Наруто: Техника призыва Хокаге

Тобирама прошествовал в комнату, оставив за собой мокрую дорожку. Выключив свет, её можно бы было назвать лунной. А Мадара остался с желанием. Пока что нереализованным. И посмотрел на луну, слабо видную в отражающемся от окон свете. Перевёл взгляд на Хашираму. Просить обнять себя не хотелось, приставать к Тобираме было бы затеей весёлой, однако не безопасной. Мадара тихо вздохнул, и только он собирался скрыться в ванной и закрыть дверь, дабы провести время в одиночестве, как Хаширама поставил ногу в дверной проём. Перспектива ждать своей очереди ещё полчаса его не радовала, Мадара мог понять это, однако всё равно нахмурился. Хаширама слегка неловко улыбнулся, однако посмотрел уверенно, может, разве что чуть заискивающе (а, может, Мадаре показалось) — Давай вместе, — предложил он, с самым невинным видом придержав Мадару за руку перед тем, как тот успел вытолкать его из ванной. Лицо Хаширамы источало очаровательное благодушие и, казалось бы, вовсе не сулило никакой опасности. Мадара знал это лицо, и знал, как оно может меняться. Ожидать можно было чего угодно. Ещё Мадара знал, что секс с ним входит в разряд нормальных, невинных дел Хаширамы. Он позволил себе замедлиться и немного поколебаться, но в конечном счёте выдал: — Не, подождёшь немного, — с злым удовольствием посмотрел в глаза и поправил своё кимоно, привлекая внимание к ключицам. Хаширама улыбнулся. Его глаза продолжали быть тёплыми, но в них искрилась леденца хитрости. И зарождалась томность вязкого желания. Хаширама моргнул ресницами, стряхивая лишнее и приходя в себя. — А я не хочу ждать. Но раз ты такой жестокий, придётся мне на улице мыться, — он сделал разочарованно-страдальческое выражение и почти отпустил руку Мадары. Если бы Мадара был уверен, что это лишь хитрый манёвр и Хаширама <і>точно</i> не пойдёт светиться ярче луны голым, то он бы закрыл перед ним дверь и не сделал следующего. Или сделал бы? Мадара предпочёл не заострять на этом внимание (и не знать всей правды). Хаширама дал повод, и теперь он поступал благородно, а не просто следовал своему желанию. — Иди сюда, Сенджу, — теперь уже он схватил Хашираму за руку и втащил за собой, закрывая дверь на защёлку. Он чувствовал себя проигравшим и выигравшим одновременно. Они оказались слишком близко, и Хаширама упрямо смотрел ему в лицо, не отстраняя. Мадара чувствовал его дыхание на своём лице и начинал понемногу пьянеть. Оценив обстановку, Мадара легко принял тот факт, что просто принять ванную не получится. Он спустил кимоно с плеча и прикусил губу, улыбнувшись своей мысли поиграть с Хаширамой, он ловко отошёл на пару шагов. Хаширама едва не двинулся за ним. В его глазах читалось: «Моё драгоценное уходит», а сами они приобрели более насыщенный и глубокий оттенок, как у хищников перед бросков. Или же уплотнялась материя перед взрывом сверхновой. Мадаре нравилось до дрожи в ключицах, когда Хаширама проявлял к нему такой интерес. Когда всё внимание было на нём и только. — Что-то твоё настроение очень переменилось, как закрылись двери, — сказал он, поддразнивая Хашираму. — Мне кажется, твоё переменилось больше, — Хаширама мягко улыбнулся, прекрасно контролируя себя, и не остался в долгу. — Не нравится — не смотри, — просто и бесхитростно отозвался Мадара и посмотрел с вызовом. — Нравится, — честно признался Хаширама, и Мадара только довольно кивнул. Он не рассчитывал задеть Хашираму, тот вообще редко вёлся на провокации. Во всяком случае, на словесные не вёлся. — Я, может, хотел, наконец, посмотреть, как ты раздеваешься. — Тогда смотри, — Мадара вытянул руки вверх, переплёл кисти рук и сладко потянулся, а потом решительным быстрым движением дёрнул ворот кимоно. Крепкая грудь с тёмными сосками оголилась, ткань податливо сползла. Мадара хищно посмотрел в глаза Хашираме и откровенно улыбнулся. — И тоже раздевайся. На губах Хаширамы застыл мёд, в глазах плескалось забродившее веселье, соединяясь с ясной трезвостью взгляда. Он отошёл к крючкам у стены, медленно снимая с себя хаори. Послушался. Накалённые ожиданием рассматривания подогревали интерес и заводили покрепче прелюдии. Желание подобное дикому мёду в своей сладости и остроте обрело плотность вместе с тем, как они обрели тела. Думал ли Мадара, что после стольких лет разлуки они когда-нибудь окажутся в одной ванной? Нет, он о таком не мечтал. Стало труднее дышать, словно от переизбытка огненных техник. Мадаре казалось, что он может не выдержать первым, и поэтому дразнил Хашираму как мог, чтобы и он не смог остаться нетронутым этим жаром. Хаширама уже был тронут, хоть и продолжал улыбаться, Мадара видел в глазах, что бы Хаширама с ним сделал. На это он только призывно приоткрыл рот, обнажая острые клыки, и тихо застонал. Прикусил губу и с улыбкой заметил, как Хаширама смотрит на его соски, исследует контуры и спускается ниже. Мадара размотал фундоши — пусть смотрит. Потемневший взгляд Хаширамы был сладким и в своей тягучей сладости не невинным. Он тоже наконец разделся. Не теряя самообладания демонстративно разжал пальцы, выпуская из рук последнюю ткань, и переступил через лежащие на полу хакама. Величие, достойное богов, и желания, присущие людям. Сочеталось гротескно, получалось невероятное. Сердце Мадары ускорило ритм, когда Хаширама двинулся навстречу, и погнало кровь совсем как бешеное, когда тот стал дразниться прикосновениями к себе. Увлёкшись, Хаширама прикрыл глаза. Мышцы под смуглой кожей перекатывались от углублённого дыхания и напоминали струны музыкального инструмента. Мадара бы охотно сыграл на них мелодию. Собрав свою волю в кулак, он резко повернулся и пошёл