"Межрасовая Академия" нечисти

      — Ты в прядке? — Усури с сияющей улыбкой протянул Акааши руку.       Акааши покосился на нее с хорошо скрываемой ненавистью и мотнул головой. В порядке. Конечно, он в порядке. Не противнику его об этом спрашивать.       Бокуто — верный друг — унесся с Куроо искать бедолагу-старосту, чтобы удостовериться в его невредимости, и Акааши остался один на один с соперником, которого не пожелал бы и врагу.       — Ты в порядке? — шепнул за спиной Кенма.       Акааши кивнул и поднялся. Разочарованный Акира-сенсей поставил прочерк напротив его фамилии. Не беда. Акааши всегда письменные экзамены давались проще практических.       — Позже на пересдачу, — безапелляционно заявил Акира-сенсей, мотнув головой в сторону полигона. — Не дело это выпускнику отлынивать от практической части зачета.       Акааши покаянно опустил голову. Усури за его спиной сиял улыбкой так, что хотелось разбить ему лицо.       — Раньше надо было, — пожал плечами Кенма, уводя Акааши под руку к краю полигона.       — Все так плохо?       Акааши и сам знает, что да. Очень плохо. Но не сыпануть солью на раны?       — Отвратительно, — кивнул Кенма. — Что стряслось? Ты вроде не уступаешь Усури по силе.       — В прошлом году все так и было. — Акааши потер предплечье, на котором ветвистой молнией отпечаталось последнее пойманное заклинание. — Его сила определенно возросла. Но природа его последнего заклинания… знаешь, я плохо разглядел, но структура явно была видоизменена.       Взгляд Кенмы, привычно равнодушный, блеснул искрой интереса и тут же потух.       — Или ты просто не можешь смириться с тем, что проиграл.       Акааши отрицать не стал, но сделал зарубку на память сходить после факультативов в библиотеку. Фиолетовые отблески в привычном заклинании молнии ему точно не привиделись. А пока идет зачет, можно перечитать лекции по следующей паре.       Ойкава вернулся к бассейнам только после обеда. Все предметы он прогулял, отсиживаясь в сотворенном из чердака гнезде Танаки. А еще так активно избегал встреч хоть с кем-либо, что не был в курсе последних событий.       В самом мелком бассейне, глубиной метра полтора, возились Ивайзуми и Ханамаки. Матсукава сидел на бортике и раздавал бесполезные советы.       — И чего вы возитесь в этом лягушатнике? — ворчливо спросил Ойкава. Настроение было на нуле.       Русалы уставились на него. Ханамаки, придерживающий Ивайзуми за локоть, вдруг поменялся в лице и со всей силы уперся в плечи друга, предугадывая движение.       — Пусти, я убью его!       — Ивайзуми, спокойно, он тут ни при чем!       — Да? При чем тут я? — тут же окрысился Ойкава.       — Слушай, — поняв, что ни Маки, ни Ивайзуми отвечать не собираются, поднялся с места Матсукава, — пойдем пройдемся, я расскажу.       Ойкава бросил еще один раздраженный взгляд на молчащих друзей и поплелся за Матсукавой.       — Успокоился? — спросил Ханамаки. — Он ведь действительно ни при чем.       — Да знаю я, — Ивайзуми зачерпнул прохладной воды бассейна свободной рукой и плеснул в лицо. Второй он все еще держался за Маки. — Ненавижу чувствовать себя беспомощным.       — Я могу позвать Ямагучи.       — Чтоб он тоже чувствовал себя виноватым? Нет уж, хватит с меня и одного Акиры-сенсея. Мия сказал же, должно пройти.       — Да, но не сказал через сколько. Час, два? День? Неделя, год?       — Не нагнетай, а.       — Прости. Давай, переворачивайся на спину, на воде-то хоть удержишься?       — Не уверен.       Ивайзуми, однако, беспрекословно лег на руки Ханамаки и оттолкнулся ладонями от борта.       — Нет, не слушается, — через минуту выдохнул он. Лицо, шею и руки покрывала испарина напополам с капельками воды. — Как будто чужой пришили, ей-богу.       — Слушай, ну не тащить же тебе детские книжки по технике плавания? — в сердцах воскликнул Ханамаки.       Ивайзуми заинтересованно на него посмотрел.       — А есть такие книжки?       — Ну, ты, может, по ним и не учился, но тем полукровкам, кому первое время тяжело было справляться с хвостом, их частенько подсовывали.       — И мне так кажется, свой экземпляр ты сохранил? — усмехнулся Ивайзуми.       Маки ткнул его кулаком в плечо, пообещал:       — Я мигом, — и обеспокоенно на посмотрел на друга: — Удержишься?       — Лучше подсади, — нехотя попросил Ивайзуми.       Ханамаки подтянул его на руках и усадил на бортик, хвост остался болтаться в бассейне, но сам русал туда соскользнуть не должен был.       — Скоро вернусь, — бросил Маки и нырнул, собираясь добраться до общежития подводными переходами.       Ивайзуми с тоской проводил мелькнувшего в глубине друга и стер с лица брызги. Горло саднило от того, что он застрял в переходном состоянии: снизу рыба, сверху человек. Жабры так и не раскрылись, а чешуя, заменявшая во время боя доспехи, стекла еще на поле, рассыпавшись блестящими пластинками.       Приближение Ойкавы Ивайзуми не заметил, погруженный в невеселые мысли.       — Ива-чан, — осторожно тронул его за плечо Ойкава. Ивайзуми резко вскинул голову, встречаясь с напуганным взглядом. — Ива-чан, ты как?       — Как-как… — Злиться уже не хотелось. — Как одноногий осьминог. Где Матсукаву потерял?       — Матсун остался поболтать с кем-то.       Ойкава присел рядом и осторожно уложил ладонь на подсыхающую чешую.       — Хватит корчить такую физиономию, это не смертельно, — рявкнул раздраженно Ивайзуми. Лицо заполыхало от стыда и беспомощности, захотелось снова скользнуть в бассейн, только уже никогда оттуда не выплывать.       Тепло ладони чувствовалось слабо, но Ивайзуми, даже не глядя, ощутил, как Ойкава медленно провел ею до сгиба хвоста.       — Ойкава, — прорычал Ивайзуми.       Ойкава вскинул на него широко раскрытые глаза.       — И ничего нельзя сделать?       — Мия сказал…       Позади них кашлянули, привлекая внимание. Атсуму выступил из-за колонны и неловко спрятал руки в глубокие карманы штанов.       — Кое-что сделать можно.       Ойкава отдернул руку, и тут же почувствовал сожаление. Ивайзуми тряхнул головой и вопросительно посмотрел на мага.       — Есть один наговор, который вместе со снадобьем уменьшит вред от проклятия. — Атсуму вытащил из кармана наполовину пустой бутылек и поболтал им в воздухе. — А если повезет — то и вовсе отменит действие.       — И ты за просто так это сделаешь?       Атсуму обошел самый глубокий бассейн и встал на бортике мелкого аккурат возле русалов.       — Считай это извинениями. — Он помялся, подбирая слова. — Что поделать, характер и магическая сила взаимосвязаны.       — Тогда людям с отвратительным характером не стоит рождаться с магическим даром, — фыркнул Ойкава, стрельнув в Атсуму глазами.       — Потому у тебя его и нет, — не остался в долгу тот и поджал губы, вспомнив, что природная-то магия у русалов на месте. — Ты принимаешь извинения? — повернулся он к Ивайзуми.       — Поможешь? — Ивайзуми бросил взгляд на друга.       Ойкава молча кивнул и спрыгнул в лягушатник, не утруждаясь менять ноги на хвост. Они в четыре руки устроили неподвижную конечность Ивайзуми на бортике, Атсуму присел рядом и откупорил бутылек.       — Это что-то вроде обычного масла, привет от папочки. Не буду говорить, из чего он отжат, чтоб поберечь ваши нервы. С правильным наговором это масло может творить чудеса в плане нейтрализации проклятий.       — Ну да, если вспомнить, кто у нас папочка. — Легкомысленный тон никак не вязался с настороженным взглядом. Ойкава смотрел, как Мия растирает масло между ладоней, собираясь… собираясь что?       Атсуму приложил ладони к хвосту Ивайзуми у самого пояса, где на коже словно бы рассыпаны редкие мелкие чешуйки, и принялся растирать каждую, втирая масло и бормоча под нос что-то явно нечеловеческое.       Ивайзуми опешил, бросил беспомощный взгляд на ошарашенного Ойкаву и, зажмурив глаза, проглотил короткий стон. Жар растекался от тех мест, где после масла и наговора исчезала, стекая с тела на каменный бортик, чешуя.       — Работает. — Мия плеснул еще масла и сменил положение, забираясь на хвост Ивайзуми с ногами, сжимая мясистую часть коленями.       — Атсу-чан, — еле разлепил пересохшие губы Ойкава, во все глаза следя за действом, — что это ты творишь?       — Сам же только что напоминал, кто у нас папочка, — психанул Мия, ладони жестче прошлись по чешуе, растирая бедра. Ивайзуми закусил губу и до побелевших костяшек сжал пальцы на камне бортика. — Скажи спасибо, это еще самый приличный ритуал из тех, что он мне присоветовал.       От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Ивайзуми с трудом оторвал руку от бортика бассейна и прикрыл лицо. Уши и скулы полыхали красным, слишком явно намекая на то, какие именно чувства вызывают действия инкуба.       — Придется потерпеть, — сквозь зубы выдавил Мия и сунул ладонь между разделившихся бедер, растирая сползающие чешуйки. Ивайзуми полузадушено застонал, крепче прижимая пальцы к глазам.       