04.06.2021 ЭДМОНТОН
С того самого момента, как Люси заикнулась, что хочет уволиться, прошло три дня. Три дня, как она мусолит абсолютно нетронутую бумажку в тумбочке специально выделенного для неё стола. Три дня, как она собирается пойти к Джувии и посоветоваться, как правильно подать эту информацию. Три дня, как она увиливает от допроса (иногда с пристрастием) отца, который с чего-то начал наяривать каждые утро и вечер. — Нет, мам, всё хорошо. Да, я покушала. Люси, выкатывая ручку по всему столу, лениво развалилась на стуле. Девушка устало закатила глаза и мысленно взмолилась к Господу, чтобы очередные расспросы «о том», «о сём» и «о том симпатичном мальчике, который подвозит тебя каждое утро» поскорее закончились. И ладно еще Грей и попытка объяснить, что их отношения движутся в уж очень быстром темпе как для какой-то общепринятой нормы. Это еще куда ни шло. А вот как объяснить и без того тревожной женщине за пятьдесят, что её дите, хвалящееся лет с четырнадцати о великом будущем в качестве гениального нейрохирурга, внезапно решило уйти в дальнее плаванье в сторону терапии? Ну это типа. Типа внезапно сказать матери что-то вроде «эй, мам, а я лесбиянка». Вот в семье Хартфилия именно так расценивается резкий переход с хирургии на терапии. Сравни предательству. Люси тихонько скользнула ладонью по лицу, специально оттягивая вниз веки. — Да, мам, с Греем у меня всё отлично. Перестань каждый раз о нём спрашивать, я тебя умоляю. Хартфилия закинула голову к потолку, чувствуя легкую щекотку от собственных волос, застрявших между воротником свитера и халатом. Сегодня в ординаторской — да и во всей клинике в целом — было прохладнее обычного, хотя, Люси не исключала вероятность того, что немалую роль сыграл утренний ливень. Впрочем, как сказала Джувия в голосовом сообщении — для Эдмонтона переменчивость погоды абсолютно нормальное явление. — Мам, при чем здесь Доктор Драгнил? Нормальные у меня с ним отношения, не драматизируй. Вздох. — Нет, он ко мне прекрасно относится. И шепотом маленькая добавка, чтобы слышали лишь стены ординаторской и сама Люси: — В гробу так точно, что прекрасно. Прошло от силы минуты две взбудораженных жалоб матери, начавшихся с недавнее обсуждение выходок Доктора Драгнила, закончившихся прихватившими судорогой коленями отца во время гольфа (как это хоть связано?). Люси успела трижды прорисовать сердечки на полях блокнота и дважды зевнуть в сторону окна, чувствуя легкую меланхолию и внезапный припадок сонливости. Лейла что-то напевала о пироге с голубикой, попутно пытаясь развязать Люси язык насчет интернатуры в Эдмонтоне и её жизни в целом, но Хартфилия по-прежнему ломалась, отнекивалась стандартно-универсальными фразами по типу «да все нормально», «неплохо», «есть свои достоинства в сравнении с Вакувером». Умалчивала и старательно отмахивалась от вопросов насчет «нравится/не нравится практика и тд». При том, уворачивалась как настоящий каскадер, выплясывающий кульбиты вокруг минного поля. Впрочем, надолго Люси всё же не хватило. Она, откашлявшись, попыталась перевести тему диалога во что-то другое, но — ожидаемо — Лейла всё равно вернулась к теме работы-практики, задавая одни и те же вопросы по пятидесятому кругу. А что? А как? А где? Люси злостно выдохнула, почувствовав, как разговор постепенно становился в тягость. — Ладно, мам… Мне нужно много чего сделать до прихода Доктора Драгнила, так что… Вечером созвонимся, окей? В ответ только щебетание и пожелания хорошего рабочего дня, на которые Люси отвечала нехотя, лениво, почти что из-под палки, пусть и любила эту говорливую сторону матери больше всего. Прощание затянулось на еще добрые минуты две, так как Люси обязательно должна была услышать историю про Плю и про то, как он подорвался в три часа ночи, чтобы испугать примостившихся у окна голубей. И стоило Люси только заикнуться о том, что она срочно куда-то спешит (при том, что до начала смены еще добрые минут двадцать-двадцать пять), как Лейла, будто бы чувствуя на каком пороге ответственности стоит её дочь, сказала то самое… То самое: — «Милая, знаешь, мы так с отцом тобой гордимся. Ты такая сильная и целеустремлённая, что, порой, я думаю, в кого ты такая… Чудесная? Я люблю тебя и держу кулачки! Покажи всем в Эдмонтоне, кто тут Хартфилия!».После которого не то что уволиться… А тупо сдохнуть хочется.
— Мг. Люси прижала губы сильнее, чувствуя, как нервные клетки одна за другой лопаются. После — промычала что-то неразборчивое в ответ на ласковое «пока-пока, обязательно перезвони!» и тихонько опустила телефон на стол, вниз экраном. Посидела молча с минуту или две и… Резко бухнулась головой об стол, да с таким грохотом, что и уборщица за стенкой в сестринской наверняка всполошилась. Руки непроизвольно сжали волосы на макушке, злостно оттягивая к верху, будто бы эта колкая боль могла бы помочь очухаться от ненавистного кошмара. Вот он — подарок и проклятье любого ребенка своих родителей. Гордость, служащая ядом прямо сейчас, перекрыла всякий кислород и всякое желание строчить заявление об увольнении. — Нет-нет, Хартфилия, проще в окно выкинуться, чем уволиться. Тяжелый вздох не помог, скорее, лишь усугубил ситуацию. Люси подняла голову и сжала лицо в ладонях, пытаясь хоть как-то протрезветь, заставить себя что-то придумать. Желательно что-то толковое и не имеющее последствий в виде всеобщего семейного разочарования и тотального желания пойти вздернуться. Хотя? Звучит как что-то, о чем и мечтать стыдно в такой-то ситуации. Люси простонала в потолок. Осмотрела ординаторскую, словно впервые её увидела. И снова простонала, осознавая в какую задницу вляпалась на этот раз. — Всё плохо. Очень-очень плохо. Ладони скользнули по лицу вверх-вниз и обратно. Люси пыталась привести себя в чувство и не спровоцировать очередной прилив истерики, потому что с минуты на минуту должен прийти Нацу, а он, к сведению, опаздывает максимум на две-три минуты, не больше. Но… Слезы всё же пересилили волю. Кожа горела, глаза жгло — заставить себя успокоиться казалось нереальной задачей. — Так, Люси! Не распускай сопли! Возьми себя в руки! Девушка говорила раз через раз внятно, иногда прерываясь на тухлые и сиплые завывания в гласных. Её голос дрожал, а руки так и лезли к лицу, чтобы утереть подступающие слезы. На душе с каждой выпущенной слезинкой становилось тяжелее, а рукава полюбившегося халата — мокрее. Люси попросту не могла остановиться: хотела и расплакаться (прямо-так разреветься), и закричать в голос, чтобы, наконец, выпустить накопившийся пар внутри. Но отчего-то уперто продолжала уговаривать себя успокоиться. Смириться с тем, что Грей прав и пора бы ей немного изменить направление своей жизни. Осознать то, что смена курса обязательно повлечет за собой разочарование родителей и череду неудач. И при всем этом, такой результат — неизбежная предсказуемость, которую стоило бы учитывать. Но, не смотря на слезы и подкрадывающуюся истерику, Хартфилия всё еще пыталась заставить себя принять жестокую правду: она и хирургия вещи не совместимые. И как бы она не пыталась поменять город, больницу или куратора — факт оставался фактом.Закатай губу, Люси. Это не твоё.
