29.06.2021
ЭДМОНТОН
За прошедший месяц Люси осознала четыре вещи. Первая: покупка телефона с, как позже оказалось, встроенной функцией голосового будильника, по скидке — не самое лучшее решение, которое ей доводилось принимать, исходя из мизерного бюджета и случайно утопленного в процедурной смартфона. Рука, лениво высунувшаяся из-под одеяла, нащупала телефон на прикроватной тумбочке. Механический голос горлопанил о том, что уже минут пять как полпятого и пора бы поднимать свою задницу, чтобы успеть собраться за полчаса. Но Хартфилия, откровенно говоря, плюнув на свое расписание и сверкающую на фоне палку в руках куратора из «Тенрю-Тэйл», позволила себе поспать немного дольше. Вот в 4:45 она точно встанет, честное интернское. Но тут, то ли скример, то ли просто шутка воображения — вместо нормального продолжения сна, Люси отчетливо видела гневное лицо Доктора Драгнила, нависшего над ней, будто бы судья, присудивший ей пожизненный срок в статусе «бестолочи». Подушка резко упала на голову, а Люси, уткнувшаяся в простыни лицом, истошно заорала. Сделала передышку и снова заорала, припоминая, что на рабочем столе сегодняшний график, стопка карточек для записей, которые нужно было (!) заполнить вчера и едкое напоминание-стикер на стене:«Постарайся не плюнуть своему куратору в лицо. Пожалуйста».
Тем временем на экране телефона высветилось обнадёживающее (нет) «4:55», при том, что заступить на смену надо бы хотя бы в полшестого. Второе: попытка бегства в Эдмонтон, потому что лучше альтернативы не было — однозначно, лидер среди неправильных решений, которые Люси принимала в состоянии безнадеги и отчаянья. И, если честно, проще было бы пойти устроиться в Макдональдс или просто сигануть в окно, чем пускаться во все тяжкие добровольного рабства местной врачебной элиты. Доброе утро, солнышко. Как спалось? Нормально? Люси скатилась с кровати, обернутая в одеяло. Скатилась и орала, орала и скатывалась от безнадеги, ужаса и дичайшего разочарования. А потом встала, покряхтела, похлопала ладошами по щекам и равнодушно сплюнула запутавшиеся во рту передние пряди. Ну ничего, и не такое проходили. Главное — девушка закинула на плечо край одеяла, будто мантию — не облажаться. Хотя, в случае «Тенрю-Тэйл» и притрушенного куратора, раз через раз шипящего «бестолочь», ловкое «не облажаться», медленно, но верно переросло в фееричное «не обосраться». Да, правильно. Халат-то белый, неудобненько как-то. — Ничего, Хартфилия, скоро выходные. Прорвешься. Да вот только стоило Люси бросить в потолок сухую самоподдержку, как будильник снова затрезвонил в истошном «5:00». С губ сорвался многострадальный вздох, а с плеч одеяло. Ну всё, можно начинать забег. Сначала ванная и трехминутное «умыться-почистить зубы-плюнуть на залежавшуюся вчерашнюю укладку-подкрасить то, что можно подкрасить». Потом кухня и пятиминутное «где мои тосты-кто съел ветчину-кофе, срочно кофе». Дальше спальня, попутно врезавшемуся в дверной косяк лицу (кто-то не вписался в поворот), куда Люси залетела и тут же сорвала со спинки стула одежду и сумку, в которую левой рукой (пока правая застегивала пуговицу на джинсах) скинула «домашнее задание» с пометкой красным маркером от Мистера «я тебя ненавижу и мне не стыдно».«Оформи карточки и занеси на медсестринский пост»
О, и конечно же, любимое-нарочитое (чтобы ему это потом где-то вылезло) пассивно-агрессивное:«Проверю.»
И точка. Жирная, подчеркивающая и напоминающая, что Доктор Драгнил — первый в списке любителей вуалировать грубости «между строк». «Проверю», которое переводится как «вышвырну», въелось в глаза почти что моментально, поэтому Люси, заодно услышав звук подпрыгнувших тостов, разорвала стикер-напоминание на мелкие кусочки. Даже злостно потопталась, пока не отпустило. Третье: как оказалось, даже Люси с её добродушием и наивностью может ненавидеть одного человека с понедельника по понедельник, двадцать четыре часа в сутки, в будни, выходные и даже по праздникам. И если раньше эта ненависть граничила с мыслями «брось, Хартфилия, зато он симпатичный», то на сегодняшний день это просто ненависть, которая ненавистью начинается и ею же заканчивается. — Себя вышвырни, дебил. На сборы, в целом, ушло около десяти минут с хвостиком, если закрыть глаза на то, как Люси от неумелости и криворукости порвала бумажный пакет для сэндвича, стоило только достать его из тумбочки. А вообще, с учетом графика «ну вы хотели изнурительные 90-100 рабочих часов, получайте», «молись на эти несчастные три выходных в месяц» и «радуйся, что твой куратор не последний кретин, потому что тебе еще может перепасть сокращенка минут на десять в честь дня рождения» Люси настоящая счастливица.Точнее была ею. Когда работала в Ванкувере.
