшно не нравится — вот почему он ненавидит связываться с шоу-бизнесом. Самое отвратительное: большую часть составляют девочки от четырнадцати до двадцати пяти — самый страшный контингент. Страшнее зэков. Страшнее сумасшедших. Страшнее диких животных. Цзян Чэн дает указания водителю, выходит из машины первым под визг толпы, про себя отметив, что у него на редкость послушный клиент — Сичэнь примерно ждет, когда дверь распахнется, и он сможет покинуть машину. Девочки взрываются восторженными криками, стоит ему сделать шаг наружу. Цзян Чэн пристраивается у Сичэня за плечом и кладет руку на поясницу, поторапливая. Лань Сичэнь ведет себя образцово сдержанно: пара улыбок и только. Находясь в ужасном стрессе, Цзян Ваньинь никогда еще не чувствовал себя так легко. — Вы отлично справляетесь, — говорит он, когда они оказываются в помещении. Щеки Сичэня чуть розовеют: — Я просто стараюсь делать так, как вы объясняли дома. Скажите, господин Цзян, могу я на обратном пути расписаться для двух-трех поклонников? Цзян Чэн морщится, но кивает: — Не больше трех и быстро, затем я снова вас оттесню. — Спасибо. А то как-то неловко, они пришли специально, чтобы увидеть меня, а я только поулыбался и исчез. Некрасиво. «Какой же ты совестливый балбес, » — невольно думает Цзян Чэн. — Господин Лань! — вдруг окликнул кто-то. Глаза Сичэня округляются, и он решительно шагает навстречу даме в возрасте, глубоко кланяется и потом галантно прикасается губами к ее руке: — Баошань-саньжэнь, какая честь для меня. Безумно рад вас видеть! Та улыбается только уголками рта, одаривая его теплым взглядом, и нерешительно дотрагивается до его прически буквально кончиками пальцев: — Ах, где же твои волосы, А-Хуань? Цзян Чэн пытается держать лицо у него за спиной. Сичэнь и эта женщина, очевидно, очень близки, раз она называет его этим именем так запросто. — Потерял по дороге, — смеется Лань Сичэнь. Она берет его за руку и ласково похлопывает по наружной стороне ладони: — Ну, ничего страшного. Значит, тебе и не нужно. Они хихикают о чем-то своем, Цзян Чэн не вмешивается, пока дама не произносит: — Я слышала, что стряслось. Ужасно. Будь осторожен, Лань Хуань. — Меня есть кому охранять, — говорит он и кивает в сторону своего охранника. — К слову, мадам, это господин Цзян. Он занимается моей безопасностью на данный момент. Господин Цзян, позвольте представить вам моего учителя во многих вещах, Баошань-санжэнь. Если бы не она, я бы никогда не притронулся к роялю. — И избавили бы себя от многих проблем, — не сдержавшись, сходу ляпает Цзян Чэн. Дама смотрит на него с неподдельным интересом. — А он остёр на язык, — кратко замечает она. — Приятно познакомиться, господин Цзян. Надеюсь, вы также невозмутимы и в деле. — Я не нанимаю несерьезных людей, мадам, — быстро отводит на себя внимание Сичэнь. — Поверьте, господин Цзян очень ответственный. Баошань-санжень качает головой, но не возражает. — Вы почтите нас своей игрой сегодня? — интересуется Лань Сичэнь. — Нет, друг мой, мое место в зале. — Я буду стараться, мадам. Знайте, что этим вечером я играю для вас. Цзян Чэн неосознанно вздрагивает от жара этих слов. Кому еще он говорил их так — этим тоном, обволакивающим, как йогурт? — Ступай, А-Хуань. Я буду смотреть на тебя. «А я буду смотреть на всех, кто смотрит на него». — Господин Цзян, идемте, — зовет Сичэнь и говорит ему вполголоса, — не сердитесь на нее, пожалуйста. — Она не обидела меня, — возражает Цзян Чэн в некотором недоумении. Лань Сичэнь еле заметно вздыхает и поводит плечами: — Я знаю, Баошань-санжэнь может быть резковата, когда я был ее учеником, поверьте, много наслушался. Мне показалось, что мадам не слишком деликатно высказалась, поэтому… — Я понял, — обрывает Цзян Чэн. — Нет нужды. Я не в обиде. И… он что, снова защищает его? Сичэнь неловко улыбается. — Мне выделили гримерную, вы, верно, захотите ее осмотреть? — Да. Пожалуйста, ждите снаружи, господин Лань. Цзян Чэн заходит внутрь маленькой комнатки и быстро пробегается взглядом по всем четырем углам, прежде чем тщательно прошарить под мебелью, сиденьем стула, под столом, во всех ящиках трюмо и даже на двери сверху и снизу. Только после этого дает знак, что можно заходить. — Я решил, что гримерка будет не лишней, а вот наносить