01.07.2021
ЭДМОНТОН
Люси поставила чайник, но с места не сдвинулась — всё стояла, пялилась в стенку и думала о том, отчего же красивый у тумбочек в ординаторской цвет. Насыщенный такой. Белый. Прям не то чтобы белый, но прям белый. Серьезный такой белый, который никакому белому в сравнение не годится. На губах расползлась улыбочка, а пальцы непроизвольно скользнули от щеки к шее, от шеи к ключице, от ключицы к груди и вниз-вниз до самого пупка. Кто-то скажет: «Ни стыда, ни совести на работе таким заниматься», да только Люси ответит: «Вот были бы вы на моем месте, на работу бы вообще не пошли». А вся загвоздка в том, что руки Хартфилии — не такие ласковые и умелые, как хотелось бы — повторяли движения Грея сегодня утром. И как это было! Неторопливо, растягивая удовольствия в сладких поцелуях и щекотке возле ребер. Грей, показавшийся недоумком в первую их встречу, оказался обходительным, внимательным и до чертиков нежным любителем утренних прелюдий, совместного душа и поцелуев в руки. Подобный трепет Хартфилия ощущала впервые, но ей было не трудно признать, что эта новизна льстит. Льстит, заводит и вынуждает позвонить Грею прямо сейчас, чтобы встретиться в перерыве рабочей рутины. Казалось бы Люси сейчас каких-то семнадцать лет и единственное, что ей нужно от этой жизни — позажиматься с парнем в уголке школьных коридоров, пока уборщицы не видят. Казалось бы, что тут такого, даже если и Люси, и Грею больше двадцати, а школьные коридоры медленно превратились в скучные больничные. Казалось бы — ну и что? Позажиматься все равно хочется. В руках телефон. Пальцы на автомате нашли недавно свернутый чат. Люси +1-780-ХХХ-ХХХХ Встретимся сегодня в обед?Грей
+1-780-ХХХ-ХХХХ
Без проблем. Могу захватить пончиков по дороге:)
Кажется, вчера ты говорила, что любишь клубничные
Люси +1-780-ХХХ-ХХХХ Пофиг на пончики Приезжай.Грей
+1-780-ХХХ-ХХХХ
Неожиданно.. Меня хотят видеть больше, чем пончики
Я польщенХД
Прошло всего от силы два с половиной дня, а если быть точнее шестьдесят с чем-то часов с момента их встречи и одна ночь с начала их официальных отношений. Казалось, такого просто не бывает, чтобы, как в том анекдоте — упал, проснулся, вот тебе и парень в кровати. Да только в жизни Люси Хартфилии все возможно. И всратая практика в Эдмонтоне под попечительством куратора-задницы (в прямом и переносном смысле), и холодный чай, при том, что чайник буквально минуту назад закипел, и… Люси +1-780-ХХХ-ХХХХ Я хочу тебя без слова «видеть», дорогой мой:)Спонтанный роман.
Или лучше назвать эксперимент?
Грей прочитал последнее сообщение, но ответил одним лишь подмигивающим эмодзи. Люси, усмехнувшись внезапно проснувшейся чертовке, через экран ощутила всю ту неловкость, которую Фуллбастер скрыл за этим несчастным смайликом. Утро начинается не с кофе, девочки. Хартфилия кое-как уселась в кресле, смотря в несуществующую точку между тумбочками и стопками книг. Моргала она запоздало, немного по-глупому: сначала один глаз, потом другой. Да и в целом выглядела так, будто бы в ординаторской снимают кино по мотивам бульварного романа о судьбоносной встрече девушки-неудачницы и этакого сногсшибательного мужчины. И сама Люси во всей этой сцене — актриса первого плана, в глазах которой удивительные и весьма любопытные флешбеки. Флешбеки, длящиеся ровно с одиннадцати часов ночи до трех утра в формате наездницы, бессмертной классики и чутка безумия на рабочем столе, когда руки могут ухватиться разве что за стену, горшок с кактусом или семейную фотографию в рамке (которую, к счастью, Люси аккуратно опустила лицом в стол, ибо как-то стыдно заниматься чем-то подобным и смотреть в глаза папеньке с маменькой или, Боже упаси, бабушке). «Белиссимо!» — сказали бы в каком-то тухлом кулинарном шоу. «Нихуя себе!» — сказала Джувия, когда Люси сфоткала свой размазанный мейк на утро, успев ускользнуть ненадолго в душ. — Я, что, со стенкой разговариваю? — сказал Нацу, стоя над муркалыющей от собственной фантазии Люси. Чай выплеснулся через край прямо на рабочую форму. Все эти сладкие воспоминания о поцелуях, касаниях и обжигающем шепоте, перерастающем в укус, улетучились, сменившись одной лишь недовольной рожей куратора. Нацу Драгнила, стоящего над интерном, будто бы настигшая из ниоткуда смерть с косой. При том, впервые на памяти Люси у неё действительно сжались булки до состояния микроспического инсульта. У Нацу дергался правый глаз. Нет, серьезно. Он прям подскакивал раз в две секунды. — И Вам доброе утро, Доктор Драгнил. — Доброе? Ну