Дверь автомобиля захлопнулась, ручник щелкнул, а двигатель заревел, стоило Люси вжать педаль газа в пол. Хартфилия, всунув в рот сэндвич, переключилась на четвертую передачу и погнала по переулкам к клинике в объезд. Безусловно, её повороты-развороты нельзя было назвать верхом изящества (и законопослушания), зато Люси за какой-то месяц научилась сокращать дистанцию на полчаса езды до десяти минут и завтракать на ходу без вреда салону. Ну, не всегда. Подтерев рукавом на руле остатки заправленного йогуртом салата, Люси перевесилась с переднего сидения на заднее, чтобы подхватить свою торбу с макулатурой и канцелярией. Ойкнув и айкнув, Люси кое-как пролезла обратно (попутно сверкнув задницей в лобовом стекле охраннику парковки) и выскочила (вывалилась) из машины. Девушка плюнула на криво вывернутые колеса и диагональную парковку, потому что Эдмонтон научил её вполне доходчивой морали, за которую в Ванкувере треснули по голове и дали пару раз по хребту.Да насрать, честное слово.
Подтянув к груди увесистую сумку и бегло выхватив пропуск из бокового кармашка, девушка помчалась в сторону лифта, а после — сразу же в ординаторскую, кинув в охранника пропуск и крикнув о том, что она за ним вернется минут через десять. Отделение встретило Хартфилию ровно в 5:49 включенным светом и только-только протертым полом, поэтому Люси, пару раз поскользнувшись, добежала до заветной двери чуть ли не за минуты три. Дверной замок держится на божьем слове и соплях, поэтому пнув их бедром вовнутрь, Люси завалилась во внутрь, подползла к своему шкафчику и с искренней (почти лютой) ненавистью закинула туда свои вещи, попутно стягивая с вешалки халат. Раздраженный взгляд поднялся к часам, на которых сверкало заветное «5:55». До генеральной проверки куратора, которого в луже утопить мало (по крайней мере, пока Нацу будет топиться, Люси выиграет пару минут времени — чем не плюс?) осталось каких-то пять минут, а ей еще только предстоит сдать Юкино свою домашку и попросить самую малость подыграть. Если быть точнее — притвориться, будто незаполненных граф в трех карточках нет, а корректора и подавно. Люси, закатав рукава и подвязав хвост, схватила телефон и наметила план на ближайшие пять минут: сесть за компьютер и притвориться, что изменения больных за ночь куда интереснее, чем Нацу Драгнил, его полыхающая (на хронической основе) задница и раздраженно-осуждающее «и ты хочешь сказать, что это профессионально с твоей стороны?». Четвертое: Ванкувер лучше Эдмонтона. Какими бы ни были здесь люди, как бы не закрывались глаза на нелюдей; какими бы не была красивой природа и приемлемыми цены в супермаркетах. Люси не собирается здесь задерживаться дольше, чем на год. Отсидела в клинике «Тенрю-Тэйл» полноценный тюремный срок и нахер с пляжа — обратно домой, к папочке, мамочке, песику и нормальному отношению, которое пусть и скотское, но не до такой степени, чтобы хотеть выпилиться из ближайшего окна.Всем спасибо. Всем удачи. До свидания.
***
И, знаете, одно дело, когда речь идет о чем-то максимально утрированном или драматизированном, но нет. Нет, дорогие, это не тот случай, ведь когда Люси со щемящим сердцем умалчивает перед отцом о скотском отношении, от которого даже пачка таблеток, порезанные вены и бомбочка с окна на асфальт не помогут, она имеет в виду это: Хартфилия стояла около медсестринского поста с историями болезней тех пациентов, чьи основные анализы (за которые, грубо говоря, отвечала Люси) были готовы на проверку. От открытого настежь окна хотелось чихнуть и немного скукожиться, но девушка уперто сверлила своего куратора взглядом — почти что впритык, почти что злостно и ненавистно, почти что нашептывая проклятья в стиле «чтобы ты мобилку в туалете просрал» или «застрянь в лифте, желательно, на месяц». Нацу, равнодушно попивая кофе в стаканчике — кажется, он любил эспрессо, — беседовал с Юкино насчет ночного дежурства и общего состояния пациентов. Спрашивал о жалобах, сколько раз сто сороковая палата сходила в туалет за ночь и прочие детали, о которых нужно спрашивать по утру. — Доктор Драгнил. — Я выпишу направление на группу крови и резус-фактор, так что скажешь ей перед завтраком. Насчет сто сорок восьмой… Скрипя зубами и до хруста сжимая бумажки в руках, Люси терпела. Прожигала в лице Нацу дырку, мечтала о том, как задушит его собственными руками или как вылетит из этой сраной клиники в обед на перекур, но терпела. Второе, конечно же, звучало более правдоподобно и, по крайней мере, исполнимо, поэтому Хартфилия пыталась отвлечься на мысли о кофе и одной-двух сигаретках. Она никогда не курила и даже не думала пробовать, но добродушная Джувия с её склонностью подначивать людей убедила Люси в том, что если на работе присутствует стресс, то его нужно как-то