10 глава
6 июля 2021 г. в 18:33
Ханамаки мерил шагами дорожку перед теплицей, то и дело поглядывая на потемневшее небо. Отбой был час назад, и если преподаватели поймают его, то одним устным внушением он, как выпускник, уже не отделается. Огоньки на аллее возле бассейнов отбрасывали на дорожку причудливые тени, и Ханамаки нервно вздрагивал от каждого шелохнувшегося пятна.
Хлопнула дверь запасного выхода из общежития, и Ханамаки, беззвучно выругавшись, нырнул за стеклянный угол теплицы. По каменной дорожке едва различимо прошуршали шаги. Ханамаки, затаив дыхание, ждал.
— Ну и почему именно теплица? — громко спросила приблизившаяся вплотную тень.
Ханамаки скрестил руки на груди и, уже не таясь, прислонился к деревянной раме.
— Нейтральная территория.
Атсуму хмыкнул:
— Ну пойдем. — И первым нырнул под арку в теплый влажный воздух, пропитанный тяжелым густым ароматом лечебных трав.
Они прошли по песку, которым Ямагучи присыпал дорожки между грядок, до самой середины теплицы, свернули вправо и уперлись в каменную скамейку, почти полностью увитую горгульим виноградом.
— Романтичненько, — фыркнул Атсуму, разглядывая сиденье: место осталось только на одного, а у ножек скамейки были кучей свалены садовые инструменты.
— Тебе виднее.
— С чего бы?
Ханамаки сел на свободный участок сиденья, откинулся на спинку, приминая резные серебристые листочки, и с кривой ухмылкой ответил:
— Так ты же у нас инкуб.
— Звучит как обвинение, знаешь ли. — Атсуму отошел на шаг и уселся на выложенный камнем бортик одной из грядок. — Итак.
— Итак?
— Что мы имеем и как нам с этим быть?
Ханамаки уперся локтями в колени и задумчиво уставился на поблескивающие золотом глаза инкуба. В свете последних открывшихся истин вопрос, что делать, был далеко не первостепенным. Теперь, зная о природе своих чувств, Ханамаки находился в полнейшей растерянности. Тем более что в ответных чувствах он здорово сомневался: Атсуму, конечно, ответил на его поцелуй, второй, к слову сказать, но забывать былые обиды явно не собирался, о чем говорили ехидный взгляд и теряющаяся в полумраке усмешка.
Молчание затягивалось. Ханамаки несколько раз открывал рот, силясь что-нибудь сказать, но не находил слов. Тогда Атсуму решил взять все в свои руки.
— Давай начнем с главного, — делано миролюбиво начал он. — Что ты вообще во мне нашел?
Вопрос явно был с подвохом, Ханамаки чувствовал это в интонации, в напрягшихся плечах сидящего напротив инкуба, в сгустившейся атмосфере. Поэтому и решил сказать правду. Тем более что причин своей влюбленности он не понимал даже спустя семь лет.
— Не знаю, — поразмыслив, ответил он. — Ты вредный, самоуверенный, безответственный, эгоистичный. У тебя скверный характер. И ты невыносим, если честно.
Атсуму расхохотался:
— Под это описание подходит добрая половина инкубов.
— Но я вижу, как ты относишься к Осаму, — не дав сбить себя с мысли, продолжил Ханамаки. Он склонил голову, разглядывая руки. От нервов по коже то и дело пробегали, рассыпаясь искорками, чешуйки брони. — Вижу, хоть ты и безответственный, но стараешься исправить ошибки, которые совершил. Неизвестно, сколько бы Ивайзуми провалялся в переходном состоянии, если бы не ты. Или тот раз, когда ты бросил в меня изгоняющее заклятие. Матсун сказал, что восстанавливающий эликсир ему дал Ямагучи, но я узнал флакон. Такой же, в котором было масло для Ивайзуми. И ты никогда не нападал первым. — Ханамаки вскинул взгляд. — Никогда.
— Моя ошибка, — Атсуму продолжал ухмыляться. — Не думал, что ты ведешь подсчет.