что, Хартфилия, сейчас я твое «доброе утро» подпорчу. Драгнил бросает на стол знакомую историю болезни, которую Люси буквально вчера оформляла в очереди на выписку. Палата «101» — если память не изменяет, мужчина с легким сотрясением после неудачного падения с лестницы. Ничего серьезного, кроме типичных симптомов и парочки ушибов. Лечили, в основном, от второго, так как сотрясению помог постельный режим, длительный сон и рекомендация седативных препаратов. Неудивительно, что после того, как вся эта информация всплыла перед глазами, Люси недоуменно уставилась на куратора. Она, конечно, знает, что он любитель доебываться с нихера, но обычно у Мистера «я сука в мужском обличье и, да, мне не стыдно» есть хотя бы повод. — Доктор Драгнил, я немного… — Не понимаешь, о чем я?! Вот и я не понимаю на кой черт ты собралась лечить стоящего на очереди на выписку пациента от менингита?! Люси впала в ступор, непонимающее переглядываясь то с разъяренным Нацу, то с историей болезни, которую она точно вчера отмечала у себе в блокноте. Хартфилия могла поклясться чем угодно: хоть теми пончиками, которые точно и наверняка привезет Грей в обед, хоть собственной адекватностью — этот пациент не жаловался на менингит. Он вообще ни на что не жаловался, поэтому Люси целенаправленно отдала Юкино историю, чтобы сегодня оформить выписку.Так какого черта?
Нацу опустился к ней, упираясь руками в подлокотник кресла. — Ригидность мышц затылка? Дополнительная томография? Цереброспинальная пункция? Хартфилия, ответь мне только честно… У тебя все дома? Потому что, когда пришел приказ от Джерара взять тебя под кураторство, меня не предупреждали, что у тебя есть проблемы с адекватностью! — Но я… — Что «но я»?! Ты хоть понимаешь, что могло произойти, если бы я не заметил? Люси вжалась в кресло сильнее, чувствуя, как крик куратора отдался эхом в голове. Нацу зол и не без причины. Ладно там томография или ригидность, но вот процедура предполагает сбор спинальной жидкости путем ввода иглы в пространство между путинной и мягкой оболочками спинного мозга на уровне поясницы. Это не тебе не пустячок, на который можно закрыть глаза и оправдать какой-то там профилактикой, чтобы убедиться, что с пациентом все хорошо. Это… куда серьезнее. Хартфилия металась между краснеющим с каждым крикнутым «Ты больная или да?» Нацу и одиноко лежащей на краю стола историей болезни. С губ срывались оправдания, попытки немного сбавить давление конфликта и откровенного проеба, но руки предательски задрожали. Прямо сейчас — осознавая, в какое дерьмо она вляпалась на этот раз — Люси готова была заплакать. Не от того, что её мечта стать профессионалом в семейном деле под угрозой. Не от того, что её самооценка от каждого «На кой черт, Хартфилия?!» падает все ниже и ниже. И вовсе не от того, что уверенность в собственной памяти улетучивалась со скоростью звука. А от осознания того, что Нацу прав — не заметь он этого, у неё были бы проблемы. Большие — куда больше, чем в Ванкувере. Куда больше и серьезнее, чем то, от чего Люси так старательно бежала в Эдмонтон. — Доктор Драгнил, я… — И ты считаешь, что после этого, я должен доверить тебе жизни остальных пациентов?! За решетку захотелось? Так в чем проблема — возвращайся в свой Ванкувер и чуди там, а не гробь Тенрю-Тейл своим идиотизмом! — Доктор Драгнил… — А если тебе так хочется подгадить мне репутацию, то делай это хотя бы без угрозы жизни здоровых людей! Я не собираюсь выплясывать перед тобой, потому что ты Хартфилия! Если из тебя врач никудышний, то, уж извини, родословная этого не исправит! Люси замерла. Дышала ртом и глотала слезы, будто бы ей только что дали под дых. И так больно, странно, обидно одновременно, что девушка просто не знала, что говорить. Как остановить нарастающую в горле горечь или как перестать давиться слезами. Она смотрела на Нацу с опаской, будто бы ждала удара или пощёчины. Но… Лучше уж пощёчина, чем слова, нещадно резанувшие сердце. Хартфилия не знала, как парировать или чем оправдываться. В голове картинка складывалась неохотно, а детали терялись на фоне лица Грея и его звонкого смеха. Люси не могла ответить, не могла возразить или отбиться аргументами. Всё, что она могла прямо сейчас — скулить и тихо плакать, выискивая в лице Нацу понимания. Она не виновата. — Доктор Драгнил, я этого не писала. Она не виновата. — Докажи. Она не виновата. — Я… Она не виновата. — Докажи. Давай, возьми историю болезни и докажи мне, что ты не писала этой чуши.Она, правда, не виновата!