приструнять. Легким, конечно, как Локсар ловко выразилась, «откровенная пизда», но если иметь в голове какие-то рамки, то ничего страшного не произойдет. По крайней мере, лет до сорока пяти, когда эта самая «пизда» вылазит болячкой, а может и вовсе хроникой, если не раком. Однако сейчас Люси задавалась вопросом: а зачем приструнять себя, если можно приструнить стресс? Точнее, его очаг. Еще точнее — куратора интернатуры, который и является рассадником заразы. — Доктор Драгнил. — Если МакГарден сегодня на смене, отправь его на УЗИ грудной клетки. Меня не очень воодушевляют последние результаты, так что лучше перестраховаться. Откровенный игнор связан с тем, что у Нацу ушел целый месяц, чтобы доказать Люси, что её «я знаю, как правильно» нихрена не правильно. И, как бы странно не звучало, у него все равно ничего путного не вышло. Понахватавшись всякой гадости в Ванкувере, эта девочка (взбаламученная и чересчур самоуверенная), едва ли не давясь слюной доказывала, что методы обучения Драгнила граничат едва ли не с сумасбродом. И Нацу с радостью и дальше видел бы в ней не больше чем пустое место, если бы не приказ главного врача о том, что Люси Хартфилия, должна пройти практику в стенах «Тенрю-Тэйл». С горем пополам, вырванными годами и абонементом к неврологу, но пройти. Юкино кивала и только кивала, попутно записывая, куда, кого назначать и заносить в график процедур-анализов. Возле неё, прямо у стены, стояла переносная колонка-радио, по которой доносилось едва уловимая песня Бруно Марса, начавшаяся со строчки «Подари мне свое внимание, подари». Глаз Люси дернулся, а пальцы судорожно сжали бумажки. Хруст донесся и до Юкино, которая, увидев Люси и её кричащий «я тебя убью» взгляд, перепугано охнула и тут же заглушила звук, чтобы не усугублять и без того усугублённую ситуацию. Нацу продолжительно тараторил, Люси сверлила его взглядом, а Агрия, переглядываясь между ними двумя, с опаской записывала указания в журнал (но уже без былого запала, скорее, с опасением). «Топ-компашка собралась», — сказала бы Джувия, если бы проходила мимо с двумя стаканчиками кофе из, слава богу, отремонтированного автомата между этажами. «Помогите», — думала Юкино, едва ли не хныча от того, что она эмпат и эту ауру лютой ненависти друг к другу ей ни с чем не спутать. — Сто сорок вторую на выписку, сто сорок третью на КТ головного мозга и-и-и…. Давай на шейный отдел позвоночника. После обеда занесешь мне результаты биохимии сто тридцать пятой. — Доктор Драгнил. Извините. Пожалуйста. Можно. Мне. Уделить. Минутку. Вашего. Драгоценного. Времени. Четко. С толком. С тактом. С расстановкой. И проскакивающим «как ты меня бесишь». Нацу, цокнув и прервавшись, медленно обернулся к Люси и надменно пропел «а-а-а, ты все еще здесь?». Юкино, сжавшаяся в маленький комочек между ними двумя, быстро приняла решение опуститься под стол — за историями болезней, о которых сказал Нацу вместо «доброго утра» в качестве приветствия. Драгнил, вальяжно облокотившись о стол поста, вздернул бровью, поглядывая на своего интерна так, как обычно смотрят на раздражающих пациентов, любящих втиснуться везде со своими «А почему? А как? А можно? А если?». И такую категорию людей Нацу старался обходить десятой дорогой или же незаметно спихивать на Эрзу — второго нейрохирурга, который умеет вести складный диалог с людьми в отличии от Драгнила. Но Люси… Но Люси это отдельный — уникальный — фрукт, за который у главного врача стоит просить надбавки на успокоительные для профилактики. На губах улыбка — скрипящая по швам воспитанности и толерантности. — Для тебя, могу хоть две. — Мне хватит и одной, спасибо. Вот то, что Вы просили. Люси, с нарочито-яркой улыбкой, протянула ему в руки стопку бумаги, которую до этого придерживала у груди. Нацу, хмыкнув, принял это сборище макулатуры и бегло пролистал каждый листочек, вчитываясь в исписанные карандашом уголки, как оказалось, готовых результатов анализов. Взгляд зацепился за размашистые аббревиатуры, попутно нумерации выделенных под имя Хартфилии палат. Все пациенты пусть и безобидные по диагнозам, но диагностика есть диагностика. Анамнез, базовые, а после и узкопрофильные анализы — все это нужно выписывать, проверять, собирать. И на это отнюдь не сутки-двое уходят. Хотя, стоит уточнить и то, что Нацу отдал их Люси по другой — более логичной — причине, нежели от великого желания научить непутевого интерна уму-разуму. Отделение почти что заполнено, операции тянулись очередью в графике, а у Эрзы, второго нейрохирурга, наступил сезон конференций-семинаров и прочей супер-пупер важной белиберды, от которой Нацу вовремя отписался. Поэтому мотив очень прост.Спихнуть на молодняк лишние хлопоты и удариться в более тяжелые (иногда даже проблематичные) случаи.