откручивать воду. Не стоило отклоняться от изначальной цели. Он нагнулся, расставив ноги, и до его ушей донёсся сладкий выдох, влившийся в него как глоток нектара. К его удовольствию, Хаширама не обделил вниманием ни его, ни его задницу уже сейчас. Пока что это был взгляд, но и он щекотал между лопатками и покалывал жаром внизу живота. Воду надо было делать едва тёплой, иначе она бы стала совсем горячей после. Мадара, не оборачиваясь и не дожидаясь, когда воды наберётся хотя бы по косточки, залез в ванную, оценивая её пригодность для совместного купания. Благо, она была пригодна. Достаточно просторна, чтобы в ней поместилось два взрослых человека. Он довольно усмехнулся и посмотрел на Хашираму, нетерпеливым взглядом призывая поторопиться. Хаширама запрокинул голову и прикрыл глаза, смакуя атмосферу на вкус и кожей, однако присоединяться не спешил. Он собрал волосы в высокий хвост, в очередной раз демонстрируя живой рельеф мышц. Мадара подумал, не последовать ли его примеру, однако понял, что хвост, который он в состоянии себе сделать, будет вызывать улыбку и не будет полезен. Руки почти тряслись от возбуждения. Он бросил идею с хвостом, немного хмуро и взвинчено снова глянул на Хашираму. А тот с интересом выжидал, что же Мадара предпримет, если он не сдвинется с места. И Мадара принял вызов: посмотрел вниз его живота, что оказало эффект на обоих, поднял ресницы и звучно выдохнул. Придав выражению страстности, нетерпеливо закусил губу, после чего провёл по ней пальцами, словно вытирая то, чего нет. Хаширама любил, чтобы его просили, Мадара тоже любил, когда просили его, а вот просить… Зато теперь Хаширама был весь его. Он нужен Мадаре. И он докажет после, что Мадара нужен ему. «Да, я тебя хочу! — подумал Мадара, глядя, как Хаширама делает шаги в такт ударам его сердца. — Скорее!» — не в силах скрыть эти мысли, он милостиво предоставлял возможность чувствовать себя желанным. Опустившись напротив, Хаширама не сводил с него глаз. В его взгляде можно было тонуть, чтобы потом упереться в надёжное твёрдое дно. Мадара не мог не заметить его явную твердь, как и отчётливо чувствовал свою. Они были готовы, но можно было ещё поиграть. Мадара запрокинул голову, прикрыв глаза, и предоставил ему возможность действовать. Хаширама упёрся руками в кромку ванной, подвинулся ближе и погладил голень бедром. Мадара непроизвольно застонал от ощущения голой близости. Голеностопом Хаширама осторожно обнял бок и обласкал бедро. Ногами они сплелись, руками друг друга трогать не спешили. Мадара попробовал сделать непричастный вид, закрыв глаза. Спустя полминуты он раздражённо открыл один — за это время решительно ничего не произошло. Хитрый Сенджу последовал его примеру. Ну-ну, если это была игра на выдержку, то Мадара мог и в неё поиграть, но играть честно он не собирался. Он вытянул ногу и поставил ступню на торс Хаширамы, от чего тот ощутимо вздрогнул. Мадара полюбовался этим зрелищем несколько секунд; если бы Хаширама это видел, он бы тоже согласился, что нога Мадары упирается ему в живот, словно там ей и место. Красиво. Второй ступнёй прошёлся по бедру. Хаширама не открывал глаза, но улыбка становилась шире, а стояк тверже. Он накрыл ногу на своём животе ладонью и принялся её массировать, умело проходясь шероховатыми пальцами по неподатливой ступне. Мадара прогнулся в спине и потянулся утолить своё возбуждение. Одновременно с движениями рукой на своём он скользнул ступнёй к члену Хаширамы и прильнул к нему, создавая трение по всей длине. Теперь Хаширама открыл глаза, поддел Мадару под коленкой той ноги, что его ласкала, и мягко побарабанив подушечками по сгибу, огладил голень. Не сказать, что Хашираме совсем не нравилось это своеволие Мадары, но он знал, что тот может предложить куда более приятные способы провести время. Хаширама мог задрать эти две прекрасные ноги прямо сейчас, но он хотел, чтобы Мадара сам открылся. Мадара же, видя, что обе его ноги в мягком, но если потребуется — крепком захвате, не долго думая подобрал их к себе, задирая. И всё шло почти так, как хотел Хаширама, но Мадара на этом не остановился и перевернулся на живот. Повис на бортике, доверчиво открывая белую спину, ровную полоску хребта и ещё более белые ягодицы. Можно было подумать, что Мадара на что-то обиделся, но, скорее всего, он просто в очередной раз показывал свою неподатливую и упёртую натуру. — Ты не хочешь на меня смотреть? — выдержанно поинтересовался Хаширама, насколько возможно заглядывая за плечо. — Насмотрелся уже, — таким же спокойным тоном ответил Мадара. — Теперь хочу посмотреть на стену, — однако Хаширама чувствовал некую иронию в его словах. Вопреки сказанному, Мадара бросил на него через плечо взгляд, который о многом сказал. — Ну хорошо, — согласился Хаширама. — Смотри на стену. В один рывок он оказался вплотную к спине Мадары. Мадара выдохнул и с готовностью поднял зад повыше, перенося опору на колени. Хаширама прижался к нему всем телом, и упёрся подбородком в плечо, чтобы их сердца, разделённые лишь тонкими слоями кожи, бились рядом, чтобы они дышали одним воздухом. Когда Хаширама закончил с подготовкой, Мадару распёрло изнутри таким чувством наполненности, что он открыл рот в немом крике и только и смог, что ахнуть, разом лишаясь всего воздуха в лёгких и под напором подаваясь вперёд. Чувство было знакомым, забытым, напомненным, новым, не оставляющим сомнений о их нерушимой связи. И только сейчас он понял, как истосковался по этому чувству единения с давно родной душой, ждал его словно вечность — хотел ощутить снова. Как всегда бывало с Хаширамой — что-то новое открывалось в давно изведанном. Они