Трясущиеся руки потянулись к бумажкам, выхватывая папку не с первого раза. Люси, всхлипывая и дергая плечом, ссутулилась и выискивала испуганным взглядом то, что вчера старательно прописывала в графе о состоянии пациента. В глазах двоилось. В голове все смешалось в какой-то сумбур, а внутри все содрогалось от накатывающей истерики. Переворачивать страницу было страшно. Страшнее, чем осознавать, что Нацу стоит над ней, словно палач над смертником. И вот — момент истины — её почерком прописанное «подозрение на менингит, направление на диагностику». Её буквы. Её завитки. Её старательная каллиграфия, выводящая настоящую катастрофу. В законе это называют врачебной ошибкой. В медицине это называют крайней профессиональной некомпетентностью. В семье Хартфилия это первая и последняя причина, чтобы закончить дело нескольких поколений. В Ванкувере все списали на отсутствие стрессоустойчивости и опыта практики. В Эдмонтоне… Это граничит с указателем на выход по собственному желанию. Люси коснулась написанных ею же слов, не веря в то, что видела. Она этого не писала, ведь анализы в порядке. Она даже не думала ставить под угрозу здоровье пациента, чье состояние абсолютно стабильное и не вызывает подозрений на менингит. Она… Помнила, как этими же пальцами выписывала совсем другое. — Ну как? Есть что сказать в свое оправдание? Нацу стоял над душой, а каждое его слово ощущалось пулевым ранением. Он и не думал сбавлять темпы, потому что одно дело накосячить в карточках, а другое дело сделать то, что даже только-только выпустившиеся студенты не делают. И вот у нас целая заявочка на профессионального медика из семьи Хартфилия! Казалось бы, лучше анекдота не придумаешь. Люси хныкала и шмыгала носом. Люси сжимала в руках несчастную историю болезни и не понимала, как всё обернулось именно так. Как волшебное утро переросло в сущий кошмар, от которого хотелось наглотаться таблеток, как минимум. — Я этого не писала. Клянусь, я собиралась отправить его на выписку. Разве… Я похожа на ту, кто поставит под угрозу здоровье пациента? Её взгляд — стоящий на мокром месте, разбитый и потухший — был направлен на Нацу. Драгнил, в свою очередь, оставался непреклонным: злился, сложив руки под грудью; выглядывал в подопечной хоть долю какого-то раскаяния; держал лицо ровным, но был готов в любую минуту плюнуть, развернуться и уйти. Секунда. — Назови мне хотя бы один аргумент, почему я должен сейчас поверить в то, что кто-то в Тенрю-Тейл решил тебя подставить? Две. А таких аргументов не было — Люси это понимала, как никто другой. Проработав здесь от силы месяц с хвостиком, Хартфилия видела весь персонал отделения нейрохирургии, и никто из них — объективно — не мог пойти на такую гнусность. Да даже если бы и были какие-то личные зарубы, Нацу скорее поверит человеку из клиники, в которой работает не первый год, чем зазвездившейся девочке, приехавшей в Эдмонтон из Ванкувера за легкой славой. Повисло молчание — тяжелое, угнетающее и окончательно выбивающее из колеи. Люси, понурив голову, сильнее сжала края истории болезни. Нацу, грузно выдохнув, скользнул ладонью по лицу сверху вниз. Напряжение росло в градации, а тишина только добивала: если не уверенность Драгнила в том, что выговора от главврача Фернандеса не избежать, то желание Люси собрать вещи и подписать заявление об увольнении по собственному желанию. И Хартфилия действительно была готова прямо сейчас — буквально на опережение — ворваться в кабинет Джерара с просьбой выпроводить её за порог клиники как можно скорее. — Поговорим в конце рабочего дня. Подумай, что ты еще можешь сказать в свое оправдание, Хартфилия. Нацу, осуждающее обведя девушку взглядом, ушел слишком внезапно. Дверь за ним захлопнулась с грохотом, от чего коробка с пакетированным чаем, лежащая на краю стола, упала на пол. Люси не вздрогнула и даже не попрощалась — она просто сидела в кресле, по-прежнему мусоля губы от едкой обиды, поселившейся внутри. Прошла минута, растянутая в всхлипах и икоте, после чего Люси утерла слезы рукавом халата. Не помогло. Телефон, застрявший во впадинке между ногой и креслом, завибрировал от входящего сообщения. Грей что-то отписал насчет пончиков и увлекательного вечера за серией «Бумажного дома», да вот только Люси не вчитывалась. Не хотела отвечать или пытаться притворяться, что все хорошо. Потому что прямо сейчас её маленький мирок, полный надежд и желаний…Дал маленькую, но трещину.