Пакет анализов оказался внушительным и почти что правильным, так что Нацу даже как-то сбавил обороты в немом посыле потеряться в отделении до конца рабочего дня. Люси, бесспорно, молодец, вот если бы и лицо сделала попроще — цены бы не было. — Иммунологию тоже сделала? — И иммунологию, и биохимию, и даже общий анализ мочи, особенно сто сороковой палате. — И… — Не беспокойтесь, если Вы о сто тридцать девятой, то результаты ЭКГ будут после обеда. Люси, гордо поведя носом, хмыкнула и расплылась в довольной ухмылке. Девушка искренне верила, что прямо сейчас хотя бы для самой себя её честь и гордость отомщены. За все те незаслуженные (пусть и не озвученные) «бестолочь», «бездарность», «неуч». За косые взгляды и уставшие вдохи-выдохи каждый раз, когда Люси приходила за оценкой своей работы. За приевшийся в последнее время традицией игнор вместо приветствия и язвы-подъебы в качестве рецензии проделанных заданий. Просто за то, что куратор — признанный медицинской элитой Канады нейрохирург — едва ли не в открытую недолюбливает своего интерна и раз через раз намекает про увольнение, ибо самому вышвырнуть за шкирку не позволяет начальство. Поэтому прямо сейчас Люси ухмылялась, ведь выстрадала все поставленные задачи кровью, потом и слезами на твердое «отлично». Пусть Нацу не любил интернов из-за неутешительного опыта в прошлом, пусть считал её саму навязанным бременем — прямо сейчас Хартфилия отжигала по полной и пусть только попробует не оценить её усилия по достоинству. Её глаза — карие и сверкающие от взлетевшей к небесам самооценки — хитро прищурились, отчего в голове Нацу сразу пронеслось едкое «ну че, схавал?». Но Драгнил не был бы нейрохирургом со стажем и признанием канадской медицинской элиты, если бы повелся на подобную, безусловно детскую, манипуляцию. А может и вовсе провокацию, потому что за подобное, рвущееся наружу «можно просто Ваше Величество Хартфилия», действительно хотелось треснуть ручкой по лбу. И он бы треснул, честное слово. Ну-ну, как говорится. Быстро просмотрев все результаты и припомнив, кто с чем поступил и какие прогнозы были после вчерашнего обхода, Нацу хмыкнул. А что же наша Госпожа Хартфилия с горкой накинула анализы мужику с легкой сотрясухой от драки в пьяном угаре, а? Нацу ухмыльнулся, вытаскивая из этой бумажной кипы результаты общего пакета анализов, закрепленного за палатой. Вчитался, переглянулся с любезно развернутой Юкино историей болезни и снова вчитался.Окей, не вопрос.
Тянул время. Минута, две, три, пять. Листал странички с какими-то выдержанностью и изяществом, словно специально играл на нервах несчастной Хартфилии, сжимающей в кармане халата игрушку-антистресс в качестве брелка для ключей от машины. Вот эта маленькая пандочка, купленная по скидке в супермаркете, едва ли не жизненно необходимая вещь для рабочих будней в компании Нацу Драгнила и его привычной несносности. Но вот — момент истины, о боже! — Нацу закинул в историю болезни результаты анализов, отдал их Люси в руки и ухмыльнулся гадко-гадко. — Молодец. Можешь его выписывать. — Выписывать? Люси недоуменно склонила голову набок, переглядываясь то с историей болезни пациента, о которой она вспоминала еще буквально утром, то с улыбчивым Нацу. Что-то не так? Нет, это даже не вопрос. Здесь явно что-то не так, эй. Хартфилия, бегло открыв историю и просмотрев анализы, все никак не могла сплюсовать дважды два. У нее было устоявшееся ощущение, что она на экзамене с математики, где в одной из задачек нужно найти коэффициент, среди вариантов ответа: 4, 6, 25 и 116, а у Люси по расчетам вышло…Киви.
Взгляд метался от буквы к букве, а после — обреченный и непонимающий — вернулся к Нацу. — Но зачем его выписывать? — А зачем и дальше держать на госпитализации? Хартфилия, от тебя, что, никто живым не уходил или как? Пускай едет домой, лечится медикаментозно. — Но… — Повышенное внутричерепное давление не обязывает к госпитализации. Всё тот же вопрос: з-а-ч-е-м? Люси, сомнительно нахмурившись, еще раз перечитала результаты и прикусила губы: Нацу прав. Как ни посмотри, давление привести в норму можно препаратами на дому, госпитализация излишня. Да и по всему остальному: чисто, без патологии, в пределах нормы. На языке застряло щекочущее мычание — Люси стушевалась моментально, а от былого «величия» и самомнения не осталось и следа. В груди заколол стыд и приевшееся горечью напоминание о собственной ущербности. «Ну да, а чего ты ожидала?» — вот что раз за разом разносилось в голове неумолимым эхом, отдающимся головной болью. Что бы Люси не делала, как бы не пылала энтузиазмом и как бы не блистала в свете собственной уверенности — Драгнил всегда найдет к чему прикопаться или за что красиво (завуалированно) застебать. Профессионал же, ну. Хоть бери и прямо сейчас прыгай в окно. Нацу, прыснув про себя, попытался переключиться на что-то другое. Например, на Юкино, которая с осуждением смотрела на него, будто бы он избил младенца, как минимум. Драгнил, шепнув Агрии «да что я не так сделал?», продолжил тихонько хихикать про себя и наслаждаться превосходством над чересчур заносчивой, но по-прежнему почти нулевой практиканткой.Почти нулевой — это почти комплимент, к слову.
