"Межрасовая Академия" нечисти

      Вечерние факультативы не отказывался посещать даже Ямагучи, заочно освобожденный от всех и вся. Конкретно этот, на который он влетел с заметным опозданием — пришлось после поединка отлавливать гуляющего по учебному корпусу старосту и возвращать на место, — вел сам Энношита. Для многих студентов Академии стало большой новостью, что Энношита не только блестяще закончил общий курс некромантии, но и освоил параллельно курс древних языков для работы с материями смерти, а так же заклинания неподвластной магам погоды.       В сторону Ямагучи повернулось несколько голов. Он негромко извинился и рухнул на ближайшее свободное место, оказавшееся, как назло, возле давешнего соперника.       — Красиво ты меня сделал, — тихо произнес Футакучи, стараясь не мешать возобновившейся лекции Энношиты.       Ямагучи смущенно улыбнулся и незаметно потер зажившие ранки от укусов и вновь затянутый бинтами порез. После проведенного с Тсукишимой времени тело периодически охватывала слабость, но он стойко закрывал на это глаза. Это был его, Ямагучи, выбор. И жалеть он не собирался ни в коем разе.       — В следующий раз я тебе не проиграю.       — Это мы еще посмотрим.       Ямагучи пожал плечами в ответ на скептический взгляд и погрузился в лекцию, все, что надо, он уже доказал на зачете, нет смысла мериться силами за пределами полигона.       Футакучи хмыкнул, самоуверенность лекаря его забавляла, хотя неприятный осадок от досадного проигрыша еще оставался.       — Кстати, по поводу поединка, — снова отвлек его сосед по парте. — Тебе бы стоит провериться у Шимады-сана, когда он вернется.       — Почему это? — Ямагучи инстинктивно сжал пострадавшую ладонь в кулак.       — Даже малая часть магии смерти — как клещ. Впивается в тебя и мало чем ее можно вытравить. А ты сегодня хапнул достаточно.       — Думаешь, это как-то отразится на мне?       — Не думаю, а знаю. А если бы ты не пропускал лекции по боевой магии, то тоже бы знал, что поднятые скелеты лучше разбивать, а не вытягивать из них вложенную силу. Удивительно, что Акира-сенсей поставил тебе зачет, наверно, подумал, что ты знаешь о последствиях.       Ямагучи заерзал, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом некроманта. Ничего чужеродного он в себе не ощущал, разве что слабость, но ее-то как раз легко можно было объяснить временем, проведенным в Тсукки. Так что, пока увлеченный Энношита зачитывал лекцию по своим конспектам, Ямагучи осторожно тронул Футакучи за рукав.       — Объясни, — шепотом попросил он.       Футакучи поморщился, но послушно склонился к нему и принялся так же шепотом рассказывать:       — Нельзя смешивать силу жизни и силу смерти. Это неизученная область, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми. От перебоев в заклинаниях, до полного исчезновения способностей. Зависит это, сам понимаешь, от количества впитанной силы.       — А могут силы смешаться как-нибудь совсем без вреда и изменений? — робко спросил Ямагучи.       — Ни разу о таком не слышал. Говорю же, этот вопрос мало изучали, но известные случаи особого оптимизма не внушают. Силой жизни обладают лекари, священнослужители и мелкая светлая нечисть вроде эльфов, фейри или Тильвит Тегов, как Яку. Если каким-то образом их силы смешиваются с силой смерти, которой обладают некроманты, или с силой темной нечисти вроде вампиров, — Ямагучи вздрогнул, — то одной из них придется подчиниться.       — Ты пугаешь, Футакучи.       Футакучи моргнул, покосился на побледневшего соседа и расплылся в ехидной улыбочке.       — Как я и сказал, тебе досталось не так уж и много. Я не действовал в полную силу. Но провериться у опытного лекаря все же стоит.       — Тадаши!!!       В дверь, не потрудившись постучаться, ввалился Нишиноя с таким непередаваемым выражением лица, что у Энношиты, которого прервали на полуслове, язык не повернулся упрекнуть фейри. Футакучи тоже присмотрелся к лицу Нишинои, и от нехорошего предчувствия похолодело в животе.       — Тадаши! Там! Там! Тебе нужно срочно в лекарское крыло!       — Что случилось? — Ямагучи вскочил и, не став подбирать сумку, бросился к дверям.       — По дороге объясню, — отмахнулся Ноя и вдруг пронзительно уставился на Футакучи. — Кенджи, тебе тоже стоит пойти с нами.       Футакучи поднялся на ватных ногах, холодок из живота расползся по всему телу, его забила мелкая дрожь.       — Извини, Чикара, — повинился Ноя перед Энношитой и вышел вслед за Футакучи и Ямагучи.       Они стремглав помчались по коридорам, едва не влетая в стены на поворотах, и при таком интенсивном движении объяснить что-то не представлялось возможным. Но Ноя смог отрывисто бросить два предложения:       — Отряд воинов северного гарнизона. Четверо ранены, один при смерти.       Перед глазами Футакучи потемнело, он сбился с шага, мотнул головой, возвращая зрение, заставляя себя прийти в норму, и бросился вдогонку за ребятами. Мысли кинулись вскачь, но опять же усилием воли он заставил себя ни о чем не думать, пока они не окажутся во флигеле. Быть может, все не так плохо, может, Нишиноя преувеличил, может, никто из его старых друзей сегодня не умрет. А может, это вообще не их отряд.       