14.07.2021
ЭДМОНТОН
С тех самых пор прошло две недели. И, честно сказать, эти четырнадцать дней пролетели, словно внеплановый больничный или отпуск. С приятным послевкусием и ощущением, что, да, кажется, счастье не оставляет памятных шрамов. Люси, зевнув, мимолетно осмотрела еще троих человек, стоящих впереди неё. Хартфилия и без того опаздывала на бессовестные десять минут, но у неё все же был аргумент — к слову, единственный действенный на Нацу Драгнила. Прямо сейчас она стояла в очереди за кремовым латте на миндальном молоке и брауни. И не потому что она такая из себя прогульщица, а потому что кое-кто просто не умеет спорить.И имя этого удачливого «кое-кого» начиналось на «Л» и заканчивалось «юси».
Каждые многострадальческие вдохи-выдохи отдавались головной болью, а Люси, мысленно радуясь, что очередь рассосалась довольно-таки быстро, кинула тридцать баксов без сдачи, схватила готовый заказ и побежала. Бежала недолго — квартал минимум — но нелегко, с учетом того, что картонная переноска спасала не от всех «ой», «блять» и «кто ставит мусорные бачки и столбики парковки прямо посреди тротуара?». И вот по истечению еще восьми минут и в целом восемнадцати за опоздание, Люси, едва как пытаясь восстановить дыхание после персонального марафона, завалилась в ординаторскую. Простонала в стенку, кое-как стягивая кофту; смачно выругалась на лифт, который внезапно перестал работать; припомнила проказливого дедулю из сто сороковой палаты, приставшего к ней с вопросом о сигаретах и капельницах. А после обернулась и еще раз простонала — на этот раз обречённо. — Ой, неужели опять кто-то опоздал? — Я стояла в очереди. — Утю-тю, а раньше выйти? — И Вам доброе утро, Доктор Драгнил. Нацу, ухмыляющийся победно-надменно, восседал на диване властно и с тонким шлейфом этакого «камон, я специально просидел здесь начало смены, чтобы встретить тебя и лишний раз подъебать». И Люси не удивилась бы, скажи он это вслух, потому Нацу был именно тем самым человеком из категории «Подъебнуть — это святое». Девушка удрученно стянула одной рукой халат с вешалки, а второй — все еще удерживая картонную переноску просто потому что для того, чтобы додуматься оставить её на столе, Люси не хватало бодрости — попыталась выдать средний палец в знак протеста, но (спойлер) не получилось. Между ними с недавних пор подобная атмосфера была в порядке нормы. Нацу мог щелкнуть её по носу за очередной тупняк в выписке (а там Люси тупила достаточно), а Хартфилия, в свою очередь, могла показать язык в ответ на любую язву в её сторону. Обоюдный посыл средним пальцем воспринимался, как какая-то традиция — отнюдь не обидная, скорее по-дружески прикольная. И, пусть никто вокруг не понимал и не разделял этой забавы, Нацу и Люси весело коротали рабочие деньки на одной волне. Больше не было взаимной неприязни и осточертевшего сосуществования в стенах Тенрю-Тейл. Больше не было закатанных к потолку глаз или цоканий языком (ну почти) в ответ на каждое слово и противную фразу. Больше не было «изверга» и «бездарности», потому что внезапно — как-то спонтанно, но не случайно — Нацу и Люси нашли общий язык. Возможно, это случилось в машине, когда зареванная Хартфилия глотала сопли и жевала Чизбургер, радуясь тому, что в Хэппи-милл положили красивую игрушку, а Нацу, искренне пытающийся в поддержку, действительно справлялся с отведенной ему ролью куратора, рассказывая истории о том, что у него тоже поначалу всё из рук валилось — и что теперь, бросать дело на пол пути? Возможно, это случилось чуточку позже, когда Люси после двадцатиминутного сна на жутко неудобном диване в ординаторской вместо обеденного перерыва, обнаружила свежезаваренный чай с запиской «Выпей, поможет взбодриться. — Тот самый изверг» и, недоумевая таким резким переменам в Драгниле, выпила целую кружку почти что залпом, предвкушая этот самый прилив бодрости. А возможно это произошло постепенно: от ситуации к ситуации, от слова к слову, от взгляда к нелепому касанию. Да и какая, собственно, разница? Пусть между ними и было что-то странное: бесформенное, безвкусное, но чересчур увлекательное — Люси это устраивало. Даже с перспективой в скором времени подписать контакт Нацу в телефоне, как «Ель мучачо», просто потому что у Драгнила есть корни из Испании, да и он сам неплохо так шарил за испанские сериалы. Между ними было что-то, что колебалось от «Молодец, можешь же, когда захочешь» до «Опять Хэппи-милл? Люси, если я нейрохирург, это не означает, что я миллионер» и эти «из крайности в крайность» вносили определенно яркую и запоминающуюся лепту в рабочие будни. Люси, оставив картонную переноску с двумя стаканчиками кофе и бумажным пакетом брауни на столе прямо перед Нацу, вчитывающимся в историю болезни новопоступившего, незаметно окликнула того по плечу. Буквально два дня назад между ними завязался спор (восьмой по счету) о том, что если кто-то опоздает на плюс-минус десять минут, то за его счет покупается кофе и вкусняшка. И, стыдно признаться, пока что лидировала Люси, успевшая выложить шестьдесят баксов за эти самые два дня. Нацу же, будучи до усрачки пунктуальным, не жаловался — лишь с ухмылкой стебал ворчащую девушку и наслаждался прекрасным латте с утра-пораньше. — На этот раз брауни? — Да-а, забрала последние. Так сказать, отвоевала у какой-то репортерши. Она еще так кричала мне вдогонку. Даже страшно стало, авось будет преследовать после этого. — Сумасшедшая, наверное. Нацу хохотнул, подхватывая стаканчик со стола и перелистывая историю. Люси, натянув халат и подкатив рукава до локтей, взглядом отыскала на рабочем столе кипу бумаг, оставленных вчера: истории, карточки, направления на анализы, которая она недописала еще со вчерашнего обеда и еще много-много чего. Хартфилия вздохнула и, уперевшись руками в бедра, мысленно пыталась просчитать, сколько у неё уйдет времени на то, чтобы перебрать всю эту макулатуру и заняться сегодняшней, которую, к слову, еще только предстояло забрать у Юкино, из процедурной и лаборатории. Драгнил, по всей видимости, прыснувший в кулак (а он всё слышал и видел, даже когда казалось, что нет), предпочел в этот раз промолчать, а не высказать любимое-привычное «паровозики делают «Чу-чу!» с намеком на то, что Люси — как оказалось — любительница отложить что-то, что можно сделать сегодня на завтра. Но Хартфилия не была бы Хартфилией, если бы не плюхнулась на диван напротив Нацу и, пафосно закинув ногу на ногу, прошептала — проказливо-шаловливо: — Доктор Драгнил, если будете смеяться, я буду мстить. — Да что ты. Он щурился подозрительно-насмешливо, отпивая кофе с выдержанной изысканностью в движениях, но Люси знала, на что давить. Знала, что её машина всё еще на СТО, а ночью добираться до дома было тем еще испытанием. Знала, что Нацу вполне себе реально уломать на одну или две поездки под плейлист Шона Мендоса и что он — тот еще любитель зарубиться на что-то. В какой-то степени, Люси и Нацу нашли друг друга, потому спорили они почти что каждый день, а припев «There’s nothing holdin’g me back» пели в один голос даже тогда, когда сбивались с ритма или фальшивили. И от этого парадокса на фоне фырканий в сторону друг друга в начале знакомства становилось даже как-то смешно. — Я очень хочу перепробовать все МакФлури, которые есть в меню Макдональдса, и поэтому, если до конца дня я разгребу всё вот это, Вы меня угостите. Идет? Люси ухмыльнулась, предвкушая победу, а Нацу, подавившись почти что незаметно, оставил кофе на краю стола, чтобы положить историю болезни в кучку к остальным — просмотренным. Хартфилия, бесстыдно протягивая руку для подтверждения спора, подмигивала всё также проказливо, будто бы была уверена в своем выигрыше заранее. И, честно признаться, Драгнил, спрятавшись за своей бумажной работенкой, пытался как можно убедительнее смотреться. Типа он не при делах. И типа ни разу не заинтересован в ставках. — Люси, разве я похож на папика? — Нацу ворчал наигранно. — Конечно, — кивнула Люси, наблюдая за тем, как его бровь плавно подскочила к верху. Секунда. Драгнил закатил глаза к потолку, рыкнул и отложил очередную историю туда — куда смог отправить её чуть ли не в свободный полет. Две. Нацу перевесился через низенький столик между ними и пожал руку в ответ, смотря на интерна с долей превосходства. Три. Оба приняли вызов с расчётом каждый на свою победу. — Хрен с тобой, идет. Если не успеваешь, заказываешь доставку китайской кухни за свой счет. — Два удона с телятиной? — И овощами терияки. — Заметано. Обмен любезностями прошел успешно: Люси кивнула и подорвалась с места, мысленно намечая план сегодняшнего дня и примерный ущерб кошельку в случае, если она в очередной раз обосрется. Нацу же, гаденько причитая, что китайцев он не любил, но вот их лапшу — грех сказать «нет», лишь готовился к тому, что вечерком (часиков в восемь, когда начинаются часы переработки) к нему в кабинет завалится Хартфилия с увесистым пакетом и предложением больше никогда в жизни не спорить. И в целом, с виду они действительно наладили отношения, которые раньше успешно и всё глубже катились в жопень буквально после каждой стычки в коридоре. Вот только даже сами Нацу и Люси не понимали, как так вышло, что из злейших врагов они как-то резко переквалифицировались в типичные «амигос», как в шутку говорил Драгнил, приспуская окошко в машине и прощаясь под подъездом Люси. «Да и хрен с ним», — сказала Люси буквально вечером того же дня, занося пакеты с доставкой и смиренно расставляя перед ржущим вне себя Нацу коробочки с лапшой. «Да и хрен с ним», — скажет Нацу чуть позже, оплачивая десять стаканчиков МакФлури (пять себе, пять — ухмыляющейся Люси на соседнем сидении) пейпассом, просто потому что «живем один раз» и «тебе в этот раз просто повезло». И вот она — кульминация! Их история — на этот раз совместная, с вопиющим содержимым — наконец, дала достойное начало.***
21.07.2021
ЭДМОНТОН
Однако не всё шло гладко, как хотелось. Ведь на фоне причудливой Люси — действительно яркой, трепетной и запоминающейся личности — Нацу ни на секунду не забывал, что после всех этих споров, поездок или вечеров на полу в компании палочек, теплых коробок и выпавшей из рта лапши, ему приходиться возвращаться домой. Если квартиру, в которой его ждала Лисанна, разочарование и бессонные ночи, проведенные в размышлениях «а точно ли он правильно делает, что избегает конфликта?», можно назвать домом. В компании Хартфилии щемящая боль внутри игнорировалась — она просто растворялась во всех шутках, демонстративных угрозах отыграться и попытках играть в города, когда уровень скуки в ночные смены достигал пика. Люси помогала забыться своим смехом, очередной историей, как она сломала сковородку, пытаясь перевернуть блин или жалобами на пациентов, которые действительно заслуживали поджопник или два (чисто в профилактических целях). Поэтому Нацу от… Наверное безнадеги, да? Как-то решился пойти на встречу её безграничному оптимизму и широкой, теплой улыбке. По наитию, абсолютно спонтанно. И, наверное, вряд ли пожалеет, потому что минимум двенадцать часов душу не мучало это тошнотворное чувство, будто бы его предали. Насрали в душу, а после — любезно подложили спаржи на тарелку. Впрочем… — Держи добавку, милый. Я много наготовила.Так оно и было.
Буквально.