Поэтому нужно успокоиться и на холодную голову всё обдумать: как правильно поступить, как правильно подать информацию и тд. По крайней мере, на это Люси пыталась себя уговорить, хныкая и шмыгая носом через каждое слово. Пыталась-пыталась, пока полностью не разревелась, утыкаясь в ладони прямо над столом. А после — завыла. От безысходности. Обиды на саму себя. И загнанности в угол, где, с одной стороны — долг перед родителями, чья гордость встала комом в горле… А с другой — собственные желания, которые Люси Хартфилия и сама не могла понять. Безусловно была и третья сторона, которую Люси в момент, когда, казалось, что в пол седьмого расплакаться посреди ординаторской, не такая уж и плохая идея, проворонила. Вылетевшее из памяти напоминание, что Нацу никогда не опаздывает на работу, за исключением двух-трех минут, потраченных на пробки. Но тогда… Четвертого июня, когда над Эдмонтоном повисла грозовая туча на добрые сутки-двое, а в жизни самой Люси настала черная полоса… Нацу Драгнил впервые за всю интернатуру под его руководством приехал раньше. И именно в тот день, он, промокший до нитки, забывший зонтик дома и добравшийся до Тенрю-Тейл на метро, простоял у порога больше десяти минут. Именно в тот день, крепко сжимая пальцами дверную ручку, Нацу не решился войти или, элементарно, снять куртку, потому что впервые позволил себе выйти за какие-то ранее очерченные между ним и Люси рамки безразличия и подслушать. А дождь всё продолжал меланхолично постукивать по окну.***
07.06.2021
ЭДМОНТОН
По истечению еще нескольких дней настроение в Тенрю-Тейл конкретно так подпортилось. То ли проблема во внезапно напавшем сезоне дождей, то ли в том, что все автоматы с кофе дружно решили полететь к черту — однако сопливую рожу можно было встретить едва ли не на каждому углу и едва ли не в каждом работнике центра. Нацу, ждущий Юкино около поста, лениво помешивал растворимый кофе в кое-как отвоеванном у Гажила бумажном стаканчике. К слову, максимально отвратительный-третий-по-счету-за-сегодня кофе, без которого не то, что глаза продрать, а попросту проснуться не получиться. Машинальные движения по часовой стрелке туда-сюда успели стать убаюкивающей колыбелью, под которую Драгнил, подперший подбородок ладонью, действительно готов был откинуться на ближайший диван. И он даже порывался поклясться собственным бейджем, что не будет жаловаться на отсутствие мягких подушек и чересчур маленький уголок для его немаленького телосложения. А уж тем более на Люси, которая обещала выписать несколько пациентов за сегодня, но перед этим отчитаться по списку. Ведь, правда, сегодня жаловаться на Хартфилию как-то не хотелось, пусть и было за что. Да даже негласное за спиной прозвище Нацу «Мистер «Разрешите доебаться» как-то хреновенько себя реализовывало за последние сутки-двое. Драгнил перестал ворчать по поводу и без. Не фыркал и даже игнорировал некоторые промахи Люси в работе и общении (особенно тот, когда она закатывает глаза, стоит Нацу только что-то попросить). В целом, вел себя как добропорядочный куратор, на практике у которого действительно складывается впечатление, что медицина — предел мечтаний. Ну почти. Если не брать в счет понедельники, вторники и четверги, ибо это приемные дни, а там хочется ебнуться не только от недовольной рожи Хартфилии, а от всего сразу. Вздох. Нацу отсербнул немного кофе и тут же отряхнулся. По спине прошлась бодрящая дрожь, после которой картинка перед глазами более менее обрела четкость. Впрочем, как и недавняя сцена в ординаторской с Люси в главной роли. Безусловно, это не то, о чем хочет думать Нацу в девять часов утра, но, увы, в полувменяемом состоянии он способен думать о какой-то ахинее, а не о чем-то важном.Хотя, если посмотреть с другой стороны…
Вопрос об увольнении Люси…. Важен, да?
Нацу склонил голову к столу и утробно простонал, в надежде, что сейчас выскочит Юкино и её болтовня приобретет первостепенную важность в его голове. Уж лучше слушать сумбур Агрии о том, как подорожала морковь, чем думать о Люси в ключе «эй, но я не хочу подписывать заявление об увольнении. Почему? Потому что я уже привык к её недовольной роже по утрам, а это многого стоит!». «И вот мы снова здесь» — Драгнил выдохнул и вдохнул обратно. Зато дошли до определенного консенсуса: Люси увольнять не хотелось, одобрять её «по собственному» тоже, ругать — тем более. И что его, собственно, делать? Хартфилия ведь из категории рукожопых недотеп, которые только зубрить и умеют, а на практике материал доходит медленно и нудно. Пусть плюсом и служит её преданность ремеслу и привлекающий горящий огонек в глазах (и это Нацу упускает то, что совсем недавно признал в ней подающий надежды потенциал), минусов пока что многовато. Ну а самый жирный, конечно же, подстава подстав с менингитом, в которую пока что верит только Нацу да и только.Эй, чувак, а может хватит страдать херней, а?
