Неотправленные письма

« – И, в конце концов, мне надоело постоянно извиняться за то, что у меня чисто вымыта шея! – Послушай, ну так же нельзя. Ты уж – или шею мыть перестань, или извиняться. А лучше всего – ... – Что? – Застрелись». (с) Очередная убогая пивнушка (кажется, я заходил куда-то еще... хотя, кто знает: может, так и сидел здесь все время), от пола до потолка обшитая пластиковыми панелями а-ля «под дерево». Если долго смотреть на эти гнусные панели - создается ощущение, что сидишь в шкафу. Только без Нарнии. А еще здесь есть убогая елочка на барной стойке – усеченный вариант новогодней ели или что там еще с иголками бывает. Я позвонил тебе минут десять назад, но черт его знает, когда ты приедешь. Если вообще приедешь. И потом, у тебя же работа/режим/собака/диффенбахия-в-горшке-на-кухне. Но мне же только поговорить, да? Это не займет много времени, серьезно. Снова смотрю на часы. Однако пора заказать что-нибудь покрепче. Честное слово, братец, если ты не поторопишься, пропустишь все самое интересное. Точнее, упустишь момент, когда я еще могу внятно проговаривать свои мысли. И хотя ты и являешь собой образец пунктуальности/расторопности/скрупулезности/педантичности/etc, неизменно опаздываешь. А когда, наконец, приходишь, я уже пою песни. Особенно часто почему-то детские, про медведей. Музыкальное наследие Брагинского, черт бы его побрал. А вот и ты. Медленно садишься напротив, распространяя вокруг себя холод улицы. Киваю тебе, пытаясь выговорить придуманное заранее приветствие. Но буксую на третьем слоге и бросаю это дело как безнадежное. – Думаешь, это остроумно? Эх, Людвиг. Нет в тебе чувства юмора, ни на грамм нет. Но говорить больше не пытаюсь. Достаю ручку, скоммунизженную где-то, где их еще не научились привязывать. Пытаюсь написать что-нибудь на салфетке, но она все время выскальзывает из рук. А когда мне все-таки удается придавить ее ладонью к столу - салфетка предательски рвется. Аккуратно сворачиваю ее пополам, подавляя в себе желание сделать из растерзанной салфетки самолетик. Перегнувшись через стол, сую ее в карман твоего пальто. – Возьми-возьми, там... потом... прочитаешь. Вздыхаешь, без надобности поправляя волосы. Расплачиваешься, никак не реагируя на мои протесты (добавившие к сумме еще и цену расхреначенного в праведном гневе стакана). Выходим на улицу. – И куда мы? – Господи Боже, ко мне вернулся дар связной речи. – Домой. Я немного в ужасе от того, что получилось. Но это моя первая новогодняя история, да.