Хогвартс, берегись!

12 лет спустя…        — Лина, тебя директриса вызывает! — в ужасе воскликнула студентка второго курса, обращаясь к задорной девчушке с красивыми серыми глазами и чёрными волосами.       Та оторвалась от своего занятия, а именно от тренировки в каком-то новом заклинании, и довольно спокойно посмотрела на подругу.       Где-то поблизости засвистел вредноскоп. Лина закатила глаза, подошла к раздражающей вещице и кинула её в шкаф.        — Ты так волнуешься, будто это тебя вызвали к Мадам Максим, — усмехнулась Лина, небрежным жестом откинула назад вьющуюся прядь волос и, убрав палочку в карман, встала с мягкого кресла.        — Да, я волнуюсь, и тебе б не мешало бы! — ответила блондинка. — И до сих пор не понимаю, как ты так спокойно можешь об этом говорить. Тем более, ты такое натворила!       Лина хмыкнула и закатила глаза.        — Адель, ну что я сделала? Они получили по заслугам. Я не считаю себя виноватой в том, что они идиотки.        — Да пойми же ты наконец! — взмолилась студентка, поднимая свои изящные ручки в нетерпеливом жесте. — Они только и ждут, когда тебя исключат. Вы ненавидите друг друга с первого дня в школе. Я не понимаю, почему ты так ни разу и не рассказала учителям о том, что они вытворяют. Это же беспредел. А ты опускается до их уровня. Сложно даже сосчитать, какие вы пакости друг другу не делали! Как они что-то сделают, так ты никому об этом не говоришь, а потом начинаешь мстить, и эти… Ну ты сама поняла кто, сразу докладывают профессорам.        — Ещё раз повторяю, — устало закатила глаза Лина, явно не желая слушать дальше лекцию от подруги о том, что надо относиться к однокурсницам более дружелюбно. — Раз им нравится ябедничать — их проблемы! У них всё равно это получается слишком коряво.        — Ну а как, по-твоему, они должны объяснять прыщи и волдыри по всему телу, которые сойдут только через месяц?        — Не моя забота! — пожала плечами Лина. — Я же как-то смогла объяснить учителям про свои отрезанные разноцветные волосы с репейником в прошлом году. Вот пусть теперь они отдуваются. Может думать научатся! И…мне кажется или ты их защищаешь?       Блондинка бросила на подругу такой взгляд, словно та сморозила какую-нибудь глупость.        — Ты в своём уме?! Конечно нет! Просто мне уже надоело то, что отдуваешься и ходишь на отработки только ты одна. А они спокойно сидят и думают, какие пакости тебе ещё не сделали!       Лина снова закатила глаза и, решив не продолжать тему, пошла по направлению к директорскому кабинету. Она постучалась в большую дубовую дверь и, услышав строгое и приглушённое стенами «Войдите!», переступила порог светлого и просторного помещения.        — Здравствуйте, Мадам Максим! Вы хотели меня видеть? — невинно поинтересовалась школьница, создавая впечатление прилежной отличницы.       Она смотрела только на директрису и делала вид, что не замечает гаденьких ухмылок и торжествующих взглядов в свой адрес от сидящих за столом однокурсниц. Мадам Максим строго и холодно на неё глядела, как впрочем и всегда, когда Лина оказывалась в её кабинете.        — Добрый день, мисс Маккиннон! Присаживайтесь, — она указала на стул по другую сторону от стола и двух остальных присутствующих. — Не хотите ли вы мне что-то рассказать или признаться в чём-то?        — А что именно вы хотите от меня услышать? — поджала губы и похлопала глазами Лина.        — Меня интересует сегодняшнее утро. Я думаю, вы понимаете, что я имею ввиду.       