Лисанна, аккуратно оставив спаржу в его тарелке, пестрящей зеленью и помидорами, оставила мимолетный поцелуй на его макушке. Нацу, выдавив тихое «спасибо» лениво ковырял салат вилкой, мысленно жалея, что несколько дней назад слишком быстро слопал тот удон с телятиной, потому что сейчас он бы не отказался от добавки. Лишь бы не видеть эти осточертевшие салатики от завтрака к ужину, редко меняющиеся на запечённую тыкву или какой-никакой омлет. Нет, Лисанну он любил, поэтому и был солидарен в этой псевдо-диете. И любил до такой степени сильно, что даже и думать не думал сказать ей в лицо, что мясо он любил все-таки на одну десятую больше. Вилка неприятно скрипела по тарелке, раз через раз промазывая по спарже и брокколи. Во всём этом был какой-то сюр, который Нацу с трудом не понимал. Или пока не хотел понимать. Нутро подсказывало, что их «любовь» сама себя переросла, попросту перегорела, и теперь, единственное, что было между ними — привычка и уважение, не более. Но сердце — та самая сторона, отчаянно воюющая за остатки той самой любви — настаивало на том, что всё круто. Надо просто… Смириться? Подождать? Простить? Что-то из этого. — Видела, вы с Люси хорошо поладили. Правда, мне иногда кажется, что ты немного… Не знаю, выходишь за рамки. — В смысле? — Ты не подумай, просто… Ну знаешь, ваши отношения мало походят на сугубо профессиональные. Я знаю, что ты любишь пошутить и подурачиться, но с Люси это немного, скажем, перебор. Вилка Нацу, замерев в воздухе на долю миллисекунды, с цокотом скользнула по тарелке, промахиваясь по вареной моркови. Лисанна продолжала причитать с абсолютно равнодушным лицом, даже не осознавая весь масштаб дурости, которую только что ляпнула. Это что намек на то, что Нацу перегибает палку с дружбой? Или Лисанна забыла, что он как бы женат, а Хартфилия по слухам скоро съедется со своим бойфрендом? Между ним и Люси нет ничего кроме приятного времяпровождения, работы и сугубо деловых отношений в ролях «куратор» и «интерн». Ничего противозаконного или антиморального, потому что Нацу прекрасно осознавал кто он, а кто Люси. И он, как никто другой, контролировал то, что между ними было: хоть в стенах Тенрю-Тейл, хоть в салоне его машины. — Лисанна, прямо сейчас ты городишь откровенную чушь. — А ты пытаешься отрицать очевидное. Нацу, я ведь говорила, что с ней нужно быть мягче. Говорила? Говорила. И оказалась права. А сейчас ты позволяешь ей вылазить себе на шею и о последствиях даже не задумываешься. Впрочем, как всегда. Лисанна потянулась к салатнице и, приметив пару помидорок черри вперемешку с рукколой, уверенно подхватила ложку. Нацу, казалось, не моргал и не дышал, чувствуя, как внутри возгорается пламя недовольства: и неудачным диалогом, и извечной позицией Лисанны, мол, «я права, ты же знаешь», и одной лишь мыслью, что Люси способна на «вылезти на шею и воспользоваться этим». Да, иногда бывают моменты, когда локальные шутки мало походят на те, что должны быть между куратором и интерном, но… Разве дружба — это плохо? Тем более, что Люси ни разу не дала какой-то намек или что-то в этом духе. Они просто пытались разбавить серые будни в Тенрю-Тейл всеми этими спорами, приколами про китайскую кухню или Макдональдс. На фоне сериальных интриг и сюжетных поворотов всё это смотрелось безобидно, а Лисанна преподносила происходящее, словно Нацу как минимум трижды свозил Люси в отель и там занялся с ней сексом. Они с Люси ведь взрослые люди, которые умеют разграничивать отношения и работу — по крайней мере, этот тезис касался Хартфилии. А вот Лисанна, похоже, забыла, что Нацу не маленький — на лекциях в юношестве отсидел достаточно. — Ты пыталась перекинуть её в интерны Эрзы, а не просила меня быть с ней мягче. И что значит, что я не задумываюсь о последствиях? — Господи, поэтому я и не хотела с тобой об этом говорить. Что не скажу, так ты сразу в штыки. — В штыки? — Вот видишь. Даже сейчас ты реагируешь агрессивно, а не пытаешься прислушаться к моим словам. Я, между прочим, помочь хочу и уберечь от проблем. — Агрессивно? Лис, ты адекватная? Нацу бросил вилку на тарелку и та, отскочив, упала где-то между салатницей и стаканом с соком. Что-то больно не складывалось: ни попытка закрыть глаза на найденные противозачаточные, ни попытка спокойно реагировать на буквально только вкинутое «ты агрессивный». Драгнил, честно сказать, попросту запутался, потому что не понимал, что конкретно раздражало его больше: Лисанна и её очередное «я лучше знаю» или все вокруг. Начиная от сраной спаржи, застрявшей в горле, заканчивая новым освежителем воздуха, оставленным в гостиной. — Нацу, давай без оскорблений. Не порти ужин. Слов не хватало, поэтому мужчина, нарочито-демонстративно улыбнувшись, молча встал из-за стола, бросив полотенце на стул и оставив ужин почти что нетронутым. Нацу, крепко сжав кулаки, решил, что сейчас нет настроения: ни отгавкиваться, ни толкать аргументы против, ни корчить всего из себя влюбленного, когда от этой любви осталось только пафосное название. — Ты куда? — Ухожу, чтобы не портить тебе ужин. — Но мы не договорили! Лисанна вскочила вслед, улавливая звуки шуршащей курточки в коридоре. Она, раз запнувшись в своих любимых тапочках с заячьими ушками, остановилась перед Нацу, спешно натягивающим кроссовки. Лисанна встала в позу: типичную для неё недовольную, говорящую саму за себя. Она хмурилась и жевала губы, готовясь высказать всё, что думает, но Нацу так-то было наплевать.Уже наплевать.
По факту за прошедшие две недели он приходил домой — сюда, в квартиру — из-за привычки. С трудом засыпал, просыпался от того, что его слишком сильно обнимали со спины, почти ничего не ел, перебиваясь завтраком и ужином в перерывах между работой и каждый раз спрашивал себя:Эй, чувак, а что происходит?