знакомы были так давно, что иногда Мадаре казалось — задолго до рождения. Мадара не заметил, как Хаширама поставил три древесных купола над ними, зато слышал два сердцебиения в такт и нежное обжигающее дыхание в словах: — Не кричи. Мадара любил поорать, и в сексе бывал громким, но сегодня он не кричал, а задыхался, хватал воздух и стонал, крепче цеплялся за бортик, постоянно рискуя соскользнуть. Он не боялся удариться, а хватался за скользкую твердь как за край своего сознания, чтобы не забыть, кто он и где, и что здесь делает. Цеплялся осторожно, чтобы не раздавить, с другой стороны вжимаясь в Хашираму до упора. Мадара чувствовал его руку в своих волосах, создающую то натяжение, заставляющее запрокидывать голову и выгибаться, то просто нежное присутствие, греющее душу. Это наталкивало на мысль, что их связь прекрасна, потому что в ней достаточно уважения и свободы, нужной Мадаре так же, как и его буйной гриве. Правда, не всегда доставало понимания. Хаширама щедро и нещадно обцеловывал его, Мадара чувствовал огненные следы на плечах и шее, которые покрывали его как цветы покрывают весной луга. Он реагировал остро, отвечая на каждое движение, был тесным, Хашираме долго приходилось его растягивать, но и этого оказалось не вполне достаточно. При первых толчках у обоих высекались искры перед глазами, но благодаря их общим стараниям, Хаширама вошёл и продолжал входить до конца. Мадара принял его, как и раньше, как не принимал никого. Глубина была невыносимая и вместе с тем потрясающая. Они вместе утопали в океане, то безмятежном и блаженном, то подымающем волны, от которых перехватывало дыхание. Хаширама хотел трогать и нежить Мадару везде, и тот никак не мог воспрепятствовать, потому что открылся, поддался, а теперь плавился и уплывал вслед за действиями Хаширамы. Желанное, неподатливое тело. Они соединялись как океан со своим земным дном, всегда дополняли друг друга. Всё это вместе раскладывало их на атомы и одновременно создавало присутствие чего-то большего, чем Мадара и Хаширама. Во время очередного толчка Мадара сжал его внутри себя так настойчиво и жадно, трогательно и требовательно, что Хаширама готов был потерять сознание и унестись за свои пределы. Он предчувствовал приближение вспышки, но осознать происходящее было невозможно ни до, ни в момент, ни после. Мысли отключались, оставался только полёт сквозь сферы мироздания, длящийся несколько секунд. Хаширама поцеловал Мадару за ухом и бережно вышел, пока снова не возбудился прямо внутри возлюбленного, что казалось ему возможным. Мадара бы стал его ругать в таком случае, или же нет?.. Самому Мадаре хотелось стечь под него водой и обнять так, как не может обнять человек. Он чувствовал себя так же расслабленно и легко, как непринуждённые волны, плескающиеся вокруг них, готовый принять любую форму. Он протяжно вздохнул, немного жалея, что это закончилось, меланхолично обхватил пресловутый бортик локтем и… посмотрел на стену. Она была перед ним постоянно, но с того момента, как Хаширама накрыл его собой, он ожидаемо её не замечал. Вот не всегда можно верить словам Хаширамы, даже если тот совсем не лжёт. Он и не лгал ни разу в чём-то серьёзном, просто Мадара иногда обманывался своими ожиданиями. — Может, теперь повернёшься, — предложил Хаширама. За настойчивостью тона скрывалось желание смотреть в лицо. — Да-да. Ты один из немногих, кто хотел бы меня видеть. Смотри, сколько влезет. Пока мне не надоест, — с этими словами Мадара милостиво удовлетворил его просьбу. На лице Хаширамы выразилась лёгкая обида, но Мадара никак не собирался это исправлять, поэтому обладатель расстроенного выражения сосредоточился на другом и теперь смотрел на Мадару бережно, словно впитывал его черты в себя, запоминал. А потом обыденно потянулся к гелю и выдавил немного себе на руку. — Мы же уже всё? — озадачено уточнил он, потому что Мадара упёрся в него взглядом так, словно нуждался в объяснениях. — Если тебе хватило одного раза, то хорошо, — с издёвкой протянул Мадара. — Но я бы хотел от тебя кое-чего ещё. — И чего же? — Хаширама спросил с искренним интересом и в тоже время настороженно. — Отсоси мне, Хаширама, — Мадара усмехнулся, наблюдая реакцию. Хаширама на несколько секунд замер, внимательно посмотрел в глаза. Мадара ждал ответа, проверял что-то своё. — Не могу, — спокойно ответил Хаширама. — Не сегодня. — И почему же? — Мадара сощурился. Хаширама склонил голову и улыбнулся. — Я уже почистил зубы. Так что как-нибудь в другой раз, — невинно и мягко, вежливо и насмешливо. Мадара фыркнул. «В другой раз» было крайне туманной перспективой, в голове Мадары мрачно отсылающей к «никогда», но если Хаширама надеется зажить семьей, то Мадара этой перспективе слиться не даст. И проследит, чтобы это «как-нибудь» воплотилось не как-нибудь. Семья… Хаширама уже говорил об этом, но Мадара не отвечал ничего определённого. Может, и смогут. А, может, и нет. Семья-то получалась странная… По крайней мере, на этот раз Хаширама не пытался сделать его семьёй всю деревню. Мадара фыркнул, только ему в голову и могли прийти такие идеи. Сам Мадара не собирался отступать так просто — отказ его не устраивал, а добиться своего или хотя бы отстоять честь было для Учих делом святым. Хашираме нужно будет придумать отговорку получше и, желательно, что-нибудь хорошее пообещать. — Что-то я не видел! Ещё раз почистишь! — распалился Мадара. — И вообще, что за тупые отговорки? — Да, отговорки. А как с тобой иначе? — честно спросил Хаширама с бесхитростной улыбкой. Он был готов выслушать предложение Мадары и учесть его. Мадара ответил честно: — Ты уже понял, чего мне хочется. Так