«Cамые счастливые люди на земле те, которые могут вольно обращаться со временем, ничуть не опасаясь за последствия»
***
9 мая 1940 года Этот год, пожалуй, был самым напряженным для всего рейха. Партийное руководство перешло к ключевой операции и, опьяненное гениальностью своих идей, свело с ума весь управленческий состав СС и СД. Вальтер, конечно, исключением не стал. Он получал миллион заданий в минуту и уже не брал на себя смелость пересчитывать все свои «горящие» задачи. Впервые он так сильно проклинал свой карьерный рост, на чем свет стоит ругая всё: от своих непутевых секретарей до ручки на столе. Нервы его были на пределе. Управление рейха дышало через раз: тихо, но каждая его клеточка была напряжена, как пантера перед прыжком, что было вполне понятно — приближалась большая игра. Игра, которая войдёт в историю как самая ужасная война в истории человечества. Безумство фюрера переходило всякие границы, он наконец явил миру всю бескрайность собственной ненависти ко всему живому, и это начинало пугать даже бывалых военных министров Германии. С каждым новым поручением Вальтеру казалось, что он поседеет. Да, методы СС никогда не характеризовались милосердием и деликатностью, но то, что поручали Вальтеру, было ужасно. Все его существо трепыхалось от осознания собственного бессилия. Вальтер понимал, что руководству, конечно, дела нет до его душевной организации, а вот требования ответа по поводу того, как и в какие сроки приказы будут выполнены, приходили с завидной регулярностью. И выхода не было, приходилось исполнять. Так что самый успешный обергруппенфюрер с кислым видом и трехдневным недосыпом вновь плёлся по коридору развлекать руководителя своими задумками. Иногда, глядя в зеркало, он вспоминал себя еще студентом и мрачнел. Тот, другой Вальтер осудил бы меня, у него были совесть и сердце; я его не заслуживаю. Действительно, мог ли он не то, что подумать, даже предположить, что вместо работы руководителем маленькой конторки, пахнущей кофе и свеженапечатанными бумагами, он будет не только находиться в самом сердце «империи зла», но и отчитываться перед главными ее управляющими. Не мог, и в том было самое главное его счастье. В этом была его молодость, но время идёт неумолимо, и в окно уже стучится зрелость. Около кабинета рейхсфюрера его ждал Штирлиц. Тот выглядел весьма потрепанно: тёмные круги под глазами, глубокие морщины на лбу и седые виски. Последнее особенно удивило Вальтера. Они не виделись с коллегой с 1935, когда его подчинённого отправили в Испанию, и за это время Штирлиц неестественно быстро постарел. Ему было всего 36-37 лет, а он уже начал седеть. Наверное, от нервов, подумал Вальтер, надо дать ему отдохнуть, я ведь не смогу работать без него. У Вальтера в голове заскрипели шестеренки. Он часто ловил себя на том, что за глаза называет Штирлица своим хранителем, хотя и старался этого не допускать. Его и так коллеги критиковали за то, что он по всем управлениям поставил своих любимчиков, а Штирлицем не делится. Да, это смущало Вальтера, но с другой стороны он действительно не хотел им делиться. Возможно, это выглядело странно, но он твердо знал: Штирлиц - это только его подчиненный и больше ничей. Его он никогда не разменял бы даже на десяток лучших стратегов. Вальтер ценил своего сотрудника за находчивость, острый ум и не менее острый язык, природное благородство, которое так несвойственно всем остальным в этой волчьей стае. И ему не стыдно было признаться самому себе в том, что он уважал своего подчинённого, хоть и держал его в узде. Коллеги шутили, что Вальтер будто ревнивая жена, оберегающая своего мужа от измен. Оба - и начальник, и подчиненный всегда лишь отмахивались и смеялись над этим. Он лишь перекинулся стандартными шутками с Штирлицем перед тем, как оба были приглашены в кабинет, уже переступая порог которого Вальтер внезапно осознал: когда они выйдут отсюда, мир больше не будет прежним. Решение принято. Игра началась.***
9 мая 1943 года Весна 1943 года стала переломным моментом не только в войне, но и в судьбах многих партийных функционеров. Не обошло это стороной и Вальтера Шелленберга. Если ранее дела его складывались вполне удачно, то теперь, дослужившись до бригаденфюрера, он четко понимал: события последних месяцев приведут его страну к сокрушительному поражению. Спинным мозгом Вальтер осознавал всю серьезность контрнаступления Красных. После всего, что было сделано в годы войны, он был бы последним идиотом, рассчитывая, что русские не пойдут до конца. Помимо этого, за три года Шелленберг успел мельком побывать на фронте и имел честь видеть, как сражаются русские. Среди всего прочего отметил он следующее: пропаганда нацистской партии - полная ложь и профанация. Русские не были сломлены ни на йоту. Напротив, их стиль ведения боя и эта убежденная ненависть к противнику убедили Вальтера только в одном: они дойдут до конца и заставят ответить за каждого их товарища, которого потеряли на войне или в лагере. Но Вальтер этого не боялся, он был восхищён. По правде говоря, он даже завидовал такой решимости, а враги вызывали в нем недюжинное уважение. На всю жизнь он запомнил эту ледяную, стальную ненависть в глазах и тихую сердечную боль. И Вальтер завидовал им хотя бы потому, что его враги были чисты совестью и искренни сердцем. Себе эту роскошь он позволить не мог. Вальтер уже знал, что эту войну им не выиграть. Знал, что конец неизбежен. И все же он был человеком и, как всякий человек, хотел жить. И он не думал сдаваться. А это значило только одно: придётся выкручиваться. Перебирая в голове миллионы фантастических идей, Вальтер неизбежно приходил к простому выводу: он не сможет провернуть это в одиночку. Это значит, что ему нужен был союзник, и такой, которому он сможет доверять, а в СС, как известно, довериться нельзя было никому. И все же в голове Шелленберга настойчиво крутилось одно имя, всего одно: Макс Отто фон Штирлиц. Он выбрал его потому, что уважал и ценил, потому, что из всех потенциальных союзников по-настоящему он хотел спасти только его. Да и к тому же кому если не ему он мог бы доверить настолько сложный план. Никто не справился с этим лучше, чем Штирлиц, да, никто в целом свете. Он вспомнил, как три года назад ему нашептывали отпечатки разговоров, отлетавших от стен управления. В те времена его клеймили ревнивой женой , не спускающих с Штирлица своих пытливых глаз. И Вальтер убедился, что за три года ничего не изменилось, он твёрдо решил, что никогда не отпустит от себя Штирлица. Пускай он жалкий эгоист и собственник. Да, характер их отношений был строго рабочим, но это не мешало ему знать распорядок дня его подчиненного от рассвета до заката. Что Вальтер чувствовал к нему? Этот вопрос не раз мелькал у него в голове. Он считал Штирлица своим спутником, был уверен в его кристальной верности, он доверял ему больше, чем себе. Он замирал, когда видел его усталость, тревожился, когда Штирлиц едва не валился с ног. Что это такое со мной? Что творится? Эти вопросы набатом били в голове Вальтера. Дружба? Смешно, в СС нет друзей. Но Вальтер мечтал, все также мечтал, что является для Штирлица другом. Пусть это не совсем обычная дружба, которая в силу их профессии просто невозможна, скорее уж это было военное братство, но пусть даже так, это вполне устраивало Вальтера. Но считал ли его другом Штирлиц? Ответа Вальтер так и не нашёл. Но, зная себя, Вальтер понимал: он мечтал быть Штирлицу другом, братом, хоть сколько-нибудь более важной частью жизни, нежели просто начальником. Он знал: эмоции — табу. Они со Штирлицем ведут игру, опасную игру. Все же, не зная даже половины правды о том, кто такой Макс Отто фон Штирлиц, Вальтер чувствовал: все города падут, все армии мира разбегутся, все пакты и договоренности будут аннулированы, и все вновь покатится к бездне в объятья ...... но останутся лишь они двое. Он и Штирлиц. И все остальное уже не так важно. Война, мир, партия, дружба, вражда, все это канет в лету. Многие годы они шли бок о бок друг с другом, ближе вытянутой руки, но разумами из разных вселенных. Вальтер не знал всей правды о Штирлице. И он не хотел знать. Будь он хоть Ангелом, хоть Жнецом, хоть праведником, хоть лжецом, Вальтер сдаётся ему без сопротивления. Пусть за эти годы они просто пересекались в коридорах, Штирлиц выполнял его задания, доводил с пьянок домой и, ни разу не пожаловавшись на буйства начальника, шёл дальше работать. За эти годы произошло так ничтожно мало, но для Вальтера это было целой жизнью. Теперь он понимал: если хочет выжить, то будет выживать только вместе со Штирлицем.С единственным человеком на земле, которого он был готов назвать своим братом, своим другом. И будь прокляты последствия.***
