"Межрасовая Академия" нечисти

      Выходные наступили слишком быстро, на взгляд провинившихся. Обычно учебная неделя тянулась как подсохшая смола с дерева, а тут промелькнула на удивление быстро. Но если учесть, что на выходных ребят ждало развлечение понеприятнее учебы — все становилось на свои места.       — Бокуто-сан, вставайте.       Акааши стоял в изголовье кровати соседа и безжалостно тормошил его, по мнению самого Бокуто, в жуткую рань. То, что за окном светило полуденное солнце, самого мага ничуть не смущало. Они разошлись вчера с Куроо далеко за полночь. И теперь, когда пришла пора вставать на отработку, глаза просто отказывались разлепляться.       Но Акааши был неумолим, как надвигающаяся сессия. Он безжалостно стянул с полумертвой тушки друга одеяло, вытащил из-под лохматой головы подушку и перекинул на свою кровать. Пока севший Бокуто осоловело хлопал глазами, Акааши подхватил полотенце, мыльно-рыльные принадлежности и скрылся в небольшой умывальне, примыкающей к их комнатке.       Однако, вернувшись после водных процедур, Акааши с недовольством застал своего друга спящим в обнимку со штанами — судя по всему, он героически пытался их натянуть. Пришлось возвращаться в умывальню за стаканом с ледяной водой.       — Бокуто-сан, — угрожающе протянул Акааши и, не дождавшись ответной реакции, перевернул стакан над головой Бокуто.       Общагу сотряс нечеловеческий визг.       — Бокуто-сан опять довел Акааши, — этажом выше меланхолично сказал Кенма подскочившему Куроо и снова уткнулся в книгу.       — Черт, — он потер ладонями лицо и со стоном повалился обратно. — Не стоило ложиться так поздно.       — Сам виноват.       — Вот за что я тебя люблю, Кенма, так это за то, что ты всегда поддержишь друга, — с чувством произнес ифрит.       Кенма пожал плечами.       В итоге Куроо с постели подняли разобиженный по самое не могу Бокуто и еле сдерживающий улыбку Акааши.       — Испортили настроение — сделай гадость ближнему? Я правильно тебя понял? — хмуро поинтересовался у лучшего друга Куроо.       Бокуто только фыркнул и сердито покосился на Акааши. Тот безразлично дернул плечом и присел к Кенме, чтоб заглянуть к тому в учебник. Пусть большая часть предметов у них совпадала, но были на факультете элементалей и такие дисциплины, которые магам не преподавали.       — Ритуальное сожжение подношений? Что? — вслух прочитал присоединившийся к ним Бокуто.       — Своего рода инструкция по технике безопасности общения с людьми, — пояснил направившийся в умывальню Куроо.       — То есть вы сжигаете к чертям дары, которые вам подносят? — спросил Бокуто у Кенмы, когда за Куроо захлопнулась дверь. — Вы что же это, потом пепел жрете, если вам, например, подношения в виде еды сделают?       Предположение мага было настолько абсурдным, что даже Кенма воззрился на него удивленно.       — Конечно, нет, — ответил он и замолчал, словно это все объясняло.       — Тогда зачем вы их сжигаете?       — Потому что нам нельзя принимать то, что поднесли поклоняющиеся. Это же самый верный способ угодить в рабство к продуманным людишкам.       Бокуто с Акааши переглянулись.       — Нам о таком не рассказывают, — осторожно сказал Акааши.       — Еще бы вам рассказывали, — выглянул из-за двери полуголый, уже заметно посвежевший Куроо. — Это же звучало бы как инструкция по подчинению элементаля. Такое передается из уст в уста, из одной секты в другую, от фанатика к фанатику. Коварных личностей хватает.       — И это работает? — удивился Бокуто.       — Не все же такие умные, как я, — самодовольно ухмыльнулся Куроо, пошарил в изголовье кровати в поисках одежды, обернулся к сидящим, натягивая рубашку, и продолжил: — Таким способом легко заполучить в рабство какого-нибудь молодого и глупого, вроде Шибаямы с первого курса. Или наивного дурачка Хинату. Он хоть и саламандра, но тоже огненный элементаль, как я. А такой, как он, сожрет что угодно, если оно на халяву.       — Или как Куними по молодости, — тихо произнес Кенма.       Улыбка стекла с лица Куроо. Куними учился на втором курсе, хоть и был старше своих сокурсников года на три. Историю с трехлетним рабством он обсуждать не любил, и элементали, зная об этом, никогда его не дергали. Считается, что рабство — самое страшное, что может пережить элементаль, при условии, что он его, конечно же, переживет.       — Да, в общем как-то так, — замял разговор Куроо. — Ну что, идем впахивать на благо чешуйчатохвостых? — бодро спросил он, хватаясь за ручку двери.       Бокуто и Акааши не оставалось ничего другого, как последовать за ним.       Близнецов Мия они встретили уже по дороге в галерее. Те стояли у центрального выхода и выглядели весьма недовольными такой задержкой.       — Вы бы еще вечером выползли, — проворчал в сторону прибывших Атсуму.       — Что, так не терпится перетереть с Ханамаки за жизнь? — с наслаждением наступил на больную мозоль Мии-младшего Куроо.       Атсуму зашипел на него, ну чисто кошак, которого оттаскали за хвост, и настроение у ифрита резко поползло вверх.       — Хватит, — прервал назревающую пикировку Осаму.       — Ага, и так сегодня хлебнем… лиха, — запнувшись, произнес Бокуто и покосился на Акааши.       — Кажется, ты другое слово хотел сказать, — не оставил без внимания заминку Куроо. Настроение было — докопаться до всего движущегося.       — А что не двигается — подвигать и докопаться, — закатил глаза в ответ Бокуто.       Куроо фыркнул, поняв, что произнес мысли вслух.       — Вообще-то, по поводу Ойкавы вы можете не волноваться, — на подступах к лестнице крытого бассейна сказал Акааши.       — С чего вдруг? — встрепенулись Атсуму и Бокуто.       — Ивайзуми-сан был настолько предусмотрителен вчера, что записал Ойкаву в группу к Энношите как раз приблизительно на это время, на все ближайшие выходные до конца семестра.       — Всегда подозревал, что у этого русала не все дома.       — Как и у всех нас, — отдернул брата Осаму, — иначе нас бы не запихнули в эту прогрессивную Академию с совместным обучением.       — Никому не нужные отщепенцы своих народов, ха? — У губ Куроо прорезались горькие складки. Он перевел взгляд на непонимающе нахмурившихся Бокуто и Акааши и тут же натянул на лицо улыбочку. — Конечно же, кроме наших потрясающих, одаренных магов.       — Которые при желании могут прихлопнуть половину Академии, — не разделил его напускное веселье Атсуму.       — Ты ведь и сам маг, — припомнил ему Акааши.       — Наполовину, — отрезал Мия-младший и поджал губы, не собираясь дальше продолжать разговор.       — Наполовину маг, наполовину нечисть, — легкомысленно протянул Куроо, но глаза у него оставались серьезными, — а паршивый характер ты, небось, от папочки унаследовал?       — Слушай, ты! — взвыл Атсуму, и на кончиках его пальцев вспыхнули красные огоньки.       Куроо полыхнул жаром — по поляне, цепляя лестницу, прокатилась удушливая волна. На заострившемся лице четче проступил красный подкожный узор — в обычное время он отличался разве что на полутон и ничем не выдавал принадлежность к расе ифритов.       Неизвестно, чем бы закончилось это столкновение, если бы на головы спорщиков не обрушилась холодная вода.       — Кажется, кое-кому пора остыть, — с доброжелательной улыбкой посоветовал Сугавара и взмахом ладони развеял что-то, отдаленно напоминавшее ведро, — ваш бы энтузиазм да в правильное русло.       — Разве не за этим нас сюда отправили? — отфыркиваясь от воды, спросил Куроо, от волос — еле уловимый при солнечном свете — поднимался пар, тон кожи снова стал ровным, а жар в воздухе сменился обычным летним зноем. — Так значит, ты будешь за нами присматривать, староста факультета элементалей?       Сугавара кивнул.       — Теперь-то я вижу, что присмотр за вами действительно нужен. Шагайте, бассейны сами себя не почистят.       — Как скажешь, мамочка, — окрысился Атсуму, за что получил заслуженный подзатыльник от брата.       — Хватит, — веско произнес Осаму, и Атсуму прикусил губу, чтоб не выпалить еще что-нибудь. Темперамент он действительно унаследовал от отца. Куроо ткнул пальцем в небо и попал в самое яблочко. Чертов ифрит, иногда Осаму искренне его ненавидел.       Вода в бассейнах уже была спущена кем-то до жути деятельным и расторопным. Куроо не без подозрений покосился на морского джинна. Сугавара же лишь легко с хитринкой ему улыбнулся и указал взглядом на кучу швабр, щеток, тряпок и флаконов с чистящими средствами, сваленных у ближайшего к ним бассейна.       — Никакой магии, — напомнил он то, о чем и так все прекрасно знали. Иначе какой смысл в наказании?       Наказанные домывали пятый по счету бассейн, когда из общежития русалов выбрались Ханамаки, Матсукава и Ивайзуми. Повисла напряженная тишина. Даже беспечно болтавший ногами на одном из бортиков марид замер и с напряженным любопытством уставился на развернувшуюся картину. Картина между тем оказалась довольно занятная.       Русалы, на пары предпочитавшие ходить на своих двоих, возвышались над не самым глубоким бассейном, всего-то метра полтора, а Атсуму, по воле случая оказавшийся как раз с той стороны, задрав голову, нахально уставился на них со дна. В руке он сжимал уже потрескивающий от силы черенок швабры, мокрые от пота волосы были зачесаны назад, а по лицу расползалась нехорошая напряженная улыбка.       Ханамаки от противника не отставал. Присел на корточки, и все равно оказался выше Атсуму на целую голову, прищурил глаза и открыл было рот, чтоб сказать что-то нелестное, но его прервал голос одного из русалов за спиной.       — Давай, Маки, докажи мне, что ты можешь пройти мимо, не разжигая конфликта. — Ивайзуми упер руки в бока и строго уставился на затылок друга.       Матсукава рядом фыркнул. Напряжение, ощущавшееся в воздухе не хуже запаха чистящих средств, понемногу спало. Сугавара снова заболтал ногами, вгрызаясь в невесть откуда взявшееся румяное яблочко. Осаму вернулся к уборке, как и остальные провинившиеся. Один Атсуму все не прерывал зрительный контакт. Правда, хватку на ручке швабры ослабил, и к костяшкам пальцев вновь прилила кровь.       Маки протянул руку, намереваясь щелкнуть зарвавшегося мага по носу, но осознание того, что и, главное, кому он собирается сделать, остановило его на середине движения. Атсуму покосился на ладонь в опасной близости от лица, но остался стоять на месте.       — Маки, — снова позвал Ивайзуми и пихнул его коленом в спину для привлечения внимания. — Мы, вообще-то, шли забирать Ойкаву. Хочешь, чтобы он тебе всю плешь проел своим нытьем?       — Ну нет! — переменился в лице Ханамаки, подскочил и поспешил следом за Матсукавой и Ивайзуми.       — Тсуму, — позвал брата старший Мия.       — Я, да. Все нормально. — Атсуму провел ладонью по лицу. — Нормально.       — Что это с вами? — тут же вклинился любопытный Бокуто.       Акааши пихнул его шваброй в бедро и кивком указал на оставшуюся после друга грязь.       — Не вмешивайтесь, Бокуто-сан, — тихо бросил, переходя в другой бассейн.       Бокуто проводил Акааши удивленным взглядом, покосился на перешептывающихся братьев и повернулся за объяснениями к Куроо.       — Я тебе потом расскажу, хорошо? — ласково произнес Куроо и, подхватив друга под локоть, поволок вслед за Акааши.       Если бы кто-нибудь перед началом собрания спросил Энношиту, так ли ему нужен этот психологический кружок, то он бы без сомнения ответил — да. Как воздух. По прошествии же последнего часа он уже не был так уверен в своих словах.       Особенно после короткого выступления Ойкавы.       — Меня зовут Ойкава Тоору, и у меня нет проблем, которые вы могли бы решить, — с наглой ухмылкой уставился он на Энношиту.       