Драгнил глотнул кофе и закинул голову к верху, а надежде, что бодрость сразу ударит в мозг. Внезапно перед глазами начали летать вертолеты: вверх и резким штопором вниз, по спирали. И снова, снова, снова. Туда-сюда, обратно, будто бы вертолеты реальны и вот-вот щелкнут по носу. Удар — и правда! — Земля вызывает Драгнила, эу! Прием-прием! Джувия, стоящая рядом совсем не вовремя, в очередной раз решила заявить о себе громко и пафосно — впрочем, как всегда. Локсар стояла вся из себя конфетка с этим надоедливо-однообразным блеском, который Нацу видел тысячу раз: пятьсот на губах Лисанны и еще пятьсот на губах Джувии. Уж такова судьба супруга: знать какую косметику жена и подружка делят на двоих. Стояла и что-то спрашивала — что конкретно, Нацу и не вспомнит. Да и не захочет. Драгнил, вальяжно поднеся стаканчик к губам, рефлекторно сдул заворачивающийся над этой горячей гадостью дым. Выдержал интеллигентную паузу и только потом взглянул на Джувию, будто бы только увидел (или вспомнил), что она всё еще здесь. — Госпожа кардиолог, Вам что-то нужно? — Брось ты эти формальности, я же просто поболтать пришла. Не помешала? — Помешала. — О-ох, Нацу, сладкий, я старалась. Джувия, облокотившись на стойку поста, кокетливо закинула волнистые локоны с плеча на спину. Нацу, недоуменно поведя бровью и отпивая кофе, лишь хмыкнул, в очередной раз проявляя полную незаинтересованность в компании Джувии. Драгнил, мысленно закатив глаза, готов был буркнуть в потолок, чтобы Всевышний его, наконец услышал:«Ну же, давай, добей меня!»
А всё от того, что четыре всадника апокалипсиса отчего-то сошлись в один день, в одном месте и именно возле Нацу Драгнила: хреновый кофе, хреновая погода, хренова подруга жены и — Господи прости — хреновая хренотень, не покидающая светлую врачебную голову ни на мгновенье.Траблы с интерном, которые не должны не то, что интересовать.
А, элементарно, ебать.
А они ебут. Вдумчиво, со смыслом и почти все выходные, кроме момента, когда Нацу вырубило по дороге из дома сестры Лисанны до супермаркета, когда благоверная вызвалась побыть временным такси. И тут как бы стоило сказать «спасибо», потому что Нацу впервые так хорошо отоспался за несчастные двадцать минут, что готов был скупить половину полок с шоколадным печеньем. — Хорошо выглядишь. Локсар, хмыкнув слишком надменно для своей и без того надменной (иногда даже сучьей) натуры, начала издалека: ну как обычно делают все бабы. Потихоньку-помаленьку, прощупывая почву еще за долго до того, чтобы поднять нужную тему. Нацу, сразу уловив маленький пиздеж в её недокомплименте, иронично засмеялся, пусть со стороны это и выглядело как «ха-ха, очень смешно». — Представь себе, родился таким. — А ты, вижу, очень скромный. — А ты, думаю, что-то от меня хочешь, но недоговариваешь. Слово за слово и вот целая почти что цензурная перепалка. Джувия, вскинув бровью к верху, что-то злостно прошипела себе под нос и в этом чересчур знакомом «пш-пш», Нацу более чем успешно узнал «баран бараном». Впрочем, никак не отреагировал, хотя стоило бы, учитывая, что он так-то по гороскопу Рак, а не какой-то там Овен. Локсар невзначай поправила воротник халата и, причмокнув губами, наклонилась ближе. — Слушай, На-ацу… Драгнил аккуратно опустил кофе на стол и выдохнул. — Вот только давай без своих этих штучек. На меня они не работают. Её палец мало-помалу проскользнул от запястья, вверх по предплечью. — Не понимаю, о чем ты. Нацу грубо отпихнул руку от себя и фыркнул. — Ближе к теме. Джувия урчала недовольно-довольно, поэтому тут же скинула маску кокетливости и вынужденной вежливости, чтобы, наконец, вывалить с потрохами свою типичную бабскую просьбу. Почему типичную? Потому что Нацу знает Джувию, как свои десять пальцев, пять признаков закрытой черепно-мозговой травмы и стишок про регулировщика. Другими словами…Знаем, проходили.
