Ферзь любит свой цвет

      — … Быть может, попробуем ещё раз? Почему вы хотели умереть?       — А почему я должна хотеть жить?       Безликая стена робко обнимала спину сзади, обжигая лёгкой прохладой едва выступающие позвоночники, а Сакура безмолвно томилась мечтой слиться с ней в одно целое, иметь общую температуру, чтоб кровь уже наверняка застыла в жилах, прекратив свою вечную функцию разливаться теплом по всему телу, заставлять чувствовать себя живой.       Трудно оставаться спокойной и совершенно невозмутимой, когда от воздействия непонятных препаратов в ушах стоит монотонный бас, а изучающий и глубокий взгляд мужчины напротив и вовсе выбивает из колеи, заставляя нервно теребить край серой простыни и беспрерывно выслушивать нудные тирады относительно уродства её поступка, периодически сухо отвечая на ни разу неуместные для нынешнего состояния пациентки вопросы.       — Неужели мало причин?       — Мало? Их вообще нет, — непроизвольный смех вырвался из её уст, и девушка тут же осеклась, поймав себя на не самой утешительной догадке о том, что за такое поведение её без каких либо колебаний переведут в палату для психически больных людей.       Она крепко зажмурила глаза.       «Я действительно хотела закончить всё именно так?»       Всё тело обволакивалось изнутри сильными импульсами ноющей боли и жуткой усталости, что преданными спутниками сопровождали её уже несколько часов подряд.       Мысленно утихомирив свой пыл, Сакура судорожно выдохнула и подняла на молодого собеседника несмелый взгляд, в тот же миг встречаясь со светло-карими, подобно сладкой карамели, глазами. Человек с весьма красивыми чертами лица и рыжими волосами, что при дневном свете отдавали странным вишнёвым отблеском, показался ей весьма симпатичным, но вместе с тем и проницательным, поэтому с самого начала их монотонного разговора девушка выбрала для себя точную стратегию минимального общения со своей стороны, ведь меньше всего ей сейчас хотелось вести поучительные беседы со всякими мозгоправами, которые, по её скромному мнению, только и могут, что красиво говорить и тихо насмехаться над чужими проблемами.       — Не стоит смотреть на меня так, я всего лишь пытаюсь…       — С чего вы вообще решили, что таким образом спасаете меня? — неожиданный хрип вмиг разбился о серые стены небольшого помещения, и в какой-то момент Сакура вдруг осознала для себя непостижимую истину, что лучше уж провести остатки дней в психушке, чем под одной крышей с Саске.       Саске…       Имя, состоящее из сквозящих букв, что призрачными дымками мерцали перед глазами, вызвало несчитанное количество мурашек по всему периметру измотанного тела.       «Даже представить не могу, что он со мной сделает за такое!»       Девушке вдруг неимоверно хотелось кричать, бить кулаками по кровати и тумбе, рвать волосы у себя на голове, лишь бы, чёрт подери, исчезнуть. Раствориться холодной тенью где-то в небытие, только бы больше не видеть ненавистных чёрных глаз, которые никогда не имели свойство улыбаться. Да, действительно, глаза умеют улыбаться: искриться яркими фейерверками радости, обладать особой красноречивостью, уметь искренне передавать ассорти различных эмоций…       А что умеют глаза Саске кроме того, что одарять мраком чёрной радужки и вечным холодным равнодушием?       Сакура не знала, сколько часов блуждала в своём больном лабиринте густых мыслей внутри и сколько минут отрешённо смотрит на свои руки снаружи. Переживания о реакции Саске на попытку суицида тяжёлым грузом опустились на её плечи, и ни бархатный голос молодого мужчины напротив, ни вечное кипение городской жизни за приоткрытым окном — ничего не помогало вернуть себя.       «Смерть — моё единственное спасение от серой монохромности, но врачи ведь думают иначе...?»       -… Но не бывает ситуаций, из которых нет выхода. В любом случае, нужно до конца отбиваться руками, а не…       — А что, если мои руки связанны? — в этот момент по застывшему пространству украдкой скользнул судорожный выдох, в уголках зелёных глаз угрожающе заблестели массивные слезы. — Что, если меня в самом прямом смысле заперли в железной клетке и повесили неподъёмный замок, а ключ выбросили куда-то в ледяное море, вслед за моими близкими, мечтами, стремлениями, моей привычной жизнью! — голос предательски дрогнул, а слёзы немым дождём стекали по щекам. — Вы говорите отбиваться руками, но всё, что я могу, это беспомощно держаться ими за чёрные прутья и наивно надеяться на будущее, которого у меня нет и не будет!       Сакура внезапно осеклась и вздрогнула от неожиданности, больно осознавая, что наговорила уже больше положенного. Её резкие слова огромным контрастом повисли среди тишины умиротворённой комнаты, а врач лишь спокойно перевёл дыхание и слегка ухмыльнулся, наверняка довольный тем, что наконец-таки сумел заставить девушку хоть немного приоткрыть неприступную занавесу тайн.       — Я не знаю, о какой именно клетке идёт речь, и что за ирония судьбы вас в неё загнала, но даже при таком раскладе суицид остаётся уделом слабых, — наконец произнёс он и, внезапно поймав на себе нахмуренный взгляд бирюзовых глаз, продолжил, — сильные люди никогда не опускаются до такого и предпочитают бороться за своё до самого конца, нежели так бездарно умирать. Вы действительно считаете это выходом?       — А вы действительно считаете себя психологом? — не долго думая, довольно смело заявила девушка, окидывая мужчину раздраженным взглядом, всем своим видом давая понять, что сейчас находится не в лучшем распоряжении духа для лишних поучений.       — А кто сказал, что я психолог? — тут же решил уточнить он, откинувшись на спинку стула.       Всхлипнув, Сакура удивлённо изогнула брови, мысленно задавая себе вполне риторический вопрос, мол, какого чёрта этот умник сейчас сидит перед ней и без каких-либо угрызений совести принуждает к довольно-таки поднадоевшей беседе о её глубоко личном, при этом делая особый акцент на том, что наглые попытки покопаться в её мозгах являются исключительно благими намерениями помочь, если он не психолог.       В самом деле хочет помочь? Сама святость…       — Для того, чтобы говорить с пациентами о волнующих их вещах, необязательно быть психологом. — мягко улыбнулся он. — Меня зовут Сасори Акасуна, и я — всего лишь пластический хирург.       Браво… Для полного представления не хватало бы только подняться со стула и демонстративно поклониться, чего Сасори, конечно же, не собирался делать.       — Вы ведь не мой лечащий врач, — невнятно пробурчал сиплый голос, и Сакура сильнее уткнулась носом в свои колени, наивно надеясь, что ей всё же удастся выбить хотя бы несколько минут чистого одиночества, чтобы кое как доползти до блёклого окна и выбросить свои кости к чертям собачьим, потому что Саске скоро будет здесь, Саске уже в пути, Саске окончательно уничтожит её жизнь, но жить при этом заставит…       — А вы согласны раскрыться только вашему врачу, да? Тогда мне следует позвать его, — для более эффективного убеждения в своих словах Акасуна поспешил подняться и уже было полез в глубокий карман белого халата за телефоном, как девушка, точно по его расчёту, тут же отозвалась глухим хрипом, намеренно привлекая его внимание к себе.       — Не нужно никого приводить, просто оставьте меня в покое, вы ничего не знаете и не уз…       — Неужели? Я знаю то, что вы считаете смерть единственным спасением, но правда в том, что единственным спасением является жизнь.       — Предлагаете мне головой биться о прутья? — с долей грустной насмешки спросила она, вглядываясь в несуществующие узоры на белом потолке.       — Оставьте свои прутья в покое и попробуйте, наконец, вырыть проход под клеткой. Или, быть может, вам маникюра жалко?       Сасори надменно приподнял бровь и заинтересованно склонил голову набок. Мимолётная тень замешательства, украдкой скользнувшая на бледном лице, не осталась незаметной для Акасуны, и он невзначай ухмыльнулся, смакуя свой маленький выигрыш. Девчонка не нашлась с ответом, а значит он сказал правильно.       — Я не устану спрашивать у вас одно и то же, — ровно начал он, поправляя ворот белого халата, — что заставило вас… — недосказанная фраза незамедлительно утонула в границах блёклой комнаты.       Сасори резко запнулся и машинально повернул голову к входной двери, за которой лились странные хаотичные шаги и едва разборчивые крики, что совершенно несвойственно тихому крылу больницы.       Сакура вопросительно взглянула на молодого хирурга, искренне пытаясь понять, почему тот внезапно замолчал, и невольно проследила за его взглядом, ровно натыкаясь на безликую дверь.       — Дамочка, ей богу, я сейчас же отволочу вас к лор-врачу, у вас, похоже, проблемы со слухом! Сказал же, что нельзя!       — Пусти мою руку, хирург-травматолог недоделанный, пока ты сам себе не понадобился!       — Вы сумасшедшая? Что вы… Ох!       Сакура с замиранием сердца уставилась в сторону разгоревшегося эпицентра короткой запалки, почти сразу же узнавая до боли знакомый и такой родной голос любимой подруги, чья неаккуратная и торопливая походка слышалась фактически перед её палатой.       — Вот же Дэйдара! Ничего нельзя доверить, — злостно шикнул Сасори и страдальчески закатил глаза, предвкушая начало нового каламбура, в котором он волей-неволей примет участие.       Дыхание мгновенно перехватило, когда матовая дверь стремительно распахнулась, со всей дури ударяясь о стену просторного коридора грозясь в скором времени вообще расстаться со своим законным местом. В проёме незамедлительно оказалась пыхтевшая и растрёпанная Яманака, обессиленно хватаясь за дверной косяк в попытке удержаться на дрожащих коленях и кое-как восстановить сбившееся дыхание.       — Милая… — горько усмехнулась она, и небесные глаза девушки вмиг сверкнули блестящей синевой.       Знакомое чувство вины плавно затрепетало внутри Сакуры, дыхание противным комом стало посредине горла, вены словно забились глухим пульсом.       — С тобой всё хорошо!       Тягучее медовое тепло стремительно зародилось в районе сердца, когда Ино вмиг оказалась возле девушки, заключая ту в крепкие объятия, и Сакура поспешила вдохнуть такой желанный запах персика и дыни, мягко исходящий от длинных белокурых волос, что сейчас небрежно рассыпались на чужих руках и простыне.       — Прости меня, — только и смогли проронить её приоткрытые губы, когда она подавленным и совершенно растерянным взглядом упёрлась в голубые глаза, наполненные исключительно нежностью и умиротворённостью.       Внезапно происходящее в палате перестало иметь значение, безликая кровать словно обрамлена неприступным стеклом, и теперь бессмысленные возмущения двух хирургов и неясные иные звуки были далёким и непостижимым эхом для девушки. Всё, что могла сейчас слышать Сакура — это безумно колотящееся сердце своей любимой подруги.       — Всё хорошо, всё обошлось, тише, моя родная, — убаюкивающе шептала Ино, и девичьи уста мгновенно изогнулись в нежной улыбке.       — Нет, не обошлось. Он скоро будет здесь. Я не знаю, что мне делать! Я даже представить боюсь, что он может сделать со мной… — быстротечно тараторила девушка, будто в бреду, не отдавая себе отчёта в том, что ничего не пропускающее стекло виделось только ей, и чужие уши продолжают с неистовым желанием впитывать лишнюю речь.       Сасори неотрывно ловил каждую реакцию Сакуры, каждую разбитую слезу, каждое дрожащее слово из её уст — все эти пазлы имели весомую ценность для воссоздания разбросанной картины. Он, значит, скоро будет здесь и может что-то сделать… Кому? Ей? Этой беззащитной девушке? Разве такое возможно?       — Я всего лишь попросил тебя не впускать посторонних и следить, чтобы та идиотка сюда не пришла, это так трудно? — с прямым укором спросил Акасуна, по привычке взглянув на наручные часы, чтобы убедиться, что обеденный перерыв ещё не закончился и он имеет в запасе несколько минут.       — Знаешь что? Я на такое не подписывался! Эта овца на каблуках чуть не убила меня, мало того, что снесла меня вместе с кофейным автоматом, так ещё и сумкой тяжеленной своей между ног заехала! Сумасшедшая, ага! — злобно шипел парень, и Сасори только сейчас обратил внимание на то, что его друг действительно стоит в полусогнутом положении, держась за своё мужское достоинство, а может за то, что от него осталось, с различной гаммой эмоций на лице.       — Это ты кого идиоткой назвал, Акасуна? — раздался ещё один женский голос, заставивший некоторых скривиться и закатать глаза. — Потрудись объяснить, что пластический хирург параллельного отделения забыл в этом крыле? — в комнату вошла невысокая женщина средних лет, с самым неприветливым взглядом окидывая всех присутствующих.       — А, Карин… Браво! Держи медаль за проницательность, — с наигранной воодушевлённостью отчеканил Дейдара, при этом демонстративно похлопав в ладоши. — А мы тебя только что вспоминали…       — С каких это пор ты позволяешь себе тревожить чужих пациентов? — полностью игнорируя Тсукури, продолжила новоприбывшая, не сводя возмутительных и крайне требовательных глаз с Сасори.       — А с каких это пор обычная лаборантка будет указывать мне, что и как делать? — не остался в долгу хирург, при этом никак не изменившись в лице. — Или ты перевелась на должность сторожевой собаки? Не слишком ли много на себя берёшь?       — Мне кажется, тебе эта работа даже больше подходит! — тут же подхватил Дейдара, откровенно забавляясь сложившимся диалогом.       Сакура сдержанно вздохнула и покрепче вцепилась в плечи подруги, с крайней осторожностью глядя на женщину. Не удивительно, почему Карин уже несколько часов подряд ютится возле этой палаты, стараясь никого не впускать, кроме «нужных» врачей, и ей никто ничего не смеет говорить. Впрочем, людям, работающим на Учих, в принципе никто ничего не смеет говорить. И Карин была никем иным, как постоянной пешкой Саске.       «Плохо, очень плохо!»       Демонстративно закатив глаза и поправив очки в чёрной оправе, лаборантка многозначительно усмехнулась, небрежно взмахнув рыжими волосами.       — Ты даже представить себе не можешь, в какие дебри лезешь, но при этом стоишь и что-то мне доказываешь. Ты хоть знаешь, чья она жена? — уже более тихо и с некой долей азарта начала она, не упуская из виду резкую перемену в лице хирурга.       Сакуре казалось, что если этот ужас не прекратиться, то она точно сойдёт с ума. Данная дискуссия начала набирать завидные обороты, невольно переходя границы позволенного и ударяясь в совершенно ненужное русло. Отлично, для полного ассорти не хватало только огласить своё клеймо, ибо фамилией это назвать у девушки язык не повернётся.       Ино, точно уловив моральное напряжение подруги, поспешила нежно погладить ту по мягким волосам, словно заверяя, что всё обязательно будет хорошо.       И этот жест подействовал гипнотически.       Пациентка медленно закрыла глаза, на самый короткий миг поверив, что всё происходящее — не более, чем небытие, очередной кошмарный сон или несуществующая иллюзия. Что угодно, только не настоящая реальность.       — Родная… — нежный баритон робкой шалью охватил всю палату, а Сакура от этих трепещущих ноток была готова похоронить саму себя. — Благо, всё обошлось!       В сию же секунду аристократические руки незамедлительно потянулись к хрупкому тельцу, сковывая в кольцо сильных объятий. Внезапно в комнате стало катастрофически мало кислорода, и девушке едва хватило мужества не завыть от безысходности и не задохнуться в собственном отчаянии.       — Ты заставила меня волноваться…       «…За свою репутацию.?»       Пламенный шепот вмиг обдал тело холодом, от чего оно неистово задрожало в цепких руках, словно последние лепестки розы на морозном ветру. Бирюзовые глаза непроизвольно наполнились солью, а веки едва заметно дёрнулись в предупредительном жесте, грозясь в скором времени дать слабину.       Ониксовые глаза пылали хорошо замаскированной наигранностью. Саске превосходно умел играть на публику, когда ему это необходимо, и Сакура об этом знает лучше всех.       — Как ты себя чувствуешь? — всё ещё удерживая в таких далёких и родных объятиях одновременно, Саске аккуратно погладил бледную щеку.       А Сакуре после этого жеста на миг почудилось, что она поседела.       — Я в норме, — её голос на фоне его выглядел затравленным хрипом, словно её на протяжении нескольких дней держали взаперти без еды и воды.       Сейчас она без какого-либо угрызения совести мысленно проклинала всех врачей, которые посмели приложить свои усилия для её же спасения, тем самым собственноручно возвращая девушку на всё тот же путь к внутреннему саморазрушению.       — Главное, что с тобой всё хорошо, — мягко кивнул Учиха, неспеша проведя ладонью по длинным волосам, а Сакура была на полном серьёзе готова к тому, что сейчас он вырвет их вместе с корнем. — Мы едем домой.       — Ты спятил! Она же только…       — Кажется, я просил без посторонних, — Саске опасно сверкнул глазами в сторону Карин, а та, в свою очередь, недовольно взглянула на Яманаку, мол, кто она такая и почему вообще посмела открыть рот и указывать Учихе.       Ино убийственно глядела на Саске, поражаясь его актёрскому мастерству и умению изображать любящего мужа всегда и везде, когда того требует ситуация.       Сакура сильнее сжала зубы и простынь вспотевшими ладонями, мысленно умоляя массивные слёзы не выдать внутреннее крушение, ведь стоит только дать слабину, и новый ад в золотой клетке не заставит себя долго ждать.       Сасори, наблюдая за этим спектаклем, то и дело неоднократно переглядывался с Дейдарой, ловя в немом диалоге аналогичные вопросы и подозрения. Почему-то в данную секунду ему захотелось пролезть рукой сквозь собственный череп и хорошенько потрясти мозг. Ну как можно было не додуматься проверить сведения об этой пациентке, прежде чем прийти к ней от нефиг делать и попытаться поговорить по душам…       Быть может, хирург бы догадался сразу, в какие круга входит эта горе-самоубийца, однако на её пальце отсутствовало самое прямое и обязательное доказательство Учих.       Саске превосходно изображал заботливого и любящего мужа, и вполне возможно, что Акасуна бы поверил в искренность и правдивость данного представления, однако столько продуманная декорация любви вмиг разбилась о крайней степени напуганный взгляд Сакуры и её дрожащие руки при виде Учихи. Чуть ли не треснувшая от возмущения гримаса её подруги и резкое затишье Карин не давали ему покоя.       И что-то здесь не так…       Саске, полностью игнорируя возгласы Ино и не считаясь с советами двух хирургов, небрежно откинул белую простыню куда-то в сторону, в следующую секунду подхватив едва пришедшею в себя жену на руки и, без каких-либо объяснений и церемоний, деловито развернулся к выходу из весьма уже поднадоевшей ему палате.       — Карин, ты знаешь, что делать, — напоследок бросил он и, не посчитав нужным попрощаться с врачами, поспешил двинуться к выходу.       Бесцветная рубашка непроизвольно сползла с хрупкого тела, тем самым оголяя костлявое плечо, и на его бледной коже яркой эмблемой засиял массивный синяк, при виде которого внутри Сасори всё перевернулось.       «Быть не может…»       Будучи весьма потрясенным увиденным, Акасуна, не отдавая себе отчёта в своих же действиях, поспешил дёрнуться в сторону удаляющихся супругов, однако в следующее мгновение был остановлен цепкой рукой приятеля.       — Друг, я понимаю, что всё это странно, но иметь дело с Учихами — опасное дело. Ты только начал карьеру. Оно тебе надо? — тихо протараторил Дейдара, будучи более смекающим в данной ситуации.       Вмиг осознав всю правоту слов коллеги, хирург остановился, понимая, что если посмеет сейчас так безрассудно обвинить Учиху, то может задорно махнуть на прощание своей работе, дальнейшим перспективам и привычной жизни.       — Думаю, мне не нужно лишний раз тратить на вас время, чтобы всё объяснить. Вы же сами понимаете, — деловито отчеканила Карин и, круто развернувшись на невысоких каблуках, стремительно направилась в границы длинного коридора, оставляя мужчин при своих интересах и раздумиях.       