Грей
+1-780-ХХХ-ХХХХ
Эй, все хорошо? Перезвони мне
***
— Я не понимаю, чего ты от неё ждешь. Нацу, это серьезный прокол, и ты должен понимать масштаб ответственности. Лисанна причитала и причитала, наматывая круги около стола. Весь вечер, ночь и утро Нацу слышал только одно «Люси — угроза твоей репутации», ни слова больше. Он даже заснул ближе к четырем утра под эту заевшую пластинку, будто бы в его мозгу поселился надоедливый паразит. И проблема в том, что вопреки сомнениям, Драгнил готов был поверить в то, что Люси — гнусная сволочь, удумавшая подгадить ему прямо на пороге славы в узких кругах канадских титанов медицины. Лисанна, будучи всего лишь невольным свидетелем утверждала, что Люси, не смотря на миловидную внешность и покладистый, упорный характер — всего лишь волчица в овечьей шкуре. Нацу же, полагаясь на последнее рациональное зерно, пульсирующее в мозгах, пытался понять, кто это мог сделать, если не Люси. И его разрывало изнутри. Это состояние несостояния ему знакомо не понаслышке и обычно, чтобы освободить голову от лишней нервотрепки, Драгнил уходил в работу. А сейчас даже работа не спасает. Потому что именно Люси часть работы. Нацу сидел в кресле за столом, буровя взглядом стопки бумаг на подпись и кучку историй болезней, любезно принесенных Юкино еще ранним утром. Вместо того, чтобы отправить Лисанну в свое отделение и заняться чем-то полезным, учитывая, что на сегодня запланирован обход, Нацу продолжал искать оправдания Люси вместо самой Люси.Почему?
— При всем уважении, Лис, прямо сейчас я не верю в то, что она способна на что-то подобное. Хартфилия слишком дотошная к бумажкам, она каждую букву выводит и трижды перечитывает, прежде чем отдать Юкино. — А ты не думал, что она могла сделать это тебе на зло? Я видела, как ты её прессуешь. — На войне все методы хороши. — Вот именно. Твои «методы» могли спровоцировать взрыв атомной бомбы, от которого пострадали все: и мы с тобой, и всё отделение нейрохирургии. Лисанна уперлась руками в бедра. В её словах был смысл и доля правды, но не было логики, потому что Люси, скорее, покажет средний палец и уйдет доделывать карточки, чем устроит подставу с таким-то масштабом. Она из категории «пообижается, повозмущается, но сделает, что нужно», а не из «понять-простить-похоронить». Да и к тому же Хартфилия слишком умная, поэтому если и учудит что-то, то уж точно что-то менее очевидное. Менее тупое, если честно. Ответ пришел на ум сразу: если это не Люси, потому что есть хоть какие-то убедительные аргументы, тогда это кто-то другой. А если это кто-то другой, значит в отделении завелась ля-ты-крыса, желающая сыграть на добром имени Хартфилии и, соответственно, немного подпортить ей жизнь. И без того не сладкой, с учетом того, как сильно на неё накричал Нацу утром. Пусть это и было сгоряча, но Драгнил и сам понимал, что перегнул палку. Совсем чуть-чуть. Рука скользнула от щеки к подбородку. Драгнил, уперевшись в ладонь, искренне пытался связать составляющие головоломки. Раз Люси не виновата — а в этом уверенности прибавляло и то, что она девушка совестная (скорее просто не умеет врать, ибо на лбу всё написано), а значит на большой риск не пойдет: духу не хватит.Вывод: виноват кто-то другой.
Вопрос: кто этот несчастный яйцелуп, внезапно поверивший в себя?