Немногочисленные участники группы сидели на подушках и усиленно отводили глаза. Кроме безразличного голема, которому вообще ничего не было нужно, кроме переливающихся стеклянных шариков и стопки фотографий. С последними он не расставался ни на минуту.       Одним из фото было то самое — уже солидно растрепавшийся клочок картона с изображением Тендо и Тсукишимы. Голем переводил взгляд с фото на сидящего напротив вампира и обратно. Словно пытался сопоставить изображение с оригиналом, или искал различия.       — А мы здесь собрались не для того, чтобы решать проблемы друг друга, — ответил Энношита, сдерживаясь, чтоб не нагрубить нахальному русалу.       — Тогда зачем мы здесь? — Тсукишима повернулся к нему. — Тем более в таком составе.       Кроме Ойкавы, Тсукишимы и голема в кругу сидели перепуганный до полусмерти Ямагучи, задремавший у открытого окна сильф Куними и Танака с виверном на коленях, который, свернувшись калачиком, действительно посапывал, в отличие от напряженно хмурящегося сильфа.       — Затем, что я хочу кое-что для вас прояснить. — Энношита замолчал, собираясь с мыслями. Куними приоткрыл один глаз, прислушиваясь к разговору, и даже малыш виверн приподнял крупную головку с колена, сонно моргая. — У всех вас разные причины для того, чтобы находиться здесь. Кого-то привела нужда и неразрешимая проблема, кому-то нужно выговориться. — Ойкава открыл было рот, но Энношита прервал его взмахом руки. — Кого-то сюда из благих побуждений привели друзья, а кого-то направили преподаватели. Прежде чем мы начнем, я просто хочу сказать вам, что никто насильно вам помогать не будет. Но подумайте вот о чем: люди, направившие вас сюда, искренне беспокоятся за вас. И было бы просто форменным свинством не отсидеть хотя бы пару сеансов и не попытаться себе помочь.       — Рассказывать нужно при всех? — взволнованным шепотом спросил Ямагучи.       — Нет, — мягко улыбнулся Энношита. — Эта групповая встреча у нас первая и последняя. У всех вас есть секреты, которыми вы вряд ли захотите делиться с другими, даже у меня. В желании поговорить наедине нет ничего предосудительного. А возможно, вся ваша проблема заключается в том, что вы никак не можете решиться поговорить с причиной своих проблем?       Энношита мысленно вскинул кулак, когда Ямагучи и Тсукишима встретились друг с другом взглядами. Он не безнадежен!       — Как быть тем, чьи проблемы не исходят от кого-то конкретного? — подал голос Куними.       — Я поговорю с тобой об этом, если в следующий раз ты придешь сам, — рискнул Энношита. — С полным пониманием того, что тебе действительно нужна помощь.       Куними на это ничего не ответил, только отодвинулся сильнее, вжимаясь в стену под подоконником и подставив затылок под прохладный вечерний ветерок.       — Ну хорошо, с ними понятно. А я-то что не так сделал? — возмутился сидевший до этого не шелохнувшись Танака.       — А с тобой мы поговорим о подрастающем поколении и роли посторонних драконов в воспитании вивернов.       — Да погодите вы о ящерицах! — возмутился Ойкава, подскакивая на месте. По виднеющейся из-под штанины голой коже лодыжки пробежала полоска чешуи, и Энношита внутренне напрягся. Не зря в народе ходили слухи, что доведенный до бешенства русал может вышибить дух одним ударом хвоста. И не имело значения — на суше дело происходит или в воде. — Я-то тут при чем? Со мной все в порядке!       Танака подскочил, роняя с колен неуклюжего Кагеяму, и оскалил клыки:       — Что такое, рыбьехвостый? Драки захотел?!       — Так, а ну тихо оба. Танака, сядь! А ты, Ойкава…       Но Ойкава уже взял себя в руки, вернулся на место и с независимым видом отвернулся к Ушиджиме. А вот этого, судя по реакции голема, делать не стоило. Голем нахмурился, сгреб шарики и фотографии в одну кучу и отсел, выставив между собой и Ойкавой одну из подушек.       У Ойкавы дернулся глаз. Потом еще раз. И еще.        Энношита, успевший завести разговор с Танакой, с любопытством на них косился, но вмешиваться пока не спешил.       — Ты мне тоже не нравишься! — прошипел в сторону голема русал и возмущенно скрестил руки на груди.       — Он, наверно, чувствует в тебе воду, — предположил Ямагучи. — Големов же делают из глины.       — И что, это повод пренебрегать моим бесценным обществом?       — Может, хватит? — не выдержал Энношита, прекратив на время мучить Танаку.       Ойкава надул губы и отвернулся теперь в другую сторону. Энношита взмолился всем богам, чтоб на этот раз не отсел Тсукишима. Боги услышали. По крайней мере, вампир не стал дергаться, но состроил такую кислую физиономию, что Ойкава задохнулся от возмущения.       — Ойкава, — Энношита и правда устал за этот неполный час, — это, конечно, очень изобретательно: раздувать из ерунды скандал, только бы не признавать, что у тебя серьезная проблема. Но ты тут не один.       Русал захлопнул рот так, что клацнули зубы, и одарил его таким взглядом, что по спине Энношиты пробежал холодок. Но виду он не подал. Договорив с Танакой он покосился на часы — время еще было раннее, но виверн уже заметно клевал носом, да и Куними нет-нет да и расслаблял нахмуренные в полусне брови.       — Теперь Ямагучи…       — Все в порядке, Энношита-сан, — перебил Ямагучи, покосился на состроившего неприступную физиономию Тсукишиму и продолжил, частя и путаясь в словах: — Я просто хотел привести Тсукки, чтоб показать… ну, что, если что, нам будет к кому обратиться, вот и все.       Тсукишима фыркнул.       — А конкретно свои проблемы ты обсудить не хочешь? — язвительно отозвался он.       Ямагучи побледнел, но ответил так непреклонно, как мог:       — Это не проблемы, а принципы, Тсукки.       — Это не принципы, а ребячество!       — Хватит, — прервал разгорающийся спор Энношита. — Я думал, вы пришли поговорить о ваших отношениях. — Он отметил замкнувшееся лицо Тсукишимы, перевел взгляд на вспыхнувшего лекаря. Похоже, что оба студента пришли сюда с разными целями. Энношита решил зайти издалека: — Ямагучи, то, что сказал Тсукишима… это то, о чем я думаю? О твоей работе помощником у целительницы?       — Я не хочу об этом говорить.       Ямагучи твердо встретил испытующий взгляд ассистента, Тсукишима рядом пробормотал что-то об упрямых ослах. Ямагучи на это только виновато улыбнулся:       — Извините.       — Хорошо, раз так. Собрание будем считать оконченным, все свободны, кроме Ойкавы, — провозгласил Энношита. — Куними. — Сильф встрепенулся и настороженно на него посмотрел. — Тебя я жду завтра, можно немного пораньше. А с вами, — Энношита обвел взглядом остальных, — договоримся встретиться в будние дни.       Танака подхватил малыша на руки и, уведя Ямагучи прямо из-под носа вампира, умчался в сторону лекарских палат. Хотелось бы Энношите верить, что разговор о воспитании не прошел даром и дракон решил заняться Кагеямой прямо сейчас.       Энношита удовлетворенно улыбнулся результатам. В разрез нахмурившемуся Тсукишиме. Тот постоял над своей подушкой, мгновение раздумывая, а после решительно вышел из кабинета. Энношита только надеялся, что направился тот в сторону общежития, а не следом за Танакой и Ямагучи. Куними пренебрег дверью и развеялся по воздуху прямо в окно. Ну что ж, к этому Энношита тоже был привычен.       Голем сложил шарики в коробку, отнес их на рабочий стол и повернулся к хозяину кабинета. Энношита хлопнул ладонью по лбу.       — Подожди немного, Ушиджима-кун, Тендо обещал прийти к концу собрания. Посиди пока.       — Тендо, — лицо голема ничего не выражало, но голос прозвучал как будто бы мягче. Хотя сравнивать им до сих пор было не с чем, кроме имени сатори Ушиджима так ничего говорить и не научился.       — Ну и? — снова скрестил на груди руки Ойкава, проследив взглядом за тем, как голем отошел к окну и уставился в сгущающиеся сумерки, не выпуская из рук фото.       — Все еще считаешь, что все в порядке?       