Здравый смысл терялся на фоне этой самой привычки, ведь, по правде говоря, Нацу попросту не знал, что делать дальше. Иногда ему казалось, что историю с противозачаточными он шибко преувеличивает, а иногда — довесок ко всему тому, что творилось между ним и Лисанной и без этого обмана со сраными витаминами — казалось, что это именно тот самый триггер, после которого терпелка заканчивается. И брак попросту разваливается. И разваливается не от того, что противозачаточные это почти что типичная фишка каждой третьей канадской семьи, а от того, что из пяти лет супружеской жизни три года были потрачены на визиты к врачам с неизменным вопросом «раз по анализам все в порядке, то почему детей нет?». От того, что Лисанна, ранее приговаривающая, мол, «милый, раз нам пока вдвоем хорошо, то пусть так и будет, детки еще впереди, сейчас просто не время», как оказалось говорила это из-за того, что «детки» в её планы, видимо, не входили. Но Драгнил старался — всё это время старался терпеть, заглатывать, молчать и пытаться жить в том же темпе и русле, что и прежде, но с каждой сказанной Лисанной фразой, с каждым её откровенным проебом и тем, что она делает на постоянной основе, уйти хотелось надолго. Просто уйти, хлопнуть дверью и сказать такое необходимое «адьес, амиго». Потому что с каждым днем — с каждой проведенной в стенах этой квартиры минутой, с каждой потраченной на болтовню Лисы секундой — Нацу не хотел ни видеть, ни слышать ничего, что раньше считалось для него семейной идиллией. Потому что идиллии не было, равно как и мнимого чувства, будто все в порядке. Может в словах Лисанны и было что-то имеющее общее с реальностью, и Нацу действительно слишком расщедрился с Люси, но… Что ему оставалось делать? Чахнуть над собственным треснувшим корытом или хотя бы попытаться сделать вид, что всё нормально? Люси была отдушиной на то время, пока Драгнил искренне старался держаться на плаву. С какой-то стороны это было неправильно и даже не справедливо, но… Но хотя бы так — коротая время в компании Хартфилии, чьи рассказы глушили чувство разбитости — Нацу мог продолжать склеивать то, что ремонту не подлежало. Его веру в то, что пятилетний брак в будущем встретит еще не одну годовщину. — Нам не о чем разговаривать, Лис. — Как раз есть о чем, дорогой мой. Ты в очередной раз собираешься напортачить, но, уж извини, в этот раз я не буду разгребать твои проблемы. Нацу, зашнуровав кроссовки, искренне пытался найти во всем сказанном семя здравого смысла. К чему Лисанна упомянула Люси, к чему приебывается сейчас и отчего от её голоса на повышенных тонах стало внезапно мерзко? Если еще минуту назад Драгнил сомневался в правильности решения собраться и уйти — просто тупо подышать свежим воздухом и выплеснуть накопившиеся эмоции, то сейчас эти сомнения отпали. Он поднялся, дернул с декоративного гвоздика-держалки ключи от машины, силой запихнул в карман техпаспорт с правами и, провернув замок, вот-вот собирался выйти. Но Лисанна, грубо отдёрнувшая его за рукава куртки, крикнула громче. — Почему только мне важны твои карьера и репутация? Почему только я пекусь о нашем браке? Почему ты ничего не делаешь для того, чтобы в нашей семье все было хорошо? Ты никогда ко мне не прислушиваешься и всегда делаешь всё, чтобы угробить результаты моих усилий! Мне надоело подтирать твою задницу и говорить об очевидном, Нацу! Мужчина, рыкнув, резко обернулся. Хватило секунды, чтобы сорваться. Хватило одного лишь лица Лисанны в тот момент, чтобы возненавидеть абсолютно всё, что было в этих стенах. — Нихерово ты так загнула, Лис, ва-а-ау. Я даже почти прослезился. Раз ты такая святоша недооценённая, может объяснишь схерали у тебя в сумке крутые «витаминчики» валяются, а? Лисанна не дрогнула, даже не удивилась — всё продолжала отыгрывать безупречно и убедительно, словно единственный, кто выставил себя дураком здесь — Нацу. Супруга недовольно сложила руки под грудью и фыркнула в ответ, по всей видимости, пытаясь спрыгнуть с темы. Ну а следующая её фраза только послужила доказательством того, что Нацу не показалось. Лисанна, будучи Божьим одуванчиком, меньше всех имела право называться таковой. — С каких пор ты копаешься в моих вещах? — А ты от вопроса не увиливай. — Я не понимаю, о каких витаминах идет речь. — О тех, которые пьют, чтобы не залететь случайно. Противозачаточные называются, знаешь такие? Нацу язвил неосознанно — скорее, из-за того, что ему просто осточертело держать язык за зубами в моменты, когда контроль на собой давал заметную трещину. Но, пусть Драгнил и понимал, что высказался грубее, чем хотелось, извиняться он не планировал. Лисанна заслужила. Лисанна довела до точки кипения и, раз напросилась, то пусть выгребает. Потому что, при всём уважении к ней, Лисанна не была святой. Лисанна давила, душила и пилила своими доводами, навязывая Нацу то, что единственный, в чьих словах может быть зерно истины — только она и только. Драгнилу же извечно перепадает роль второстепенного героя, в чьих словах может быть лишь смирение, а в поступках — откровенное дерьмо, которое обычно поносится. Но, вот она — правда, от которой сразу же полегчало. Вот она — сорванная облицовка Лисанны Штраус, демонстрируя какая идеальная жена вовсе не идеальная. Нацу готов был уйти прямо сейчас — с чувством выполненного долга на пару со скулящей совестью от того, что он стал тем, кто добил фундамент брака. Нацу готов был забрать свои вещи и переехать в квартиру в шести километрах от этой, которую последние пять лет сдавал в аренду за недорого. Нацу готов был попрощаться с Лисанной прямо сейчас, потому что последняя надежда на её сожаление рухнула, ведь Лис даже не удивилась. Только прошептала: — Будто бы ты можешь стать хорошим отцом. И прижала губы, явно утаив пару колких словечек в адрес Драгнила. По ней было видно, что сказанное — капля в море. Но Лисанна сдержалась, пресекла малейшую попытку продолжить поносить Нацу и его потенциал отцовства, потому что, по всей видимости, только сейчас осознала, что натворила. Что её невинное откровение сделало с Драгнилом в тот момент. Как его лицо побледнело, а глаза неверующее забегали от плинтуса к женщине, с которой он вдумчиво и со смыслом пытался строить семью целых пять лет. Рухнуло. Всё — без остатка. И вера в любовь между ними. И брак. И образ Лисанны, который до этого момента ограничивался лишь парой недостатков. Никак не этим. Никак не плевком в лицо тому, кому больше всех было нужно что-то, на что плевать хотели. Нацу, неосознанно покачав головой — будто бы пытаясь прийти в чувство — просто сплюнул и ушел. Он не знал, что сказать в ответ и стоило ли говорить вообще. Эмоции переполняли, рвались наружу и вынуждали глотать холодный воздух, чтобы не заплакать. Драгнил захлопнул за собой двери и, почти что слетев в лестницы, бросился к машине. Всё происходило в тумане — заведенный двигатель, сигналы автомобилей со встречки, продолжительные гудки в попытке дозвониться до Гажила, чтобы выговориться хоть кому-то. Нацу не понимал куда он ехал, на что надеялся и почему гнал под сотку, потому что единственное, что стояло перед его глазами — Лисанна. Холодная и уверенная в сказанном. Отрешенная и хмурая. Причитающая то, что будет больно услышать любому.Чужая.