— Только не говори, что собираешь закрыть на это глаза, Нацу. Господи, я тебя умоляю.. Драгнил качнулся на стуле, откидываясь на спинку всем телом. Он, закинув голову к потолку, промычал что-то нескладное, будто бы пытался отвлечься от неуместного прямо сейчас вопроса. Закроет ли он глаза? Пока что да, наверное. По крайней мере, до тех пор, пока не найдет версию, в которую захочет поверить. Лисанна наверняка будет дуть губы и настаивать на том, чтобы по-хорошему распрощаться с Люси, но история о том, что Хартфилия, обозлившись на отделение нейрохирургии и Нацу, в частности, решила похоронить всех под грудой скандала с размахом, звучала ну так себе. На троечку из десяти. Хилую такую троечку. — Я хочу услышать её версию, Лис. Ты с ней не работаешь, поэтому и не знаешь, какая она. — Хочешь сказать, что мои обвинения беспочвенны? — Типа того. Нацу пожал плечами, а Лисанна лишь фыркнула в ответ. С одной стороны её можно понять — репутация и имя мужа на кону, просто потому что кто-то (даже если Люси) решил, что имеет право рушить чью-то карьеру такими мерзкими способами. С другой стороны, именно Лисанна ведет себя сейчас крайне некомпетентно, так как… Не пойман — не вор? — Как знаешь. Делай, что хочешь. Я не буду вмешиваться. Но вместо понимания и слов поддержки, Лисанна грубо выхватила со стола папку с документацией, злостно вышла из кабинета, захлопнув за собой двери. Грохот еще долго стоял в ушах, но Нацу не привыкать, ведь Лисанна, будучи божьим одуванчиком, легко выходила из себя, когда что-то шло «не по её хотению». Такое случалось редко, но как говорится — «метко», ведь у терпелки и дипломатичности (удивительно) Драгнила есть свой лимит. И именно в моменты, когда последняя капля провоцировала перелившуюся через край стакана воду, случались семейные ссоры. Но отчего-то прямо сейчас Нацу мало интересовала позиция Лисанны в этом деле — не впервые так радикально, но впервые так уверенно сугубо на профессиональном уровне. Возможно дело в чуйке, возможно в том, что Нацу видел свою подопечную насквозь. Люси однозначно не могла подстроить нечто подобное — в этом Драгнил уверен, но пока что только на словах и предчувствии. Более того, эти самые уверенность и предчувствие подсказывали, что в Тенрю-Тэйл есть человек (крыса народным языком), который готов пойти по головам путем подставы и интриг.***
— Ты идешь на поправку, Венди. Завтра я выпишу направление на кое-какие анализы, а там будем смотреть. Не обещаю, но есть вероятность, что тебя скоро выпишут. Люси что-то записала в карту, прежде чем отряхнуть край халата от раздражающей складки. Венди, поправившая больничную одежду, нырнула обратно под одеяло и нервно прижала губы. Прямо сейчас девочка выглядела куда лучше, чем в их первую встречу, но лучше уж перестраховаться, чем сразу бросаться в сторону бумаг на выписку. Хартфилия, мельком взглянув на пакеты с фруктами на тумбе, хмыкнула про себя, что сейчас не отказалась бы от бананов или персиков. Уж больно пропахла палата этим дурманящим запахом лета. — Все хорошо, Доктор Хартфилия? Все ли хорошо? С Венди — безоговорочное да. С Люси — с какой стороны посмотреть. Люси выдохнула тяжко, оставляя ручку между страницами блокнота с записями-напоминаниями. Если кратко, то она металась между двумя вариантами: взять себя в руки и отстаивать свою невиновность всеми способами, и прямо сейчас просить встречи с главврачом, чтобы написать заявление об увольнении. Что из этого правильнее в сложившейся ситуации Люси не знала, да и думать не хотела, потому что слишком много рабочих обязанностей навалилось на хрупкие плечи в такой-то тяжелый момент. Но отчего-то её нежная и ранимая душа склонялась к увольнению больше, чем к героизму, который вряд ли хорошо закончится. А так… И на глаза кое-кому попадаться не будет, и совесть мучать перестанет. — Да, ты большая умница. Её рука ласково — будто бы по-матерински — коснулась детской макушки и легонько взъерошила волосы. Венди, зажмурившись в первые секунды три, постепенно расслабилась. Люси любила Венди всем сердцем и как пациентку, и ребенка, к которому родители за прошедший месяц ни разу не приехали. Девочке явно не хватало внимания и простого родительского тепла, так что Хартфилия позволяла себе иногда баловать её всякими безусловно полезными, но все же запрещёнными в стенах больницы вкусностями. Девочка смотрела на неё искренне и прямо, не прячась в уголке кровати и не прикрываясь одеялом. Венди ей доверилась и, наверное, это лучшая похвала для той, кто без пяти