Чешуя расступалась под опаляющими движениями, и хвост, застрявший в переходном состоянии, медленно сменялся на подрагивающие от напряжения ноги. Показались бедра с проступившими под кожей каменными мышцами, пах с возбужденной плотью. Ойкава зло выругался и, содрав с себя форменную русалью тунику, набросил на стоящий член Ивайзуми. Сам Ивайзуми прятал глаза, кусая губы, чтоб снова позорно не застонать от того, что творил Мия с его ногами.       Вода в бассейне и бортик, на котором сидел Ивайзуми, празднично засверкали от рассыпавшихся чешуек. Мия вспотел, челка прилипла ко лбу, он сместился ниже и наклонился, усиливая нажим, ведя от бедер до проступивших коленей. Ноги Ивайзуми пришлось приподнять и согнуть, чтоб можно было так же счистить чешую с задней стороны бедер.       Неподалеку плеснуло, но никто из присутствующих этого не заметил.       Ханамаки наполовину высунулся из воды, упираясь в бортик соседнего бассейна, и не сводил с Атсуму пристального злого взгляда. Значит, масло и наговор, способные излечить от любого инкубского проклятия? Словам Мии-старшего о том, что Атсуму унаследовал от отца не то, что требовалось, Ханамаки значения не предал. Ведь ложь же чистой воды, если он до сих пор находится под властью этого самоуверенного полукровки. Если до сих пор при взгляде на Атсуму его разрывает между желанием убить и поцеловать.       Инцидент на поляне Ханамаки не обсуждал даже с Матсуном, казалось бы, самым близким другом из всех. Но рассказать о том, что он почувствовал, когда Мия вжал его в землю, целуя без злости, ненависти, без желания убить или покалечить, не мог. Язык словно отнимался, а внутри поднималась удушливая волна жара и желания. Желания повторить, ощутить прямо сейчас на себе все то, что ублюдок вытворял с чужими ногами, заставляя от природы сдержанного в проявлении чувств Ивайзуми стонать в присутствии других.       Ханамаки с болезненным вниманием следил, как Атсуму по очереди приподнимает ноги Ивайзуми и разминает ступни, каждый палец по отдельности, растирает подъем стопы, едва ли не ласкает выступающие костяшки, счищая последние чешуйки.       Мия вскинул голову и поверх макушки Ивайзуми посмотрел прямо в глаза Ханамаки. Издевательская ухмылка рассекла его лицо, делая черты непривлекательно острыми, а взгляд по-лисьи хитрым, шкодливым.       Ханамаки зло выругался про себя и оттолкнулся от бортика, ныряя в воду.       Ухмылка Атсуму перетекла в кривую улыбку. Он поставил на место ногу Ивайзуми и поднялся с затекших колен, стряхивая с одежды перламутровые чешуйки.       — Ну вот и все. Ходить поначалу будет трудновато, но я вижу, у тебя тут свой помощник имеется. — Он закончил отряхивать штаны и невинно поинтересовался у все еще пребывающего в шоке Ойкавы: — Ты же не бросишь друга добираться до общежития самостоятельно? Да и с кое-какой другой проблемой ему не мешало бы помочь.       Атсуму недвусмысленно подмигнул, пряча подрагивающие от напряжения руки в карманы и делая шаг назад, в сторону выхода.       — Атсу-чан, ты невыносим.       — На том и держимся, Ойкава. На том и держимся.       Пустой флакон на бортике дрогнул от сильного порыва ветра и завалился набок.       Атсуму расширившимися глазами смотрел, как из воды выпрыгивает слитным движением набравший в соседнем бассейне скорость Ханамаки, на лету изменяя хвост на ноги. В одной тунике, с подрагивающими на оставшихся на ногах чешуйках капельками воды. Он сделал стремительный шаг к магу и, пока тот лихорадочно перебирал в уме защитные заклинания, толкнул в грудь и вместе с ним полетел в самый глубокий и большой из бассейнов.       Атсуму даже не пытался сопротивляться. Время замедлилось, растягивая секунды в вечность. Он тонул, погружаясь все глубже, небольшого запаса воздуха в груди хватило, чтоб успеть насладиться открывшимся видом, прежде чем потерять сознание.       Толщу воды пронизывал свет полуденного солнца, и среди этих зыбких, подрагивающих от малейшего движения лучей к Атсуму плыл Ханамаки. Мощный хвост цвета розового жемчуга, кожа под водой, казавшаяся нереально прекрасной. И взгляд. Темный, жесткий, направленный, как и прошлые семь лет, только на него. Неприязнь, перетекшая, трансформировавшаяся после бессчетного числа конфликтов в ненависть. И что-то глубинное, скрытое. Выглядывающее на поверхность только светлыми крапинками, когда Ханамаки думал, что Атсуму его не видит.       