В моментах. Слеш-сборник

***

Погода совсем не предназначена для прогулок, но я почему-то выхожу: дурацкий дурак в кофте-плаще с капюшоном, широким и длинным, как у мантии, — выхожу с остатками ужина в контейнере, и пять пар внимательных разномастных глаз толпятся у ног, готовые выпрашивать, выклянчивать, выбивать штурмом, стойким сонмом высоких голосов, брать боем всякую крупицу доступного. Ветер гоняет снежную труху, она жалит шею, вынуждая передергивать плечами в жалких попытках спастись от холода и закутаться сильнее. Ткань слишком тонкая, но кому какое дело до таких бытовых мелочей, когда вокруг тебя вздернуты пять хвостов, пять голодных худющих тушек, где ребра видны невооруженным глазом. Черно-белые спинки, дымчатые и полосатые, рыжеватые со светлой манишкой и неровно пятнистые. Всех бы забрал и еще нашел с запасом, будь моя воля… Но воля, увы, не моя, так что молча вытряхиваю рыхловатые трубочки макарон с остатками фарша — эдакая деревенская пародия на блюдо по-флотски, и наблюдаю, с какой жадностью клыкастые пасти смыкаются на скудном подношении. А ведь когда-то их почитали наравне с богами. Слышу гудящее рычание и, кажется, сам готов рычать — только уже от отчаяния. Прохлада удовлетворенно покусывает покрасневшие руки. — Долго тут торчать собираешься? — Макс, любовник и коллега по совместительству, выглядывает из проема двери, но целиком выходить из черного хода не спешит. Декабрь даже в южных широтах — не курорт для слабонервных, но я у нас из Сибири, мне и не такие выверты прощались. — Уже нет, — бросаю ему рассеянно, для верности тряхнув контейнер еще пару раз, чтобы последние капли соуса упали на асфальт и их слизали дотошные до пищи языки. — Жалко их, — фраза слетает невпопад. Поежившись, торопливо выпрямляюсь и спешу в тепло. Макс коротко хмыкает и вручает кружку с горячим чаем. Скорее для атмосферы и полезности: кофе на работе мы сегодня весь выхлебали, а руки надо как-то согреть. Желательно — в рекордные сроки, ибо скоро за руль: неудобно крутить баранку, когда пальцев не чувствуешь. Где-то в воздухе витают чужие мысли, что себя, гуляющего на сыром морозе в легкой кофте, должно быть еще жальче, но вслух такое произносить Макс не решается. Слишком хорошо меня знает, и скандал пятничным вечером не входит в его планы. Зато объятия со спины вписываются отлично. В подсобке, где нет камер, мы еще можем себе это позволить. Я думаю о том, что нужно завезти Макса к родителям, где его мать наверняка заведет старую шарманку про невесту и «Слишком много гуляешь с друзьями!», а потом — о том, что мы похожи на этих самых уличных котов. Только вместо макарон у нас глухие к общественному чувства и поцелуи, которые надо еще постараться отвоевать у мира, в котором нужно учиться, работать, проводить время с семьей и, как правило, много-много юлить и лгать. И мы такие же жадные до вожделенного насыщения, недоступного и постоянно маячащего перед глазами. Сравнение горчит на языке, в груди ноет усталость. Заразная, судя по тому, как Макс зарывается лицом мне в загривок. Мы еще постоим немного, я так и не сделаю ни одного глотка, наслаждаясь спонтанной близостью, забывшись, чтобы после, будто в самом деле урвав у мироздания кусочек дармовой энергии, вернуться к суетливой повседневности. А в следующую смену Макс притащит с собой упаковку кошачьего корма.