Локсар наклонилась ближе и поманила Нацу к себе с намеком, что хочет спросить тихо, на ушко. Драгнил, ворча, выполнил прихоть и тут же прожужжал про себя, зная, что в очередной раз собирается впутать себя в какую-то интригу и неловкий слушок. Камон, это же Джувия. — Ты, случаем, не знаешь, что с Люси? — А зачем тебе? — Так ты знаешь или нет? Бровь нервно дернулась. Нацу, не допив кофе, надменно бросил его в ближайшую мусорку и, опустив руки в карманы халата, плюнул на свои планы дождаться Юкино у поста и решить вопросы с капельницей, повторного МРТ и парочки историй, которые он не наблюдал в пятницу у себя на столе. Если вкратце: развернулся и ушел — при чем, по-английски, даже не бросив равнодушного «ну, до встречи». Джувия громко цокнула в ответ на такую (очевидную же, ну) демонстрацию, поэтому поспешила нагнать Драгнила. Пусть получилось и не сразу, так как по дороге пришлось поприветствовать сразу троих знакомых из нефрологии, но! Но у лифта ей всё же удалось дернуть Нацу за рукав и заскочить в кабину следом. Повисла неловкая тишина. Правда, ненадолго. — И всё же… — Я недостаточно драматично ушел? По-моему, на этом моменте все вопросы к моей скромной персоне исчерпали себя. — Не думай, что я так просто от тебя отстану, Нацу. Она твой интерн и с ней творится что-то странное. Двери кабины медленно закрылись лифт тронулся с места и потихоньку опустился на один этаж вниз. Джувия продолжала болтать, в красках расписывая, как Люси игнорировала её сообщение в течении суток, а после ответила максимально по-скотски — каким-то одним смайликом, и то — не самым удачным по контексту диалога. Заикалась о том, что во время смены Хартфилию нереально выловить на какой-никакой разговор (даже во время обеденного перерыва). И что только за последнюю неделю трижды видела, как Люси пила какие-то супер-успокоительные — а Джувия уж на этих чертях знается, посему и не доверяет постоянному «со мной всё хорошо», потому что нифига не хорошо и вообще: — Ты-то лучше всех должен знать, что с ней. Нацу вздернул бровью так, будто бы к нему пришел пациент с готовым диагнозом, списанным с первой поисковой строчки Гугла. Двери кабины разъехались и перед глазами открылось родное отделение кардиологии — Джувия тут же (по наитию) вышла, попутно продолжая свой невероятно увлекательный рассказ, о том, как Люси изменилась после «встреч со своим хахалем», да так что, что не «за здравие» так сразу «за упокой». Драгнил же, равнодушно согласившись с Локсар во всех доводах, что иногда отношения, которые с виду не токсичные, в корне могут нести абьюзивный характер в психологическом контексте, остался стоять на месте, внимательно отслеживая, как далеко Джувия отойдет. Рука застыла над кнопками с нумерацией этажей, дожидаясь нужного момента. — Так вот, я всё хотела спросить… Не говорила ли тебе Люси, что у неё что-то не так? Ну или, не знаю, не вела ли она себя странно в последнее время? Секунда — Джувия обернулась и встретилась с Нацу, всё еще стоящим в лифте. Две — уходят на то, чтобы понять, почему он всё еще там, если он вроде бы как хотел забрать кое-какие результаты, валяющиеся целые выходные у неё в первой тумбочке стола. — Нацу? Ты не выходишь? — Нет. Три — Нацу, задорно махнув ручкой, нажал на кнопку с этажом нейрохирургии. Джувия, опешив, только недоумевала происходящему, не до конца осознавая, что её, по сути, «отвезли домой, чтобы не наседала на и без того неработающие с утра-пораньше мозги». Девушка всё еще стояла буквально в двух метрах с заранее заготовленной речью-расследованием о том, что состояние Люси нынче реально проблема и с этим нужно что-то делать. Как тут… Драгнил пропел насмешливое: — Па-па! Заходи на чай как-нибудь! И двери кабины закрылись с характерным звуком. На табло засветилась нумерация этажа нейрохирургии, отчего Джувия злостно топнула ногой и фыркнула. Руки сжались в кулаки, ранее аккуратно уложенные волосы сбились в маленькое гнездышко, а лицо неистово покраснело от подкипевшего негодования. Она всего лишь хотела узнать, как дела у дорогой подруги, а не лицезреть то, как идиот ведет себя по-идиотски. — Уж я-то доберусь до правды, хирургишка ты несчастный! Секунда. Джувия вытаптывала дорожку около лифта, нервно тыкая в кнопку вызова. Две. Локсар чуть ли не шипела на близстоящие фикусы и декоративные кипарисы, сбивая всю злость на невинных растениях, когда настоящий узурпатор хорошего настроения где-то шныряет в отделении нейрохирургии. Три. Джувия услышала знакомый голос, раздавшийся прямо над ухом, словно намек свыше. — Джу, все хорошо? Ты чего такая злая? Лисанна собственной персоной. Благословение Господа! Безусловно, одета, как всегда, с иголочки и стоящая рядом, словно куколка. И этот мило-невинный образ дополняла персиковая блузка, новый блеск на губах и папка с пометкой «Нейрохирургия» (очень вовремя подвернувшаяся, к слову). Джувия опешила, но тут же взяла себя в руки, припомнив, что буквально утром Лисанна заикалась, что проведет чуть ли не целый день в нейрохирургии по делам супер-пупер-важным, о которых рассказывать слишком долго, а уж тем более дорого, в связи с весьма зажравшимся оператором связи. «Но это всё детали», — подумала Джувия после того, как её светлую и кудрявую голову осенила гениальная идея, которую она просто не могла не воплотить в жизнь. Четыре, пять, шесть. Джувия схватилась за плечи Лисанны и резко дернула подругу туда-сюда, улыбаясь слишком настораживающее. — Джувия? Ты точно…? — Ты-то мне и нужна, милочка!***
— Вот список посетителей Венди за последнюю неделю. Юкино протянула небольшой блокнот и тут же развернула его где-то посередине — там, где была пометка-закладка с именем Венди. Если честно, то списки посетителей это чисто формальность и мониторинг не является чем-то обязательным, однако у Люси есть свои причины периодически проверять имена (а их всего-то три). Дело в том, что с недавних пор Хартфилии всё же удалось наладить отношения с Венди, поэтому задушевные разговоры (если их таковыми можно назвать) успели коснуться и наболевшего. Родители Венди находились заграницей, на заработках, поэтому «уделяли» дочери время исключительно по видеосвязи каждый вторник, попутно заделывая дыру в её сердце ежемесячными денежными переводами. Казалось бы, что тут такого? Заработки — штука обыденная, да вот только девочка осталась на попечении тети и старшей сестры, чему, пусть и была рада, но не настолько, чтобы хотеть обратно домой. Безусловно, Венди хотелось видеть родных на постоянной основе, но как она сама призналась:«Дома у тетушки всё напоминает о родителях, а мне их не хватает».