Студентка сделала задумчивый вид и наконец кивнула. Она устроилась поудобнее на жёсткой поверхности стула и, закинув ногу за ногу, словно сидела в своей комнате, сказала:        — Сегодня я проснулась рано, в шесть часов, потянулась, встала, застелила свою кровать, пошла в душ, затем в туалет, где я…        — Довольно! — строго оборвала её директриса, повысив голос. Казалось, ещё одно слово со стороны Маккиннон, и глаза ее так и останутся в виде маленьких злобных щелочек. — Перестаньте ломать комедию! И сядьте ровно! Ваше поведение недостойно настоящей леди! К тому же, научитесь нести ответственность за свои действия и признавать свои ошибки! Как показали эти два года, вы даже не смогли найти общий язык со своими сверстницами и даже не попытались это исправить! — Мадам Максим встала и начала мерить шагами помещение. — Просто уму не постижимо! Поднять палочку на своих же однокурсниц! Вы же как сёстры: учитесь вместе, живёте в одной комнате, ходите на уроки! То, что вы делаете, мисс, ни в какие рамки не входит и не достойно вашей учёбы в этом заведении!       Последняя фраза зазвенела гулом в ушах Лины в полной тишине кабинета. Все слова, которые хотела сказать девочка в адрес директрисы и однокурсниц, куда-то ухнули вниз, и на их месте образовались пустота и шок.       Девочка не могла поверить в услышанное. Её исключают из школы волшебства, где она проучилась уже два года! Боже, что скажет мама? Это полная катастрофа! Какой позор! На глаза стали наворачиваться непрошенные слезы. Зато теперь можно сказать все свои мысли, не боясь никаких отработок и осуждений. Она собралась с мыслями и спросила, не меняя холодного тона:        — А с чего вы решили, что именно я направила это заклинание?       Мадам Максим села обратно на своё место и со всей суровостью, на какую только способна, оглядела студентку. Несмотря на свое состояние, она смогла сбавить громкость своего голоса:        — Мисс Мерьель видела вас, когда вы как раз осуществляли задуманное. Это было часов в шесть утра, если я не ошибаюсь.        — А, тогда понятно! — закивала Лина и притворно покачала головой. — Как же я могла забыть, Косетт работает охранником в комнате и защищает бедных и несчастных Мелани и Корентайн от такой плоховоспитанной однокурсницы, как я. Они же сами постоять за себя не могут.       У мадам Максим начал дёргаться глаз. Она хотела уже осадить откровенно дерзящую студентку, но тут вмешалась молчавшая всё время Корентайн:        — Да, конечно! — вспылила она. — Зато ты у нас очень самостоятельная! Недоделанный борец за справедливость и защитница первокурсников. На уроках такая прилежная, «умничка», как тебе говорят по ЗОТИ…        — Завидно? — ухмыльнулась гордо Лина. — Тебе-то такого ещё ни разу не говорили, сколько бы ты не подмазывалась.        — Надо было всё-таки тебя облить несмываемой на месяц краской, как предлагала Мелани!       Мадам Максим в шоке посмотрела на Корентайн, до которой дошло то, что она только что сказала. Студентка в ужасе охнула и закрыла рот руками, залепетав жалкие извинения.       Директриса глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и холодно оглядела поочерёдно всех троих присутствующих.        — Значит так, — опасно тихо произнесла она, чётко проговаривая каждое слово. — Сегодня ваши родители получат письма об отчислении их детей из школы волшебства. Я не потерплю такого поведения в стенах Шармбатона! — она обратилась к Корентайн и Мелани, которые пытались скрыть подступившие слёзы, в ужасе смотря на преподавателя. — От вас, девочки, я такого не ожидала! — директриса подошла ближе к двери и, повернувшись к ученицам, так же негромко сказала: — свободны! Сегодня вечером вас будут ждать кареты у входа в школу.       Но никто не решался сдвинуться с места, будто их туфли были прикреплены к полу гвоздями. Корентайн и Мелани стояли, опустив головы вниз и теребили ленточки поясов на платьях. Лина же победно улыбалась, откровенно злорадствуя над положением однокурсниц.        — Мне повторить? — строже спросила директриса.        — Мадам Максим, умоляю… — всхлипнула Корентайн. — Что угодно делайте, только не выгоняйте!        — До свидания, юные леди! — С нажимом сказала женщина.       И когда девочки всё же тронулись с места и вышли за пределы кабинета, директриса громко захлопнула за ними дверь, словно поставив точку в разговоре.

