Семейка

Рома никогда не думал, что из-за девчонки может сердце вылетать из груди. Когда ты стоишь под дверью и не знаешь, что делать, что говорить, и не понимаешь, чем твой поход к ней вообще может закончиться. Когда в ушах шумит, а сердце вырывается из грудной клетки, стуча так сильно, что становится больно. Рома правда не знал, что собирается делать. Он прилетел к квартире на эмоциях, чувствуя, что просто не может сидеть сложа руки и ждать с моря погоды. Лера не объявлялась целые сутки, и хоть Дима и сказал, что с ней всё в порядке, Роме нужно было убедиться. Просто узнать, что точно всё хорошо, а в идеале поговорить, объясниться, всё выяснить и поцеловать так сладко, что в жизни снова появился бы смысл. Эти непонятки раздражали, потому что любое недопонимание хуже даже самой сильной ссоры. В ссоре каждый знает, что кого не устраивает эмоции выплёскиваются и появляется возможность нормально поговорить. Здесь же ситуация из ряда вон: Лера увидела что-то, что поняла неправильно, Арина добавила огромную щепочку сомнений, а Рома вообще остался виноват в том, чего не делал. При этом Лера верить ему больше не собирается, а значит, слушать его правду тоже не захочет. Запутанный клубок, в котором правду рассказать до ужаса нужно, но в эту правду некому верить. Лера вбила себе в голову только один вариант развития событий той картины, что ей пришлось наблюдать, и решила, что этот вариант и есть правильный. Королёв стоял под дверью, шумно втягивая носом воздух, вспоминая, как в первый день их отношений встретил Лерку точно так же стоявшую у двери, не решавшуюся войти в квартиру. И если Лера не знала тогда, состоят ли они уже в отношениях, то Рома не знает, состоят ли они в них ещё… Он набрал воздуха в лёгких побольше и постучал в дверь дрожащей рукой. Он потом подумает над тем, почему испытывает такие эмоции. Потом подумает, что впервые в жизни нервничает и переживает из-за девушки, потом подумает, что до боли боится её потерять. Потом. Сейчас важно было просто поговорить с ней, остальное потом. Завтра, через час, может, даже через месяц или год. Потом. Сейчас в голове только Лера.

***

Лерка вздрогнула, когда услышала стук в дверь, резко оборачиваясь в сторону прихожей. Первой мыслью и надеждой было, что пришедший — Рома, но она отбросила все догадки, в который раз себя убеждая, что видеть она его не хочет. И слышать. И вообще ничего с ним больше не хочет. Она тихо подошла к двери и снова дернулась, когда громкий и настойчивый стук повторился. Ей казалось, что сердце уже валяется разорванное в клочья где-то на полу, потому что она, даже не посмотрев в глазок, знала, что за дверью стоит Рома. Казалось, что она слышит его дыхание, ощущает запах одеколона и даже видит его глаза. Ей не нужно было даже открывать дверь, чтобы понять, кто там. Словно между ними натянуты какие-то прочные канаты, что связывают их и дают возможность чувствовать друг друга даже на расстоянии. «Пожалуйста, просто уйди», — мысленно кричала Лерка, когда стук повторился. Что делать? Подойти к двери и открыть? Спросить, кто там? Сразу попросить уйти? Её почти трясло, когда она подошла к двери вплотную, пытаясь вслушаться в происходящее. Она намеренно не смотрела в глазок, потому что видеть его была морально не готова. Лерка надеялась, что он её не найдёт, и она сможет вернуться домой только с приездом родителей. У неё в запасе была ещё целая неделя, она хотела настрадаться вдоволь и научиться надевать на лицо маску безразличия, чтобы вернуться и показать Роме, что ей ни капельки не больно и вообще почти всё равно. Кто знал, что друзья окажутся такими предателями? В том, что адрес Роме сказали они — не было сомнений. Больше некому. Никто не мог выйти с ним на связь, кроме Ксюши и Димы, да и о ситуации почти никто и не знал. Внутреннее тепло, которое уже корнями вросло