Зато только что всплыл единственный обнадёживающий плюс — Люси Хартфилия, оказывается, забавная, если её припереть к стенке тем, о чем она знать не знает. А сколько пафоса было, уф. — Хорошо, я оформлю сегодня выписку. Спасибо. Люси, понурив голову и обреченно выдохнув, поплелась в сторону ординаторской — сидеть (почти что чахнуть) над компьютером и наводить порядки в списках и карточках. Сама виновата, что для неё перестраховка в выписывании пациента — гора и маленькая кучка всевозможных анализов, на которые лаборатория только и работает. Нацу, как только Хартфилия скрылась за дверью, смачно вдарил себя по лбу и засмеялся. Возможно от иронии судьбы, возможно от сюра ситуации в целом. Но… — Господи, если это ванкуверский подарок, то я очень сильно хочу от него отказаться. Даже Нацу Драгнил — человек, который привык встречать трудности лоб в лоб и с таким же напором их преодолевать — впервые искренне хотел опустить руки. Юкино, встряхнувшая журналы в большой стопке, прибавила громкости радио, попутно сверяясь со временем. Без десяти семь, а значит пора тонко намекнуть Нацу о плановом осмотре-обходе. Но Драгнил, по-прежнему отказывающийся верить в то, что Люси — его воспитанник и годовое бремя, притих, тупясь в обложку истории без какой-либо цели. Агрия, коротко выдохнув, не сдержалась — уж как-то больно смотреть на Нацу, выходящего за рамки позволенного, и на Люси, запутавшуюся в трех соснах и не знающую, как правильно вести с куратором диалог. Особенно на Люси, которая с копыт падала, но делала. И главное — старалась, как бы сложно не было. И всё это оставалось незамеченным и неоценённым, так как любые усилия встречались с твердолобостью Нацу, который впритык не хотел ничего замечать. Как дети малые, ей Богу. — Ты еще за ней скучать будешь, Нацу. — Пф, охотно верю. Нацу, оклемавшийся и съязвивший завуалированное-едкое «ага, в Аду я за такими скучать буду», подхватил стопку историй своих пациентов и поплелся в сторону первой части отделения. Юкино же, ухмыльнувшаяся ему в след, тешила надежды где-то на уровне наития или пресловутых предчувствий.Ох, будет скучать. Ой, как будет.
***
Люси бухнулась лицом в диван. Кабинет Джувии служил не только местом, где можно пропустить стаканчик кофе с ликером, но и приемной психотерапевта, где только и нужно, что кричать, плакать и жаловаться. Сама же Локсар, немного пригнувшись и оперевшись на небольшой комодик с картотекой, подкрашивала губы блеском около зеркала. Она умело водила по губам кисточкой, раз через раз скручивая губы уточкой. — Нацу такой человек, и тут либо тебе нужно менять отношение… Джувия, закрутив блеск, кинула его в карман халата и тут же поправила загнувшийся воротник блузки. Девушка отряхнула одежду, расправляя все видимые и невидимые складки, не забыв покрутиться около зеркала, как настоящая дама, готовая в любой момент покорять (и разбивать) невинные и хрупкие мужские сердца. Уж такой Локсар была с головы до пят: сногсшибательной дьяволицей, знающей толк в романтике, алкоголе, советах и чутка кардиологии. Люси, хныкнув пару раз и шмыгнув носом вдобавок, обняла пушистую подушку и скрутилась калачиком. Она облажалась. Возможно, села в лужу или получила по заслугам за все те проклятия и пожелания Драгнилу споткнуться. Может, это и вовсе карма или попытка Всевышнего образумить Хартфилию и вернуть её с небес славы на землю самокритики и осознания, что практика не приносит никаких плодов, кроме кинутых в лобешник Люси камней, мол, «и ты собралась людей лечить? Да тебя от них изолировать надо». В любом случае, в произошедшем щелчке по носу виновата исключительно Люси и только Люси. — Либо заставь его пожалеть о том, что до этого времени он тебя недооценивал. Люси, замерев на три секунды (буквально), тут же расклеилась сильнее. Совет-то хороший, только такой неоднозначный, что непонятно, что конкретно Джувия подразумевает: то ли конкретное охумутание, то ли конкретное превосходство одного из лучших нейрохирургов Канады на его территории, поле и правилах игры. Такими темпами, вероятнее устроить недоинтрижку (что очень-очень вряд ли), чем пытаться прыгнуть выше своей головы. Или же принять реальность того, куда Люси попала, на что подписалась и на что рассчитывала в далеком будущем. Хартфилия — не дура, прекрасно оценивала себя по всем параметрам: от внешности до склада ума и составляющей ай-кью. И, если говорить объективно, у нее никаких шансов. Ни романтических. Ни платонических. И тем более профессиональных. Нацу пусть и сучий сын в квадрате, но, чертяка, умный, а значит Люси только и оставалось, что реветь на диване в кабинете кардиографии, закидывать себя тапочками-камнями и думать о том, куда податься после того, как её попрут из клиники, а после — из любого медицинского учреждения с такими-то рекомендациями. Ну как-то… Херовенько как-то получается… Подушка в руках сжалась до болезненного скрипа. Джувия, поправив кудряшки и перекинув волосы на плечи, тягостно выдохнула. У нее не было диплома специалиста по делам мозгоправным, да вот только Локсар всё же была врачом, а значит лучше обычных смертных знала, как убить скуку и намеки на хандру в корне. И для здоровья полезно, и для работающих круглые сутки извилин лишняя