9 мая 1946 года Тик-так, тик-так, тик-так. В сырой камере ужасно протекали потолки, если, конечно, это подобие крыши можно было так назвать. На полу лежал совершенно замученный человек с частой проседью в волосах, так несвойственной этому ещё вполне молодому человеку, постаревшему слишком рано. Несмотря на то, что на улице стоял май, в камере было все также сыро и холодно. Пленник пережил уже пятую ангину за последние три месяца. Им был никто иной, как Вальтер Шелленберг. Он лежал на холодном полу и вспоминал свое прошлое, суммировал и подводил итоги. Ему осталось недолго, он видел это в глазах своих комендантов, приносивших еду. Да и любому было понятно: он из СС, таким не бывает пощады. Самым ярким днём в своей жизни Вальтер отметил 9 мая прошлого года. Как и ожидалось, они проиграли. Русские, как он и предполагал, пошли до конца. Только вот не ожидал Вальтер потерять того, кого так отчаянно тянул из омута. Тот день он помнит очень хорошо. Русские танки вошли в столицу, охваченную хаосом. Вся чёрная натура и гнилая основа СС наконец вылезла наружу: никто никого не спасал, крысы бежали с тонущего корабля, а Вальтер спокойно пил чай в своём кабинете. Он ждал Штирлица, зная, что не увидит его больше никогда. На его столе лежал последний отчёт о засланных шпионах: среди прочих досье, лежало одно до боли знакомое — досье Штирлица. И Вальтер был спокоен. Никаких криков, никаких обид, никаких приказов о немедленном уничтожении. Он бросил офицеру простое: вы можете быть свободны. Глядя на объятую огнём столицу, Вальтер решил все-таки показаться в рядах войск. Как командир, он обязан был дать последние наставления и, подобно капитану корабля, уйти на дно со своим детищем. Шагая по улицам Берлина, он отсчитывал свои последние минуты. На подходе к последней заставе он обнаружил человека, которого рассчитывал здесь увидеть в последнюю очередь. Макс Отто фон Штирлиц. Одно лицо, одно имя, один человек - и спокойствие Вальтера посыпалось вдребезги. Они смотрели друг другу в глаза, и все было ясно: последние мгновения Вальтера прошли. Забавно, он насчитал их всего 17. Семнадцать мгновений радости, боли, вражды и дружбы. Он сдался без сопротивления. Вальтер понял, что, рассказав свой план Штирлицу пару лет назад, он буквально пустил его в свою голову, и тот третьим голосом нашептал ему поражение. Но он ни о чем не жалел. Вальтер проиграл и был этим доволен. Впервые за эти годы Вальтер наконец почувствовал себя собой. Он снова был прав. Ничто больше не имело значения для его жизни: ни проигрыш, ни смерть больше не страшили его, как раньше. Ничего больше Вальтеру не было нужно. Ему больше не было страшно. —— К нему в камеру зашёл комендант и услужливо сообщил том, что этот обед будет последним, а приказ о его расстреле уже опубликован. Что ж, это было довольно предсказуемо. Он будет расстрелян после обеда. И Вальтер был чудовищно спокоен. Он поблагодарил своего надзирателя и приступил к трапезе. —— 17, 16, 15, 14... Вальтер закончил обед, и ему принесли чистую тюремную робу и таз с тёплой водой. Он, насколько смог, привёл себя в порядок, ведь не пристало генералу умирать, будто грязной скотине, хоть он, безусловно, и заслужил. Вдоволь надумавшись о былых временах, Вальтер постучал по двери, сообщая о своей готовности. ...13, 12, 11, 10... Его вывели на задний двор тюрьмы, где располагалась широкая расстрельная стена. Вальтер видел это даже сквозь мешок на голове. Грубый голос спросил его насмешливо: — Последнее желание, господин бригаденфюрер? — Я хочу увидеть небо. Вот так просто. Вот и все. Он знал, что больше никогда не увидит Штирлица. Но он верил, что, посмотрев на небо, он сможет воскресить в своей памяти все оттенки голубого в глазах своего самого близкого друга и самого страшного врага. С его головы стянули мешок. ...9, 8, 7, 6... Судьба явно играла с ним в интересную игру, в этом можно было не сомневаться. Перед ним стоял Штирлиц в советской форме. Он смотрел на Вальтера как на потерявшегося ребёнка и будто бы говорил: Ну что же ты, дурашка? И Вальтер был этому очень рад. Он улыбнулся, как мальчишка, скинув в одной улыбке те 10 лет, которые он пробыл в СС. Он смотрел в глаза Штирлица с улыбкой на устах, и вот он снова был мальчишкой на вручении диплома, и снова небо было чистым, как тогда. ...5, 4, 3, 2... Удары сердца отдавались гулом в голове. Нет, Вальтеру было не страшно, он давно смирился. Он уверенно смотрел в глаза Штирлица, в его чистые глаза, и этого было довольно. — Жмите на курок, Владимиров. Вот и все. Осталось чуть-чуть, совсем немного. Больно не будет, Вальтер это знал, как никто. — "Жмите на курок, Штирлиц" - улыбнувшись ему последний раз, прошептал Вальтер. Последние воспоминания журавлями пролетели в голове. Он наконец почувствовал себя окончательно свободным. Их история заканчивалась здесь. Жизнь Вальтера началась и обрывается в паре серо-голубых глаз, обладателю которых он желал истинного счастья. Сердце его было свободно, а совесть чиста, потому что все, что Вальтер хотел сказать Штирлицу, тот уже знал. Пришло время прощаться. Быть может, в следующей жизни они будут друзьями. ...1, 0... Мощный выстрел из револьвера раздался на расстрельной площади. Вальтер Шелленберг упал навзничь с широко открытыми глазами и детской улыбкой на молодом лице.