***

      Минуты медленно тянулись мрачным облаком над просторной и светлой спальней, которая в данную секунду неистово давила на розоволосую макушку, заставляя Сакуру из последних сил держаться, дабы не сойти с ума, будучи скованной на огромное удивление абсолютно спокойным и ничего не выражающим взглядом, что было чертовски неприсуще младшему Учихе. Хотя, стоит признать, что бил он её несколько минут назад совсем с иной гамой эмоций на лице, состоящей из полноценного ассорти ненавистных и безжалостных чувств.       Сейчас же Саске, выпустив пар и выполнив вполне себе будничное для него занятие, беспрерывно наматывал хаотичные круги в пределах безликой комнаты, словно растратив весь запас аргументов, различного рода оскорблений и смысл продолжать воспитательные меры. Теперь же от него веяло холодной жестокостью и полным безразличием относительно состояния девушки.       Сакура безмолвно тонула в мягких простынях, дрожа всем своим существом и периодически всхлипывая после череды ударов, благополучно нанесённых любимым мужем за столь наглую попытку лишить его излюбленных перспектив.       — Какой нужно быть идиоткой… Неужели ты полагала, что твоя попытка сделать суицид в моём доме увенчается успехом? Или это очередной способ привлечь моё внимание, эдакая оригинальность? — совсем неискренне рассмеялся Саске, и в ту секунду опасно сверкнул глазами в сторону зеркала, аккуратно приглаживая выбившиеся короткие пряди.       «Всего лишь хотела избавить себя именно от такого внимания!» — смело заявили её мысли глубоко внутри, а на деле Сакура продолжала молчать, лишь ещё сильнее сжав губы.        Саске, меж тем, продолжил с упоением своё высказывание по-третьему кругу, которое, если на чистоту, интересовало исключительно его самого:       — Ты хоть знаешь, что было бы, если бы прислуга не вошла к тебе в спальню?       «Твоё место в компании отца незамедлительно бы перешло к рукам Итачи…» — поспешила она дать немой ответ, так и не вышедший за границы её разума.       Тяжёлые думы вновь завладели пошатнувшимся сознанием, и ненавистное шипение мужа теперь оставалось далёким и непостижимым эхом для девушки. Отрывки свежих воспоминаний плавно фигурировали по всему периметру сознания, и Сакура почему-то в данную минуту неожиданно вспомнила того причудливого хирурга, которого поначалу приняла за простого психолога. Что-то невольно затрепыхалось внутри, стоило только его образу размытой картинкой всплыть перед глазами.       Странное, необъяснимое тепло стремительно разлилось меж рёбер, и девушка на непроизвольном уровне улыбнулась, стоило только фразам Сасори ненавязчивой пластиной заиграть вновь.       Сакура настолько отвлеклась от происходящего, что не успела заметить, как Саске мгновенно подошёл к кровати и незамедлительно схватил девушку за волосы, вынуждая подняться и сесть на колени. Дикий холод пронзил её позвоночник, а от внезапной боли к горлу подошла тошнота.       — Что такого забавного я только что сказал? — ядовитый тон неприятной желчью разливался в ушах, тем самым порождая новую волну паники в сердце девушки.       Она так и замерла, будучи в цепкой и довольно болезненной хватке надзирателя, сдержанно глотая приторный воздух, напрочь сквозивший мужским парфюмом.       — П-прости!       — Прости… — иронично передразнил Учиха, едва качая головой, впиваясь озлоблёнными глазами в напуганные бирюзовые. — Хотела лишить меня самого главного, а теперь извиняешься?       Но ответа, в принципе, и не требовалось.       Немного помедлив, Саске всё же смиловался, наконец отпуская волосы, и Сакура, будучи не готовой к тому, что тот соизволит оставить её в покое, внезапно потеряла равновесие и небрежно упала на постель, весьма ощутимо ударяясь плечом о спинку кровати.       — На следующей неделе состоится семейный ужин. Это прихоть Фугако, хочет тебя видеть, — с долей нескрываемого отвращения процедил Учиха, нехотя напяливая чёрный пиджак. — И попробуй только не сыграть счастливую жену!       Дверь комнаты с душераздирающим грохотом захлопнулась. Сакура судорожно всхлипнула, до боли сжимая кулаки и кусая губы. Поучительные тирады больными отголосками отдавались по всему периметру измотанного тела, и девушке едва ли хватило сил пережить очередной час, посвящённый исключительно на воспитание плохой актрисы, не умеющей справляться со своей ролью.       Она не знает, что будет завтра, она не знает, как после случившегося будет смотреть в глаза многочисленной прислуге, она не знает, под какой именно стол или шкафчик спряталось её символическое кольцо, она лишь знает, что вопреки своим ожиданием новый рассвет обязательно наступит, и всё, что она может сделать сейчас — утонуть в призрачных волнах нежной простыни.