что ставай на коленки и открывай рот. — Мадара… — рыкнул Хаширама. Это было слишком… грубо, но и заводило, вопреки желанию Хаширамы, тоже. Пробуждало в нём самом резкость и жёсткость, которые Мадара иногда очень хотел видеть. Он вдохнул, выдохнул, посмотрел мягче, но настроения на это сегодня всё равно не обнаружил. Хотелось расслабиться и отдыхать, а не напрягать челюсть и горло. К тому же потакать капризам Мадары было явно не лучшей идеей. Он и так себя плохо вёл, особенно собачился с братом. — Знаешь, я тоже хочу, чтобы ты проявлял хоть чуть больше уважения к другим людям. И тоже не получаю то, что хочу, — серьёзно ответил Хаширама. — Ты намекаешь, чтобы я полюбил твоего братца? Это невозможно, — потухающим, как искра в костре, голосом ответил Мадара, вспоминая, что имеет полное право издеваться над младшим Сенджу. Но Хаширама, видимо, так не считал. Конечно же, он замечал, что младший ведёт себя аналогично, и это досаждало ему ещё больше. Смирился бы, но нет. Он пытался изменить Тобираму, но в прошлый раз ничего не получилось, а случилось как раз наоборот. Это Тобирама убедил брата, что Учихи склонны сходить с ума. И Хашираме, глядя на разъярённого Мадару с лисом у врат Конохи, пришлось поверить, хотя верить он не хотел. Страх за Коноху сделал своё дело, и Мадара получил в грудь катану. Мадара хотел, чтобы было не так. Нет, как в прошлый раз точно не будет. Мадара не допустит. Он облокотился локтями на ванную, приняв раскрепощённое положение с безразличным взглядом, словно ему больше не было дела до отказа. Раз уже пошла тема мира и дружбы, то вернуться к предыдущей сейчас не получится, увы. — Я не говорю, чтобы ты его полюбил, но вы могли бы хотя бы попытаться понять друг друга, — ожидаемо заметил Хаширама. — И простить, — отвлечённо закончил Мадара с горько-сладкой усмешкой. — Ну да, ну да, хорошая песня. Только ты предлагаешь мне отказаться от большого веселья. Ведь он так искренне ненавидит моё присутствие, что это… неподражаемо просто, — Мадара с неким чувством восторга посмотрел на Хашираму. Хаширама поморщился, а Мадара добавил: — Да и после всего того, что он мне сделал, максимум, как я могу его любить — это выебать. — Мадара! — резко оборвал его Хаширама. — Он даже не извинился ни за что! — поспешил Мадара оправдать свой резкий выпад. Будь он на месте Хаширамы, не смог бы спокойно выслушать такое хоть бы и про трижды виновного младшего брата. Хаширама молчал. Он понимал, что им нужно время, и верил — на этот раз всё будет по-другому. Никто из них больше не Хокаге, между ними не будет стоять Деревня, Хашираме повезёт больше. Он до обоих донесёт, что они не враги друг другу, что Мадара не монстр, Тобирама не мудак. Нет, хоть когда-то эти двое должны открыться друг другу как нормальные люди. — Тогда выбирай, — отвлечённо сказал он, чтобы Мадара задумался. — Нельзя сразу кататься на всех аттракционах, — на этих словах Хаширама повернулся лицом к окну и открыл спину Мадаре. Это был не тот ответ, который Мадара хотел услышать. — Жаль, — произнёс он и, воспользовавшись предоставленной возможностью, стащил Хашираму за ноги под воду. Хаширама забыл, как Мадара не любит нравоучения, и даже к советам относится всегда скептически. Сев сверху, Мадара прижал его голову ко дну и быстро зафиксировал руки коленями, так что теоретически Хаширама мог бы задохнуться. Если бы хотел умереть — то мог бы и на практике, достаточно было ничего не делать. Но умирать Хаширама не собирался, а Мадара прикладывал явно недостаточно усилий, чтобы его убить. Хаширама, несколько секунд побулькав под водой, изловчился одной рукой сложить печать и высвободил мокутон, которым надёжно обвил шею Мадары и стащил его на безопасное расстояние. — Я тебя слушаю, — Хаширама недовольно, но относительно спокойно посмотрел на Мадару, уже не рискуя поворачиваться спиной. Тот ухмылялся. — Вообще-то, я не собирался сегодня окунаться с головой, но у тебя, похоже, оказались другие планы. — Мадара довольно хмыкнул. — Или ты мне просто хотел напомнить, что лучше не поворачиваться к другу спиной? На миг глаза Мадары стали сухими и безжизненными, а выражение — вынужденно острым. В следующий миг во взгляде снова появился азарт и заинтересованность, но тот момент… подтвердил опасения, что внутри Мадары… не всё хорошо. Много лет назад он ушёл из деревни за своей другой мечтой… а Хаширама так и не смог выяснить, в чем она заключалась. После произошло то, что не назвать «расстались по-хорошему»: они сражались насмерть, Мадара погиб. Нет, Хаширама убил его своей рукой, и это оставило крайне неприятное послевкусие… Во время боя Мадара всё твердил, что ему нужно для начала разрушить Коноху, а если Хаширама сможет остаться в живых, то получит привилегию понаблюдать новый мир. Вот и всё. А, что, это, собственно, за мир, Мадара не проговорился. Хаширама подозревал, что лучше бы всё выяснить. Вдруг мечта Мадары до сих пор актуальна? Хаширама не хотел быть застигнутым врасплох… Мадара отвлёк его от мыслей своим вызывающим ответом: — Да, я хочу тебе кое-что напомнить. Но не это, а тот раз, когда ты продался мне. — Мадара придвинулся ближе и прошептал на ухо: — Ты был со мной тогда… как шлюха. — Хаширама поморщился, вспоминая, о чём это может быть, и попутно подавляя желание съездить по лицу Мадары кулаком за такое сравнение. А тот с ухмылкой продолжил: — Покорно раздвинул ноги, а я тебя трахал и трахал. У нас две недели секса не было. Хорошо, что не я был снизу. Ты обошёлся мне целой Деревней Скалы. Помнишь? Так дорого, конечно, ни одна шлюха обойтись не может. Но ты всегда особенный. — Ты просто хотел обозвать меня