в Леру и отчаянно любило Рому кричало и просило открыть чёртову дверь, утонуть в любимых объятиях и снова стать самой счастливой. Зарыться носом в кофту на груди, гладить руками спину и чувствовать, что одиночество отступает, а раны затягиваются, используя в виде лекарства обычное счастье. Но здравый разум твердил молчать. Не подавать виду, что дома, не вздумать открыть дверь и посметь тронуть его хоть пальцем. Он изменил, чёрт возьми, он плохой человек! «Прости, если любишь» под эту ситуацию никак не подходит. Лера просто не сможет простить. Даже если сердце будет рваться на части. Даже если оно уже разорвалось. — Лер, открой, я слышу, как ты дышишь, — прозвучало так громко, что Лера испуганно сделала шаг назад. Казалось, что он открыл дверь и говорит всё это прямо ей на ухо, задевая дыханием непослушные кудряшки. — Не молчи. Он смотрел на дверь, но казалось, что заглядывает прямо в её глаза. Рома, кажется, отчётливо видел её покрасневшие веки и приоткрытые розовые губки. Он точно знал, что она плакала, и от этого на душе становилось ещё более мерзко. Нужно было что-то делать, немедленно. — Уходи, — почти прошептала, срываясь на хрипы. Голос предательски дрожал от понимания, что Рома сейчас катастрофически близко, а пальцы стискивали в кулаки край футболки, выворачивая ткань до хруста ниточек. Она правда хотела, чтобы он ушёл, потому что ничего другого, как стоять у двери, пока он здесь, делать она не могла. Это убивало. Лера не могла развернуться и пойти принимать душ, чтобы Рома просто ушёл, поняв, что разговора не будет. Ноги словно приросли к полу, а сердце отчаянно рвалось наружу, намереваясь запрыгнуть в грудную клетку Королёва и остаться там навечно. — Я не уйду, пока мы не поговорим, Лер, — его голос был деланно спокойным, но Лера давно научилась слышать эти стальные нотки, которые проявлялись лишь тогда, когда парень нервничал. — А нам не о чём разговаривать, — снова тихим хрипом. Да давно уже надо было крикнуть на него и послать грубым голосом, чтобы он ушёл! Чтобы просто уехал обратно к своей Арине. Что он пришел сказать? Что отношения были ошибкой и он теперь будет долго и счастливо жить с Ариной? Если Рома хоть заикнётся об этом — Лера тут же выпрыгнет в окно. Первая любовь она всегда самая сложная, но ни один из них не знал, что настолько. — Нет, нам есть о чём поговорить, просто впусти меня в квартиру, прошу. — Уходи, — Лера едва нашла в себе силы, чтобы прошлёпать на кухню и дрожащими руками налить себе стакан воды, но так и не выпить его, потому что Рома сдаваться не собирался. — Лера, я никуда не уйду, пока мы не поговорим, слышишь? — кричал парень, закипая, стуча кулаками в дверь. — Лер! Просто открой, я прошу тебя, мне нужно тебе всё объяснить! — Уходи! — крикнула она снова, стараясь бесшумно вернуться в прихожую. Злость и ненависть к Роме боролись с нежностью и любовью. Её разрывало в разные стороны, не давая сделать правильный выбор, так и оставляя на качелях сомнения и дикой боли. Лерка села на порог, оперевшись спиной о стену около двери, слушая Рому, прикрыв красные от слёз и усталости глаза. — Давай поговорим? — прошептал он обессиленно. Рома чувствовал, что она вернулась, что сейчас она близко. Знал, что слышит его голос, знал, что снова плачет, и знал, что хочет, чтобы он ушёл. Но он не собирался уходить, не выяснив и не разложив всё по полочкам. — Нет, — одними губами, стараясь скорее себя убедить, чем отказать ему. — Лер, я знаю, что я придурок и не подарок, я всё это знаю. Я знаю, что обижал тебя раньше, знаю, что вёл себя, как мудак, но неужели всё то, что между нами было, не даёт мне права хотя бы поговорить? Открой мне, я клянусь, что не трону тебя и пальцем, если ты сама того не захочешь. Один разговор, и я уйду. Лера закрыла глаза, сосредотачиваясь. Мама всегда старалась научить её мудрости, но