Атсуму тонул, и впервые в лишенном кислорода мозгу проскользнула мысль: а ведь можно было поговорить, не доводя до крайностей. Если он Ханамаки так неприятен, спасибо отцу за замечательную наследственность, можно было еще в самом начале заключить нейтралитет и просто не пересекаться. Кто-то же из них должен был быть умнее.       От этой мысли и хлынувшей в рот и нос воды запекло в груди, боль свернулась огненными жгутами, пытаясь поудобнее устроиться во время его короткого и одновременно самого длинного путешествия в семь лет и пять метров глубиной на самое дно. Тьма заволокла глаза, вызолотив последним лучом протянутую к нему руку.       Осаму дернулся в сторону бассейнов, но Матсукава удержал его на месте и с достоинством вынес полный негодования и ярости взгляд.       — Пусти, он же утонет!       — Не вмешивайся, Маки знает, что делает.       Они стояли в тени деревьев и колонн, наблюдая за развернувшимся на бортиках действом.       — Тсуму же наполовину демон, если слишком долго пробыть в воде, это может сказаться на нашей силе. Пусти же ты.       — Тихо. — Матсукава крепче сжал ладонь на предплечье мага. — Маки никогда не причинит вред твоему брату.       — С чего бы? А что он, по-твоему, делает сейчас?       — Сбивает спесь.       — Если Тсуму слишком долго пробудет в воде… — снова повторил Осаму.       — То на время ослабнет, так?       Осаму перестал напряженно вглядываться в колыхающуюся поверхность воды и внимательно уставился на русала.       — Зачем ему это?       Матсукава разжал ладонь, поняв, что Осаму больше не станет совершать опрометчивых поступков, и сел на ступеньку.       — Маки считает, что Атсуму влюбил его в себя.       — Этого не может быть, — уверенно замотал головой Осаму и даже присел рядом, поверив ненадолго, что Ханамаки ничего плохого брату не сделает. Да и потеря сил на пару часов действительно могла сбить спесь с младшенького, стоило признать. Откуда только об этом способе узнал Ханамаки?       — Может и так, но это случилось.       — Но как? Ведь отец говорил… — Осаму осекся. Ну да, отец говорил, что они не унаследовали чары инкубов. Но ведь никто не говорил, что нельзя влюбиться в Тсуму самому по себе. — Это же здорово, — неуверенно произнес он и вскинул глаза на Матсукаву.       — Не вижу ничего здорового. Маки с ума сходит.       — Ханамаки идиот, раз до сих пор не понял природу своих чувств. Тсуму тут совершенно ни при чем. И им давно следовало бы поговорить на эту тему, а не бросаться проклятиями исподтишка и грызться без всякой причины.       — Ну, — Матсукава бросил взгляд за спину, на бассейн, и усмехнулся, — кажется, именно этим они сейчас и собираются заняться.       Атсуму выкашливал воду, казалось, целую вечность. Из носа и рта текло, легкие горели огнем, и сделать лишний вдох было невозможно. Он содрогался от кашля на коленях Ханамаки, а русал осторожно держал его за плечи, не позволяя съехать с бортика обратно в воду.       — И чего ты этим... — Атсуму сделал судорожный вдох и сипло закончил: — ...хотел добиться?       Он без сил опустился обратно на колени, чувствуя под щекой чешуйчатую ткань туники, заменявшей русалам нормальную одежду. Ханамаки перебрал ногами в воде, разгоняя во все стороны волны и крошечные воронки, и пожал плечами.       — Просто хотел посмотреть на тебя без всего этого. — Он зарылся пальцами в светлые волосы и зачесал челку назад, открывая взгляду изменившееся лицо.       Кожа заметно потемнела, и красные глаза на заострившемся лице смотрелись очень органично. Уши тоже сменили форму на более острую. Если бы не глаза и кожа, братьев Мия вполне можно было бы спутать с теми же фейри или Тильвит Тегами. Но Атсуму повезло родиться наполовину демоном. Красные глаза настороженно следили за выражением лица Ханамаки, и он поймал себя на мысли, что даже в демонической форме паршивец не переставал ему нравиться.       — Насмотрелся? — все еще хрипло спросил Атсуму.       — Нет. — Ханамаки выпутал руку из волос и тронул пальцем острую кромку уха, ухо дернулось от щекотки, Атсуму поморщился. — Нет.       Ханамаки проследил пальцем резную кромку, перешел на скулу, оглаживая холодную, все еще влажную кожу, провел по прямому, чуть курносому носу и остановил на губах, едва-едва касаясь нижней. В приоткрытом рту мелькнули острые клыки. Атсуму фыркнул, пытаясь сбросить наваждение от гипнотических прикосновений.       — Никак не могу тебя понять, — сказал он, чтобы не молчать.       — Понимать меня необязательно, — пожал плечами Маки. — Но если сильно надо — открой рот и задай вопрос.       