похуже, но всё не мог повод найти? — Хаширама наконец оттолкнул его от себя и смотрел крайне недовольно, но с превосходным самообладанием. — Это за твой отказ, понятно? — Мадара довольно ткнул в него указательным пальцем. — Фу, ну ты и мстительный, — фыркнул Хаширама, словно это было оскорбление. — А сам лучшего друга подловил на опрометчивой фразе и воспользовался. И кто ты после этого? — напомнил он. — А нечего опрометчивыми фразами разбрасываться, — важно заметил Мадара. — Я предприимчивый. — Или, иными словами, бессовестный. Мадара хмыкнул, Хаширама надул губы и сложил руки на груди. А потом к нему в голову пришла непритязательная мысль и он пошутил: — А если кому сказать: Мадаре отказала шлюха, как думаешь, кем бы тебя считали? Мадара скривился и негодующе фыркнул, а Хаширама снова посерьёзнел: хоть сколько ситуация и комментарии о ней могли быть неприятны, он не сожалел о своём поступке. И при возникновении подобной ситуации Хаширама готов был, по крайней мере, рассмотреть этот вариант. — Ну и? — не слишком заинтересованно спросил он. — Оно того стоило? — с лёгкой неприязнью в голосе. — Ага, — Мадара кивнул с улыбкой, и Хаширама не знал, радоваться или огорчаться этому, к тому же, он не знал, был ли сам Мадара так рад, как хотел показать. Хаширама не был в восторге от того, чтобы раздвигать ноги, но он мог, для Мадары — мог. Принять Мадару в себя было легче, чем… чем пережить его уход уж точно. Мадара вообще был единственным, кого он мог вот так принять. Если это был Мадара, то Хаширама радовался самому его присутствию, самому факту близости. И это было даже приятно — такое внимание к себе, ощущение желания Мадары, такая нужность. И когда Мадара заботился о нём — по телу расходилась сладкая истома, и даже когда бывал груб от нетерпеливости, Хаширама улыбался, закусывая губу. Он помнил всё. Как, когда и почему это произошло. После того, как они вернулись с переговоров, Хаширама думал, как предотвратить угрозу Мадары Деревне Скалы. Он, конечно, собирался его просто переубедить, но получилось всё… как-то не так. Мадара хотел, чтобы деревни объединились в союз во главе с Конохой, чтобы обезопасить мир от будущих войн. Хаширама считал, что не стоит форсировать события, достаточно пока договориться о мире. Тем более, что никакая из деревень не горела желанием формировать альянс. Во главе с Конохой. То есть стать в подчинённое положение. Мадара считал, что их легко замотивировать, если показать им силу. Хаширама — что демонстрация силы породит враждебность — явную или скрытую. Мадара это понимал тоже, но считал, что этот шаг необходим, дабы пресечь амбиции к войнам. Битвы — пожалуйста. Дружеские битвы — другое дело. Но чтобы никто не терял близких, родных и детей просто так, из-за выяснения, кому должны принадлежать гектары леса или рисовые поля, или что-нибудь ещё. Они долго и горячо спорили на эту тему, пока Хаширама взвешенно, но всё равно на эмоциях заявил: «Хочешь куда-то вторгаться, вторгнись в меня, но не трогай другие страны. Мы же хотели мира, а они последовали нашему примеру и ничего плохого нам не сделали! Ни к чему насилие!» «Как ты не понимаешь, Хаширама, отсутствие войны — временно, как только они почувствуют в себе достаточно сил, они будут утверждать свои права! С помощью системы деревень войны прекратились внутри стран, но соседние страны — по-прежнему чужаки. Ты забываешь про амбиции, не у всех они такие мирные, как у тебя! Я предлагаю подчинить их сейчас, а не ждать первого нападения, — Мадара выдохнул, давая себе короткую передышку в пламенном споре, и, смакуя торжественность момента, сказал: — Но раз ты так любезно предложил мне себя, то я могу и подождать. Не проявлять же такое неуважение к Хокаге?» Хаширама перекривил его насмешливо официальное выражение, и Мадара вдруг посерьёзнел: «Я видел всех каге на Кайдане, их настроения и как они смотрели друг на друга. Ты убедил их не воевать, но надолго ли?» Хаширама ответил: «Никто из них не готов к объединению с нами, они расценят это как потерю независимости». «Тогда всё, что нужно — это пробудить это желание угрозой. Но раз ты так просишь, я могу отложить эту затею, и мы посмотрим, что будет. А ещё ты, конечно же, мне отдашься прямо сейчас. Я соскучился», — усмехнулся ему Мадара с торжеством стратега, успешно обставившего Хашираму со всех сторон, хотя на самом деле шёл на уступки и вряд ли был так рад, как показывал. Но по Хашираме он действительно скучал. «У всех есть голова на плечах, кроме войны, существуют переговоры. Я считаю, что сердцем и головой нужно пользоваться чаще, чем ногами и руками. И я считаю, что они это поймут. Уже начинают понимать…» — заявил Хаширама, осознавая, что раз Мадара так легко согласился на это предложение, значит, ему придётся отдаться как есть — потому что сам предложил. Хаширама надеялся, что это никак не испортит их отношения. Их понимание было на другом, мало кому доступном, уровне, но иногда всё же давало сбой. Их чувства были проверены временем и глубоки — так сказали бы пережитые ими трудности и обстоятельства. Но неприятный осадок сделки всё же оставался и растягивался дурным послевкусием. Как напоминание, что их сотрудничество даёт трещины, которые приходится вот так латать. Но надолго ли хватит латок? Если и можно было повернуть события другим способом, Хаширама не мог позволить себе забрать слова обратно, и знал, что Мадара не заберёт свои. «Ты, как всегда, наивен. Головой у нас больше пользуюсь я, чем ты, судя по всему», — он снова усмехнулся Хашираме, тот передразнил его усмешку и принялся раздеваться. «Если грамотно управлять, никого не ущемляя, то они останутся