кто такая эта хвалёная мудрость, когда на кону стоит любовь? Демьянова правда не знала, что делать, обхватив руками колени и уткнувшись в них лбом. В голове происходило что-то непонятное, сомнения огромным потоком носились в мыслях, не давая сделать хоть какой-нибудь выбор. Что правильно? Как правильно? Что есть «правильно» в этой ситуации, и есть ли оно вообще? Какое решение будет самым адекватным, учитывая всё произошедшее? И почему Рома, так любящий свободу и толпы девчонок, сейчас стоит под дверью, умоляя поговорить, если он изменил? И изменил ли он вообще? И почему она должна верить, если он скажет, что нет? И как доказать, что он не врёт? А может, он вообще не за этим пришёл? Как понять, что делать? Отчаянно хотелось позвонить маме и спросить, как поступить. А ещё лучше обнять её и послушать совет. Что бы она сказала в этой ситуации? Однозначно, не рубить с плеча. Совершенно точно сказала бы выслушать его. Наверняка, как и Ксюша с Димой, оправдывала бы Рому. Лера с мамой были лучшими подругами от самого рождения кудрявой, поэтому Лера могла спросить совет мамы, даже не поговорив с ней. Она знала её наизусть и прекрасно понимала, что та ответит, что посоветует. Демьянова закрыла глаза, представляя, что сидит с мамой на кухне, попивая любимый чай с шоколадкой, морщась оттого, что она слишком сладкая. Лера почти почувствовала объятия мамы, легко улыбнувшись. Да, мама бы сказала выслушать его. А Лера всегда следовала советом своей мудрой мамочки. — Говори, — произнесла на выдохе, поднимая глаза к потолку, чтобы сдержать очередной поток слёз. Надоело плакать. — Откроешь? — Рома очень надеялся, что она впустит его. Потому что по глазам могла бы прочитать, что он не врёт. Потому что ему необходимо рассказать всю правду, помириться с ней и поцеловать. Кислород не так важен, как примирительный поцелуй. — Нет, — Лерка помотала головой, убеждая себя. — Так говори, я буду сидеть здесь и слушать. — На холодном полу? Лер, ты нормальная вообще? — оживился Рома, включая привычный поучительный тон. — Не сиди на полу, застудишься, я не шучу! — Я не хочу стоять под дверью, — Лера старательно скрывала улыбку, нарисовавшуюся на лице от его непроизвольного проявления заботы. Неужели он мог изменить? — Иди садись на диван, а я буду говорить громче. Тут далеко диван? Или давай я зайду, притащу диван к двери, а потом ты выгонишь меня, идёт? Рома не отдавал себе отчёт в том, что говорит и откровенно смешит Лерку. Он правда не хотел, чтобы она сидела на холодном полу! Он правда неосознанно заботился, боялся, что она заболеет и не хотел, чтобы ей было неудобно, когда она будет слушать его. А Лера улыбалась всё шире и шире, не замечая, что слёзы высыхают, а сердце ускоряет темп, снова отчаянно тянувшись к Роме. Его забота всегда опьяняла, и Лера вспоминала слова мамы, ещё из далекого детства: «Я всегда буду заботиться о тебе, детка, потому что люблю тебя». Разве изменяют, когда так заботятся? — Просто начни говорить, если хочешь, чтобы я тебя выслушала. Она улыбалась! Рома слышал её улыбку и улыбнулся в ответ, взъерошивая волосы. Она улыбалась. Его маленькая девочка, крохотная Лерка, улыбалась его словам, а не плакала. Неужели что-то могло быть лучше? — Сначала скажи, чем ты питаешься? Если надо сходить в магазин, ты скажи, потому что одним чаем питаться нельзя, Лер, тебя и так из-под шарфа не видно. — Всё там видно! Он не мог изменить… — Ни капли. И из-под куртки тоже. А зима придёт, что делать будешь? Камни в карманах носить, чтобы ветром не сносило? — Чего мне их носить, если меня везде ты возишь? — сказала Лерка, а потом резко закрыла рот рукой, осознав, что только что произнесла. Они отошли от первоначальной темы, растворившись в привычных друг другу милых шутках, не замечая своих улыбок и простоты разговоров. Но эти слова… — А ты разрешишь мне