— Прекрати, — Ханамаки поморщился. — Да, я знаю, тебе это ни к чему. Особенно после всего того, что мы успели друг другу сделать и наговорить. Я бы и сам не стал отвечать взаимностью себе. Поэтому, — он решительно встал, — просто забудь о том, что ты мне нравишься, а я как-нибудь переживу. Не умер же я за эти семь лет. Через полгода выпуск, и мы никогда больше не увидимся, так что просто игнорируй меня оставшийся семестр, это меня вполне устроит.
И он ушел, не дожидаясь ответа.
Атсуму задумчиво смотрел вслед удаляющейся фигуре. Чувство незавершенности грызло изнутри наравне с обидой и уязвленным самолюбием. Вот чего-чего, а того, что его отвергнут, он не ожидал. Хотя, если задуматься, вспомнить задним числом, как Ханамаки сопротивлялся якобы навязанным чувствам, Атсуму меньше всего должен был ожидать, что ему предложат встречаться.
А может, все было ложью? Игрой воображения этого чертового русала? И он никогда не влюблялся в Атсуму. Но тогда к чему было устраивать спектакль там, у бассейнов? К чему целовать, да так, что дух захватывало? Зачем было подводить к тому, что Атсуму кому-то да нужен? Кроме брата и родителей, конечно. Зачем заставлять верить, что в него, такого неправильного инкуба, кто-то тоже может влюбиться?
На это у Атсуму ответов не было. А спросить того, кто заварил эту кашу, уже не представлялось возможным. Ханамаки, наверняка, ушел в подводную часть общежития русалов и до утра точно будет недоступен. Тогда к кому ему пойти с такими вопросами? Кто может ответить на все это?
Атсуму посидел с минуту, хмуро разглядывая примятые листочки винограда, и, фыркнув, поднялся. Нечего Саму спать, когда у брата проблемы межличностного характера!
Тендо коротал вечер в кабинете Энношиты, досаждая хозяину дурацкими вопросами и одновременно развлекая голема забавными фотографиями, коих у Энношиты оказалось неожиданно много.
— А это, Вакатоши-кун, куратор старшей группы нечисти Наой-семпай, у него какие-то терки с куратором старшей группы магов Укай-семпаем. То ли девчонку в школе не поделили, то ли парня.
— Не то чтобы терки, — возразил Энношита. — Скорее профессиональные разногласия. Они оба маги и должны были относиться к одному факультету. Но Наой-сан с детства тяготел к нечисти, поэтому и получил соответствующую специальность в их преподавательской школе.
— И Укай-семпай обиделся? — с восторгом спросил Тендо, и до Энношиты дошло, что, вообще-то, эта не та информация, которую стоило бы разглашать.
Но давать задний ход при Тендо было все равно, что махнуть красной тряпкой перед носом быка.
— Ну, обиделся слишком сильно сказано, но то, что с тех пор ни один их разговор не проходит без повышенного тона, — это точно.
Тендо разве что не подпрыгивал от восторга на своей подушке. Голем с любопытством его разглядывал, а Энношите только и оставалось, что закатить глаза.
— И, пожалуйста, не лезь к ним с этим. Они сами разберутся. Ведь не маленькие уже.
— Эх ты, горе-психолог, — покровительственно заявил Тендо. — Разве ты не знаешь, что чем старше вы, люди, становитесь, тем сложнее вам говорить друг с другом откровенно? Думаешь, почему у детишек куча верных друзей и самая искренняя первая любовь? Да потому, что они не юлят, не изворачиваются и не врут. Нравится человек — подошел и признался. Не нравится — подошел и стукнул. Искренность — ваше все.
— И почему это только наше? К вам не относится? — с любопытством спросил Энношита.
— К большинству нет. Большая часть нелюдей либо умеют читать мысли, — он указал на себя и подвигал бровями, — либо эмпаты, либо им плевать на межличностные отношения как таковые. Помни, Чикара-кун, нелюди — они не люди, и к ним неприменимы большинство людских законов.
— Я запомню.
Энношита сдержал улыбку — оказывается, и с сатори вполне себе можно нормально общаться, если тот перестает вести себя как свинья.
— Тендо, — позвал голем, и Тендо сразу обернулся к нему, его лицо смягчилось, губы тронула улыбка.
— Да, Вакатоши-кун?
Энношита не сдержался и отвернулся к окну, чтоб никто не увидел его улыбки. В отражении он заметил, как они склонили головы над альбомом, почти соприкасаясь носами. Выглядело это чертовски мило.