Не та, в которую он без памяти влюбился больше, чем пять лет назад. Не та, ради которой встал на колени и впервые сказал искренне «я люблю тебя». Не та, которая в его мечтах держала крохотного малыша, мило чмокающего и тянущего ручки к лицу папы. Не та — нынче другая, омерзительно-равнодушная женщина. Похоже, из них двоих, именно Нацу не хотел смотреть правде в глаза. И именно он больше всех пытался сберечь то, что никто кроме него даже не пытался спасти.***
23.07.2021
ЭДМОНТОН
Два дня выпали из реальности — буквально. Люси впервые столкнулась с ситуацией, когда она не знала, что делать, как реагировать и стоит ли вообще обращать на происходящее внимание. Нацу ходил сам не свой: все время поникший, белее стены в реанимации, невнимательный и немного заторможенный, потому что на вопрос о том, стоит ли делать больному с аневризмой повторное МРТ, Драгнил ответит только спустя добрых минуты три. Хартфилия беспокоилась. Действительно, без шуток. Ходила за ним по пятам, помогала, чем могла, пусть и не слышала в ответ благодарности — на это не обижалась, всё прекрасно понимала. Пыталась что-то спрашивать или заходить из-за угла, но всё бестолку. Складывалось впечатление, что Нацу впал в глубокую депрессию, из которой сам буквально пару недель назад вытаскивал Люси. Правда, немного своеобразно, учитывая, что перед тем, как вставить ей мозги обратно, вызвал истерику. В любом случае, в отделении знать не знали, что произошло, а Лисанна ни разу не зашла в кабинет спросить, как у собственного мужа дела. Дважды два сложилось очень быстро — семейная ссора — но Люси не пыталась искать подтверждений, пусть и была уверена, что Джувия наверняка в курсе всех событий семьи Драгнил. Ей было важнее, чтобы Нацу очухался как можно скорее, потому что на днях планировалась серьезная операция, где втыкать в точку в воздухе никак нельзя. Эрзы периодически не было на месте, а рисковать переносом не хотелось — как говорится, мало ли. Поэтому вечером второго дня Люси, проскользнув за Драгнилом в его кабинет, решительно настроилось выбить из него всё дерьмо. Правда, сразу сбавила обороты, заметив, что он как-то разбито всматривался в свой мобильник — будто бы ждал звонка или оповещения. Люси собрала всю свою волю и смелость в кулаки, сжала булки и уверенно, пусть и с долей тактичности, всё же спросила: — Доктор Драгнил, все в порядке? — А? Да, все хорошо. Ты принесла результаты электроэнцефалографии пациента, который записан на операцию на следующей неделе? Он скользнул ладонью по лицу, пытаясь растереть мешки усталости или хотя бы приободриться, чтобы внятнее выговаривать «электроэнцефалография». Люси, подхватив со стопки бумажек, которые держала до этого, нужные, оставила всё на столе и отошла на шаг назад, вглядываясь в куратора. Казалось, ему с каждой секундой становилось всё хуже и хуже. Хартфилия на полном серьезе верила, что он и нормального-то ничего не ел за последние два дня, а про сон даже спрашивать боялась. И, честно сказать, она видела в Нацу прямо сейчас брошенного щенка у дороги, который всё выглядывал хозяев у обочины. Именно таким был Драгнил в тот момент: развалившийся в кресле, пытающийся оклематься до того, как усталость возьмет вверх и запивающий очевидные — даже наглядные — проблемы пятой кружкой уже холодного кофе. Нацу цокнул, мысленно выругавшись, что кофе ледяной, но промолчал, отдавая предпочтение сосредоточенному изучению результатов, принесенных Люси. Хартфилия в свою очередь лишь выжидала момент, чтобы… Попросту спросить: нужна ли какая помощь. — Там еще окончательная биопсия… И… Я хотела уточнить, могу ли отправить Венди на контрольное ЭКГ перед выпиской? — Да, конечно. Спасибо за помощь, Люси. Хорошо постаралась. Нацу лениво подхватил бумаги и растеряно пытался найти среди них что-то, что бы мог внятно прочитать. Он моргал чаще обычного и щурился, вчитываясь в почерк Люси и девочек из лаборатории. И, честно сказать, в тот момент Люси сломалась окончательно. Что-то настолько сильно его подкосило, что девушка просто не могла позволить себе уйти. Безусловно личное это личное, и туда Хартфилия лезть не собирается, но и стоять сложа руки — тоже такая себе перспектива. Люси, прижав губы и все еще задумываясь: а правильно ли, сделала шаг вперед. — Доктор Драгнил, могу ли я чем-то помочь? — Если есть время, буду благодарен, если выпишешь направление на… — Нет, я о Вашем состоянии. — А что со мной? — он поднял голову и встретился с Люси взглядом: её взволнованный, его — уставший. — Со мной все хорошо. — Я так не думаю. Хартфилия покачала головой, и, пройдясь вперед, обошла большой дубовый стол, заваленный всем, чем только можно: от бумаг до валяющейся, где непопадя канцелярии. Обошла и жестом попросила Нацу встать. Драгнил, недоуменно поведя бровью, переглянулся то с серьезно настроенной Люси, то с биопсией, которую она вручила ему буквально пару минут назад. Он, засомневавшись, уж было хотел сказать, что бы она не планировала — это будет лишним, так как его состояние (и моральное, и физическое — и оба, парадоксально, уничтожены) исключительно его забота. Да и Люси сейчас явно будет лишней, ведь единственное, чего хотел Нацу — побыть наедине с собственными мыслями, которые, впрочем, не радовали. Скорее, усугубляли ситуацию. Драгнил, покачав головой, тихонько проскулил: — Люси, поверь… — Нет уж, вставайте. Ну же! Нацу, вдохнув, встал. Опустил плечи и заметно стушевался — попросту не было сил говорить что-то против. Ему было все равно, что задумала Люси и какова его роль в этой схеме, ведь единственное, что его интересовало прямо сейчас — попытка заставить себя прочитать эту макулатуру, а после прошвыруться по магазинам в поисках нормальной подушки, потому что спать на том старье, что было в квартире (той самой, которая ранее сдавалась), было просто невозможно. Он смотрел на Люси сверху вниз: из-за того, что был выше её на целую голову, и лишь тяжко вздыхал, наблюдая за тем, как и сама Хартфилия отчего-то медлила. Попросила встать, а сама — нервно жевала губы, растягивая время в непозволительных минутах, которые Нацу мог бы потратить на изучение всё той же макулатуры. Драгнил, опустив взгляд и зажмурившись, скользнул рукой ко лбу. Выдохнул через рот — демонстративно громко, но не специально. Взглянул снова на Люси и готов был отправить её хоть за анализами в нефрологию — самое дальнее отделение Тенрю-Тейл, лишь бы не маячила перед глазами. И не вынуждала чувствовать укол вины за временную потерянность в пространстве. — Люси, я серьезно… — Идите ко мне. Она, бесстыдно расставив руки в стороны, сказала это до ужаса громко, серьезно и смущающее одновременно. Хартфилия, покраснев от кончика носа до ушей — стояла перед ним буквально в сантиметрах тридцати и приглашала в объятия. Зачем? Без понятия. Вероятно, так пыталась утешить. Но чем объятия от собственного недотепы-интерна помогут Нацу, который переживал четвертую стадию принятия развода. Отрицание, гнев и торг прошли как-то быстро — буквально мимоходом — поэтому Нацу оставалось совсем чуть-чуть до полного выздоровления: депрессия и принятие. Правда, с депрессией было как-то трудновато договориться, потому что Драгнил на полном серьезе начинал понемногу верить в то, что…Депрессия доконает его быстрее, чем он из нее выйдет.