Оставшись наедине, не считая голема, Энношита решил не щадить ничьих чувств. И, почувствовав это, русал ударил первым:       — Считаешь, что человек, который за столько лет так и не смог побороть свой страх, может мне чем-то помочь?       Энношита не отшатнулся, хотя больно стало так, будто его и впрямь ударили. Он сжал кулаки, пытаясь справиться с накатившими чувствами. Сделал пару глубоких вдохов, прямо встретил торжествующий взгляд и ровно произнес:       — Считаю, что человек, несколько лет посвятивший борьбе с собственным страхом, может тебя чему-нибудь научить. — Ойкава переменился в лице. Подобного он от тихони-ассистента не ожидал, Энношита видел это по глазам. Ой, как не ожидал. — Ну, так что скажешь? Ты согласишься принять мою помощь?       — Почему? — Ойкава расцепил руки и взлохматил волосы, не зная чем их занять. — Почему Куними ты дал выбор, а мне нет?       — Потому что ты уже взрослый. Как это у вас говорят — почти переплыл последний порог детства? Дальше только бескрайнее море ошибок и правильных решений. Неужели ты хочешь и дальше плескаться в бассейнах, тогда как все твои друзья уйдут в открытое море? Да, я знаю, они одного тебя не бросят. Но готов ли ты быть причиной их задержки?       По мере того как Энношита говорил, лицо Ойкавы приобретало все более беспомощное выражение, он прикусил губу, уставившись в пространство широко распахнутыми глазами.       — Ойкава, — осторожно позвал Энношита. Ойкава вскинул на него глаза. — Позволь тебе помочь.       — Я… — хрипло начал русал, прочистил горло и продолжил: — Могу я прийти после Куними?       Энношита не стал праздновать такую быструю капитуляцию. Ойкава на эмоциях, возможно, даже рассорился с лучшим другом из-за того, что тот привел его сюда, поэтому дал слабину. Завтра, даже если Ойкава и придет, то либо будет все отрицать, либо закроется, как это обычно у него бывает. Энношита едва заметно нахмурился.       — Да, конечно, приходи. Я буду ждать.       Он сжал ладонью плечо Ойкавы и вернулся за стол, показывая, что сеанс на сегодня окончен. Ойкава выглядел усталым и выжатым. Слишком бледный, слишком яркая синева под глазами, слишком взрослый взгляд для такого инфантильного поведения. Ойкава в Академии семь с половиной лет. Цикл обучения почти закончен. Так почему же никто из преподавателей не забил тревогу?       — Я пойду, там наверняка ребята за мной уже пришли. — Ойкава мотнул головой в сторону приоткрывшейся и тут же захлопнувшейся двери.       — Хорошо. До завтра.       — А? Да. До завтра.       Он помотал головой, хлопнул ладонями по щекам и натянул на лицо злую улыбку. Похоже, лучшему другу сейчас не поздоровится. Энношита искренне ему посочувствовал.       — Ойкава, — раздалось от окна, и Энношита не сразу понял, что произошло.       Он посмотрел на голема, потом на пространство вокруг, подозревая возвращение сильфа, но голем снова повторил с почти незаметной вопросительной интонацией.       — Ойкава?       — Да, — кивнул Энношита, сдерживая улыбку. — Это был Ойкава.       Голем кивнул и снова посмотрел на него.       — Интересно, какие у него могут быть проблемы? — спросил Энношита устало, и голем действительно склонил голову, словно интересуясь. — Мне тоже. Нет, официальную версию его проблемы я знаю. Ивайзуми сказал, что Ойкава боится глубины. И, может быть, я в это даже поверил бы. Но что-то мне подсказывает, что здесь все не так просто. Не в характере Ойкавы убегать от проблем, он скорее не вылезал бы из озера сутками, чтоб преодолеть свой страх. И у него нет обобщающих признаков. — Энношита уже говорил для себя, а не пояснял психологические аспекты потерявшему интерес к рассказу Ушиджиме. — Все, что у него есть, это неистовое желание держаться подальше от любого открытого водоема. И комфортно он себя чувствует только в бассейнах Академии. Значит, это не осознанный страх, а нечто подсознательное. — Он откинулся на стуле и потер висок. — Чего же ты так боишься, Ойкава? Или правильнее будет сказать «кого»?       — Тебе не кажется, что рассуждать вслух о болячках клиентов — дурной тон и непрофессионализм?       Возникший из ниоткуда сатори склонился над Энношитой, отчего он шарахнулся в сторону и едва не слетел со стула.       — Стучаться не учили? — огрызнулся Энношита.       — Я стучался, — с довольным видом заявил Тендо. — Два раза.       — Тендо, — веско обронил голем, подтверждая слова духа.       — Хей-хо, Вакатоши-кун, тебя тут не обижали? — мигом потерял интерес к Энношите и проблемам Ойкавы Тендо и подлетел к все еще стоящему у окна голему.       Ушиджима склонил голову набок, поймал клубнично-яркую прядку замаячившей у носа челки и осторожно потянул.       — Тендо. — Уголок губ снова дрогнул.       Сатори сглотнул, схватил голема за широкую ладонь и выскочил из кабинета Энношиты, не прощаясь.       — До свидания, приходите еще, — ворчливо протянул Энношита.       Устал, ох, как же он устал-то. Энношита потянулся в кресле и со вздохом встал, решив заполнить бумаги завтра. А сейчас лучше вернуться в общежитие и лечь спать.       Ему, как еще не доросшему до уровня преподавателя, комнату на преподавательском этаже не выделили, оставив жить в общежитии со студентами, на этаже магов. Свои плюсы, конечно, имелись, но минусов было несравнимо больше. И самый главный из них — шум. Деля этаж с Бокуто, можно даже не надеяться нормально выспаться. Но так как идти ему особо некуда, и никогда не было, пришлось шагать привычным маршрутом.       — Привет, Энношита.       Энношита споткнулся на ровном месте, взгляд заметался по полутемному коридору галереи. В одной из ниш, примыкающих к окну во двор, притаилась тень, гуще и плотнее, чем скопившийся сумрак.       — Дайчи? — на пробу позвал он, и тень по-доброму усмехнулась.       Энношита улыбнулся тоже и подошел к старосте Академии, с которым был знаком еще задолго до поступления сюда. Они жили в одном городке. Делили семьями один огромный двухквартирный дом и дружили с… Энношита усилием воли затолкал непрошеные воспоминания туда, откуда они вылезли.       — Как прошло собрание? — Дайчи оторвался от окна и посмотрел на него. Взгляд был темным, испытующим и одновременно виноватым. Скорее всего, Дайчи прекрасно представлял, с чем, а точнее, с кем он ассоциируется у бывшего некроманта.       — Могло быть и хуже, если честно. — Энношита постарался, чтоб голос не хрипел. — Так что я, наверное, доволен? — Последнее он произнес с вопросительной интонацией.       — Ты у меня спрашиваешь? — хмыкнул Дайчи и хлопнул друга по спине. — Поражаюсь я тебе, Энношита, нельзя быть неуверенным, когда делаешь подобное дело. Помни, твои подопечные чуют слабину и ни за что не станут откровенничать с таким человеком.       — Почувствовал уже один такой, — нахмурился Энношита. Забрался на подоконник, прислонился спиной к откосу и спросил прямо: — Как думаешь, можно пригласить отца Ойкавы в Академию?       — Сомневаюсь, если честно. Его и на поступлении-то не было. Не удивлюсь, если они вообще не поддерживают связь.       — Вот как. Разве русалы, рожденные от смешанной связи, не должны после совершеннолетия вернуться в море?       — Спрашиваешь так, как будто не заучивал перед поступлением энциклопедию нечисти, как и остальные кандидаты.       — Да, — не стал отпираться Энношита, в голове крутилась мысль, которую он никак не мог поймать за хвост. — Может ли быть так, что его нежелание плавать в открытых водоемах — страх перед отцом?       — Страх или ненависть. Причин может быть множество. Но ведь ты разберешься?       — Хотелось бы добиться откровения от самого Ойкавы.       Дайчи снова улыбнулся.       — Уверен, ты добьешься. — Он снова посмотрел в окно. — Если, конечно, Ойкаву и его вечное сопровождение не выставят завтра с позором из Академии.       — Ты о чем? — встрепенулся, ушедший глубоко в свои мысли Энношита.       — Я о назревающей драке. — Дайчи нахмурился. — Идем.