Поэтому Люси уж больно близко к сердцу принимала все эти визиты от сестры, тети и изредка одноклассника, потому что Венди не хватало любви и ласки, а она, как милый и несчастный ребенок, их заслуживала в полной мере. — На той неделе только в среду? — Её сестра сказала, что чаще не может. Вроде как занимается вопросом поступления… Она же только выпустилась со школы. Люси, прижав губы, ловко и незаметно крутанула ручку в пальцах, клацая ею по столу. Как показала статистика: чем чаще Шерия посещает Венди, тем лучше прогнозы по диагностике и анализам. Безусловно, заставить никто никого не может, но было бы неплохо созвониться с Шерией и оповестить, что вопрос о выписке всё еще вопрос, никак не утверждение. И пока Венди еще кроха, саму себя она замотивировать выздороветь не может. Увы, так работает детская психика. Хартфилия помолчала с минуту, раздумывая о том, стоит ли ей вмешиваться во всё это? Да и вообще — правильно ли она поступает, раз подпускает Венди так близко? Будь здесь Нацу он бы неотменно стукнул бы её по голове папкой или тремя одновременно. На душе скребли кошки, а рука не поднималась закрыть несчастный блокнот и перейти к изучению более существенных вещей. Люси молчала уже больше минуты, но все же сломалась на последних секундах второй. — Напишешь мне номер Шерии? Я хочу с ней поговорить о прогнозах. — Без проблем. Юкино одобряющее кивнула и тут же что-то записала на желтом стикере-липучке. Ну хоть кто-то не будет упрекать Люси за чересчур лезущую наружу эмпатию и гребанное сочувствие. Если, правда, сама Люси позже об этом не пожалеет, потому что лезть в чужой огород — ну такое себе занятие. Хартфилия мысленно простонала, в надежде, что её сомнения и все эти гребанные «за» и «против» оставят её в покое хотя бы на оставшиеся часы рабочего дня, потому что впереди еще куча бумажной работы, для которой нужна концентрация и внимательность. А зная себя, Люси в таком-то подвешенном состоянии, когда с одной стороны долг, с другой — человечность, а с третьей — редкие напоминания просмотреть, куда бы можно подать заявку на интернатуру по специализации неврология, уж точно накосячит. А после получит выговор. Впрочем, для Доктора Драгнила не важна причина, ведь его задача (и, по всей видимости, призвание) — просто вычитать и не важно: с поводом или без. Люси копошилась в историях, пытаясь сопоставить график работы на оставшийся рабочий день, когда к ней подошла Лисанна и мягко прихлопнула по плечу, чтобы окликнуть. Затяжные мысли тут же испарились, оставив место удивлению на пару с недоумением: что еще одной Драгнил резко понадобилось от Люси и какого черта эта миловидная улыбка выглядит крайне подозрительно? Более того, с каких пор само упоминание фамилии Драгнил вызывает у Люси состояние сжавшей до милипиздрических размеров жопы? — Привет, есть минутка? — А-а… Да, наверное. Люси засомневалась на секунду, поэтому бросила недоуменный взгляд на Юкино, держащую ту самую стопку бумажек, над которые Хартфилия планировала потратить оставшийся рабочий день. Лисанна выглядела как обычно, но эта подозрительная подозрительность рисовалась на её миловидном лице с каждой прошедшей секундой всё больше и больше. Словно во всём этом был какой-то подвох. Сама Лисанна кивнула в сторону коридора, по всей видимости, с намеком, что им нужно отойти. И Люси послушалась, ибо кто она такая, чтобы морозить Лисанну с большущим акцентом на фамилию Драгнил. Девушка тихо шепнула Юкино, чтобы та оставила истории на посту, отчего медсестра сразу выдернула еще один листок-липучку и тут же подписала коротко и понятно «ЛХ». Ну а сама Люси, хило улыбнувшись, лениво поплелась за Лисанной, вышагивающей модельной походкой прямо по коридору. — Как дела? — Э-эм, хорошо? Вопросик неожиданный и еще больше подогревающий ощущение легкого наеба во всем этом. Люси, нахмурившись, сбавила шаг, недоуменно переглядываюсь то с улыбчивым лицом Лисанны, то с её подрагивающими руками, которые она так старательно пыталась скрыть в карманах белого халата. А потом — и вовсе остановилась прямо напротив живого уголка с растениями. — Вы позвали меня, чтобы спросить, как дела, Доктор Драгнил? — Можно просто Лисанна. — И все же. Люси убедительно стояла на своём, выглядывая в Лисанне толику намека на то, что она не просто так сюда пришла в поисках Хартфилии. Общий настрой разговор скатился в задницу, поэтому Люси, настроившись на типичное-клишированное «мне нужно сказать тебе что-то срочное», сложила руки под грудью. Если Нацу рассказал любимой женушке о тысяче и одном косяке Люси Хартфилии, то вполне мог отправить её, чтобы передать не менее любимому интерну красноречивое «Ты уволена». Грубо говоря, есть вероятность, что прямо сейчас Лисанна выступает посыльным, передающим чхающим на всё и вся волю Его Заносчивого Величества. Не гоже это великим нейрохирургам опускаться до простых смертных, когда есть те, кого можно отправить на поле битвы. Бровь нервно дернулась при одном представлении этой чудесной картины, где Нацу, разодетый в одежду тех времен, властно восседает на кучке золота и раздает кому попало приказы. Уж больно… Правдоподобно. — Я хотела… Убедиться, что с тобой все хорошо после того инцидента с историей. И приз в состязании «Я не Ванга, но я тут наванговала» получает Люси Хартфилия! — Так Вы знаете?.. — Поэтому и пришла поговорить. Аплодисменты, публика! Люси, смачно шмякнув себя ладонью по лицу, простонала. Лисанна, обеспокоенно засуетившись на месте, раз через раз спрашивала, точно ли с Хартфилией всё хорошо. А что может быть хорошего в происходящем? То, что её уже сейчас готовы выпихнуть из «Тенрю-Тейл» ногой под зад? Или то, что Его Величество, Зазвездившаяся Херня-на-ножках, откровенно плевать хотел и на Люси, и на её чувство, и на всё-всё-всё?Ну да, куда ей — несчастной — до великих и непризнанных?