— Люси, это лишнее. Я, конечно, благодарен тебе за попытку помочь, но со мной все нормально. — Прямо сейчас Вы похожи на пещерного тролля, которого трижды искупали в кислоте, а после не хило так придавили булыжником. Перестаньте ломаться и просто обнимите меня. Она выглядела смешно — скорее, забавно. Люси — красная и фыркающая себе под нос — и сама стеснялась всего этого, но отчего-то продолжала настаивать на объятиях, будто бы те действительно могли помочь. Продолжала стоять с распростертыми руками, пучиться-пузыриться и обиженно бурчать в нос, будто бы уговаривали не Нацу, а её саму. Легкая улыбка едва ли не коснулась лица Драгнила, но он вовремя сдержался. Сейчас не до улыбок, не до объятий и всей прочей фигни, на которую попросту нельзя выделить время. По крайней мере, сейчас, когда на душе тошно и даже вид умилительной Люси не спасал положение. А она была милой, честно. Такой милой, что, будь сейчас мирное время (без бомбардировки мыслей и напоминаний совести о том, что из-за решения рассказать о противозачаточных Лисанна повелась на скандал), Нацу точно бы не отказался от обнимашек. В шуточно-приятельской форме, потому что Люси — друг. Интерн. Коллега, с которой можно поесть удон с телятиной на полу; которую можно подъебать насчет её «дэдди ишьюс»; и которой не стыдно рассказать, как Нацу в свое время напортачил с пропиской препаратов так, что в голову приходили мысли и вовсе имя в паспорте поменять, чтобы меньше на улице узнавали. Но не сейчас. Не сейчас, когда единственное, что нужно Нацу — пострадать и просто принять тот факт, что с недавних пор он просто разведенка (неофициально, правда, но все же). — Я не ломаюсь, я прошу тебя прекратить. — Всё-то самой нужно делать, Господи. Какой же Вы, Доктор Драгнил, оказывается неженка. И не успел Нацу среагировать, опротестовать обидное «неженка» или съязвить в ответ, как Люси резко схватила его в охапку и притянула к себе. Из-за разницы в росте, Драгнилу пришлось не хило так согнуться, отчего спина предательски хрустнула — вот они проблемы людей за тридцать. А из-за напора Люси и заторможенной реакции (черт бы побрал энергетики: ночью всё классно, а утром как валенок беспомощный) Нацу даже и не понял, как его нос уткнулся куда-то в пространство между её плечом и грудью. В целом, это было неожиданно: как и оказаться прижатым к девичьей груди, так и то, что это… Весьма приятно? Одежда Люси (а она сняла халат и щеголяла в блузке на шнуровке у груди) приятно пахла свежестью и отголоском духов — сладких, но не приторных. Её волосы — были мягкими, немного волнистыми из-за утреннего дождя, и щекочущими нос. Под щекой проступали очертания чашечки бюстгальтера, а в ушах отдавалось эхом её учащенное сердцебиение. Всё в тот момент было странным. И мимолетный интерес, какая Люси на ощупь. И колющее совесть любопытство узнать, что же будет, если обнять её в ответ — мягко-плавно провести ладонями вдоль позвоночника, растягивая блузку в пальцах и прощупывая линию хребта, ребер. Все это казалось каким-то абсолютно сомнительным вожделением, от которого — по-хорошему — стоило бы избавиться прямо сейчас. Но Нацу отчего-то уперся носом в её одежду и вдыхал-выдыхал этот ободряющий запах, пока не закружилась голова. Думал о том, что Люси наверняка просто чудесная девушка и её хахалю (как его называла Джувия) неимоверно с ней повезло. Гадал, стоит ли попросить её отпустить его или же попытаться вырваться из крепкой хватки самостоятельно. Пытался понять, отчего же она сделала нечто подобное и отчего он настолько спокоен прямо сейчас? В голове была лишь тихая гавань, легкий порыв бодрящего ветра и тишина: никаких тебе криков Лисанны в качестве флешбеков, никаких угрызений совести, никаких стратегий, как вернуть взорвавшийся на ровном месте брак в исходное положение. Было спокойно. На душе. В сердце. В голове. Нацу, осмелившись прикрыть глаза, был готов абсолютно к любому извороту судьбы. Даже к тому, что прямо сейчас в кабинет ворвется Лисанна с автоматом и угрозами подорвать Тенрю-Тейл по истечению десяти секунд.Но… Явно не ожидал….
— Я знаю, что что-то случилось, но я не буду лезть, расспрашивать. Нацу, ты помог мне, и я хочу отплатить тем же, так что… Если сейчас тебе станет хоть немного легче, я буду рада.Этого…
Мягкий — бархатный — голос коснулся уха. Люси шептала едва слышно, опаляя ухо прерывистым дыханием. Она говорила что-то важное, но в её голосе чувствовался трепет, волнение и жуткая — характерная только ей — неуверенность. Её руки — проворные, крохотные — скользнули к его шее и некрепко обняли, отчего по спине табуном пробежали мурашки. И эти ощущения всяко лучше энергетиков, пяти кружек кофе или, упаси Господь, внезапно ударившей идее постоять в планке, чтобы мыслить более менее здраво после почти что двадцати часов без сна. Хартфилия помогла — даже Нацу этого не ожидал. Хартфилия очень помогла — даже сама Люси этого не ожидала. Она, правда, помогла — больше, чем думала, потому что после всего этого — этой очаровательной близости — Драгнил понял, что еще может стоять на ногах. Может связать что-то дельное, а не бекать-мекать; может самостоятельно взять себя в руки и заняться делом; может, в конце концов, двигаться дальше, а не сидеть ровно на заднице и ждать, пока депрессия уйдет самостоятельно. Нацу засмеялся — тихо, утыкаясь носом в её одежду и теряясь между неопределенностью вкуса духов и ароматом самой Люси. Хартфилия задрожала — ей было щекотно и непривычно, но до жуткого смущения и подкашивавшихся коленок приятно. — Ты совсем не печешься о личных границах, Люси. — Обнимайте сколько влезет, мы все равно тут одни. И Нацу обнял в ответ. Не раздумывая над несчастными «стоит» или «нет». Не колеблясь между «правильно» или «неправильно». Взял и обнял, делая ставку на то, что оставшийся вечер будет жалеть, но с трепетом воспоминать этот момент. Обнял крепко. Спонтанно, но бережно. Аккуратно, но робко. Его ладони — большие и теплые — скользнули вверх по спине и остановились на уровне лопаток. В голове эхом отбивалось учащенное сердцебиение Люси, настойчиво напоминающее Драгнилу о том, что было во всем происходящем нечто странное. Доселе ему несвойственное, чуждое. Странное, но отнюдь не неправильное. И, простояв так с минуту-три, Нацу, честно сказать, боялся отходить. Хотел остаться так — согнутым в три погибели — но млеющим от касаний девичьих пальцев, ощущения вздымающейся груди и ищущий тепло её дыхания. Люси не впервые послужила тихой гаванью, но впервые стала нечто большим, чем просто «разовая попытка отвлечься». Откровенно говоря, Драгнил даже был не против того, чтобы повысить её где-то в закоулках своей странной логики, но вовремя остановился, додумывая нечто еще более странное, чем развернувшаяся картина посреди кабинета. А что, если уверенность в том, что он контролирует рамки между ними — самообман? И в момент, когда Нацу вот-вот все же убедил себя оторваться, вынудить себя отойти на четыре шага назад и вернуться к официальному тону, как дверь со скрипом открылась. В щели показалась довольная мордашка того, кого в последнюю очередь сюда приглашали. — Нацу, я тут принесла то, о чем ты…Джувия.