профилактика едва ли не санаторий. — Пошли в клуб, развеемся. Или ты собираешься лежать так до вечера? Люси, громко шмыгнув носом, что-то пробубнела и тут же уперлась носом в диван обратно. Такое состояние едва ли не слизня, безусловно, было временным, но все же раздражающим, особенно для Джувии, которая не привыкла быть нянькой дольше положенного. Выплакаться нужно каждому, но даже у понятия «выплакаться» есть свои рамки. И сейчас Люси эти рамки медленно, верно и почти что уверенно обходила и перлась дальше. Плыла по течению собственных же слез в сторону истерики и вероятного больничного. Джувия, настигнув лежащую картошечкой Хартфилию буквально в три шага, уперла руки в бедра и надменно хмыкнула. Нет, ну так не пойдет. Все-то оно хорошо. Все-то оно прекрасно: и Люси, как подруга-интерн из Ванкувера, и обсуждаемая за спинами Нацу и Люси скорая интрижка (ибо искры от них так и отходили, жаль только, что характер их отношений далек от страсти и прочим эпитетам). Джувии даже по душе подкалывать Нацу «ванкуверским подарочком» вместо «привет, ты еще не на пенсии?». Но если эта афера (если посредничество между Нацу и Люси можно назвать аферой) скатится в вот такое болото, то Джувия, с характерной ей брезгливостью, пожалуй, десантируется сразу. — Нет, дорогая, так не пойдет. Либо ты берешь себя в руки, либо я звоню Нацу. Пусть приходит и разбирается с тобой самостоятельно. — Я тебе надоела-а, да-а? Заплаканная и разбитая, Люси вытерла щеку рукавом халата и, приподнявшись на локтях, подняла голову к Джувии. Локсар казалась непреклонной, но в какой-то мере правой, ведь плакать и искать способ «кто как, а я по съебам» — последнее, к чему обязывает профессия медика. А как же хваленая стрессоустойчивость? Как же знаменитая хартфильская закалка? Где же все то, что так гордо и уверенно демонстрировала Люси во время учебы в университете? Ответ не пришлось искать долго: там же, где самооценка, опущенная и притоптанная Нацу Драгнилом, гением нейрохирургии и трепанию нервов пилочкой для ногтей. Джувия, сложив руки под грудью, недовольно дернула бровью. — Ты — нет, твое состояние — да. Лю, поверь, все через такое проходили. Интернатура — одна из самых жестоких школ медицины, но на то она и школа, чтобы воспитывать. Твоя задача — выстоять до конца, даже если Нацу иногда ведет себя как моральный урод. — Иногда? — Я не беру в счет день рождения и Рождество. Поведя носом в сторону, Джувия мгновенно ушла от ответа. Так значит, Нацу таким недовольным родился, и проблема вовсе не в Люси и её статусе «бестолочи»? Нет, конечно, сути дела это не меняло, но где-то процентов десять к настроению прибавились. Локсар же, заметив, как подруга резко прекратила ныть, усмехнулась — ну и что, что пришлось возвращать в чувство правдой-маткой? Главное же, что помогло, правда? Однако Люси, заведя челку назад, попала в какую-то прострацию. А ведь правда же: это как с вождением. Прежде чем стать опытным водителем, нужно пройти определенную школу жизни из ям, СТО, легких столкновений и превышений скорости. Вот только насколько метод проб, ошибок и опыта подходит профессии врача? И прощается ли подобная практика в целом? Да и к тому же папенька чет как-то не удосужился предупредить любимую дочурку обо всех подводных камешках, мол, «косячь, доченька, главное, чтобы толк был». Напутствия после университета-то не было. И что же теперь получается…. Из Ванкувера поперли, пусть там и немного другая ситуация была, а в Эдмонтоне запихнули в ежовые рукавицы и делай че хочешь, как хочешь, но вертись и барахтайся, если жить хочется. Лирика лирикой, философия философией, но делать-то что-то нужно. Вопрос: а что? И дальше то пресмыкаться, то борзеть перед куратором? Или же искать компромисс с Мистером «я и компромисс, как ты и прогресс — вещи несовместимые»? Практика, по сути, только началась — впереди еще целый год, а проблем сейчас выше крыши. Люси, прикусив губы, мгновенно стухла и ссутулилась — все же хотелось элементарного комфорта, а не извечного игнора, словесных ударов по почкам, хребту и самоуважению. Нацу пусть и бесчувственный кретин, но симпатичный и что-то чересчур противоречивый кретин, судя по отзывам. Значит, нужно искать решение проблемы в корне отношений. Но как? Вечно все сводится к этому едкому вопросу. Рука Джувии мягко коснулась волос и легонько их потрепала. — Прекрати слишком много думать. Я тебе говорила, что к Нацу нужно найти подход, а это не за один день делается. У тебя все получится, если ты, в первую очередь, перестанешь что-то делать ради его признания. Ты нарабатываешь опыт не для кого-то, а для себя. Мягкая улыбка расцвела на до безумия красивом лице Джувии, от чего Люси тут же заразилась каким-то неубиваемым оптимизмом. Верно, в первую очередь Люси здесь ради того, чтобы повысить свою квалификацию и уверенно встать на профессиональную дорожку. Если думать в таком ключе, неприязнь к собственному куратору понемногу забывалась. К тому же, если вернуться к извечному сравнению Ванкувера с Эдмонтоном, здесь, в клинике «Тенрю-Тэйл», Люси пусть и чувствовала себя девочкой на побегушках, но она что-то делала. Не просто стояла-сидела-лежала лишь бы для протокола, а занималась тем, чем должны заниматься интерны, а