Честно? Хотелось выбить пару окон в кабинете Доктора Драгнила на прощание. Хотелось прямо сейчас подорваться с места, найти его вечно недовольную рожу и запульнуть в неё стулом. Хотелось выругаться, покричать с высоты десятого этажа и расхерачить лоб в ближайшей стенке, потому что... Потому что даже в Ванкувере, каким бы, откровенно говоря, хреновым коллектив ни был, Люси провели тихо, без насмешки (за спиной не считается). А тут. Тут плюнули в лицо. И послали к черту. — Доктор Драгнил, послушайте, я… — Ты ведь не собираешься увольняться? Пауза. Люси, только-только собравшаяся высказать всё, что думает, а после — не терять ни минуты, а сразу умчаться в ординаторскую за тем самым заявлением, ибо больше ждать чуда нельзя, опешила. Лисанна смотрела… Понимающее. Не осуждала. Этим и заставила Люси повременить с выводами. — Откуда Вы знаете? Лисанна тихо засмеялась, пусть это и было больше демонстративно, чем искренне. Она, скользнув рукой к своему предплечью, неловко сжала его и тут же отвела взгляд в сторону. Лисанна выглядела подавленной, будто бы речь пойдет не о Люси, а о чем-то… Личном. — Мы похожи. Я тоже бросаю все после первой неудачи. Её голос — мягкий и тихий. Её лицо — до ужаса красивое, но печальное. А её руки, опустившиеся на плечи застывшей Люси — дрожащие и холодные. Хартфилия глотнула воздух ртом и тут же едва ли не подавилась им. Обычно сногсшибательная Лисанна Драгнил из отделения гастроэнтерологии внезапно показалась перед Люси в таком чуждом и совершенно несвойственным для её яркой натуры амплуа. Поэтому Люси замерла, вслушиваясь в секунды откровения. Поэтому Люси недоумевала: если Лисанна пришла сюда за тем, чтобы передать «пламенное пока» от Нацу, то почему прямо сейчас… Всё сводится к обратному? — И в такие моменты мне помогает поддержка близких, а судя по твоему состоянию… Ты думаешь об увольнении больше, чем об альтернативе. Люси опустила голову и прижала губы. Пол под ногами казался лавой, а слова Лисанны — копьями, летящими в безоружную Хартфилию. — Мне жаль. Я подвела и Вас, и Доктора Драгнила, и Тенрю-Тейл… Глаза жгло. Люси запиналась и с каждым сказанным словом говорила всё тише, прекрасно осознавая, что еще одно такое откровение и она снова расплачется. Вот только перспектива ныть на плече у Миссис Драгнил никак не льстила, скорее вынуждала засучить рукава, сжать булки и держаться до победного. Однако Лисанна смело её перебила, легонько встряхнув Люси за плечи. — Нет, Люси, это мы тебя подвели. Ты — восхитительный врач и фамилия Хартфилия тому доказательство. Я вижу, как ты стараешься, но мне больно видеть то, как Нацу пренебрегает твоим потенциалом.Что?
— Он ведь ни разу тебя не похвалил, а ты как никто другой этого заслуживаешь! Люси неверующее подняла глаза, выглядывая в разгорячившейся Лисанне что-то удивительное. Люси нервно хватала воздух ртом и тут же задыхалась, чувствуя, как ноги предательски подкашивались. Как сумбур больничного коридора растворился в белом шуме, а вместо него в голове настойчиво отдавался эхом голос Лисанны, твердящей о чем-то странном. О чём-то невозможном. О чём-то диком и абсолютно несвязным с личностью Люси, будто бы все эти фразы о потенциале и похвале касаются кого-то другого. Той же Юкино, перерабатывающей добрые часов пять в неделю. Никак не о Люси, которая только и может что подниматься, падать в лужу и снова подниматься. — Поэтому я хочу извиниться вместо него и предложить тебе альтернативу. Как насчет кураторства Эрзы? Она не хуже Нацу, да и, я уверена, тебе будет проще найти с ней общий язык. — Но… — Не беспокойся о деталях. Я с ней договорюсь, если ты пообещаешь попробовать. Всё происходило в каком-то тягучем тумане: и Лисанна, и её слова об альтернативе, и вся эта ситуация в целом. Словно Люси была лишь сторонним наблюдателем, а не главным героем истории, где после очередного и феерического падения лицом в асфальт, ей всё же кто-то подал руку. И помог подняться. Лисанна улыбалась мягко и ласково, словно убаюкивала. Люси могла поклясться, что видела золотой нимб над её головой и два белоснежных крыла за спиной. Что прямо сейчас на них двоих снизошли дифирамбы и софиты. И будь Люси героиней какого-то сериала или бюджетного кино, а Лисанна — горячим мексиканцем, знающим толк в правильных словах, Хартфилия без зазрения совести призналась бы в любви до гроба. Потому что… Потому что эти эмоции нельзя было описать одними лишь словами. Воодушевление и гребанная мотивация растеклись по венам, словно Люси как минимум бахнула банки три виноградного энергетика. Плакать хотелось по-прежнему, но не так сильно и не так печально. Лисанна… — С-спасибо… Помогла. Больше, чем она думает. Больше, чем могла бы. — Эй, выше нос. Легкое касание-щелчок по носу — больше приятный и неожиданный — отдается электрическим зарядом по всему телу, отчего Люси зажмурилась. Образ ангела упорно стоял перед глазами, будто бы писанная гуашью картина, не имеющая ничего общего с реальностью — всего лишь идеализированная репродукция. Но правда в том, что с этих самых пор Люси действительно готова внести Лисанну Драгнил в список тех, кому могли бы поклоняться предки. Ибо такого прилива уверенности у Люси не было давно. Лисанна, хихикнув, будто бы прочитала чужие мысли, опустила ладони в карманы своего халата и тут же выудила согнутый в трижды листочек с проступающими цифрами. — Вот мой номер, в течении недели я перезвоню и сообщу результаты переговоров. — Спасибо еще раз. И за помощь… И за поддержку. — Брось, это мелочи. Люси металась из угла в угол взглядом, пытаясь подобрать правильные слова, ну а Лисанна, словно тот самый крутой парень из пафосных киношных сцен, проигнорировала взрыв за спиной и тысячи визжащих фанаток. Её рука, соскользнула с плеча Хартфилии, а ободряющая улыбка расцвела на губах, словно подснежники среди подтаявших сугробов. Гам словно наполнил больничные коридоры, а Лисанна, уходящая в сторону лифта и отсалютовавшая многообещающее «до встречи!», покорила наивное сердце Люси Хартфилии, прижавшей лист с номером ближе к груди. И всё в тот момент казалось странным: и резкая добродетель со стороны жены главного черта Тенрю-Тейл, а уж тем более вся абсурдная киношность произошедшего. Люси попросту не хотела верить, что это происходит с ней. А уж тем более в то, что такого ангела прикарманил демонюга-куратор. По крайней мере, сейчас в голове Люси это выглядело так, будто бы Лисанна плакалась в плену у насмехающегося Нацу. На ум сразу приходили все эти рекомендации из Тик-Тока, по типу: «Жест, который может спасти жизнь» и вполне реальные истории, как какую-то девочку вырвали из рук преступника просто потому, что случайный прохожий (пере)втыкал в телефон вместо того, чтобы работать. Хорошая идея. Надо взять на заметку. Люси выдохнула, припрятала в кармане оставленную бумажку и тут же принялась думать о своих дальнейших действиях. Пусть Люси по-прежнему держала в голове слова Грея об увольнении и о том, что это вполне логично, если просмотреть жизнь Хартфилии «от» и «до» за последний год, попутно всему этому появилась альтернатива ухода к Эрзе Скарлетт — другому нейрохирургу, которая едва ли не на голову выше печально известного Нацу Драгнила. И которая, к слову, пару раз улыбнулась Люси при личной встрече в ординаторской. Да вот только стоило Хартфилии подумать о тех самых несбыточных чудесных деньках в компании Эрза за чашечкой чая и обсуждениях «о том, о сем и, конечно же, об аневризмах», как за её спиной послышался кашель. Хриплый. Безусловно, демонстративный.И до жути — жуткой жути — знакомый.