минут стоит у порога с сумками и желанием свалить еще куда-то, где Её Высочество Косяк еще не косячила. Улыбка тронула губы, отчего Люси немного расслабилась. Немного и ненадолго, но оно явно того стоило. Вибрация телефона в кармане халата отвлекла от какой-то важной мысли, из-за чего мимолетная радость сразу улетучилась. Люси поднялась с края постели и, улыбнувшись напоследок, махнула рукой. — Мне пора, до завтра. Как только дверь закрылась, а Люси прошла от силы шагов десять и остановилась около фикуса, которого все вежливо зовут Бобом, она взяла в руки телефон. В глаза тут же бросились эмодзи-сердечки около красноречивого «Грей», поэтому Хартфилия, вдохнув побольше воздуха в легкие, решительно нацепила улыбку и постаралась протянуть «Привет» не так тоскливо и уныло, как хотелось бы. Втягивать Грея, с которым она только-только начала выстраивать отношения с долгосрочной перспективной, в свои проблемы не хотелось, пусть сердце и требовало отдушины, вина и объятий. Люси понимала, что рано или поздно (скорее всего, уже сегодня вечером, ибо она на трезвую голову нормально не соображала) она все расскажет — вывалит с мясом все томящееся внутри, — но сейчас хотелось сохранить тот утренний настрой, который начался с пончиков и закончился многозначным намеком на секс в перерыве между работой и работой. Но Фуллбастер — он же гений-пророк и просто отличный, етить его налево, эмпат — хорошо прочувствовал эти дрожащие нотки в её кривом-косом «Привет». — «Судя по голосу, ты не особо рада меня слышать». — Что ты такое говоришь? Я рада, очень… Просто. Сегодня выдался тяжелый день… — «Он еще не закончился, Лю». — К сожалению. Смех — вот, что смогла выдавить из себя Люси, прежде чем завернуть за поворот и прижаться спиной к стене. Рука своевольно скользнула ко лбу, а ноги предательски подкосило. Хотелось плакать. Чтобы громко, срывая голос. Чтобы сильно, выплескивая всё-всё-всё. Чтобы выплакаться полностью, не жалея о единственном правильном решении. Просто хотелось разреветься от обиды, несправедливости и непонимания. Всё это время она пыталась гнать мысли прочь, нырнуть с головой в работу и всё эти обходы-процедуры-анализы-выписки, но стоило ей коснуться островка безопасности… Грея, который позвонил в нужный момент, будто бы чувствуя, что сейчас необходим ей как никогда… Люси просто чокнулась. Споткнулась о свою выдержку и полетела кубарем вниз, попутно здороваясь с истерикой. Она знакома с ним всего два дня, но эта крепкая связь чувствовалась уже сейчас. Люси хотела ему доверять, будучи уверенной в том, что её откровенность никак не коснется работы. Люси хотела уткнуться в плечо и извиниться за глупость, но всегда тормозила, напоминая, что два раза переспать это не синоним слова «доверять». Поэтому она лишь прикрыла рот ладонью, силой вжимая пальцы в губы. Не дрогнуть. Не сорваться. Не дать трещину. Хартфилия закинула голову к верху, выискивая в осточертело-белом потолке что-то, на что можно отвлечься. Глаза жгло от слез, горло дер комок нервов и тревоги, а тело… Тело не слушалось. Люси просто дрожала, вслушиваясь в голос Грея в телефоне. Надеялась, что её — сжавшуюся в комочек — никто не найдет и не увидит. Верила, что Фуллбастер с его-то проницательностью ничего не заметит и не начнет допрашивать. Держала всё в себе до последнего, ведь знала, что её истерика сейчас — лишние хлопоты. — «Помнится, ты просила меня приехать. Выгляни в окно, которое выходит на парковку». Хартфилия на дрожащих ногах поплелась в ординаторскую, не замечая ни Юкино, приветливо окликнувшую её, ни Джувию, порхающую от уголка к уголку в поисках закатившейся под диван в приемной помаду. Она пролетела неуловимым ветром прямиком к нужной двери, и всё также незамечено заскочила вовнутрь. Губы всё еще дрожали, но голос отчего-то оставался ровным, поэтому Люси отхихикивалась на флирт Грея по ходу разговора. До того чтобы сорваться окончательно ей всего лишь нужно было увидеть его вживую — в этом Хартфилия почему-то была уверена. И вот… Момент истины. В лицо слепит солнце, но взгляд — стоящий на мокром месте — мигом находит Грея, околачивающегося около черного Шевроле в неизменной рубашке, солнцезащитных очках и коробкой пончиков в руках. Он приветливо махал, смеялся и тыкал на коробку. Черный Шевроле отбивал солнечных зайчиков на асфальт, а Грей, улыбающийся широко-широко, грел душу одним лишь своим далеким, но присутствием. Весь он — потрепанным бессонницей и муторной работой с самого утра — светился от предвкушения встречи, ну а Люси… Люси теснила улыбку — сжатую, но искреннюю — невольно водя указательным пальцем по стеклу. С губ сорвалось болезненное и дрожащее: — Ты привез пончики? — «Клубничные, к Вашему сведению, мадам». — Я говорила, что ты лучший? — «Надеюсь, ты скажешь мне это лично». И, честно, Люси готова была расплакаться прямо там, в ординаторской, осознавая то, как ей это сейчас необходимо. Сказать Грею, что он лучший. И крепко обнять, зная наверняка, что у неё есть тот, кто утрет слезы.***