не детишки из категории «по блату». То бишь… нарабатывала опыт, а это именно то, за чем она априори решила нырнуть в медицину. И ради чего все же приняла предложение отца приехать в Эдмонтон, несмотря на дичайшее нежелание иметь что-то общее с этим городом. Хотя, бесспорно, спустя месяц он открылся для неё с новой стороны, пусть Ванкувер по-прежнему фаворит среди фаворитов. Люси, воспряв духом и заразительной улыбкой, вскочила с места и, отряхнувшись, приобняла Джувию. — Ты права, мне просто нужно поменять свое отношение ко всему этому. — Рада, что тебе полегчало. Джувия, мягко приобняв подругу за плечи, хихикнула что-то вроде «мне срочно нужен диплом психотерапевта». Забытый всеми чайник щелкнул, от чего Локсар тут же бросилась к заварнику и недавно купленному тубусу с зеленым чаем. По кабинету разнесся ободряющий аромат мяты и чего-то еще — щекотного и, кажется, цитрусового. Ну а Люси, усевшись поудобнее и приготовив чашки, попутно вспомнила одно весьма интригующее предложение, озвученное ранее. — Джувия, ты вроде предлагала в клуб сходить?***
Люси, выхаживая под кабинетом Нацу едва ли не километр, пыталась думать обо всем сразу: о Венди и результатах КТ, о вероятном похмелье после бурной гулянки сегодня ночью в нашумевшем клубе «При́ве» на 111-й Стрит и о том, как на утро она будет бороться с головной болью, но… Но больше всего Хартфилия думала о том, как она сейчас будет выворачиваться перед собственным куратором, чтобы тот дал добро на «можно мне уйти на десять минут раньше, а?». С учетом всех косяков и пролетающих, как фанера над Парижем, перспектив в качестве нормального интерна, Нацу вполне себе способен оставить её на ночное дежурство, как наказание за «ты что-то чересчур в себя поверила, барышня». Шаги ускорились, мыслительный процесс приобрел какие-то пессимистические краски. Рабочий день заканчивается в восемь, а у Джувии на полчаса раньше, соответственно, было бы неплохо как-то скооперироваться, раз вместе в клуб собрались. Вот только Нацу эту женскую логику вряд ли одобрит, если вообще поймет. Это ж не какая-то забегаловка, а клиника. И Люси не работник в сфере «принеси-подай» (пусть иногда и было такое ощущение), а интерн. Почти полноценный врач, который искренне хотел дать волю молодости хотя бы сегодня. Может, подготовить какие-то контраргументы, мол, «обещаю отработать ночную смену» или «перепишу все карточки и заполню все, что скажете заполнить»? Нет, конечно, если прям вообще критично будет, Люси готова идти на попятную… Пообещать, что она будет молчать, кивать и совсем соглашаться. Уж это точно должно выбить ей несчастные десять минут почти что выходного. Прижавшись спиной к стене, Люси немного вздрогнула от прокатившегося по позвонку холода. Хартфилия закинула голову к верху и закусила губы в надежде, что Нацу вот-вот появится на пороге лифта и ей не придется околачиваться здесь еще минут двадцать. В целом, Нацу был не таким уж и плохим. Да, игнорил. Да, вел себя по скотски. Да, любил тыкать носом в ошибки и осуждать за них. Но… Если учитывать перспективу «правильного подхода» может и у Люси всё же есть шанс на нормальное общение? Ну… Хотя бы приемлемое нормами морали и базового этикета. Все же хотелось приходить в клинику с минимальным желанием работать, а не для того, чтобы прийти и уйти. Послышался угрюмый звук-грохот прибывшего лифта, отчего Хартфилия тут же напряглась. В проеме показался Нацу — извечно занятый изучением историй болезней и прогнозов. Люси, рефлекторно поправив воротник халата, выпрямилась и тут же мысленно повторила в голове просьбу о десяти выходных минутах, чтобы продублировать вслух. Но Драгнил прошел мимо и даже не заметил подопечную: молча подхватил из кармана ключи от кабинета и вслепую провернул в замочной скважине. Однако девушка, сжав кулаки, напористо шла вперед, поэтому смело одернула его за рукав. И, как и ожидалось, Нацу среагировал моментально: оторвал сосредоточенный взгляд от писанины, обернулся к Люси и недоуменно вздернул бровь. — Хартфилия? Опять пришла хвастаться проделанной работой или что-то случилось? Люси, умышленно проглотив язвительное «ты всегда такой жизнью обиженный, или это от моего присутствия?», решительно настроилась на максимально толерантную и краткую беседу с надеждой на удовлетворительный исход. Девушка, заправив прядку волос за ухо, выдержала паузу по аккомпанемент недовольного «давай быстрее, обед как бы закончился». — У меня есть небольшая просьба. Я бы сказала крохотная. — Ты хочешь написать заявление об увольнении? Это не ко мне. Тебе прямиком Фернандесу на пятый этаж — он главный врач, должен подписать. — Я вовсе не… Не собираюсь увольняться, Доктор Драгнил. Люси, крепко сцепив руки и прикусив щеку изнутри, боролась с собственным «скажи еще хоть одно слово, и я тебя этими историями болезни изобью». Она держалась молодцом и даже пыталась отвечать с улыбкой, не смотря на дергающуюся бровь и дрожащий голос, готовый выпалить любую первую-попавшуюся на ум грубость. Нацу, стоящий около приоткрытого кабинета и тупящийся в текст бумаг, промычал равнодушное «жаль» и тут же довольно усмехнулся. Однако Хартфилия, не теряя времени за зря, тут же подхватила то, что мысленно проговаривала у себя в голове