даже довольны. И про войны забудут. А если не забудут, то мы напомним, с кем им придётся иметь дело», — он легонько встряхнул Хашираму за плечи, от чего хаори оголило плечо, оттянул голову назад за волосы, провёл языком по чувствительной подвижной шее. Хаширама сглотнул. Мадара, пользуясь случаем, не отпускал его до ночи, и после Хаширама мог только дотопать к себе домой и лечь спать, подозревая, что если останется у Мадары, то утром они продолжат. Мадара удивил изобретательностью, Хаширама побывал в новых для себя позах, иногда даже не совсем понятных. Возможно, Мадаре просто нравилось выгибать его, наслаждаясь полученной властью и его, Хаширамы, необычной податливостью. Вместе с удовлетворением Хаширама чувствовал и разочарование, так как Мадара по-прежнему верил в насильственные методы и предпочитал обращаться к ним вместо того, чтобы верить в людей. И Хаширама знал, что эта договорённость — временна, этот и подобного рода вопросы ещё подымутся. Хотя тело с готовностью откликалось, ведь это был Мадара, к которому он ощущал всепоглощающую любовь почти что с детства, по которому тоже соскучился за две недели, на душе было тоскливо. Они оба не переставали искать лучшие решения и не избегали обсуждений, но порой это так утомляло, что хотелось всё оставить и ни о чём не думать. Сдаться жизни, отдаться друг другу просто по-человечески… Тогда Хаширама отчётливо понял, что не стоит примешивать в их личную жизнь политику, но избежать этих смешений всё равно не получилось. Жизнь доверила им в руки изменения мира, а трансформации часто болезненны… И важно оставить что-то для души. Они так много пережили. А Мадара пережил и смерть последнего брата. Хаширама старался ему помочь как мог, но не всегда мог находиться рядом, чтобы поддержать в трудный момент. Времени, терпения и веры оказалось недостаточно. Мира оказалось не достаточно. Многие не приняли Мадару. Сердце Мадары изменилось, подлечилось после потери, но жить счастливо ему постоянно что-то мешало. Хаширама опасался не того, что нападёт другая деревня, а того, что рано или поздно взорвётся всё то, что живёт в Мадаре, когда он не сможет эти страсти удерживать. Деревенские тоже не особо способствовали его душевному равновесию, но Хаширама не мог знать это в такой полноте и прелести, как знал сам Мадара. Насколько его разочаровывала деревня. Когда долго летишь, начинает хотеться удариться о дно. Хаширама не знал, где и когда это дно их настигнет, но в некоторые моменты он об этом тревожился. В том, с какой готовностью Мадара раскрывался перед ним, как легко ложился под него всегда можно было найти три вещи. Разные. Хашираме нравилось, когда это были доверие, принятие и уважение, немного граничащее с восхищением, но трудно было сказать наверняка — оно всегда сопровождалось колкостью. Мадара стеснялся восхищаться. Потом… потом было другое, менее радостное. Но самое главное — была четвёртая сила, ни с чем не связанная и ничем не обусловленная — любовь. Она была причиной, почему Мадара был с Хаширамой, когда быть не только с ним, а и вовсе не хотелось. В конце концов, она была силой остановить кунай и поддержать мечту, когда собственных сил Мадары уже не было. Она была всё время, слабела и крепла, но не исчезала. Хаширама подумал, что, возможно, Мадара только что вот так выказал, как ценит его, хотя и не собирался этого делать. Что готов идти на большие уступки — только ради него и оплату принимать его вниманием. Хаширама и сам шёл на уступки и старался сделать так, чтобы лучше было всем. Тогда это получилось. Он потёр лоб, слегка улыбаясь догадкам. — Ты всегда хотел пробраться ко мне между ног, — шутливо ответил он. —Ненасытный Мадара, — и рассмеялся. — Не так уж сильно хотел, — прохладно, но не совсем правдиво отметил Мадара. — Ты сам предложил. Но почему ты так редко давался? Тебе жалко? Или, может, не нравлюсь я сверху? Или боялся чего? — Конечно, мне не жалко! Ну, не знаю, может, и боюсь каких побочных эффектов… Насчёт тебя… нет, ты неплох, не подумай… О, кажется я понял! Ты чувствуешь себя подавленным и поэтому хочешь побыть сверху. Не стесняйся, можешь просто кивнуть, я всё пойму. В таких случаях нельзя отказывать, — серьёзно пробубнил Хаширама. Мадара знал, что тот посмеивается, и зло фыркнул: — Так, всё, заткнись. Хаширама ответил: — Ну тогда не жалуйся. — А я не жалуюсь, — возмущённо ощетинился он, не желая вдаваться в подробности, почему всё именно так. — Ты просто жадина… — самодовольно вынес он заключение. — Не правда. Я люблю тебя, — честно признался Хаширама и улыбнулся, глядя в потолок. Мадара не смог не улыбнуться тоже. Потом Хаширама посерьёзнел, но блеск в глазах и затаившаяся в уголках рта усмешка сообщили Мадаре, что стоит ожидать какой-то выходки. — Я хочу прильнуть к тебе, вот только боюсь, что ты меня бросишь, и не могу, — доверительно сказал Хаширама. Засранец, подумал Мадара, дразнится. Хаширама смотрел ему в глаза. — Могу я доверить тебе самое сокровенное? Я бы очень хотел, — шутливо и очень серьёзно. Мадару припечатало к стенке и оглушило на несколько секунд. Слова налились в голове эхом, в груди забилась дрожь. «Доверить самое сокровенное? Снова? Нет, не можешь». Но жестокие слова так и не слетели с языка. В прошлый раз Хаширама хотел завещать ему строительство Конохи, в этот раз что? Этот ребёнок? Снова Коноха? Брат? Ну и чудак. После всего, что было… Но Мадара не говорил «нет». То ли потому, что не хотел рушить надежд Хаширамы, то ли потому, что питал свои. Он нахмурился и иронично приподнял края рта. Так он делал, когда на душе не было весело, но он хотел веселиться. — Я тут подумал, ты хитрожопый