Двадцатиминутный обед перерос в получасовую исповедь с преждевременно предупрежденной Джувией о том, что Люси необходимо прикрыть, если Нацу явится с внеплановым желанием потрепать нервы пуще прежнего. — Так вот что случилось. Всё, что сказал Грей, протягивая Люси салфетку, припасенную в бардачке «прямо для таких случаев», как выразился Фуллбастер. Парень, присев на капот машины, задумчиво покачал головой, прежде чем выдохнуть и перехватить салфетку у Хартфилии с рук. Он, привстав напротив неё (к слову, он был выше её на целую голову) аккуратно подправил подтеки туши на щеках и носу, отмахиваясь от всех «ай!» и «ой, нежнее». Безусловно, ворчал, приговаривая, что косметика пусть и красит девушку, но в такие ситуации служит едва ли не головной болью. Злился, что Люси посчитала, что лучше уж держать всё в себе, а не выплеснуть эмоции на ближайший кактус. Но успокаивал, ласково придерживая за плечо и мило щипая за нос. Люси, хихикнув, тихонько поблагодарила его за помощь и присела рядом. Рука в руке. Переплетенные пальцы. В душе, где еще тридцать две минуты назад царил хаос, наконец, образовалась тихая гавань. — Прости, не хотела грузить тебя своими проблемами, просто… Просто я хотела кому-то выговориться. — Брось, пусть мы и знакомы меньше трех дней и встречаемся меньше суток, теперь это моя обязанность: выслушивать и поддерживать. — А прозвучало, как издевка. — Просто я до сих пор не могу понять, как у нас так все быстро сложилось. Судьба, наверное. Люси опустила голову на его плечо, тут же улавливая полюбившийся аромат мужского парфюма с нотками то ли грейпфрута, то ли чего-то между апельсином и грейпфрутом. Она, зажмурившись от наслаждения, сильнее сжала его ладонь в своей и тихо промурлыкала в чужую рубашку. Грей хмыкнул, отпив латте на кокосовом молоке (оказывается, он фанат всего экзотического), разрешая Люси прижаться к нему сильнее. Солнечные лучи грели спину, а капот машины чересчур быстро нагрелся из-за чего сидеть вот так на парковке Тенрю-Тейл было самой настоящей благодатью. — А вообще… Это сугубо мое личное мнение, и ты можешь к нему не прислушиваться, если что. Я просто не знаю, насколько сейчас актуальные мои советы и взгляд на ситуацию… — Не волнуйся ты так, я не укушу. — Ты не думала немного… Скажем, изменить направление? Опять-таки, это просто мое суждение исходя из твоей истории. Её рука дрогнула. Его сжала крепче. Грей, смотря на Люси больше растеряно, чем привычно-уверено, жевал остатки предложения, полагаясь на то, что они с Люси уже достаточно близки, чтобы говорить друг другу подобные вещи. Безусловно, думать, что почти что трех дней общения хватит, чтобы чувствовать человека с полуслова — глупость, но отчего-то сказанное Фуллбастером «судьба наверное» никак не выходили из головы. Их взгляды встретились: её — настороженный и беспокойный, его — уверенный, но осторожный. Никто не моргал, и казалось, не дышал в ожидании какой-то точки невозврата. Люси шумно выдохнула и первая прервала эту тишину, перебиваемую птицами на крыше клиники и редким шумом проезжающих машин совсем рядом. — В плане? — Ну… Это как с юридическим. Некоторые сидят ровно на заднице и ставят штампики на документах, а некоторые получают выстрелы в голову, потому что работа обязывает. Также и с медициной, думаю. Кто-то предназначен для хирургии, а кто-то... — Для терапии? — Если это легче и менее геморрно, то да. Он пожал плечами, запивая сомнения латте. Люси высматривала в его лице что-то помимо честности и откровения, но тут же отбросила попытки понять, от чего же сказанные Греем слова задели её изнутри. При том, что семя рациональности и логики пустило корни. Сознание тонко намекнуло, что в словах Фуллбастера есть доля правды, ведь как ни посмотри… Что в Ванкувере, что здесь… Люси постоянно ловит шишки, пытаясь лезть из кожи вон, чтобы называться нейрохирургом. Каждый удар граблями по лбу, каждый ушиб и хлещущая с носа кровь — лишь очередной повод задуматься…А стоит ли хвататься за то, что может быть и вовсе не предназначено?