— Решила собрать манатки и уйти к Эрзе? Поворот. Фантомный удар по легких. Люси подавилась собственной слюной, заметив как тот самый черт, который буквально минуты две назад фигурировал в её воображении с кочергой в одной руке и молящей о спасении Лисанны в другой, навис на Хартфилии, словно смерть с косой. При том буквально, потому что пусть Нацу этого и не показывал, но у него на лбу было написано, что он мог бы сделать с Люси прямо сейчас, если бы не столпившиеся пациенты около поста медсестры буквально в пяти метрах. Объективно говоря, Люси моментально стала меньше ростом, а былая уверенность и оставленная Лисанной вера в лучшее — иссякли. — И-и… долго Вы тут стоите, Доктор Драгнил? — С момента, когда по мнению моей дражайшей жены я пренебрегаю твоим потенциалом. Между ними буквально сантиметров пятьдесят. Нацу, гневно выдерживая паузу, готов был взорваться в любую секунду, но держался достойно. По крайней мере, достойно в рамках закона и уголовной ответственности. Люси же отвела взгляд, мысленно взмолив к Господу, чтобы внезапно появились Джувия или Юкино с каким-то срочным вопросом жизни и смерти. Но по истечению секунд тридцати моральной давки никто не пришел. Атмосфера, повисшая грозовыми тучами, лишь спровоцировала головную боль и прорезавшийся рык Драгнила, сулящий ровным счетом ничего хорошего. — Вот смотрю на тебя, Хартфилия и думаю: на кой черт ты вообще свалилась на мою голову? И без тебя проблем в отделении хватало, а теперь что? Думаешь, усядешься на коленки к Эрзе и резко знаний в голове прибавиться? — Я не... — Что «ты не»? Хартфилия, для того, чтобы стать нейрохирургом, нужно дружить с реальностью. А ты, я посмотрю, всё еще письма Санта Клаусу шлешь и единорогов в лесу высматриваешь. Люси, замерев, опешила от сказанного. Ранее опущенный взгляд в пол резко поднялся и с вызовом уперся в надменного Нацу Драгнила, решившего, что раз он крутой на бумаге, то имеет право говорить, что вздумается. Хартфилия, непроизвольно вздёрнув бровью, качнула головой. Она, неверующее разглядывая в кураторе хоть долю адекватности, каждый раз запиналась о граничащее с абсурдом самомнение и максимальное неуважение. — Что Вы сказали? — Что тебе пора повзрослеть, а не бегать от проблем туда-сюда. Нацу, нависнув сверху, словно подступившаяся слишком близко девятая волна, готов был выплюнуть сказанное в лицо. И вроде бы в его словах был какой-то утаенный смысл, понятный только ему одному, но Люси… Люси видела лишь оскорбление. Удар ниже пояса, который она уже могла расценивать, как прямой намек свыше собрать свои вещи и даже не пытаться искать альтернативу в Эдмонтоне. Просто потому что Хартфилии жалко потратить еще сотню нервных клеток и хотя бы еще одну минуту своего времени на этого ублюдка. Она агрессивно сжала губы и собрала воздух в легкие, все еще пытаясь (где-то там, на недосягаемой сознанием уровне) отговорить себя от того, о чем в скором времени пожалеет. Но эмоции в ней вытанцовывали джага-джагу, бурлили и щекотали известное хартфильское спокойствие.Ненавистник конфликтов внутри Люси негодует.
Завышенное чувство справедливости требует же хлеба и зрелищ.