манипулятор, Сенджу, — Хаширама заметил, что у него на языке всё крутилось его родовое имя, а это означало, что он раздражён. К тому же, его глаза сузились и нос слегка поморщился. Ну всё, точно злился. — Разве? Я просто пытаюсь совладать с твоим характером. Кто-то же должен тебя воспитывать, — Хаширама не удержался и раззадорил его своей фразой ещё больше. — Как же я забыл, — Мадара театрально ударил себя по лбу, — что меня надо воспитывать! Всегда мечтал, чтобы меня воспитывал какой-то Сенджу! Хаширама на это театральное представление лишь поджал губы. А Мадара продолжил: — Может, мне твоего братца повоспитывать? Он тоже нуждается в воспитании, а тебе, видимо, не хватает времени… Вот только не знаю пока, как скоро примерить к нему этот самый метод? Он, наверное, будет против… Может, ты подскажешь, как его лучше: в рот или в жопу? Хотя ему, судя по настолько вредному характеру, и то, и другое не помешает, — Мадара оскалился, теперь злился уже Хаширама, о чём говорил суровый взгляд и сведенные к переносице брови. Поведение Мадары не оставляло сомнений, что он чувствует к младшему брату. Хаширама с вынужденным пониманием наклонил голову: Тобирама ничего не делал для того, чтобы Мадара его простил, скорее, даже наоборот. Но всё равно… высказывать такое было слишком грубо. — Как представлю — мурашки по коже, — Мадара сладостно улыбнулся и прищурился, наблюдая за Хаширамой сквозь щели глаз. — Мадара. — Голос Хаширамы звучал угрожающе и глубоко, но как раз в глубине ощущалось спокойствие, словно он знал, что грубую силу применять не придётся. Если бы Мадара всерьёз намеревался это сделать, он бы не стал говорить ему. Или как раз стал бы? Но так доверительно, издеваясь… «Не знаю, кто первый кого доведёт: Тобирама — Мадару, или они оба — меня. Надеюсь, на этот раз всё обойдётся». Мадара весь обратился в слух. Да, сейчас ему влетит. Он беззаботно улыбнулся этой мысли, нежась в воде и прикрывая глаза. Жар и ярость… Мадара был одним из тех избранных, кто умел выводить Хашираму на такие чувства. Может, вообще, один-единственный, кто умел выводить вот так. Но Хаширама уже успокаивался, внимательно глядя Мадаре под глаза. С возрастом улучшается и самообладание, если человек не сходит с ума. Хаширама с возрастом только креп и становился всё лучшим политиком. Сейчас он его, как полагается, отчитает, а потом они, может быть, ещё трахнутся или подерутся. Но нормальной драки и жёсткого секса вряд ли стоит ожидать. Может, это и хорошо. Мадара вздохнул. — Если ты хочешь изнасиловать моего брата, то я буду день и ночь его охранять. А если ты всё-таки до него доберёшься, то… — Хаширама знал, что если он будет угрожать Мадаре, то это вызовет у последнего только интерес, поэтому Хашираме нужно было придумать то, что Мадаре точно не понравится. — То придётся тебя запечатать. — Запечатаешь меня для личного пользования и будешь трахать каждый день? — с неподобающим восторгом и насмешливостью спросил Мадара. — Нет, не буду. Увы, придётся тебя запечатать и отдать Тобираме, — с долей сожаления ответил Хаширама. — Чтобы он меня трахал? — Мадара забавно изумился и крайне недовольно, почти с отвращением скривился. — Не-не, это тупо. — Если так хочешь Тобираму, — голос звучал немного обиженно и недовольно, — получи от него хотя бы добровольное согласие. Я не буду препятствовать, если он сам захочет. Вы мне оба дороги, — не преминул упомянуть Хаширама. — Я даже буду рад, если ваши отношения наладятся. Хотя для этого вам не обязательно трахаться, — добавил он, закрывая глаза и потирая веки подушечками пальцев. — В некоторых случаях приходится начинать именно с этого. И если ты не заметил, то он меня нагнуть хочет не меньше, чем я его. — Хорошо, что у нас было не так, — прокомментировал Хаширама. — Нет, не заметил. Если ты про его резкость и придирчивость, то у него характер такой. Ко мне он тоже придирается порой, но ты же не скажешь… — Мечта Тобирамы, помимо его научных бредней, великих изобретений и блага Конохи, это чтобы ты его трахнул, пока он трахает меня. Я тебе говорю. — Ты совсем уже? — искренне изумился Хаширама. — Да чтобы Тобирама… С чего ты вообще это взял? Это всё твои грязные фантазии, да, шалунишка? — Хаширама вдруг развеселился, в очередной раз понимая, какой же развратный у него друг. Мадара вздохнул. Если Хаширама не замечает, то это никак не объяснить. По правде говоря, у Мадары самого не было конкретных доказательств, он просто так чувствовал и был уверен, что именно этого и хочет извращённый альбинос, когда прожигает его взглядом и ревниво одёргивает старшего брата. — Со временем увидишь, — пророчим тоном сказал он, и поспешил перевести тему: — Кстати, насчёт нас. Как долго мне надо вести себя хорошо, чтобы ты мне дал? — Главное, Мадара, от души, — вздохнул Хаширама, радуясь, что они замяли ту тему, и со смирённой улыбкой Будды прикрыл глаза. — Ты же знаешь, я всегда от души, — ласково улыбнулся Мадара с искренним сиянием в глазах. — Я тебя за то и люблю, — Хаширама вытянул губы, словно собирался его поцеловать, а потом протянул руки, чтобы Мадара переместился к нему. — Я просто надеюсь… что мы сможем жить в деревне… спокойно, мирно жить, — посмотрел с робкой надеждой, а Мадара нахмурился, скосив взгляд. Он давно не верил в свою мирную жизнь в деревне, но слова Хаширамы звучали так заманчиво… — Так, что всем будет хорошо, — с улыбкой добавил Хаширама, расценив его молчание как согласие. Мадара поморщился от избытка сладости. — Да не волнуйся ты, — издевательски успокоил его Хаширама. — Дам я тебе, — подмигнул он с улыбкой. — Только брата моего не трогай. Мадара закатил глаза. Хаширама