***

      Марлин стояла возле плиты и готовила обед, когда услышала стук в окно. Она обернулась в сторону шума и увидела большую коричневую сову, которая держала в клюве письмо и своими когтями дотрагивалась до стекла.        Женщина улыбнулась и, достав из настенного шкафа миску, налила туда воды. Она подошла к подоконнику и, открыв форточку, впустила птицу в комнату. К ней на руки тут же упал конверт с эмблемой Шармбатона.       Женщина удивлённо повертела его и, открыв, заглянула внутрь. Она достала белый пергамент и начала читать:       «Уважаемая Мадам Маккиннон! Спешу сообщить вам о том, что ваша дочь была отчислена сегодня утром из школы волшебства и чародейства Шармбатон из-за несоответствующего поведения относительно правил нашего учебного заведения. Конфликт, произошедший сегодня утром между Линой Джейн Маккиннон и её одноклассницами, показал, что ваша девочка не способна контролировать свои эмоции. Такие недоразумения происходят уже не в первый раз. И с каждым новым её выходки по отношению к своим сверстникам становятся всё жёстче и выходят за пределы разумного. В результате мной было принято решение — отчислить её из школы, так как никакие наказания и письма вам на неё не действуют. Я надеюсь, что в другой школе её научат более подобающему поведению для девочки и в будущем она станет настоящей леди. С уважением, директриса школы чародейства и волшебства Мадам Максим.»       С каждым новым предложением брови миссис Маккиннон поднимались вверх, а глаза в шоке раскрывались одновременно со ртом. По телу пробежал холодок, а с лица сошла вся яркая краска.       Наконец она дочитала текст и, тяжело и шумно вздохнув, отложила письмо от директрисы на стол.        — Господи! Что за неугомонная девчонка? Для неё никогда не существует правил! — размышляла вслух Марлин, шагая по большой светлой кухне.       Постояв немного под форточкой, из которой дул тёплый весенний ветерок, повернулась к лестнице, ведущей на второй этаж, и поднялась по ней в свою комнату. Это была светлая, оформленная в пастельных тонах спальня с белой мебелью и гладким паркетом. На стенах висели пейзажи и портреты, которые придавали помещению уют и приятную атмосферу.       Марлин открыла высокий шкаф и, порывшись немного на широкой полке, достала оттуда старую колдографию. На ней были изображены четверо весёлых и молодых парней и две юные девушки. Студенты фотографировались на поляне возле Хогвартса, весной, ровно шестнадцать лет назад, которые сейчас казались нечто таким далёким и небывалым. Сказкой.       Парень в очках обнимал в кадре девушку с рыжими волосами, подмигивал и махал рукой. По правую стороной от них стоял улыбающийся юноша со светло коричневыми волосами. Его лицо было исполосовано старыми и новыми шрамами, которые добавляли во весь его прилежный вид крупинку хулиганства. С края фотографии, нервно улыбаясь, в камеру смотрел полноватый мальчишка с бегающими глазками. А справа от него красивый счастливый юноша обнимал девушку со светло-коричневыми волосами. Этой девушкой была сама Марлин. Ей тогда как раз исполнилось семнадцать лет, и она до сих пор помнит этот незабываемый день, когда в гостиной Грифиндора собрались все ее знакомые со всех факультетов и, не обращая внимания на отбой и запрет на спиртные напитки, поздравляли её с этим замечательным и желанным днем. В то счастливое, беззаботное время они оканчивали седьмой курс в Хогвартсе, не зная, что их ожидает за стенами школы, а через четыре года их известная компания распадётся, словно её и не было.       Марлин долго глядела на потрёпанную колдографию и, наконец положив её на стол, подошла к шкафу и достала с самого верха большой, вместительный чемодан.        — Как бы я не сопротивлялась, придётся вернуться в прошлое. А я его так отчаянно пыталась забыть все эти годы! — прошептала она, глядя на уже не молодую женщину в зеркале.