Собственной персоной.
Финита ля комедия, в общем-то.
— А… Ой. Кардиолог зашла и моментально вышла, наглухо закрыв за собой дверь. Люси, приобнимающая Нацу за шею и спину, вздрогнула и от испуга подняла к верху руки. Нацу же, спрятавший лицо в чужом плече, волосах и воротнике блузки, искренне хотел провалиться под землю, ведь… Это же Джувия. Не Юкино, которая трижды стучится. Не Леви, которая вообще боится в одиночку порог его кабинета переступать. И даже не недалекий пациент. Это сраная Джувия, которая мало того, что неправильно их поняла, так еще и наверняка и точно собирается остальным растрепать абсолютно неправильно абсолютно неправильную картинку того, как Нацу, будучи женатым мужчиной, и Люси, имеющая планы на долгие отношения с парнем, зажимались прямо около стола. А подтекст уж может быть разным. Секунда — дверь снова открылась, на этот раз тихонько. Джувия, протолкнув по полу какие-то бумажки, махнула рукой, но не заглядывала — делала все вслепую. А после, как бумаги доехали до ножки кресла, стоящего буквально в метре от порога, отвесила большой палец и радостно приободрила обоих шепотом. Будто бы это могло как-то скрасить и без того испорченную атмосферу. — Вы там, это, занимайтесь, чем занимались. Я позже зайду. И снова хлопок дверью — более аккуратный. За стенкой было слышно стук каблуков и громкое шушуканье, которое, впрочем, было прогнозируемым. Люси, задержавшая дыхания и едва как стоящая на ногах, дрожала — понимала, во что вляпалась, когда не подумала о том, что для перестраховки стоит закрыть двери. Нацу, поднявшийся, но не опустивший руки с её спины-талии, недоверчиво хмыкнул, завидев в щели между полом и дверью, стоящую тень. Локсар подслушивала — хотя? Неужто этому нужно удивляться? Первым сдался Драгнил, улыбнувшийся как-то печально, скорее обреченно. — Кажется, нас неправильно поняли. Люси медленно вертела головой от двери к Нацу и обратно, пытаясь понять: ей уже начинать паниковать или пока повременить с истерикой и попыткой нагнать Джувию с наспех выдуманными объяснениями? Хартфилия, бережно коснувшись мужских плеч, сделала шаг назад, чтобы не стоять возле Нацу слишком близко. Девушка и без того готова была потерять равновесие, но еще больше её коленки дрожали от осознания того, что руки Драгнила всё еще касаются её самой. И это уж точно не было чем-то правильным или необходимым. — Думаю, мне стоить догнать её и попытаться всё объяснить. Но Нацу в ответ на попытку Хартфилии быстро исправить ситуацию лишь ухмыльнулся — по-прежнему обреченно, с ноткой подкрадывающейся катастрофы. — Люси, мы говорим о Джувии. Большего и не нужно. Люси панически хватала воздух ртом, медленно, но верно, осознавая, во что они вляпалась. И как долго ей придется краснеть за свою, как она сама думала, абсолютно безобидную выходку. Ну подумаешь обняла своего куратора, чтобы утешить? Ну подумаешь постояли так немножко, пока не успокоились? Ага, сейчас. Попробуй это объяснить Джувии Локсар — даме с легкой ебанцой и повернотостью на всяких слухах. — Мы в заднице? — В беспросветной, Люси. В беспросветной.***
Сначала было просто недоумение — почему? Потом были крики и слезы — за что? Сейчас попытка принять, успокоиться и найти выход — зачем? Казалось бы, парочку стадий принятия горя Лисанна прошла более, чем успешно, учитывая, что ей помогли те самые дыхательные упражнения из её годовой подписки на курсы психолога, плюс медитации. Но в то же время казалось, что даже её стальная уверенность в том, что врученное утром Нацу заявление о разводе — всего лишь временная трудность, попытка муженька обратить на великого себя внимание — не в силах вывезти всё это дерьмо, которое творилось в голове и в стенах кабинета. Первое, что сделала Лисанна — попыталась успокоиться, привести мысли в порядке и среагировать на эту проклятую бумажку более менее адекватно. Но отчего-то всё закончилось на полу, под окном на пару с разбитой в щепки вазой, разлитой по линолеуму водой и растоптанным букетом пионов. Цветы жалко, если честно. Да и саму себя тоже жалко, потому что зашедший среди дня Нацу держал лицо грозным и непоколебимым. И в момент, когда в руках оказалась эта писанина с любезно поставленной муженьком подписью, Лисанна осознала, что потратила пять лет своей жизни не на путешествия и прекрасные виды Вены или Парижа, а на вот это. Крикнутое в сердцах «Да пошел ты!» и размазанную в углу листа собственную подпись, которую женщина оставила на зло, а не от того, что развод действительно входил в её планы. Нацу она любила. Любила так сильно, что просто не могла взять и пустить ситуацию на самотёк, а лишь пыталась немного помочь добрым советом и парочкой подмеченных моментиков из курсов по психологии. Любила и не могла отпустить. Любила, но отпустила, позволив этой чертовой бумажке ускользнуть из рук. Впрочем, это Лисанна осознала только сейчас — что напортачила, подписалась за зря — сидя под окном на полу и уткнувшись лицом в собственные коленки. Она плакала, билась в истерике и размазывала по лицу макияж. Она бросалась из крайности в крайность, сметая с подоконника все бумаги, истории, вазы и книги на пол, не думая о том, как этот беспорядок будет убираться. Она в сотый раз брала в руки телефон, набирала номер Драгнила и в сотый раз сбрасывала, зная, что благоверный не возьмет и не напишет. Жалела ли она о том, что скрыла тот факт, что пила противозачаточные всё это время, пока Нацу мечтал о полноценной семье? Нет, конечно. Жалела ли она, о том, что назвала Нацу плохим отцом? Да, потому что она могла подать этот факт в разы лучше, а не в той грубой форме, в которой вышло. Однако, как бы сожаления не разъедали