— Это мне пора повзрослеть?.. Её голос стал на октаву выше. — Да, представь себе. И то, что ты сейчас злишься — тому подтверждение. Ты — взбаламученная девочка с крутой фамилией, думающая, что в этой жизни все просто. Надо только захотеть, немного вызубрить и попонтоваться. — Да как Вы?!.. — У тебя на лбу написано, что ты сбегаешь от проблем, а не решаешь их. Так ведь было в Ванкувере, да? Та история, из-за которой тебя поперли сюда. Люси жадно глотнула воздух, чувствуя, как захлебывается от эмоций и возмущения. Она продолжала глотать и отмалчиваться, отмалчиваться и глотать, забывая о какой-то грани между «куратор, которому нельзя сказать что-то лишнее» и «ублюдок, который заслуживает получить по зазнавшемуся еблету». Та черта, которую она провела еще в самом начале знакомства, постепенно растворялась в каждом сказанном — выплюнутом в лицо — слове. И остатки этой самой черты Хартфилия вот-вот готова была переступить. — Хартфилия, очухайся, а? Медицина — это не то, с чем стоит шутить. А ты всё играешься: из Ванкувера в Эдмонтон, от меня к Эрзе. Что-то поменялось? Нет. Он говорил это надменно, с ухмылкой. — Так может проблема не в Ванкувере? Не во мне? Не в подделанной истории болезни и сраном менингите? А в тебе? Он добивал этим взглядом сверху-вниз, словно он тут единственный, кто знает всё на свете, и кто имеет право поучать. — Вопрос всё тот же: что-то поменялось? Нет. Что-то поменяется, если ты переведешься к Эрзе? Переедешь в Торонто? Переквалифицируешься? Он, загнав её к обрыву, вынуждал её делать шаги на встречу пропасти. — Нет, Люси. Ничего. Не поменяется. С каждым словом. С каждым взглядом. Гадко насмехаясь над только-только затянувшимися рубцами и вонзая нож в свежие раны. Люси, задержав дыхание, молчала. Смотрела ему в глаза — хищно, дико, с оскалом — пытаясь отыскать долю человечности в той трясине, в которую всё время вглядывалась. Люси сжимала кулаки и терпела, ведь знала — не имеет права сказать что-то вопреки. Не имеет права высказать наболевшее в ответ, ударить или же послать к черту. Но в чём-то Нацу всё был прав. Пора столкнуться с проблемой лицом к лицу и дать отпор. Хотя бы в последний день в этом чертовом Тенрю-Тейл. — Хотите услышать правду, Доктор Драгнил? Нацу вздернул бровью скорее удивленно, чем недоуменно. Люси, резко выхватив из его руки истории болезней, тут же швырнула их ему в лицо. Сильно, грубо и без сожалений. Вычитка Нацу ранее и без того привлекла нежелательных свидетелей, а теперь — после такого выкрутаса — зрителей стало вдвое больше. И, кажется, на частное представление сошлись даже те пациенты, которые стояли в очереди около процедурной. Папки с шорохом посыпались на пол, а бумаги какое-то время повисли в воздухе, разлетаясь кто куда. Нацу, зажмурился буквально на секунду — в момент удара, а после, злостно вдохнув через рот, поднял взгляд к Люси. Если до этого момента Хартфилия думала, что видела его злым, то прямо сейчас она поняла, насколько сильно ошибалась. Но даже этого грозного лица куратора (уже бывшего) было мало, чтобы остановить правду, слишком долго копящуюся внутри. — Ты — хреновый куратор, Нацу. Поэтому не удивляйся тому, что все тебя недолюбливают в отделении и даже за его пределами. Думаешь, интерны бегут от тебя, потому что они не справляются с ответственностью? О, нет, дорогой мой, они бегут в первую очередь от тебя. Потому что именно ты рушишь какие-либо мечты и желания остаться здесь, в этой прогнившей дыре под названием Эдмонтон, в качестве нейрохирургов. Люси плевалась ядом и срывалась, смотря на Нацу брезгливо, с ненавистью. Она не стеснялась подбирать выражения и не думала о каких-то рамках или переходе на личности. Она даже упустила момент, когда смело (даже для самой себя) назвала его по имени и на «ты». Люси просто знала, что этот день — последний в качестве интерна в стенах Тенрю-Тейл. Никаких Эрз, никаких вторых попыток. Всё, хватит. Хватит этих ложных надежды и воздушных замков. Хватит таких вот ублюдков, не видящих дальше своего носа и свято верящих в то, что лучше их самих в этом мире нет. Это точка. Жирная и, к счастью, последняя в истории Люси Хартфилии из Эдмонтона. Мимо проходящие зеваки и просто любители сцен с нетерпением ждали развязки, ну а Нацу… Нацу просто стоял и молчал, смотря на Люси так, словно она на глазах у всех скрутила шею любимому попугаю как минимум. — Если мне стоит повзрослеть, то тебе стоит открыть глаза, потому что мне кажется, что эта сраная корона на твоей голове немного жмет. И мой тебе совет: прежде чем кого-то учить жизни, для начала разберись с собственным дерьмом, окей? Она бросила это легко и просто, чувствуя, как камень с души медленно сполз. Нацу по-прежнему молча принимал все слова Люси и даже игнорировал комментарии тех самых нежеланных зрителей, пусть большинство осуждали его за подобное «заглатывание». Вероятно, они ждали продолжение холодной войны, но Драгнил, чувствуя бремя на своих плечах, решил, что будет умнее в данной ситуации просто промолчать. Что раз он старше и опытнее, то не будет вестись на этой максимализм и подкидывать дров в всполохнувший костер, особенно тогда, когда это нужно меньше всего. Люси, выплюнув гневное «окей» в конце своей тирады, развернулась и ушла прочь, оставив Драгнила среди кучи разлетевшихся бумажек. Оскорбленный, униженный и спокойно принявший все претензии Хартфилии, Нацу, всё так же молча провел девушку взглядом, чувствуя, как последние выжившие рычаги спокойствия и осознания ситуации все же сломались. Еще буквально секунда и он, честное слово, смачно выругается на столпившуюся публику недоумков.Впрочем, медицина научила Нацу многому.
В первую очередь — тактичности.
— Спектакль окончен. Есть вопросы или сами разойдетесь? Толпа постепенно рассосалась, оставив Драгнила (истерично вздрагивающего буквально от каждого косого-кривого взгляда в свою сторону) в гордом одиночестве, со сжатыми кулаками и минимум тысячью умерших нервных клеток. Бумаги всё еще равнодушно валялись под ногами, в углах и за вазонами с цветами среди всего этого сраного зеленого уголка. Но Нацу и не думал собирать их. Не думал, как будет выкручиваться сегодня вечером, когда Джерар захочет «прояснить некоторые моменты». Не думал, как не пристрелит Хартфилию при первой же встрече (скорее, стычке) в ближайшем коридоре, лифте или, упаси Господь, кабинете. Потому что единственное о чем думал Нацу, отпихивая обувью без пяти минут макулатуру — то, что Люси пусть и была в некоторых моментах права, оказалась настолько глупой, что восприняла каждое его слово в противоположном от истины русле. И он, записавшись в сраные благодетели и опекуны, раздающих подсрачники в качестве мотивации, остался с подбитой гордостью и напрочь уничтоженной честью. — Чтобы я еще раз!.. Обложка истории болезни с тем самым пациентом, неверный (поддельный) диагноз которого и спровоцировал всю эту кашу, отлетела к ножке кресла, стоящего напротив Нацу. Он по-прежнему пинал дражайшие бумажки, чтобы хоть как-то выплеснуть эмоции, откровенно говоря, плюя на целостность важных записей (и сложность их восстановления) в какой-то степени адекватность подобного занятия. — Чтобы я еще раз ввязался в подобную херню из-за желания кому-то подтереть зад! Твою мать!