***

       — Это ты во всём виновата! — зло кричала Корентайн со слезами на глазах в спину идущей впереди студентки.       Та остановилась и развернулась к одноклассницам.        — Правда? Извини, но это не я сказала про краску. Кстати о ней… — она сделала вид, что задумалась. — Спасибо за идею.       Девочка послала воздушный поцелуй и, повернувшись на каблуках, продолжила свой путь до комнаты. Сзади доносилась отборная ругань в её адрес, но Лина не обращала на них внимания. Её больше беспокоило реакция мамы на письмо, посланное Мадам Максим.       Обычно миссис Маккиннон, получая очередную жалобу от директрисы или декана, лишь вздыхала и читала лекцию о подобающем поведении для леди. Лина же в это время либо глядела в окно на красивый пейзаж, либо делала вид, что слушает маму и просто на неё смотрела, думая о чём-то своём. Но это были письма просто о её выходках, которые заканчивались максимум месячной отработкой, но сейчас…        Больше всего Лина боялась расстроить свою маму, которую она безумно любила. Да и конкуренции не было: ни дедушек, ни бабушек, ни папы.        Об отце она вообще ничего не знала. Всё, что ей было сказано — это то, что он был очень хорошим человеком, весёлым, заботливым, любил Марлин и дочку. И всё. Будто этим можно ответить на все накопившиеся вопросы. И всегда о нём мама говорила с такой грустью и тоской, что хочется найти его и больше никуда не отпускать. Чтобы Марлин вспоминала о нём не со слезами на глазах, а со счастливой улыбкой. И говорила она об отце в прошедшем времени, но повторяет, что он живой. Тогда где же он? Что с ним случилось и как его найти?       Слишком много вопросов, и ни одного ответа. Да и никто не ответит на них. А хотелось бы…       «Ну ладно, с этим попробуем разобраться, а пока что нарисовалась одна большая проблема в виде исключения из школы. Что теперь будет? Где же будет продолжаться обучение? Ох, надеюсь, мама не сильно огорчилась и не будет ругаться по этому поводу».       За этими размышлениями Лина не заметила, как дошла до комнаты и плюхнулась на кровать. Глубоко вздохнула, понимая, что больше сюда никогда не вернётся. Теперь надо будет привыкать к новой школе, учителям, студентам. Если вообще поступит в другую школу, а не будет учиться на дому.       В дверь постучали, и в помещение вошла Адель и присела рядом.        — Как прошёл разговор? Сколько отработок назначили? — тихо спросила она, глядя на то, как Маккиннон устало проводит руками по лицу, а затем переводит затуманенный размышлениями взгляд на подругу.        — Ноль, — безразлично отозвалась Лина.        — Ты шутишь? — недоверчиво покосилась на неё Адель. — Мадам Максим сегодня — в хорошем настроении?        — Просто в восхитительном! — Маккиннон взялась обеими руками за волосы и, глядя в потолок, тяжело вздохнула.       Она бросила взгляд на Адель и, подумав, встала с кровати и, подойдя к шкафу, вытянул оттуда чемодан.       Подруга, нахмурившись, на неё посмотрела и спросила:        — Ты куда-то уезжаешь?        — Да. Домой.        — Зачем? — выпалила Адель и тут же осеклась. Она ахнула и прикрыла рот руками. — Только не говори, что тебя исключили.       Лина, словно заткнув уши, не обращала на подругу никакого внимания и продолжала кидать вещи в чемодан.        — Да что же ты молчишь?        — Ты сама сказала, ничего не говорить тебе, — так же безразлично отозвалась Маккиннон.       Адель чуть не расплакалась и, пытаясь собраться, начала ходить из угла в угол по просторной комнате, мелькая то и дело перед носом у подруги.        — Нет, нет, нет! — твердила она. — Этого не может быть! Тебя не могли исключить!        — Как видишь, могли, — устало вздохнула Лина, которая теперь сидела на кровати и наблюдала за движениями однокурсницы.        — Так. Пошли к Мадам Максим! — вдруг решительно сказала Адель и направилась к двери.        — Зачем? — нахмурилась Маккиннон.        — Просить, чтобы тебя оставили. — как что-то и так понятное ответила подруга.        — Адель не нужно никуда идти. Уже всё решили, и явно моя мама уже получила письмо, — вздохнула Лина и на несколько минут замолчала. — Давай лучше прогуляемся по замку и поболтаем о чём-нибудь. А то…когда ещё увидимся?       Одноклассница хотела что-то сказать, но передумала и лишь грустно вздохнула.        — Давай.

***

       — Обещай писать письма каждый месяц! — со слезами на глазах говорила Адель, обнимая подругу. Они стояли перед входом в школу волшебства и ждали карету.        — Обязательно! — ободряюще улыбнулась Лина и оглянулась на великолепный замок со множеством башен, которые купались в последних лучах солнца, уходящего за горизонт.       Послышался цокот и грохотание колёс, и девочки обернулись в сторону шума. К ним приближалась небольшая чёрная карета, которая ехала сама по себе.       Лина в последний раз обняла свою подругу и, бросив восхищенный перемешанный с капелькой тоски взгляд на школу, приблизилась к экипажу. Перед тем, как войти на ступеньки, она еле слышно прошептала:        — Прощай, Шармбатон! Здравствуй, новая жизнь!