— Если скажешь хоть слово, я выпотрошу твою голову и расскажу всей Академии, что именно произошло на твоей практике два года назад, — не отрываясь от совместного с големом разглядывания фотографий, жестко и холодно произнес дух.
— Тендо?
— Все в порядке, Вакатоши-кун, — снова потеплел тон Тендо. — Это я не тебе.
Голем переводил хмурый взгляд с обернувшегося Энношиты на застывшего в напряжении Тендо.
— Все в порядке. — Но злое напряжение никак не уходило из его позы.
Ушиджима протянул руку, осторожно обхватил ладонью Тендо за затылок, притянул к себе, заглядывая в глаза, и снова произнес:
— Тендо?
Выражение лица Тендо стало беспомощным, пальцы Ушиджимы сжались на затылке, и Тендо прикрыл глаза, расслабляясь. Голем притянул духа ближе, и Энношита снова отвернулся, чувствуя себя так, словно подглядывает за чем-то сокровенным. Внутри все свело от плохих предчувствий при взгляде на отражение целующихся голема и духа. Ничем хорошим это не кончится. Что бы когда ни происходило, Энношита всегда доверял своему чутью.
В дверь постучали и почти сразу же дернули за ручку, распахивая ее во всю ширь. На пороге, упираясь руками в колени, стоял запыхавшийся Нишиноя. Он надсадно дышал и все никак не мог озвучить цель своего вторжения.
Тендо легко поднялся с места и приблизился к фейри, даже не скрывая намерения покопаться в его мыслях. Нишиноя выпрямился и пронзительно посмотрел в глаза духа. Тендо дернулся, но не отшатнулся. Рядом с ним встал голем.
Они бы простояли там вечность, обоим было не занимать упрямства и терпения. Но Энношите тоже было интересно услышать новости о раненых. Слухи по Академии распространяются быстро, а то, что Ямагучи уже часов пять не покидал лекарского крыла, говорило о многом.
— Что случилось, Нишиноя? — прервал он напряженные переглядывания.
Нишиноя встрепенулся, бросил на Энношиту настороженный взгляд и снова посмотрел на сатори:
— Ямагучи просил тебя прийти.
— С чего вдруг? — небрежно спросил Тендо, но глаза его заинтересованно загорелись.
— Там узнаешь, это срочно, и дело серьезное.
Тендо хотел поупрямиться, это было видно в каждом движении, но не успел он и слова сказать, как на плечо горячей тяжестью упала рука голема. Дух повернул голову к Ушиджиме. Немой диалог продолжался от силы несколько секунд — голем смотрел в глаза Тендо не отрываясь, — после чего тот просто кивнул Нишиное.
— Оставляю Вакатоши-куна на тебя, — бросил дух через плечо Энношите и вышел вслед за фейри.
Ушиджима повернулся к Энношите.
— Проводить тебя до комнаты? — спросил он.
— Тендо, — возразил голем.
Энношита нахмурился:
— До комнаты Тендо?
— Да.
— Вот ведь упрямцы! — в сердцах выпалил Энношита, но возражать, а тем более отговаривать не стал. В голове свежи еще были слова о людях и нелюдях, и Энношита искренне надеялся, что Тендо знает, что делает. — Идем.
По крайней мере, действительно понимает, какими могут быть последствия.
Футакучи сидел напротив двери в лекарскую и мрачно сверлил взглядом ручку. Десять минут назад из-за двери выскочил Нишиноя и, не говоря ни слова, убежал к лестницам. После вышел больше похожий на привидение Ямагучи, коротко отчитался о состоянии четырех раненых перед деканами и отослал их отдыхать. Футакучи он в палаты не пустил, и тому не оставалось ничего другого, кроме как зло шарахнуть кулаком по стене рядом с дверью. Он не отходил от неё ни на шаг все то время, что колдовал Ямагучи, а тот все так же не пускал его увидеться с друзьями.