везде возить тебя? Потому что если нет, то какой смысл тогда вообще мне ездить за рулём, Лер? Он не изменял. Как обухом по голове. Как снежной лавиной в ледяное озеро, как… как… Да как что угодно! Он не мог изменить! Потому что он сам изменился! Рома не из тех парней, кто будет унижаться просто так. Роме всё равно на чужих людей, он мерзавец и редкостный засранец, он может грубить, хамить, драться и слать всех матом без зазрения совести, при этом ухмыляясь. Рома не парится из-за девчонок, бросая их, изменяя им и не перезванивая наутро. Рома легко забывает девушек, даже если не просто спал с ними, а успел повстречаться. Роме плевать на чувства людей, ему всё равно, кто что о нём подумает, он не жалеет о том, что делает и никогда не держит около себя ненужных людей. И этот Рома стоит под дверью Лерки, прислонившись к ней лбом, потому что хочет поговорить и объясниться. Потому что пришёл доказать свою правду, которая необходима для примирения. Потому что в квартире без неё пусто. Потому что даже сам не понимает, почему так сильно больно. Потому что она нужна ему. Очень. Потому что, чёрт возьми, он её… — Ты хотел поговорить? — сказала она еле слышно. — Мы отошли от темы. Говори. Рома вздохнул, собираясь с мыслями. Сел на бетонный пол подъезда, опираясь о дверь квартиры, обхватил голову руками и громко вздохнул. Не успел он сказать и слова, как из двери напротив вышла старушка. — Уходи, или я позвоню в полицию, — гневно прошипела она, нахмуриваясь. Рома поднял голову, Лерка приложила ухо к двери, стараясь расслышать, что там происходит. — Сидят наркоманы всякие, а в подъезде шприцы потом валяются! Дожили, из квартиры выйти страшно! Лерку дико смешило всё происходящее, и она просто с трудом сдерживала рвущийся наружу хохот. Бабушка угрожала ему, обзывала всеми словами и даже повесила на него несколько грехов, совершенно не слушая оправдания несчастного Ромы, который, вообще-то, пришёл спасать свою любовь! Демьянова и дальше бы слушала всю эту прелесть, но бабушка, кажется, перешла в настоящее нападение, потому что уже сказала, что её палка бьёт очень больно, и… И Лере ничего не оставалось, кроме как открыть дверь и затащить Рому в квартиру, схватившись за капюшон, а потом громко захлопнуть дверь, заканчивая бессмысленный разговор с «любимой» соседкой. Смешки закончились, когда они поняли, что произошло. Горящие глаза встретились, а дыхание спёрло. Даже сердца, кажется, на пару минут перестали биться. — Ну, говори, раз уж ты всё-таки здесь, — она спешно отвернулась, проходя в гостиную и опускаясь на диван, поджимая под себя ноги. Смотреть на него хотелось так же сильно, как и не хотелось, а желание прижаться к родному телу было ещё сильнее. Она правда не собиралась его впускать, но судьба сыграла с ними в злую шутку, подставив Нину Ивановну, которая так не вовремя решила проявить свою заботу о чистоте подъезда. Звучит, как идиотский анекдот, нарочно такое точно не придумаешь. По классике он бы стал говорить, Лера бы плакала, но до последнего не открыла бы дверь. Возможно, он продолжал бы ездить и умолять впустить его, а Лера бы продолжала лить слёзы, закрывая ладонью рот. Они бы ссорились, она бы не верила ему, но между ними всегда оставалась бы та чёртова дверь. Но… у них ведь всё не по классике. У них ведь всё в отношениях странно. Так, как вообще не бывает. Так, что даже порой не понимаешь, что происходит. Просто надоело лить слёзы и действовать по каким-то непонятным сценариям. Ушло время пустых рыданий и траты нервов. Больше она не будет вести себя, как маленький ребёнок. Решение впустить его и поговорить с глазу на глаз — взрослое и мудрое. И так Лере нравится куда больше, чем жить по всеми установленным правилам. Рома присел на диван, опираясь локтями о бедра, шумно вздыхая, стараясь собраться с мыслями. В голове гудело, а сердце