был невыносим. Однако… до сих пор любим. — Если он прекратит насиловать мои нервы, то не буду, — добродушно пообещал Мадара. И подумал, может, стоит дать им второй шанс? Может, теперь всё пойдёт иначе? В такой жизни есть свои прелести, надо их получше исследовать и тогда уже всё взвесить. Он подтянулся на протянутых к нему руках, пересаживаясь на другую сторону и прижимаясь своим бедром к бедру Хаширамы. Положил голову на смуглую грудь, и тот, улыбаясь, нежно укутал Мадару теплом своих рук. Долго так лежать Мадара почему-то не смог и перебрался на своего возлюбленного, умащиваясь на ногах. Хаширама поморщился. Во-первых, он хотел сейчас просто понежиться, а на него сверху навалился вес целого Мадары. Во-вторых, Мадара очень неудобно прижал часть его тела к животу, и к тому же начал ерзать, заставляя то, что прижато к животу, увеличиваться и твердеть. Волосы щекотали Хашираме грудь и плечи, и даже забивались бы в нос, если бы он мягко не пригладил их рукой. — Почему тебе не сидится рядом? Места же достаточно. Я тебя обнимаю… — Потому что! — Мне неудобно, — честно признался Хаширама, и щеки тронул лёгкий румянец. — Ага, я чувствую, — прозвучало ответное признание с нотами насмешливости. — Если ты хочешь меня помучить, то, прошу, не надо, — мягко попросил Хаширама. — Тогда сделай что надо, — Мадара откинул голову назад, едва не стукнувшись темечком о челюсть Хаширамы, и обнял его голову. И больше ничего не делал. Хаширама заглянул в его глаза — там заманчиво высказывалось предложение, но сделать всё он предлагал Хашираме, а сам собирался лениться или же просто — максимально довериться. Хаширама вздохнул, но не особо разочарованно, скорее, с осознанием ответственности, и бережно, но крепко сжал бёдра Мадары, проскальзывая под них и приподымая всего Мадару достаточно, чтобы насадить на себя. Мадара помог им удержать равновесие, оперевшись на перила, Хаширама мысленно поблагодарил за это. И начал двигаться — неглубоко, а просто медитативно, чтобы они оба могли расслабиться и при этом получить наслаждение. Одной рукой Мадара перебирал его волосы, а второй гладил свою плоть, время от времени смыкая пальцы и проводя быстро и жёстко. Чтобы они смогли достичь конечной точки, Хаширама ускорился, справляясь с ровным темпом благодаря своей выдержке, а Мадара тихо разгорячено постанывал, сминая в руках его волосы. Хаширама накрыл его руку на члене своей, и спустя несколько совместных движений Мадара кончил, сжимаясь внутри, и Хаширама последовал за ним, сжимая во второй руке его непослушные чёрные пряди у виска и кусая-целуя между плечом и шеей. Ванна уже остыла, стенка неприятно холодила спину, зато Мадаре на руках было тепло. Вопреки ожиданиям, он не вставал, и Хаширама про себя слегка возмущался, почему он капризничает, или, может… нужно ему вот так посидеть? — Мадара? — осторожно спросил он. — Я собираюсь выходить. Вода остыла. Ты как? Достаточно помылся? — Да, — не колеблясь, ответил он. — Выходи со мной. — Ты хочешь, чтобы я тебя на руках вынес? — Ну вынеси. Если хочешь, — Мадара не признался. Хаширама вздохнул. Чтобы поднять Мадару ему не нужно даже напрягаться. Всё-таки Мадара не скала какая-нибудь. Хаширама обхватил его под руки и поднялся. Мадара в это время с готовностью сомкнул пальцы на его затылке и подобрал колени. Переступая бортик, Хаширама позаботился о том, чтобы Мадара за него не зацепился. Вода оседала на теле прохладой и успокаивалась за спиной. Мадара соскользнул с Хаширамы только у выхода, твёрдо становясь на ноги. Накрыл мокрую по его вине голову полотенцем, а Хаширама покорно наклонился, помогая вытереть свои волосы. Забросив полотенце ему на шею, Мадара притянул к себе, целуя в уголок рта. Хаширама мягко улыбнулся и словил его руку, чтобы тоже поцеловать, глядя в глаза. Искренне приоткрытый рот, в лёгком восторге обнажил острые зубы. Щёки Мадары украсил оттенок лепестков сакуры, а глаза улыбнулись этому жесту слегка удивлённо. — Я люблю твои руки, Мадара, — доверительно сказал Хаширама. Мадаре казалось, что он не думал, а ляпнул, что в голову пришло. — Тогда делай так чаще, — улыбка Мадары стала шире и наглее. Вместо «хорошо» Хаширама улыбнулся. Да, он действительно сказал, не задумываясь. Но он подумал после. Если дарить Мадаре любовь, то в его душе посветлеет. Возможно, настолько, что там настанет мир. Сейчас в Мадаре не было остаточной определённости, как не было уверенности и спокойствия. У Хаширамы был шанс. А ещё был Наруто… «Если я буду целовать его руки, может быть, он сделает то, от чего и сам будет счастлив», — подумал Хаширама, позволяя этой мысли как бы случайно просочиться в сознание Мадары. — Буду ждать встречи с тобой с утра, — веселье и неуместная ближе к полуночи бодрость плескались в тёмных глазах Хаширамы. — Если хочешь, можешь пойти спать ко мне. — Нет, я к себе, — буркнул Мадара, нахохлившись и сложив руки на груди. Он заметил посланную Хаширамой мысль, и ему стало неловко. — Всё равно мы только спать будем. — Да, но зато с утра… — протянул Хаширама, зная, что Наруто уйдёт на свой экзамен рано. С удовольствием он заметил вспыхнувший интерес в глазах Учиха, а потом тот гордо ответил, туша эти искры: — Нет, я к себе. Хаширама усмехнулся и порывисто прижал его к себе, сминая в объятиях, чмокнул в висок. — Это чтобы хорошо спалось, — подмигнул он. — Не сомневаюсь, что теперь мне будет спаться плохо, — съязвил Мадара. «Буду думать обо всём и о тебе, чёртов Сенджу». Скорее всего, его сознание открылось в этот момент случайно (вряд ли Мадара хотел поделиться такой мыслью), и Хаширама не подал виду, что услышал, дабы случайно его не огорчить.