Атсуму шевельнул губами, ловя осторожное касание, в глазах светились сотни вопросов, но первым он решил сказать то, что и так было известно всей Академии.       — Я никому не нравлюсь.       — Не удивил, вот честно.       Ханамаки скользнул пальцами ниже, обвел острый подбородок и, огладив горло, положил на него всю ладонь. Некрепко сжал, проверяя реакцию.       — Ты меня минут пять в воде полоскал. — Атсуму сглотнул, кадык под ладонью пришел в движение, горло все еще саднило. — Я в тебя даже плюнуть сейчас не смогу.       В кончики пальцев отдавался учащенный пульс.       — Плеваться не надо. — Ханамаки склонился ниже, поймал дыхание, ухмыльнулся. — Ты никому не нравишься, — произнес он в губы, не отрывая взгляда от красных глаз, и, собравшись с духом, выпалил скороговоркой: — Но это не помешало одному рыбьехвостому идиоту с моллюсками вместо мозгов вляпаться в тебя, как в чернила осьминога.       Атсуму поднял руку и аккуратно обхватил Ханамаки за затылок, не притягивая, но и не отталкивая.       — Ну и сравнения у тебя, конечно…       Ответа не последовало.       — Теперь ты доволен?       Матсукава поднялся со ступенек и от души потянулся, разминая затекшую шею. Осаму отвернулся от бассейна, где брат целовался со своим давним врагом, и прикрыл глаза рукой.       — Этот идиот в могилу меня сведет скорее, чем все священные обряды скопом, — пожал плечами Осаму.       — Отношения — штука обременительная. Как для парочек, так и для их окружения.       — Святые слова. Вверяю этих двоих тебе. Пожалуйста, проследи, чтобы я не остался единственным ребенком в семье. Все-таки к брату я за столько лет привык.       С этими словами Осаму хлопнул Матсукаву по плечу и зашагал в сторону общежития.       Ойкава довел нетвердо стоящего на ногах Ивайзуми до своей комнаты в общежитии и мигом схлопотал дверью по носу, когда попытался прошмыгнуть следом за ним в умывальню.       — Ива-чан! — Послышался шорох, Ивайзуми съехал по двери на пол. Ойкава устроился с другой стороны и прижал колени к груди. — Ива-чан, может, тебе помочь?       — Ойкава, — глухо простонал Ивайзуми, — заткнись, пожалуйста.       Ойкава на звуках своего имени сжал пальцы на ногах и зарылся лицом в колени, покусывая нижнюю губу.       Ивайзуми тихо стукнулся затылком о дверь и сжал зубы, сдерживая желание забрать свои слова обратно. Возбуждение, совсем иное, чем в русалочьем облике, огнем сжигало тело до самых кончиков пальцев. Собственной руки было катастрофически мало. Голос Ойкавы мурашками стекал по позвоночнику, а от его молчания сосало под ложечкой, словно от голода. Только совсем иного рода. Ивайзуми сжал ладонью член, прослеживая пальцами непривычную, человеческую форму, а другую прижал к губам, чтоб не было соблазна попросить Ойкаву о помощи.       Смазки не хватало, и мозоли на пальцах больно царапали чересчур чувствительную кожу. От каждого движения руки все тело пробирало дрожью, и хотелось позорно заскулить в ладонь.       Нежный. Человеческий член слишком нежный. Ивайзуми боялся сдавить слишком сильно, а от аккуратных, невесомых прикосновений бросало в жар и хотелось только больше. Больше прикосновений, больше рук. Он отнял мокрую ладонь от губ и хрипло застонал от прохладного влажного прикосновения.       — Ива-чан, — пробирающим до нутра голосом позвал Ойкава из-за двери.       От резко накрывшего оргазма свело подрагивающие мышцы, Ивайзуми скривил губы, глотая скулеж, сгорбился, содрогнулся раз, другой, и по пальцам потекло густое и горячее.       — Чтоб вас дьяволы морские драли, — тихо и зло произнес он, сам не зная, кого именно имея в виду: Ойкаву, Атсуму или всю Академию разом.       На то, чтоб прийти в себя, понадобилось гораздо больше времени, чем если бы он дрочил в нормальной форме. Человеческие ноги дрожали, пока Ивайзуми, с трудом поднявшись с пола, умывал лицо холодной водой. Руки подрагивали тоже.       — Охренеть. — Он уткнулся лбом в ладони и повторил: — Ну охренеть просто.       Ойкава за дверью больше не произнес ни звука. И за это Ивайзуми был ему благодарен особенно сильно. Комментариев в сторону собственной несдержанности он бы сейчас не вынес.       Из ванной Ивайзуми показался, только когда сердце перестало колотиться, а руки противно дрожать.       — Теперь я понимаю, почему среди нас секс в человеческой форме считается извращением.       — Ива-чан! — Ойкава вскочил с койки и подлетел к нему, с тревогой всматриваясь в лицо.       — Как бывает со всеми извращениями, есть риск к этому пристраститься.       — Что ты такое говоришь, Ива-чан? В каком это смысле извращение? А как же я?       — А ты плод любви извращенца и самой замечательной человеческой женщины, что я встречал.       Ивайзуми обогнул друга и забрался с ногами на чужую кровать.       — Слишком грубая лесть, — расфыркался Ойкава, но все равно улыбнулся. — А я вот никогда не занимался непотребствами в русалочьей форме.       — Ничего, как выяснилось, все бывает впервые. — Ивайзуми все еще был чересчур красный, ситуация у бассейна не шла у него из головы. — Вернешься в море и попробуешь. Ты свою физиономию в зеркале-то видел? Русалки за тобой косяками виться будут.       — Ох, ну о чем ты говоришь, Ива-чан! — Ойкава всплеснул руками, подобрался ближе и сел боком к Ивайзуми, подогнув одну ногу под себя. — Какие русалки, когда у меня есть целый ты!       Ивайзуми нахмурился.       — О чем ты?       — Но как же? — Ойкава заметно растерялся. — Ведь вчера же. Ведь ты… — Он покусал губу и подсел ближе. — Ты так давно не целовал меня, что я подумал, будто разонравился тебе. Но теперь я вижу, что совсем даже наоборот!       — Что ты мелешь? — Ивайзуми отшатнулся.       — Возьми на себя ответственность, Ива-чан! — Ойкава придвинулся еще ближе, запирая его в пространстве между стеной и спинкой кровати. — Как в детстве.       — В детстве? — Ивайзуми вытянул руку, отталкивая лицо Ойкавы от себя. — В детстве все было по-другому.       Ойкава серьезно и грустно смотрел на него сквозь его пальцы.       — И что же, по-твоему, изменилось теперь?       — Многое.       Ивайзуми впитывал прикосновение пальцев к мягкой коже. Сдвинул ладонь, проводя по щеке, скользнул самыми кончиками пальцев вниз, до шеи, разгоняя дрожь.       — Ива-чан…       Он притянул Ойкаву обратно, прислоняясь ко лбу, заглянул в глаза.       — Твоя мать — единственный человек из всей нашей родни, кто сможет принять от нас такую выходку, — серьезно заговорил он, растолковывая все как маленькому.       — То есть ты совсем не против?       — Кстати, по поводу твоей боязни открытой воды. — Ивайзуми так резко сменил тему, что Ойкава отшатнулся. — Мы считаем, что все это следствие твоего постепенного превращения в человека.       — Что за чушь?       — Маки рассказал, хоть это и не принято обсуждать, что полукровки вроде тебя и него, если не пройдут через специальный ритуал орусаливания, могут навсегда остаться людьми.       — Орусаливание? — Ойкава широко распахнул глаза, глядя на друга.       — Ну не знаю я, как это по-научному называется, — вспылил Ивайзуми, зарываясь пальцами в волосы. — Суть-то ты уловил? Возможно, твое нежелание лезть на глубину — вовсе не страх встретиться с отцом, а подсознательное нежелание твоей человеческой части стать окончательно русалом.       — Ну ты и завернул, Ива-чан. А галлюцинации, по-твоему, тоже результат страха этой человеческой части? — насмешливо фыркнул Ойкава и тут же прихлопнул рот ладонью, поняв, что сболтнул лишнего.       — А вот с этого места поподробнее. — Теперь уже Ивайзуми подполз ближе, прижимая Ойкаву за плечо к стене.       — Ерунда, — отмахнулся тот, отводя глаза. — И вообще, что плохого в том, чтобы остаться человеком? Это же здорово — никогда больше не встречаться с этим чешуйчатохвостым ублюдком. Все ведь так идеально складывается! Отучусь в Академии, вернусь на остров, недалеко от нашего маяка строится город, там наверняка нужны будут толковые маги. И ты, Ива-чан…       — Что — я? — хрипло переспросил Ивайзуми. Рука безвольно сползла с плеча, он медленно отодвинулся от пышущего энтузиазмом друга и отвернулся, свешивая ноги с кровати и упираясь локтями в колени. Взгляд замер на все еще подрагивающих пальцах. Только уже не от пережитого удовольствия. — Если ты думаешь, что я совью гнездо в скале под вашим маяком и буду ходить по утрам в гости пить чай, — ты глубоко ошибаешься.       В комнате повисло молчание. Ойкава загнано дышал, постепенно осознавая, что снова где-то оплошал, но где — понять еще не мог. Нарисованная перед внутренним взором картинка не хотела уходить. Там все было замечательно: и утренний чай имел место быть, и их с Ива-чаном совместная работа, и жилье, и довольная мама, и новый город у подножия Тигровых Скал, и…       — Ива-чан? — Ойкава подкрался к Ивайзуми и осторожно положил ладонь на жесткую напряженную спину. — Ива-чан, давай поговорим? Ива-чан, посмотри на меня, ну?       