— Хочешь сказать, что я не подхожу для хирургии? Это мечта моего детства, я к этому стремилась столько, сколько себя помню… — И это нормально, Люси. В детстве все хотят стать балеринами или космонавтами, но иногда жизнь заводит не туда, куда хочется. Может прямо сейчас у тебя этот самый переломный момент, когда нужно остановиться и подумать: а стоит ли оно того? Я ничего не хочу этим сказать, а тем более пытаться тебя переубедить, просто… Грей замялся, поворачиваясь к ней почти что полностью. Он бережно подхватил её руки и крепко сжал в своих, вынуждая Люси панически хватать ртом воздух и замирать, трепетать и мысленно пищать от всей этой неловкости. Попутно сумбуру в голове и ритмично бьющемуся в груди сердцу, из головы не вылазили слова отца об их семейном деле. Хирургия — её выбор, но терапия — тоже медицина. Это та же анатомия, та же химия и все эти заумные понятия, только с меньшим риском и большим количеством выходных. Это ведь не остаточный отказ от медицинского ремесла, а просто… Небольшая переквалификация, верно? В этом же нет ничего смертельного или противозаконного? — Просто что? — Просто мне кажется, что ты пока не осознаешь весь масштаб ответственности. Всё-таки мы говорим о профессии хирурга, а это то, что запросто может сломать. Сегодня это, а завтра что-то другое. Люси, подумай, хочешь ли ты посвятить этому делу остаток своей жизни или всё же… Хотя бы рассмотришь альтернативы? «И ты чертовски прав, приятель», — хотела сказать вдогонку его словам Люси, чувствуя, как камень, лежащий на душе, осыпался. Такими темпами и успехами Хартфилия попросту перегорит и вовсе опустит руки, а этого хотелось меньше всего, зная то, какие надежды на неё возлагал отец и какие амбиции себе ставила сама Люси. Хирургия, безусловно, сложно. Это большая ответственность, а в сфере медицины именно хирурги чаще всего сталкиваются с обратной стороной медали этого понятия. Ведь никогда не знаешь, когда секунда будет стоит чьей-то жизни. Поэтому… Может… Стоит…Бросить эту глупую идею?..
Люси поникла и опустила голову к собственным рукам — всё еще бережно обхваченным чужими-мужскими. С точки зрения ума и логики было бы правильно не терять время, а сматываться туда, где Люси сможет получить должную подготовку того же невролога и спать себе спокойно, а не в истеричном припадке бросаться ругательствами в «любимого куратора». Но с точки зрения… Собственной хотелки, Люси сопротивлялась. Душила саму себя этими взятыми с потолка доводами о том, что нужно попробовать еще раз, а не опускать руки на полпути. Отчего и понурила голову, крутя носом в ответ вопросу Грея о том, не обидел ли он её своей прямотой. Люси пожала плечами и утерла уголок правого глаза, точно зная, что Фуллбастер, оказывается, чертовски хорошо умеет поддерживать. Хартфилия непроизвольно уперлась носом в его плечо, а после рефлекторно — будто бы котенок, ищущий тепла — пододвинулась ближе и крепко обняла, смыкая дрожащие руки на его спине. Грей ласково приглаживал волосы и бережно выпытывал, все ли в порядке, а Люси лишь жмурилась и угукала в ответ. Наверное, да. Это тот самый переломный момент, когда нужно что-то менять. — В любом случае, поступай как считаешь нужным: можешь прислушаться к моим словам, а можешь — нет. Твое право. Всё-таки мы не так долго знакомы, чтобы я мог судить только по одной истории, так что толку от меня маловато будет.Да. Ей нельзя сомневаться.
— Нет, Грей, ты… Очень помог. Спасибо тебе. Правда. Спасибо.Да. Ей просто нужно уволиться.
***
В ночь на 02.07.2021
ЭДМОНТОН
В больнице стоял мрак. Пугающий, тянущийся тенью по коридорам, облепивший стены и двери палат. Неспешные шаги отбивались эхом. Халат подскакивал от легких, пританцовывающих шагов, словно сегодняшняя ночь ничто иное, как самый настоящий праздник. Пальцы щелкали в такт напеваемой песне, а поглотившая Тенрю-Тейл тишина будто бы подпевала фоном этой бесовской радости. На губах ухмылка. В глазах — пылающий огонек. Недобрый. Настораживающий.Хлопок. Хлопок. Хлопок.
Звон ключей. Двери закрылись с небольшим грохотом. И снова шаги — вытанцовывающие от стеллажа к стеллажу сумасшедшее танго в соло. Халат полетел в другой конец комнаты, повиснув мешком на спинке стула. Пальцы ловко подхватили ручку и тут же ею щелкнули. Раз бумага, два бумага, история болезни и знакомое-знакомое-знакомое имя. Пациент раз, пациент два — хоп! — нужный диагноз. — Люси Хартфилия. Крошка ты моя... Ручка что-что черкнула по нежной бумаге, а чернила оставили в конце умело скопированного завитка небольшую кляксу. С губ сорвался смех, а глаза горели неистово. Смешно же. Забавно. До чертиков уморительно наблюдать за всем этим. Стул скрипел под весом человека, решившего откинуться всем телом на спинку. Скрипел, но выдерживал. Человек смеялся громче. Бейдж на ленте крутился вертолетом на пальце, а взгляд то и дело возвращался к чудесному, умопомрачительному розыгрышу. — Ну-ну, посмотрим, как ты побегаешь.