В моментах. Слеш-сборник

***

Покаялся сразу — честно и растеряно: — Ничегошеньки не помню. Юрка пилил взглядом недолго, секунд пятнадцать-двадцать, а затем громко красноречиво фыркнул. — Ну и свинья же ты, Валенский... Рука невольно скользнула по шее, оглаживая шероховатую болезненность засоса нетрезвой свежести. — Может, и правда свинья. Но такая ее разновидность чудная, подвид, знаешь ли, который расскаи… Ладно, положим, не совсем раскаивается, но искренне пытается придумать адекватный способ компенсации… э-э-э… морального ущерба! Мой без пяти минут любовник слегка дергано хохотнул и закатил глаза. Пришлось экстренно уворачиваться от подзатыльника. — В задницу твой моральный ущерб. Я тебе сейчас просто голову откусить хочу, честное слово. — Да за что?! — вскинувшись, взвился я, прикрываясь подушкой, когда Юра отошел. — Ну подумаешь, пять лет дружили, год не виделись, на празднике воды огненной лишка хапнули на радостях… — …и трахнулись. — …я этого не помню! — Зато я, блять, хорошо помню. В подробностях и деталях! — Расскажешь? — невинная морда; мне правда было жутко интересно. — Я был хорош? Тебе понравилось? Я ж обычно по девочкам, ну… Ты знаешь… Снова пронзительный взгляд, от которого головная боль — верная и преданная спутница моего похмелья — только усилилась. Юра устало вздохнул. Всплеск дурковатого веселья спал так же резко, как накрыл. — Я несколько лет по тебе сох, дуралей ты конченый. В другой город стажировку выпросил, думал, остыну, переживу… Пережую это твое «Мы же лучшие друзья!», — он кривлялся и явно передразнивал, — подуспокоился. Вернулся товарищей повидать, родных, Новый год, как-никак, семейный праздник… И тут снова ты. Прилюдно бросаешь мою сестру, умудряешься продолжить мило общаться с нашей матерью… И по итогу нажираешься со мной. Убиться веником. Ты человек вообще?! Задумчиво комкаю подушку, прикусив губу, тихо ойкаю, когда она отзывается дополнительной порцией ноющей боли, и внезапно совершенно четко осознаю, что все наконец-то на своих местах. Кроме одного. — Я, кажется, тебя люблю, — вылетает как будто бы между делом. Естественно и немного в пол, на котором в ответ появляется несколько крупных кофейных клякс от дрогнувшей руки. — Чего?.. — Не нужна мне твоя Дашка. Никогда особо не нужна была, если подумать, — поднимаю взгляд и слегка рассеянно улыбаюсь, прижимая пальцы к стреляющему виску. — Видимо, надо было разок напиться, строго говоря, нажраться до состояния экзотической свинки, чтобы все это понять. Извини. Не первый год меня знаешь — мог уже давно заметить, что в чувствах я тот еще тугодум. — Убью, — тихо-тихо и очень ласково. Так ласково, что я не смог победить повторное рефлекторное прикрывание подушкой. Хотя что там мог закрыть мешок с пухом, когда из одежды на мне остались только пирсинг да покоцанная улыбка?.. Юрка стоял у двери в коридор, в легких домашних штанах на, очевидно, такое же голое тело. На мгновение я порадовался, что он давно не живет с родителями. Снаружи в соседних комнатах еще храпели общие знакомые и приятели. — Нет, — резко оборвал он сам себя и, двинувшись вперед, хищно оскалился, — сначала изнасилую в ответочку, а потом убью... — Добудь мне целительный аспирин и делай что хочешь, — я отчаянно заскулил и забрался под одеяло с головой, зарекаясь столько пить. В очередной раз. Сверху послышался гадливый смех. — Это, милый, называется карма. — Хуярма, — огрызаюсь глухим бормотанием и зарываюсь в свое временное убежище глубже. — Ладно... Раз уж теперь ты — моя принцесса на, так сказать, законных основаниях, придется тебя спасать, что ж поделать… — у него и раньше были странные шуточки. Но в этот раз рычать сил у меня уже (еще?) не было. Зато они генерировались потом, по ходу дела, когда выяснилось, что переквалификация из друзей в любовников жрет не меньше нервов, чем все остальное. Но я, кажется, никогда еще не был настолько готов сворачивать горы, яростные поцелуи мешая со счастливой улыбкой.