Ивайзуми сильнее сгорбился, чувствуя обжигающее прикосновение к спине, спрятал лицо в ладонях и глухо спросил:       — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я не смогу жить аквариумной рыбкой, я — русал, от макушки до кончика хвоста. Ты хоть представляешь, какое это испытание для нас с Матсукавой — прожить восемь лет вдали от моря? Мы задыхаемся тут, ни бассейны, ни озеро — ничто из этого не спасает. Эта вода приносит лишь временное облегчение.       Ойкава полностью прижался к спине, обхватив Ивайзуми поперек груди и зарылся лицом в плечо, горячечно шепча:       — Я не знал, боги, я совсем не знал. Почему вы не говорили про это, Ива-чан?       Ивайзуми горько усмехнулся, отнял ладони от лица и сжал руки Ойкавы.       — Об этом не принято говорить. Если ты не заметил, мы вообще чересчур скрытный народ, вот и пожинаем иногда плоды своей скрытности, как сейчас, например. — Он мягко провел большим пальцем по тыльной стороне ладони Ойкавы. — Подумай по поводу ритуала, я не имею права настаивать, но после выпуска мы возвращаемся в море, и я... — Он разжал руки Ойкавы и повернулся к нему лицом: — Я не хочу тебя терять.       Ойкава не сводил глаз с непривычно мягкого выражения лица: ни нахмуренных бровей, ни жесткой линии рта, ни намека на раздражение. Только расслабленные черты, приоткрытые губы и бесконечное ожидание в глазах.       — Что ты со мной делаешь, Ива-чан? — растрогано прошептал Ойкава и подался вперед, упираясь лбом в плечо. — Я не представляю свое будущее без тебя.       — Дурень, — усмехнулся Ивайзуми, зарываясь пальцами в лохмы. — Как есть дурень. Без меня и не надо.       Ойкава расфыркался и боднул головой жесткое плечо.       — Что за ритуал то хоть?       — Понятия не имею, если честно. Пойдем найдем Маки и выясним.       Ханамаки они нашли на ступеньках у входа, в компании Матсукавы. Чересчур задумчивого и молчаливого. Матсукава что-то негромко выговаривал ему, так, что слов было не разобрать.       Ойкава насторожился. Что еще мог натворить проклятый инкуб, пока их с Ивайзуми не было?       — Все в порядке у вас?       Маки вздрогнул, тем самым насторожив еще сильнее.       — Да, все в норме, — ответил за Маки Матсукава, бросив на Ойкаву предостерегающий взгляд.       — Маки, — Ивайзуми подсел с другой стороны и пихнул плечом, — расскажешь про ритуал инициации?       — О! — Маки оскалился в довольной ухмылке. — Будем орусаливаться?       — Слово-то какое дурацкое, — фыркнул Ойкава, но кивнул, пристроился рядом с Ивазйуми и перегнулся через него, чтоб видеть лицо Ханамаки. — Давай уже, не томи.       — Прежде всего тебе нужно кое-что уяснить. — Ханамаки заговорил сосредоточенно и серьезно, глядя в глаза, чтоб смысл его слов дошел до Ойкавы. — Если пройдешь инициацию, тебе необходимо будет время от времени возвращаться в море. Без вариантов. Иначе погибнешь. Да, ты будешь способен, как и все русалы, менять ипостась, но прожить на суше больше года не сможешь.       — Поэтому вы никогда не оставались в Академии на зимние каникулы? — догадался Ойкава.       — Да, каждый год мы отправлялись в ближайший порт, чтоб побыть в естественной среде.       Ивайзуми и Матсукава молчали, и Ойкава догадывался почему. Каждый год по окончании курса обучения Ойкава вдрызг ругался с друзьями из-за того, что они уходили в море, куда самому Ойкаве путь был заказан.       — Но почему вы просто не объяснили мне?       — А почему саламандры горят? Почему драконы живут в горах? Это знание настолько элементарное, что мы даже не догадывались, что ты можешь этого не знать.       Ивайзуми замолчал и виновато отвел взгляд. Ойкава задумчиво покивал, перебарывая вновь разгоревшуюся в груди обиду на друзей, которых в те разы считал не иначе как предателями.       — Хорошо, ладно, — стараясь, чтоб голос звучал ровно, произнес он, — про правило одного года я уяснил. А в чем заключается сам ритуал?       — В утоплении, ясное дело. — Ханамаки ухмыльнулся. Но как-то невесело.       — Что?! — хором вскинулись Ивайзуми и Матсукава.       — Логично, — перебил их Ойкава. — Топят человеческую часть?       — Да.       — Но это же рискованно! — Ивайзуми сердито нахмурился.       — Дай ему закончить. — Ойкава пихнул его локтем в бок, а сам кивнул другу: — Маки, продолжай.       