голову изнутри, Лисанна продолжала сидеть на холодном полу и хныкать в колени, потому что выхода из этого затруднительного положения она не видела. Да и не хотела пока искать, ведь знала Нацу лучше всех. Те слова его задели, даже очень и на то, чтобы он «остыл» должно уйти как минимум неделя-две. Только после того, как он перебесится можно будет решать вопрос на нейтральной территории с попыткой выйти на компромисс. Не сейчас. Как бы нутро не подсказывало, что со дня на день придет письмо счастья об аннулировании брака, пока еще рано строить сожжённые мосты. — Чёрт… Чёрт бы побрал всё это… Плакать в рукава халата приходилось впервые. Рыдать и биться в истерике на полу в, кажется, часов девять вечера тоже. Впрочем, надеяться на что-то другое было бы странно, учитывая то, что идеальная жизнь Лисанны Штраус-Драгнил начала рушится. При том, внезапно, будто бы гром среди ясного неба. И принимать эту жестокую правду не хотелось, пусть все психологи и говорят, что в конфликте виноватых не бывает. А думать о грядущем будущем — наверняка с поджидающими из-за угла трудностями — тем более. Лисанна всхлипнула в такт открывшейся двери. В кабинет зашел — почти залетел — Стинг, с ходу рассказывающий о чём-то важном из лаборатории. Кажется, речь шла о каких-то спорных результатах, на которые Лисанна сейчас плевать хотела, пусть и понимала, что судя по реакции — вопрос довольно-таки проблематичный. — Доктор Драгнил? Боже, что произошло?! Эвклиф подбежал почти что сразу, отбрасывая на стол те самые результаты. Всё произошло в течении минуты: вот бумажки с шумом разлетелись по столу, а вот Стинг сидит на коленях перед собственной кураторшой и нервно оглядывает обстановку вокруг. Лисанна могла бы отшутиться и сделать вид, что «так задумано» и всё в порядке, но сил на актерскую игру не было. Была лишь усталость и отчаяние, которые нельзя скрыть за кривой-косой улыбкой. Лисанна с трудом подняла голову и шмыгнула носом, позабыв о размытых по щекам дорожкам туши и помятом лице. — Стинг? Ты почему еще здесь? Твоя смена закончилась еще в семь часов вечера… Парень, нервно прикусив губы, терялся взглядом в стоящем вокруг бардаке, будто бы пытался найти оправдание. — Я просто… Забыл здесь… В общем, не важно. Что произошло? Почему Вы на полу? Его голос смешался с её хрипом — в стенах кабинета стояла непонятная какофония из звуков и едва уловимого свиста. Лисанна выглядывала в взволнованном лице Стинга что-то, что её то ли насторожило, то ли заинтересовало. Эвклиф же легонько (и слишком смело, как для интерна) отряхнул куратора за плечи, будто бы пытаясь помочь взбодриться. Лисанна усмехнулась, припоминая вопрос о её состоянии. Усмехнулась горько, мысленно сплевывая напавшую тоску и ноющую обиду. — Думаю, тебе знать об этом не нужно, Стинг. Это мои личные проблемы, так что… — То, что я Ваш интерн не означает, что я не могу выслушать о Ваших личных проблемах или попытаться помочь их решить, Доктор Драгнил. Занавески качнулись от стоящего в кабинете сквозняка. Лисанна, сжав пальцы и губы, ошарашенно переглядывалась с до чертиков уверенным Стингом, говорящим какие-то странно-очевидные вещи. Его руки как-то неожиданно-внезапно оказались на её предплечьях, а сам он — буквально в нескольких сантиметрах от её лица. Решительный и, как Лисанне показалось, мужественный в тот самый момент, когда она позволила себе хныкнуть громче положенного и наклонится чуточку ближе, выискивая в крепких руках утешения. Стинг отчего-то резко из интернов переквалифицировался в поддержку и, казалось, сам он не против сослужить этакой жилеткой. Лисанна, уткнувшись в его плечо и вдохнув запах стерильности и медикаментов, коим был пропитан белый халат, засмеялась. — Прозвучало весьма помпезно… Спасибо, Стинг… — Лисанна, если я могу как-то помочь, просто скажи. Всё, что угодно. Холод ночи, впущенный через окно, коснулся спины и спавших на плечи волос. Лисанна, вслушиваясь в дрожащий голос собственного интерна, которого умудрилась подпустить к себе ближе положенного, на секунду задержалась на сказанном «всё, что угодно». Будто бы в этих словах был какой-то сокровенный смысл. В голове что-то щелкнуло. На фоне общей драмы, флешбеков визита Нацу, скандала и его уходящей фигуры с подписанным заявлением, где-то был ответ. Где-то в недрах памяти была подсказка, как вернуть всё на круги своя, вот только собственное сознание будто бы отводило Лисанну от этой эврики. Лисанна не моргала около минуты и не дышала около полторы — выглядывала в стенке напротив что-то кроме черного пятнышка на обоях и отблесках ночи. Пока…Не пришло озарение.
Драгнил отпрянула от крепкого плеча и, ведомая безумной идеей, выровнялась. Застряла невидящим взглядом где-то в осколках вазы, валяющихся на полу в хаосе и воде. Плевала на сбившуюся прическу, размазанный макияж и пробравшую до костей идею — безумную, гадкую, почти что мерзкую — но все же гениальную. С губ сорвался вдох вперемешку с хрипом — прерывистый и волнительный. Глаза — голубые, сияющие в свете ночи ярче звезд — ошарашенно-одержимо поднялись к лицу Стинга и настигли его… Читающимся в голубом омуте безумием. — Всё, что угодно? Стинг сглотнул, почти что готовый дать заднюю, но тут же отдернул себя от этой идеи, стоило Лисанне смело перехватить его за руку. Крепко сжать. Встретиться взглядами и ощутить на своем лице её ровное дыхание. Прочитать по губам то, что, казалось, было каким-то секретом. Только между ними двумя. — Ты, правда, сделаешь для меня всё-всё? Секунда растянулась в восстановившемся дыхании. Стинг трепетал изнутри, уверенно сжимая женскую холодную ладонь. — Всё, что попросишь, Лисанна.Дороги назад не было.