Ямагучи первым влетел в палату на четверых, куда преподаватели впихнули пятую койку, и понял — все намного хуже, чем Нишиноя описал.       Он оглядел лежащих, вскинул взгляд на Укая-младшего, замершего у кровати самого крупного воина, и произнес всего одно слово:       — Шимада-сан?       Кейшин покачал головой.       — Мы послали ему весточку, но он не успеет, это точно. Тебе придется справляться своими силами.       Ямагучи сжал кулаки, глубоко вдохнул, задержал воздух в легких, как учил наставник, и только через десять секунд выдохнул. Простыня на одной из коек зашевелилась, и из-под заляпанной кровью ткани показалась встрепанная кудрявая голова. Посветлевшие от боли глаза безошибочно нашли среди толпы людей Футакучи, и парень слабым голосом позвал:       — Кенджи?       Секундное молчание, после которого с Футакучи словно с взрывоопасного сосуда сорвало пломбу.       — Какого черта, Монива?! — рявкнул он, налетая на позвавшего. — Вы же обещали, что не полезете в пекло! Какого черта?! Зачем вообще вы потащились в рейд?! Жить расхотелось? Так чиркнули бы мне записку, я бы вернулся и передушил вас как куриц, чтоб не мучили ни себя, ни меня!       — Футакучи, — перехватил разошедшегося некроманта Ямагучи. — Прекрати, так ты им не поможешь.       — Да я их сейчас всех до одного передушу!       — Как Аоне? — спросили с соседней койки.       — Камасаки? — зло прошипел Футакучи, а потом до него дошел смысл вопроса. — Аоне?       — Он прикрывал отход, — отозвался третий, чьи светлые отросшие волосы ровным слоем покрывала кровь, отчего они казались выкрашенными в красный, словно у Тендо. — Вместе с Сакунами.       Футакучи побледнел еще сильнее.       — Вы и Сакунами с собой взяли? — неверяще прошептал он. — Ему же еще года два до выпуска. О чем вы думали?       — Со мной все в порядке, Футакучи-сан, — слабо отозвались с четвертой койки.       И только пятая хранила молчание.       Ямагучи понял — пора прекращать балаган.       — Все вон, — произнес он твердо, стараясь, чтобы в голос не прокралась дрожь от ужаса. — Ноя-сан, позовите Яку-сана. Укай-сенсей, когда прибудет Шимада-сан?       — Не раньше чем через два дня.       — Ясно. Все, уходите, вы мне тут ничем не поможете. Будете только мешать и отвлекать от пациентов.       — Ямагучи, — угрожающе протянул некромант, но Ямагучи был непреклонен. — Я могу хотя бы делать перевязки! — в голосе Футакучи зазвенело отчаяние. — У нас же были общие курсы по анатомии и оказанию первой помощи!       — Я привел Яку! — вклинился Ноя. Ямагучи еще раз окинул взглядом палату.       — Хорошо, так, Укай-сан, помогите Футакучи перенести в соседнюю палату койку с Аоне, Аоне же, да? — Получив в ответ кивок, Ямагучи продолжил распоряжаться: — Яку, Ноя, подготовьте все бинты, заживляющие мази и укрепляющие эликсиры, какие есть в запасе. Понадобится все.       — И даже сверх этого, — пробормотал он уже про себя.       Раздав ребятам поручения, он начал осмотр. И начал с самого безнадежного, по словам Нишинои.       Койку оперативно переставили за занавеску в соседнюю палату. Ямагучи прошел следом, откинул простыню с Аоне и постарался на глаз оценить масштабы повреждений. Картина мягко говоря не радовала, Ямагучи удивлялся, как этот воин до сих пор оставался жив, с такими-то ранами. Из груди торчал отломанный болт арбалета, из живота — две, тоже отломанные у основания, тонкие стрелы. Лицо заливала мертвенная бледность, на правой руке и обеих ногах слабо кровоточили порезы. Ямагучи осторожно, не прикасаясь к обломку болта, приложил руки к груди, и в ладони отдался ровный, уверенный стук сердца.       Вот только этого никак не могло быть. Болт не задел сердце, но застрял в жалком сантиметре от него, и с такой раной сердце не могло так ровно и спокойно биться.       Ямагучи прикрыл глаза и посмотрел на раненого внутренним зрением, которое нередко выручало его, когда нужно было разобраться в хитросплетениях чужих сил. Все израненное тело Аоне было оплетено, словно марионетка, тонкими нитками чужого заклинания. Нити убегали под натянутую простынь-перегородку к соседней палате. Ямагучи мог только догадываться, чего стоит необученному магу, даже не лекарю, поддерживать так долго видимость жизни в этом мертвом теле.       Футакучи, стоявший у входа, заметил, как переменился в лице лекарь.       — Только не говори мне… — начал он зло, но Ямагучи взмахом руки остановил его.       — Нужно осмотреть остальных.       — Ты не поможешь ему? — взвился Футакучи, нервы его начали потихоньку сдавать.       — Если не сможешь держать себя в руках, мне придется выставить тебя в коридор, — непривычно жестко отрезал Ямагучи и осторожно, касаясь пальцами нитей сил, пролез под полотняной перегородкой в другую палату.       — Сакунами? — позвал он тихо.       Маг-недоучка, совсем еще мальчишка, встрепенулся и подскочил с места.       — Да?       — Сможешь передать заклинание другому?       Сакунами сразу понял, о чем он, в отличие от остальных присутствующих.       — Никогда не делал подобного.       