грим ни к чему, — усмехается Сичэнь, осторожно усаживаясь на стул, чтобы не помять костюм. — Здесь можно отдохнуть и спокойно дождаться своей очереди. Я полистаю ноты с вашего позволения. Цзян Ваньинь хмыкает: — Вы занимаетесь своим делом, я — своим. — Это точно. Мне очень нравится, как вы выполняете свои обязанности, если честно, — признается Сичэнь, очередной раз повергая своего телохранителя в легкий ступор. — Спасибо, — давит тот в ответ. — Я смутил вас? — В некотором роде. — Простите. Просто я считаю, что людей нужно хвалить, особенно когда есть за что. Спасибо вам. Как он это делает? Вот так легко? Раз за разом он произносит своим невозможным ртом всевозможные смущающие вещи, при этом оставаясь абсолютно спокойным. Яньли тоже всегда нахваливает Цзинь Лина, только этот засранец становится все более заносчивым, один в один папаша. Интересно, сын Лань Сичэня такой же трепетно взлелеянный гордец? — О чем вы думаете? — доносится голос Сичэня. — О вашем сыне. Ему, очевидно, повезло с отцом. В лице Сичэня вдруг проскальзывает та самая нежность, с которой он разговаривает со своим ребенком по телефону. Он опускает глаза. — Не знаю. Я не самый лучший папа, хотя пытаюсь им быть. Если бы я мог, я бы посвящал Цзинъи еще больше времени. Сейчас ему, конечно, это не нужно, но я бы все отдал, чтобы он подольше оставался маленьким. — Да, когда они малыши, всё замечательно, — соглашается Цзян Чэн. — У вас есть дети? — спрашивает Сичэнь. — Племянник, — отвечает Цзян Чэн и спустя долгую паузу, все же решается задать вопрос: — Вы говорили, что никогда не были женаты. Огрехи молодости? Лань Сичэнь пятерней убирает упавшую челку с лица. — Я, в принципе, совсем не планировал становиться отцом, господин Цзян. Цзинъи было четыре, когда его родители — наши друзья семьи — погибли на отдыхе. Он постоянно спрашивал где мама, пока я заполнял документы на усыновление, а брат и дядя тогда сказали, что я чокнулся. Но, клянусь, я не пожалел ни секунды, проведенной с ним. Я радовался, как дурак, когда он назвал меня «папа». Я помню, — Сичэнь откидывается на стуле и скрещивает руки на груди, — Цзинъи однажды вырезал мою фотографию из загранпаспорта, потому что очень хотел, чтобы я всегда был с ним рядом. Я даже ругать не стал, хотя у меня в то время был запланирован какой-то концерт. — Он потирает подбородок и говорит очень мягко, — Господин Цзян, так вышло, что я люблю своего сына больше всего на свете. Не подумайте, что я повернутый папашка, но Цзинъи, правда, нельзя не любить. Когда познакомитесь с ним, вы меня поймете. Цзян Чэн пытается подобрать ответ, но не находит, поэтому ограничивается лишь коротким: — Мгм. И в этот момент Сичэнь вдруг прыскает, тщетно закрывает рот рукавом, но расходится только сильнее и начинает хохотать в голос. Поймав несколько ахуевший взгляд Цзян Чэна, он пытается взять себя в руки, однако безрезультатно.  — Ради бога, извините, — давит Сичэнь, вытирая слезы. — Мне очень стыдно за свой неуместный смех, просто это «мгм» — визитная карточка моего младшего брата. Он так реагирует практически на всё. Я не смог сдержаться, слишком похоже прозвучало. Никто еще не смог передать это настолько близко! — Ваш брат немногословен, — осторожно комментирует Цзян Чэн. — Чертовски верно. Он не любит болтать, всерьез считает это тратой времени. А у вас есть еще братья или сестры, помимо Вэй Ина? — Старшая сестра. Сичэнь отворачивается к зеркалу и парой небрежных движений приводит себя в порядок. — Вам повезло. Иметь большую семью — великое счастье. Цзян Чэн невольно любуется длинными красивыми пальцами, скользящими по лицу и волосам. Пора заканчивать с этой ненормальной херней. Отвлекаясь на его внешний вид, Цзян Чэн теряет бдительность и откровенно тупит, чего категорически нельзя допускать. Отвратительно. Сичэня зовут на сцену, он одергивает пиджак, пару раз медленно выдыхает через нос, прежде чем шагнуть за порог. — Нет, позвольте я выйду первым, — преграждает ему дорогу Цзян Чэн. — Да, безусловно, — Лань Сичэнь послушно пропускает его вперед. Следуя за девочкой-организатором и своим нанимателем, Цзян Чэн негромко говорит, так, чтобы Сичэнь его услышал: — Большая семья — великое счастье, только очень шумное. В ответ доносится лишь одобрительный смешок.