Ханамаки отвесил ему благодарный поклон, едва не сверзившись со ступенек, и продолжил:       — Для начала нужно сварить снадобье, которое усыпляет русалочью часть. Я свяжусь после факультатива с бабушкой, у нее есть рецепт. Гадость редкостная, но без нее ничего не выйдет. Русал в тебе просто не позволит утонуть. Ну и нужен будет водоем поглубже наших бассейнов.       — Озеро? — предположил Матсукава.       — Озеро, — кивнул Ханамаки. — Теперь самое главное. Держать должен тот, кому ты дорог. В большинстве случаев держат родители. Иногда бабушки-дедушки. Старшие братья-сестры. В общем, родственники. Если ритуал проводится достаточно поздно — возлюбленные. Но это самая рискованная категория. Мало того что возраст для инициации упущен, так и возлюбленные — не самая надежная опора для подобного рода экспериментов. Кстати, по поводу родителей — может, еще и поэтому твой отец не смог провести ритуал? Знал, что не удержит, а ссориться с твоей матерью не хотел.       — Потому что я ему не нужен.       Ивайзуми положил руку на колено Ойкавы и сжал. Тот благодарно ему кивнул, тряхнул головой и самодовольно фыркнул:       — Зато Ива-чан меня точно удержит!       — Прости, что? — Ивайзуми спал с лица.       — Ну сам посуди, — легкомысленно начал Ойкава, — кроме тебя, просто некому. И ты мной дорожишь достаточно сильно, чтоб удержать.       — Это может сработать, — подхватил Ханамаки.       — Должно, — кивнул Матсукава.       — Хэй! А меня спросить?! Это же опасно. Я не смогу. Я не…       — Ива-чан. — Ойкава повернул Ивайзуми за плечи к себе. — Ты сможешь. И ты знаешь почему.       В глазах Ойкавы светилась уверенность, которую Ивайзуми совсем не ощущал. Почему? Почему Ойкава был в нем так уверен? Да, они провели больше половины жизни вместе, познакомились еще до первой смены чешуи, а это без малого лет тринадцать назад. Но ведь это не гарантия того, что Ивайзуми удержит, сумеет, справится. Далеко не гарантия, раз даже родители не всегда справляются. Ивайзуми стиснул зубы, ответственность, что так легкомысленно вручил ему Ойкава, придавила к ступеням бассейнов. Вот что за бесшабашное создание?       — Что дальше? — решив отложить на потом разговор о своей роли, спросил Ивайзуми Ханамаки.       — Тебе придется держать Ойкаву до тех пор, пока он не умрет. В зависимости от силы человеческой части это может занять от пары минут до нескольких часов. Это будет самая легкая часть.       — Легкая, как же, — проворчал Ивайзуми, не глядя на Ойкаву.       — Сложнее будет вернуть его к жизни. Прямо там же, под водой.       — И как я должен это сделать?       Ханамаки ухмыльнулся, но взгляд остался серьезным:       — Импровизируй. Тут инструкций не будет, каждого полукровку возвращают к жизни своим способом.       Ивайзуми опешил.       — Нет. — Он качнул головой и еще раз твердо произнес: — Нет. Это слишком рискованно.       — Другого выхода нет.       — Ива-чан, все получится. — Ойкава беспечно улыбнулся, как будто не его собираются топить в ближайшее время. — Пара твоих затрещин легко поднимет половину кладбища, все некроманты ядом изойдутся. Не переживай.       Ивайзуми заглянул ему в глаза, не ощущая и сотой доли той уверенности, что источал улыбающийся Ойкава. Безумие. То, что они предлагают. И то, как Ойкава к этому относится, словно все для себя решил. Да нет, словно все уже получилось.       — У нас скоро факультатив по работе над дипломными проектами начнется, — прервал их затянувшийся зрительный контакт Матсукава.       — Ты, кстати, пропустил зачет, — напомнил Ойкаве Ханамаки, поднимаясь со ступенек.       — Ерунда, пересдам с Ива-чаном. Что важнее, Маки, что у вас произошло с Мией?       — Ну… мы поговорили?       — Ага, рот у вас, по-моему, был далеко не разговорами занят.       — Матсун!       — Вы что, целовались?!       — Ойкава! Все, закрыли тему! Не хочу ничего обсуждать. — Ханамаки отвесил пинка Ойкаве и Матсукаве и погнал их в сторону общежития за сумками.       — Все так плохо? — негромко спросил позади Ивайзуми.       — Все сложно. — Маки замер над бассейном, провожая взглядом гогочущих друзей. — Один поцелуй ничего не исправит, так что мы договорились встретиться после занятий и обсудить, ну… всю ту хрень, что между нами происходит.       — Хорошее решение, — одобрительно кивнул Ивайзуми. — Вам давно следовало сесть и поговорить.       — Где ж ты раньше был с такими полезными советами? — с сарказмом откликнулся Маки.       — Сам знаешь где, — усмехнулся Ивайзуми. — Но вытащить голову из раковины уже большой шаг. Удачи с этим упрямцем.       — А тебе со своим.