Ямагучи подошел к нему и, сбросив простыню, тоже осмотрел тело. Раны мальчишки были относительно несерьезными. Скорее всего, воины как зеницу ока берегли своего отрядного мага, хоть и недоучившегося, но весьма одаренного, судя по последней выходке.       — Я немного тебя подлатаю, чтоб ты смог продержаться до тех пор, пока я не разберусь с остальными.       О том, что сил лечить мертвое тело Аоне у него может и не остаться, он решил умолчать. Шимада всегда повторял — сначала спаси тех, у кого есть шансы выжить, а потом берись за безнадежных. Суровая философия лекарей — всех не спасти, каким бы потрясающим магом-лекарем-чародеем ты ни был.       — Я могу помочь, — раздалось из-за спины.       Ямагучи удивленно посмотрел на Яку. Позвал он его по наитию, памятуя разговор с Футакучи о наличии у Тильвит Тега сил жизни.       — Я вижу… — Яку неопределенно махнул рукой в сторону нитей, которые все еще удерживал Сакунами.       — Сможешь перехватить?       — Нет, — мотнул он головой. — Но я могу наложить сверху свои и повторить. Тогда Сакунами сможет нормально погрузиться в лечебный транс, а я в это время буду удерживать здоровяка.       — У тебя хватит сил?       — Теоретически.       Ямагучи окинул взглядом еще трех неосмотренных воинов, потом посмотрел на решительное лицо Яку и посеревшее от переживаний — Футакучи, и решился.       — Хорошо, я сейчас осматриваю остальных раненых, ты — накладывай и держи Аоне. Первым делом подлатаем Сакунами, чтоб он смог быстрее прийти в себя, потом займемся остальными, а после — Аоне.       Если к тому времени будет, чем заниматься, не стал произносить он вслух. Яку и Сакунами решительно кивнули и приступили к делу.       Ямагучи же подошел к парню, которого Футакучи назвал Камасаки. Он тоже был блондином, только без новомодной кровавой краски в волосах. У него отсутствовала кисть правой руки, а сама культя была замотана в грязную тряпку, бывшую когда-то чужой рубашкой.       — Отсекли или откусили? — деловито спросил Ямагучи, прикасаясь к предплечью и приподнимая пострадавшую руку.       Чего ему стоила эта деловитость и хладнокровность, мог бы знать, наверно, только Тсукишима. Но его, к счастью, в лекарской не было.       Камасаки зашипел от боли, на лице выступила испарина.       — Откусили, — выдохнул он вместе со стоном боли и раздвинул на груди покореженный доспех.       За ошметками разодранных металлических пластин спрятались три глубокие кровавые борозды, словно от когтей горгульи. Но горгульи уже пару сотен лет не участвовали в стычках, предпочитая мирный образ жизни.       — Это плохо. Очень плохо.       — Мантикора.       — Ясно. — Ямагучи осмотрел остальные повреждения, но особой угрозы для жизни они не представляли, поэтому двинулся дальше, к Коганегаве.       Тот встретил его вымученной улыбкой и вялыми заверениями, что с ним, дескать, все в порядке. Ямагучи коснулся пальцами лба строптивого пациента, заработав потемневший от боли взгляд — прикосновение пришлось как раз по краю обширной рваной раны, тянущейся от середины лба через висок к затылку, словно с воина пытались содрать скальп.       Ямагучи пустил по пальцам немного силы, чтоб облегчить боль: нужно было проверить, цел ли череп и не повреждено ли содержимое.       Трещина на черепе обнаружилась над ухом. Неровные края сильно сместились и от любого неудачного движения грозили пробить мягкое тело мозга.       — Я бы не советовал тебе двигаться, — произнес Ямагучи, осторожно отнимая окровавленные пальцы.       Замерший на середине движения Коганегава вскинул на него испуганные глаза. Ямагучи помог ему улечься обратно на подушку и еще раз велел не шевелиться.       Пришла очередь Монивы, парня, на которого Футакучи накинулся первым делом. Потом некромант пояснил, что Монива в отряде является. Сейчас же на окровавленной форме и доспехах не различить было ни знаков отличия, ни отметок о заслугах.       Монива после недавнего разговора с Футакучи выглядел еще хуже. Лицо землистого оттенка, сжатые в кулаки от боли руки и обширное кровавое пятно на простыне в области живота.       У Ямагучи теплилась слабая надежда, что ему, ну, например, не перемололо в кашу внутренности, а всего лишь распороло брюхо острием какого-нибудь копья. Он осторожно откинул простыню. Нестерпимо захотелось выругаться.       Внутренности действительно не перемололо. По животу, как по груди Камасаки, тянулись глубокие борозды, словно кто-то пытался подцепить позвоночник спереди и выдрать его из тела. Поверх самых широких ран лежало несколько магических заплаток на манер тех, которыми накрывают крышки кувшинов, чтоб молоко не прокисало. Сакунами же придумал новый способ использования этих заплаток, и готовые вывалиться наружу внутренности Монивы теперь были надежно спрятаны за тонкой пленкой чужой силы. Этот маг-недоучка действительно одарен, и не только силой, но и мозгами. Благодаря этой же заплатке Монива не истек кровью и довольно бодро, по сравнению с остальными, поприветствовал некроманта.       Ямагучи вернул простыню на место и под настороженными взглядами раненых вышел в процедурный закуток, где его дожидались Нишиноя, оба Укая и декан Некомата. Остальных решили от предметов не отрывать.       — Ну что? — спросил Некомата.       Ямагучи хотел бы им предъявить, мол, какого черта на огромную Академию в несколько сотен студентов у них всего два лекаря, один из которых прохлаждается на семинарах, а второму учиться еще два с половиной года. Но промолчал, понимая, что момент сейчас не слишком подходящий.       — Четыре к пяти. Аоне — безнадежный случай. Остальных же, если мне хватит накопителей, есть шанс подлатать до приезда Шимады-сана. За Мониву не ручаюсь, но Камасаки, Коганегава и Сакунами точно переживут эти два дня.       Футакучи так и не покинул палату Аоне. Остальные ребята выглядели довольно бодро, и Футакучи не сомневался, что Ямагучи удастся поставить их на ноги. Он присел на койку Аоне и поднес руку к белому как мел лицу, не решаясь прикоснуться.       — Я же просил, — горько прошептал он, — просил, дождитесь меня. Дождись меня, и мы вместе отправимся в рейд. И что теперь? Лежишь тут, словно мертвый, даже слова сказать не в состоянии. Думаешь, мне легко было уехать от вас на восемь лет? Думаешь, я тут прохлаждался все это время? Чего вам не сиделось в Датеко? Приключений на задницы захотелось? И как? Нравятся приключения-то? Довольны? Доволен, Аоне?       Он шептал и шептал горькие слова, невесомо прикасаясь к холодной щеке, а глаза горели от невыплаканных слез. Футакучи держался из последних сил.       — Как я без тебя? Как ребята без тебя? Ведь отряд уже не будет прежним, если тебя не станет. Только попробуй тут помереть. Ты же знаешь, я некромант! С того света достану и зомби из тебя вылеплю.       За тряпичной перегородкой Сакунами полными слез глазами смотрел на Яку. Они слышали каждое слово некроманта и понимали, сердце Аоне сейчас бьется только благодаря магии. Убрать магию — оно остановится, и Аоне официально станет мертв.       Яку сжал подрагивающую ладонь мага и, нахмурившись, кивнул, словно говоря — отпускай. Сакунами помедлил несколько секунд, последние три часа он непрерывно вкачивал в тело Аоне свою силу, чтоб поддерживать жизнь, и теперь прервать связь, казалось, будет физически больно. Но Тильвит Тег выглядел таким надежным, ему так хотелось довериться, что Сакунами решился. Прикрыл заплаканные глаза и отпустил себя, тут же проваливаясь в обморок от облегчения.       Яку едва не сполз с койки мальчишки и прикусил губу: заставлять биться мертвое сердце — та еще работенка. Но его резерва должно было хватить на дольше, чем у почти опустошенного мага-недоучки. Все же он уже выпускник.       Футакучи дернулся, заметив, как дрогнули ресницы Аоне, и скорее почувствовал, чем услышал, как сбилось с ритма сердце. Но прикасаться к груди, чтобы проверить, не посмел. На торчащее древко болта даже смотреть было больно. Он судорожно вдохнул, давя позорный всхлип, зло потер предательски заслезившиеся глаза и решительно встал.       Нет. Он не позволит Аоне умереть. Только не в его присутствии. О том, что этой ночью может умереть не только Аоне, Футакучи еще не догадывался.       Он вышел из-за перегородки и наткнулся на импровизированный консилиум, состоящий из нескольких преподавателей и студента-лекаря. Они замолчали при его приближении и настороженно уставились на него в ожидании срыва. Но Футакучи уже взял себя в руки. Сейчас не время устраивать безобразные истерики. Он хотел, чтобы его друзья выжили, и сделает для этого все возможное.       — Я могу чем-нибудь помочь? — с готовностью предложил он свои силы.       Но Ямагучи только отрицательно покачал головой.       — Тебе лучше отправиться в свою комнату, — мягко произнес Некомата. И это выглядело бы как рекомендация, если бы не звучало как приказ.       Футакучи смерил его злым взглядом.       — Я рехнусь там от неизвестности.       — Это и правда слишком жестоко, Ясуфуми, — заметил Укай-старший. — Но оставаться ли тебе, да и нам всем, тут — решать только нынешнему лекарю. Пока нет Макото, именно Тадаши является старшим в лекарском крыле.       Ямагучи не выглядел польщенным таким доверием.       — Не думаю, что есть смысл в вашем присутствии, — со всем почтением обратился он к деканам. — А твоя энергетика, — он повернулся к Футакучи, — будет только мешать. Можете дождаться в коридоре, но не ждите, что я управлюсь быстро. Тут работы на всю ночь, не меньше. По честному, помочь мне тут могут только Нишиноя и Яку. Так что, пожалуйста, покиньте лекарское крыло.       Футакучи долго мерил лекаря взглядом и было непонятно, чего в его глазах отражалось больше — отчаяния или ярости. Но Ямагучи выдержал его взгляд и кивком указал на дверь. И снова — кто бы знал, чего ему стоила такая показная невозмутимость.       Нишиноя тоже проводил взглядом деканов и некроманта и повернулся к Ямагучи:       — Что мне делать?       Ямагучи провел ладонью по лицу, стряхивая наваждение, и посмотрел на фейри.       — У вас с Яку схожие принципы магии, я прав?       — Вроде того. Он Тильвит Тег, я подкидыш Эллиллонов, но мы оба из фейри.       — Да, я так и думал. Сможешь помочь ему с подпиткой?       — А как же ты, Ямагучи? Тебе разве хватит сил вылечить всех пятерых?       Когда Нишиноя так ставил вопрос, ответить нечестно не представлялось возможным.       — Всех пятерых нет. Но мальчик-маг, Сакунами, не стал бы так стараться, истощая свой резерв, если бы не было надежды, так?       — Он недоучившийся маг. — Ноя смотрел открыто и жестко. — Возможно, он просто не понял, что здоровяк уже мертв.       Ямагучи вспомнил отчаянные глаза Футакучи.       — Может, у Шимада-сана есть что-то в запасе, что поможет…       — Ты обманываешь сам себя, Ямагучи.       — Черт, Нишиноя, если для тебя это слишком — просто откажись!       — Нет. — Ноя моргнул и окинул лекаря все тем же пугающе-открытым взглядом: — Я без проблем. Мне просто интересно, почему ты так уверен, что ему можно помочь.       — Я не знаю, ты это хотел услышать?! Я почти на сто процентов уверен, что он мертв! Я понятия не имею, почему трачу ваши силы на это, просто…       — Просто у тебя сработало чутье, Тадаши. Это значит, что еще ничего не кончено. — Ноя сжал его плечо, чтоб до Ямагучи дошла важность его слов. — Все в порядке, я помогу Яку. А ты займись остальными.       И с этими словами он скрылся в палате с магом-недоучкой и Тильвит Тегом. Ямагучи проводил его взглядом и вздохнул. Иногда он не мог уловить нить размышлений Нишинои. Но сейчас точно не самое подходящее время, чтоб разбираться в этом.       Ямагучи вцепился в ручку тележки, на которую Ноя и Яку навалили всевозможные лекарства, микстуры, эликсиры и мотки бинтов, и последовал за эльфом. На груди грелся заряженный Шимадой перед отъездом накопитель — на треть опустошенный. И Ямагучи всем богам молился, чтобы магии в нем хватило на исцеление трех здоровых парней, почти мужчин, с не самыми легкими ранами.       Он вкатил тележку в палату и тут же попал в перекрестье четырех пар глаз. Даже очнувшийся Сакунами привстал на локтях.       — Немедленно все легли и прекратили шевелиться, пока я к вам не подойду! — строго велел Ямагучи пациентам, не чувствуя и сотой доли той уверенности, что прозвучала в голосе.       Боже, он явно не подготовлен для лечения таких ран!       Воины, как это ни странно, тут же беспрекословно подчинились. Только Сакунами все порывался спросить, как там Аоне, но его в четыре руки уложили Ноя и Яку. С мальчишки-то и решил начать Ямагучи.       У Сакунами наблюдалось сильное магическое истощение, что грозило лишением вообще каких бы то ни было сил. А это крест не только на карьере, но и на жизни мага. Ни один человек, бывший до этого магом, не мог свыкнуться с жизнью без магических сил.       Сакунами был бледен, но ерзал на койке весьма бодро, так что даже пришлось прикрикнуть на него. Ямагучи приложил ладонь к голове, взывая к своим силам. Нужно было провести внутреннюю диагностику тела. Пусть он и выглядел весьма неплохо, но кто его знает, что творится внутри мальчишки.       Сила жизни зеленоватым свечением пронеслась по всему телу Сакунами — Ямагучи с непривычки снова переборщил — и мягким толчком передала информацию о том, что и где внутри тела сломано. Можно сказать, Сакунами очень повезло: кроме сильного магического истощения он заработал всего лишь пару сломанных ребер и ушибы внутренних органов. Все восстановимо, все поправимо.       Он влил больше сил, чтоб магия сама справилась с внутренними повреждениями, а сам смазал места переломов обезболивающей мазью и затянул на груди тугую эластичную повязку.       — Лежи, не двигайся, пусть магия делает свое дело, — произнес он тихо и провел ладонью по лицу, погружая Сакунами в сон. Чувствовал себя Ямагучи при этом лет на сорок старше. Давно он не совершал таких безрассудных вещей, как этот недоучка. Ну, кроме опрометчивой, заведомо проигрышной связи с вампиром.       Он выпрямился и посмотрел на Камасаки. После перевел взгляд на Коганегаву и, немного поразмыслив, направился к первому. «Помогай первым делом тому, у кого больше шансов выжить», — долбились в голове вбитые во время обучения слова Шимады. Иногда Ямагучи его искренне ненавидел.       Камасаки лежал, забывшись то ли сном, то ли хрупким забытьем, прижав разодранную руку к такой же разодранной кровоточащей груди. Здесь работы было не в пример больше, но к накопителю Ямагучи обращаться не стал. Еще рано, и не факт что даже с накопителем у него хватит сил подлатать Мониву.       Ямагучи взял в руки обрубок и начал осторожно разматывать пропитанную кровью и грязью ткань. Камасаки лихорадило, и он влил немного своих сил, чтоб унять дрожь и вычистить из тела нечисть — заражение крови закономерный исход такого ранения. Морщинка между бровей Камасаки разгладилась, лицо расслабилось — он отключился, погруженный в транс. Ямагучи меньше всего нужно было, чтоб парень начал дергаться во время обработки ран.       Закончив с рукой, он стал ножницами срезать завязки на искореженном доспехе. Выглядели раны отвратно. Сбросив на пол все лишнее — потом уберет, если останутся силы, — он смочил полотенце в теплой воде и начал аккуратно вычищать грязь из ран. В одной из глубоких царапин, зацепившись за ребро, даже торчал сорванный коготь напавшего животного. Ямагучи сглотнул и как можно осторожнее потянул за инородный предмет. Коготь выскочил из тела с отвратительным звуком, и рана тут же наполнилась кровью.       — Черт! — прошипел он тихо.       Сунул руку на полку со склянками и выхватил темно-зеленый пузырек с кровоостанавливающим и крововосстанавливающим эликсирами. Половину плеснул на раны, а вторую влил в рот Камасаки. Возможно, этого было немного больше, чем требовалось, но сейчас Ямагучи думал только о том, как бы заставить раненых продержаться до приезда Шимады, и не жалел для этого ни сил, ни средств.       Лицо Камасаки разрумянилось, кровь запеклась на ранах, и пришлось вычищать их заново. Ямагучи отпихнул ногой доспехи и использованные полотенца и накрыл рану чистой, пропитанной тем же эликсиром салфеткой.       — Ноя, помоги.       Нишиноя мгновенно оказался рядом. Вместе они усадили бессознательного Камасаки, и Ямагучи быстро обмотал его грудь бинтами.       — Спасибо, — произнес он и кивком отослал Ною обратно к Яку. А сам же вплотную занялся обрубком.       Повезло, что укус пришелся чуть ниже запястья и кости предплечья таким образом оказались не задеты. Но на воинской службе Камасаки можно поставить жирный крест.       Ямагучи щедро плеснул обезболивающего настоя на открытую рану и принялся быстро и методично срезать лезвием лишние куски плоти. Действо было до того жутким, что он не позволял себе задуматься ни на секунду. Если бы он сейчас остановился и подумал о том, что делает, кажется, лишился бы чувств. Кровь не успевала сворачиваться, даже несмотря на кровоостанавливающее, и руки Ямагучи оказались по локоть в красном.       Со стороны смотрелось и пугающе, и завораживающе одновременно. Нишиноя и Яку переглянулись и отвернулись не в силах вынести подобное зрелище.       Ямагучи сполоснул руки в потемневшой от крови воде, вытер насухо и принялся латать обрубок. Сшивать края плоти приходилось по-варварски иголкой и шелковой ниткой. Силы нужно было экономить, и такой шов вполне мог позволить Камасаки дождаться приезда Шимады.       Закончив со вторым пациентом, он стер испарину со лба и повернулся к третьему. Кажется, подходил к концу третий час. Ямагучи тряхнул головой, в ушах начинало понемногу звенеть. Но расслабляться времени не было.       Коганегава лежал без движения и только мечущийся по палате взгляд выдавал его с потрохами. Ему было страшно, несмотря на прежде выказанную браваду и нахальную улыбку, ему было чертовски страшно. И Ямагучи знал, что страх его небезоснователен. Если поврежденный череп хоть немного, хоть краешком царапнул мягкое тельце мозга — последствия могут быть чудовищны и необратимы.       В плане сращивания костей, восполнения крови и лечения болезней лекарское дело, может быть, и ушло далеко вперед духовников. Но мозг все еще оставался в области малоизученного, и охотников связываться с такими травмами можно было по пальцам пересчитать. И ни одного из них в радиусе сотни миль не наблюдалось.       Нишиноя, молодец, сбегал, сменил воду в тазу и добавил в стопку свежих полотенец.       — Принеси из шкафа бритву, — устало попросил Ямагучи.       Ноя без вопросов приволок футляр с опасной бритвой и положил на одно из полотенец. Ямагучи кивком поблагодарил его, но от себя не отпустил. Тут нужны две пары рук.       Они ловко и быстро обрили Коганегаве половину головы, открыв взгляду страшную травму. Аккуратно уложили его на бок и Ямагучи замер над раной. Здесь сэкономить не получится точно, мысленно простонал он, тряхнул кистями, на автомате вызывая дезинфицирующее заклинание, и приложил кончики пальцев по краям от ран, в том месте, где остро топорщилась розово-белая кромка проломленного черепа.       Вот здесь нужно быть очень осторожным и дозировать силу с ювелирной точностью. Одно дело — унять головокружение и тошноту от сотрясения, как было с Савамурой, и совсем другое — отлепить осколки костей от плоти мозга. Любое резкое движение, любое давление, любое воздействие силы на мягкую ткань — и все закончится фатально.       Коганегава прикрыл глаза и сглотнул. Усыплять его Ямагучи не стал. Это не та операция, что проводится с введенным в транс пострадавшим. Тут нужно следить за малейшей реакцией на воздействие, за мельчайшими изменениями.       — Расскажи что-нибудь, — тихо попросил он воина.       — Что? — хрипло спросил тот.       — Что угодно. Расскажи про вашу деревню. Вы же друзья детства с Футакучи? Расскажи о нем.       Ямагучи специально не стал спрашивать о последних событиях, нужно было, чтоб Коганегава расслабился настолько, насколько это вообще возможно в такой ситуации.       — Детство с Футакучи? Хах, — осторожно усмехнулся Коганегава. — У Футакучи-сана не самый приятный характер, как вы, наверно, уже успели заметить. Они с Камасаки-саном в детстве вечно дрались, а когда подросли, стали постоянно ругаться. Хотя до драки и теперь время от времени доходит. Правда, Футакучи-сана давно не было в Датеко.       Ямагучи слушал вполуха, аккуратно извлекая осколки кости. Коганегава вздрагивал каждый раз, когда очередной кусочек падал с металлическим звуком в небольшую жестяную тарелку.       — А вы знаете, как мы выяснили, что у Футакучи есть дар? — воодушевленно спросил воин.       — Нет, расскажешь?       Коганегава заметно обрадовался интересу.       — Конечно! У Аоне был котенок в детстве. Маленький совсем, хиленький, ну чисто заморыш. Аоне носился с ним, выхаживал, выкармливал, и Футакучи-сан вечно над ним посмеивался из-за этого.       Ямагучи потянул самый большой осколок, и Коганегава замолчал, широко распахнув глаза. Ямагучи замер на середине движения и очень осторожно, почти не дыша, опустил взгляд на раненого.       — Коганегава?       — Нет, все в порядке. — Он хотел было помотать головой, но вовремя спохватился и только повторил: — Нет. Просто ощущение. — По телу прошлась дрожь.       — Да, не из приятных, прости.       — Ничего. И зовите меня Когане, пожалуйста.       — Хорошо, Когане, я продолжу? Осталось совсем немного.       Он соврал, осталось еще предостаточно крошечных костяных осколков, и возни предстояло часа на два, не меньше. Но Коганегава воодушевленно разрешил продолжать, а сам вернулся к прерванному рассказу.       — Футакучи-сан постоянно поддразнивал Аоне из-за котенка, но исправно таскал из леса какие-то лечебные травки. Ему всегда была интересна эта возня с лекарствами, с приготовлением настоек и всяких там эликсиров. Футакучи-сан любил лечить.       — Что же пошло не так? — памятуя о том, что Футакучи заканчивает шестой курс углубленной некромантии, спросил Ямагучи.       — А случилось то, что котенок не выжил. Вы не представляете, как убивался Аоне, даже не мог похоронить его нормально. Сколько было слез. Мы все переживали. Только Футакучи не плакал, стоял там, смотрел, как Аоне обнимает мертвого котенка, и, как обычно, сердился. Мы так и не смогли похоронить его. Уложили в деревянный ящик из-под овощей и пустили по реке, как храброго воина в последний путь. А на следующий день пропал Футакучи. Всей деревней обыскались. На Аоне было страшно смотреть: сначала котенок, потом Футакучи. Да и нам было страшно. Мы же маленькие были — лет по десять-двенадцать. А по лесам в ту пору в северном гарнизоне всякое встречалось.       — Ну, судя по всему, вы его все же нашли? — Ямагучи сместился, встав в изголовье койки, и выпрямился, чтоб разогнать застоявшуюся от постоянного наклона кровь.       — Нашли. В тот же день, почти ночью. Он сидел на каком-то бревне выше по течению, мокрый с ног до головы, с жуткой улыбочкой, которая и сейчас иногда у него появляется, а рядом ловил светлячков совершенно живой котенок.       Ямагучи сглотнул. Вряд ли котенок был живым. Скорее всего, Футакучи так хотелось помочь другу, что неосознанно он поднял своего первого зомби.       — Котенка сожгли, потому что живым он был только с виду и местами уже начал разлагаться, — подтвердил его мысли Коганегава. — А Футакучи по-быстрому отправили сюда учиться, подальше от деревенских. У нас народ старой закалки: видит черное колдовство — складывает костер. И с этим уже ничего не поделаешь.       — Грустная история, — произнес Ямагучи, только чтобы не молчать. — А вы как отреагировали на то, что в вашем друге течет сила смерти?       — Ну, — Коганегава заметно смутился, — мы были так рады найти его живым и здоровым, что некромантность прошла как-то мимо нас. Да и родители его так быстро отослали, что мы и отреагировать-то толком не успели, а потом уже свыклись. Тем более что это же все тот же заносчивый наглый и вредный Футакучи-сан. Ничего не изменилось.       — Это хорошо, что у него есть такие друзья. Тут он близких отношений так ни с кем и не завел.       — Да, это хорошо, — удовлетворенно произнес парень. — Аоне обрадуется. Он жуткий собственник, когда дело касается Фута… друзей, — спешно поправился он и скосил взгляд на сосредоточенное лицо лекаря.       Ямагучи сделал вид, что не заметил оговорки.       — Хорошо, поверни голову немного вбок, — вместо этого сказал он. — Да, вот так, замри. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.       «Совсем чуть-чуть» растянулось на добрых полтора часа. С очищенной открытой раной пришлось импровизировать. Накладывать бинты по живому Ямагучи поостерегся. Вместо этого он сделал как Сакунами: накрыл открытое пространство магической заплаткой, но с подпиткой не от себя, а от жизненных сил Коганегавы. Тоненькая нитка, которая не убьет его, а поможет продержаться до приезда Шимады.       Когда Ямагучи перебинтовал голову Когане и отвалился от его койки, то почувствовал себя выжатым досуха.       — Двигаться тебе все так же нельзя, — ласково произнес он, осторожно прикасаясь к плечу, чтоб не задеть ссадины; на мелкие травмы сил не оставалось, а ведь впереди самое сложное.       — Хорошо, я не буду, — покладисто ответил Коганегава. — Но спать я тоже не хочу.       — А вот тут тебя никто не спрашивает. — Ямагучи выудил из тележки очередной пузырек и влил не особо сопротивляющемуся раненому в рот несколько глотков.       Монива за время лечения остальных успел потерять сознание и пугающе сильно посереть лицом. Откинув простыню, Ямагучи сразу же понял причину такого резкого ухудшения состояния — заплатки Сакунами, оставшиеся без постоянного притока сил, истончились, некоторые исчезли, и кровь, больше ничем не сдерживаемая, почти полностью пропитала простыню и матрас под капитаном.       