раз за разом перед приходом куратора. — Мы можем обсудить мою просьбу у Вас в кабинете? Я не займу много времени. Нацу, застопорившись в ответе на мгновение, покачал головой, устало прохрипел и любезно пригласил девушку войти, оговариваясь «только ненадолго». Люси, довольно опустившая взгляд на носки замшевых туфель и тут же поднявшая в сторону постороннего звука где-то по правую сторону отделения, на секунду замерла. И стояла так где-то с минуту буквально у порога, пока Нацу присел в кресло и принялся копошится в складе бумаги, коим был рабочий стол. Девушка или… Девочка? Посетительница с милейшей гулькой-булочкой вышла из лифта, удерживая в руках увесистые пакеты с фруктами и прочими продуктами, которые Люси с трудом могла распознать на таком расстоянии. Девочка оглянулась, любопытно просматривая номера палат пока не нашла, по всей видимости, нужную. Дверь негромко открылась, но тут же по коридорам пронесся волной-эхом заливистый смех и радостное приветствие, отчего Люси едва заметно поморщилась. В голове Хартфилии тут же вспылили заметки о пациенте палаты и обо всех посетителях, включая тех, о которых Нацу предупреждал, а о которых говорил вскользь. Но отчего-то на душе стало неспокойно, будто внезапно поднявшийся буйный ветер, предупреждающий о буре. — Люси? Ты вроде что-то хотела. — А-а… Да-а… Хартфилия, оклемавшись и бросив последний сомнительный взгляд в сторону коридора, зашла в кабинет и тихонько прикрыла за собой двери. Её тут же встретил буйствующий в стенах аромат кофе вперемешку со стерильностью. Люси, замявшись у порога, сделала неловкий шаг вперед, попутно прокручивая в голове сцену, как девочка выходит из лифта и заходит в палату.В палату под номером «109». . . .
Совпадение ли? Ирония ли? А может и вовсе что-то предначертанное высшими силами? Люси не знала, не знает и вряд ли когда-нибудь узнает ответ, почему тот вторник, когда звезды сошлись непривычно удачно, запечатлелся в её памяти как день, когда ей стоило быть внимательнее и осторожнее. Ведь совсем скоро её привычные, размеренные будни, когда единственной проблемой были конфликтные отношения с куратором и проблемная пациентка, закончатся.Так же скоро, как и понимание, что есть правильно, а что нет.
***
. . .
Губы горели, но просили большего. Руки грубо сжимали тело, но касались кожи ласково, словно вычерчивая изгибы и приглаживая впадины. Голос — бархат, прошедшийся по слуху — будоражил естество и поднимал, всколыхивал остатки здравомыслия и трезвости. Люси, ведомая сладким, уводящим в омут, голосом, нашептывающим её имя раз за разом, теряла связь с реальностью. И падала. Падала куда-то вглубь неизвестности, где все происходящее казалось неуловимым моментом — стоит только закрыть глаза и вдохнуть поглубже, как тут же проснешься в ненавистной ординаторской за стопкой работы. Поэтому Хартфилия старалась не моргать и не дышать, а быть ведомой. Ведомой у чего-то трепыхающегося внизу живота, словно заводной цыпленок. Жарко. До безумия. До головокружения и тошноты. И так мало-мало, что хотелось что-то сделать: крикнуть, простонать, укусить до крови и тут же нашептать извинения, будто бы в душе действительно металось сожаление. Люси спиной чувствовала холод стены, но отчего-то вздрагивала от мимолетных касаний горячих ладоней, бегло прошедшихся по её животу к верху. Люси руками обхватывала мужские плечи, но отчего-то теряла грань между нежностью и бурлящим желанием исцарапать и прижаться так сильно, как только можно. Люси отвечала на поцелуй мятежно, наслаждаясь фейерверками в глазах и сладким привкусом текилы или пина-колады, смешавшейся с дешевым виски, ведь, как оказалось, в том клубе нормальный алкоголь — большая редкость… Но отчего-то млела и таяла после нежных касаний-разрядов по коже, накрывающих её с головой, как теплый дождь в середине июля. И так долго-долго, но при этом мало-мало, словно для Хартфилии что-то подобное — в порядке вещей, а не просто мимолетная пробежавшая искра между ней и столиком напротив. Поцелуй за поцелуем. Разгоряченный воздух, опьяняющий аромат мужского одеколона и холод от часов на запястье, коснувшихся оголенной поясницы. Люси вздрогнула, но упорно — пылко и почти что дико — ответила, уводя его за руку в спальню. Поцелуй, укус и гортанный рык, коснувшийся её уха, когда на пол её квартиры с грохотом упали брошенные на тумбочку вещи. Люси едва не споткнулась, но тут же схватилась за мужчину и почувствовала слабость в ногах и невесомость в душе. А руки всё касались, раздевали и касались, будоража кожу и внутренние, сокрытые естественной застенчивостью, желания. — Люси… Еще, еще. И до нескончаемости, будто бы момент, застрявший в потоке времени. Еще, еще. А может быть и больше. А может быть и навсегда. — Грей… Кровать утробно проскрипела. Окно, открытое настежь, пропускало в квартиру свежий воздух и звуки дождя, опускающегося тихо-тихо, будто мелодия летней ночи. В свете фонарей и застланной тяжелыми тучами луны, блеснул полицейский жетон, спрятавшийся в разлетевшейся по полу истории болезни Венди Марвелл.Совпадение ли? Ирония ли? А может, и вовсе что-то предначертанное высшими силами? Что-то — прописанное в человеческих жизнях, — чего невозможно избежать, каким бы ни был ответ.