стучало прямо в висках, заставляя морщиться. Что говорить? Он не знал. — Самая идиотская фраза в мире — ты всё не так поняла, — начал Рома негромко, стараясь сосредоточиться. — Но именно это я тебе и скажу. Ты правда всё поняла не так. Твой дружок Дима позвонил мне, объяснил в чём дело, потому что от меня ты не брала трубку. Честно, я чуть с ума не сошёл, думая, что ты пропала. Глеб сказал, что ты убежала в слезах, и я понять не мог, что случилось. Обошёл всю местность возле дома, боясь найти тебя, а ты всё равно не брала трубку. Я уже всё себе придумал: машина, маньяк, что угодно. Испугался, думая, что мог потерять тебя. Она ненавидела слёзы. Но разве возможно было не плакать? Рома рассказал всё. Детально. Прерываясь на хриплые вздохи и ругательства в сторону себя и Арины. Весь свой рассказ он смотрел в пол, не поднимая головы, словно провинившийся школьник, который ждёт своего наказания. Лерка всё время молчала, тихо сглатывая слёзы, ожидая продолжения рассказа. Его руки и голос дрожали, напряжённая спина покрывалась мурашками, а голос то и дело срывался на хрип. Он рассказывал всё, не утаивая ни единой крохотной детали, и по тому, как рассказ лился потоком из его губ, можно было понять, что говорит он правду. — …И когда я вернулся с балкона, её уже не было. Я спустился вниз, чтобы найти тебя, но Глеб сказал, что ты убежала, поэтому я пошёл искать тебя… Ну, дальше ты и сама уже знаешь, — он прошептал последнюю фразу еле слышно, осторожно поднимая голову, встречаясь взглядом с Лерой. — Я не хочу, чтобы ты плакала из-за меня. Я ощущаю себя полнейшим дерьмом, но я клянусь тебе, что я с ней не спал. Мне противно от одной мысли, что я мог тебе изменить. Только не тебе. Никогда. Лер, слышишь? Никогда. Рука не поднимется предать тебя. Да и член тоже, чего уж там. Я не хочу никого даже представлять рядом, когда у меня есть ты. И меня самого уже тошнит от всех розовых соплей, которые я несу, но я не могу по-другому. Оно само, веришь? Не могу остановиться говорить с тобой, потому что кажется, что если замолчу, то ты выгонишь меня. А я не хочу уходить. Там пусто без тебя, мне плохо. Я не знаю, как жил без тебя раньше, но точно знаю, что сейчас я так не хочу, — он протянул дрожащую руку к лицу Лерки и стёр большим пальцем покатившуюся по щеке слезинку. — Лер, не плачь, я прошу тебя… — прошептал охрипшим голосом, надеясь, что она хоть что-то ответит ему. Но она молчала. Отчаянно сдерживалась, чтобы не расплакаться на первом же произнесённом слове, поэтому молчала, глядя на убитого Рому. Он правда был убит. Красные от недосыпа глаза, тёмные круги под глазами, бардак на голове. Даже сбитые, вероятно о стену, костяшки. Он выглядел абсолютно несчастным. Точно как и она. — Скажи хоть слово, пожалуйста, — попросил Рома, продолжая смотреть, как Лера кусает губы. — Почему… почему я должна поверить тебе? — Потому что я люблю тебя. Как ненормальный люблю, понимаешь? Влюбился, и стал зависим. Потому что каждую твою родинку люблю. И кудряшки твои непослушные. Потому что люблю, когда ты меня по фамилии называешь, и когда фыркаешь, закатывая глаза. Люблю, как ты боишься щекотки, и люблю, как ты засыпаешь на моём плече, когда мы фильм смотрим. Потому что я люблю, что ты носишь смешные носки по дому, очень люблю, когда ты читаешь, и не обращаешь внимания на то, как я тебя за плечи кусаю. Я люблю, когда ты специально хлопаешь дверью моей машины, хотя я очень прошу тебя этого не делать. Я люблю твои мурашки, люблю, что ты пишешь стихи. Я до чёртиков люблю то, что ты настоящая и не такая, как все. Я люблю, что ты не боишься плакать при мне, люблю, когда трёшься носом об мою шею. Я просто люблю смотреть на тебя. Люблю понимать, что мы вместе. Я люблю говорить долбанное слово люблю, хотя до тебя его ещё никому не говорил. Я просто тебя люблю, Лер. Очень люблю…