Первый осмотр не показал и десятой доли реального положения дел. Пусть внутренние органы и не были повреждены, в чем Ямагучи убедился, счистив кровь и остановив ненадолго кровотечение очередным пузырьком с эликсиром, но зато они отлично просматривались сквозь разрывы. И это ужасало. До этого момента Ямагучи видел человеческие внутренности только в учебниках анатомии и на занятиях Шимады, когда они учились вскрывать тела мертвых.       Он посмотрел на свои трясущиеся конечности и сжал кулаки, вдавливая ногти в кожу так сильно, что оставил багровые лунки. Кулон на груди нагрелся, напоминая о том, что неплохо бы пополнить резерв, потому что в нынешнем состоянии Ямагучи не был способен залечить даже комариный укус, не говоря уже о…       Он с силой провел по лицу, прогоняя назойливых мушек, плясавших перед глазами уже с полчаса, после чего взял в ладонь кулон и сжал, позволяя скудным запасам магии влиться в пересушенное, истощенное, без капли магии тело. Голова закружилась, и если бы не Ноя, вовремя заметивший неладное, валяться бы ему на полу, среди сломанных доспехов и окровавленных полотенец.       — Ты как, Тадаши? — обеспокоенно спросил фейри, приобнимая лекаря за талию для надежности и устойчивости последнего.       Ямагучи даже не заметил, как дневной свет сменился лампами. Нишиноя с беспокойством вгляделся в лицо, которое от желтоватого света ламп совсем обескровилось, а под глазами залегли глубокие тени. Ямагучи периодически подносил подрагивающую руку к лицу и растирал его, пытаясь вернуть себе ощущение реальности. Опустошенный кулон неподъемным ледяным грузом висел на шее, и лекарь снял его с себя. Свою полезность безделушка исчерпала.       — Тебе хватит сил?       Ямагучи не был уверен. Совсем не был уверен.       — Вернись к Яку, — вместо ответа распорядился он. — После лечения Монивы мне еще раз нужно осмотреть Аоне, и будет лучше, если вы оба в тот момент останетесь в строю.       — Тадаши? — угрожающе протянул Нишиноя.       — Нишиноя. — Голос надломился, но взгляд фейри Ямагучи встретил твердо. — Иди, скоро я к вам присоединюсь.       Ноя сжал его запястье, хмуро покачал головой и вернулся к Яку.       Отлично, просто отлично. Ямагучи привычным жестом встряхнул кистями, дезинфицируя руки, и вплотную приблизился к Мониве. Первым делом пришлось влить сквозь сжатые от боли зубы два пузырька с крововосстанавливающим. Но если не залатать брюхо и разорванные сосуды, толку от эликсира не будет никакого.       Большая часть времени ушла на поиски разрывов. Ямагучи осторожно раздвигал силой, не прикасаясь руками, внутренности, выискивал крупные сосуды и стягивал, сшивал их, не позволяя вытечь ни единой капле восстановленной крови. Вся надежда была на скорое возвращение Шимады, который смог бы исцелить капитана, потому что в силах Ямагучи было только залатать разрывы, сшить сосуды и дождаться возвращения настоящего лекаря.       Как же мало он умеет. Ямагучи сжал зубы, чтоб не застонать от бессилия. Как же мало от него толку. Заштопать шелковыми нитками и надеяться на лучшее — не самое необходимое умение для лекаря.       Он сделал последний стежок, обрезал нить и приложил к свежим швам пропитанную заживляющим зельем салфетку.       — Ноя, — позвал Ямагучи тихо, но Нишиноя услышал и в секунду оказался рядом, — помоги.       Они, как и с Камасаки, в четыре руки забинтовали живот Монивы и осторожно переложили в пустующую палату на чистое белье и матрас.       — Эти нужно будет выбросить, — зная, как быстро умеет заводиться в кровавых простынях всякая живность, пробормотал Ямагучи.       — Выбросим, — кивнул Нишиноя и снова подхватил его под руку, когда он пошатнулся.       — Аоне.       — Тебе нужно отдохнуть.       Ямагучи замотал головой.       — Если не отдохнешь, ничем не сможешь ему помочь, — жестко отрезал Ноя.       — Я уже отдохнул так один раз, — под нос себе пробормотал Ямагучи и вырвал руку из хватки фейри.       — Тадаши!       Но Ямагучи, не слушая разумных доводов, прямиком направился в палату к Аоне, волоча за собой заметно опустевшую тележку.       Яку, пребывавший в прострации от многочасового непрерывного использования магических сил, вздрогнул от грохота тележки и открыл глаза.       — Вот же упрямый! — злился Нишиноя, следуя за ним по пятам. — Если ты упадешь на него во время лечения от истощения, никому от этого легче не будет, как ты не понимаешь?!       Ямагучи поднял ладонь, прерывая набравшего в грудь воздуха Нишиною, и очень тихо спросил:       — Что это?       Нишиноя и подскочивший Яку заинтересованно склонились над лицом Аоне. Из-под закрытых век по одной скользнули две слезы.       — Но его тело мертво, — неверяще прошептал Ноя.       Ямагучи, не говоря ни слова, прикоснулся пальцами к векам и осторожно открыл их. Глаза оставались неподвижны, но зрачки чуть сузились на изменение света, и в уголках глаз снова набухло по капле. Ямагучи опустил веки и стер пересекшую висок слезу.       — Нишиноя, — позвал он, ужасаясь своему хриплому карканью, — срочно приведи сюда Тендо. Никому ни слова.       — Понял, — ответил Ноя и скрылся в коридоре.       — Что же это такое? — спросил лекаря Яку.       — Боюсь предполагать. Дождемся сатори.