Футакучи откинул голову и с силой приложился ею об стену, в надежде переплавить одну боль в другую. Ссаженные костяшки уже даже не ныли, потому что внутри все скручивалось от боли и страха. Ямагучи не приукрашивал и сказал деканам все как есть. Если в ближайшие двое суток Шимада не появится в Академии, то сначала умрет Монива, за ним — Когане. У Камасаки и Сакунами были шансы выжить и без вмешательства квалифицированного лекаря. А вот то, что он промолчал о состоянии Аоне, напугало Футакучи до схватившего за сердце животного ужаса. И взгляд, брошенный на него Ямагучи, когда Футакучи сам спросил об Аоне, надолго ему запомнился.
По коридору, опережая бегущих, раздались торопливые шаги. Футакучи помотал головой, чтоб унять звон в ушах от удара, и повернулся в сторону звука. Как раз в эту секунду из-за поворота вылетели Нишиноя и сатори Тендо. Футакучи поднялся, его повело в сторону, и он судорожно ухватился за стену, пытаясь одновременно сохранить равновесие и перегородить дорогу бегущим.
— Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит, нет?! — хрипло выдавил он из себя, встречаясь взглядом с Нишиноей.
— Прости, мы спешим.
Нишиноя нырнул под преграждающую руку и потянул за собой замешкавшегося духа. Футакучи развернулся вслед за ними, но дверь захлопнулась перед самым носом, так что он с размаху влетел в теплую деревянную поверхность.
— Я же имею право знать. За что вы так со мной, — сорвано прошептал он, сползая на колени и прижимаясь лбом к двери, — за что?
Сатори никак не прокомментировал выходку фейри, тем более что в голове мальца набатом билась только одна мысль: «Не обнадеживать раньше времени, только не обнадеживать раньше времени». Тендо действительно стало интересно, что же тут произошло за те шесть часов, что никого сюда не пускали.
Нишиноя привел его в палату, наполненную запахом смерти так сильно, что хотелось сбежать немедленно. Рядом с неподвижным телом на полу, прислонившись к ножке койки, сидел Тильвит Тег, который год отбирающий у сатори первенство в факультетском соревновании по эмпатии. Как бы хорошо Тендо ни читал мысли, люди иногда чувствовали диаметрально противоположное прочитанному. У изголовья стоял вымотанный до состояния автопилота Ямагучи и мягко прикасался сияющими зеленоватым светом пальцами к голове раненого.
— Чем могу быть полезен? — любезно осведомился Тендо, привлекая внимание присутствующих.
Яку подскочил от неожиданности, а, казалось, ушедший в себя Ямагучи встрепенулся и более осмысленно зарылся пальцами в грязно-белые волосы.
— Мы подозреваем… — глухо, словно через силу начал Ямагучи, каждое слово давалось ему с трудом, и в глаза Тендо он не смотрел. — Мы подозреваем, что его мозг еще жив. Не мог бы ты… — Он сглотнул и поднял, наконец, взгляд от макушки раненого на сатори. У Тендо мурашки поползли по спине от выражения лица лекаря. — Не мог бы ты прочесть?
— Без проблем, — добавив в голос соответствующей репутации легкости и небрежности, произнес дух и встал на место Ямагучи.
Тендо не стал театрально класть пальцы парню на виски, прикрывать глаза и пугающе шевелить губами. Просто наклонился, вглядываясь в бесстрастную маску лица, и прислушался, как люди прислушиваются к шепоту или к плачу ребенка за стеной. С минуту ничего не происходило, а потом его словно размазало по пространству, он еле успел схватиться за спинку койки, чтоб не упасть лицом на пациента.
— Аоне Таканобу, — произнес он не своим голосом. — Капитан — Монива, маг — Сакунами, взбалмошный новичок — Коганегава, вечно недовольный заместитель капитана — Камасаки, любимый — Кенджи. Аоне Таканобу. Капитан — Монива, маг — Сакунами, взбалмошный…
— Хватит. — Ямагучи оттащил Тендо от койки и с силой встряхнул. Взгляд сатори прояснился.
— Черт, думал, не выплыву. — Голос его подрагивал, и не сказать так сразу: от ужаса или от восторга.
— Твой вердикт? — нетерпеливо дернул его за рукав Нишиноя.
Тендо провел рукой по лицу, стирая остаточное впечатление, и оглядел собравшихся. Даже Яку заинтересованно поднял голову, хотя из тела так и не ушла напряженная сосредоточенность.
— Что я могу сказать? Парень мертв, тут к гадалке не ходи. Но, я так понял, вы как-то поддерживаете жизнь тела, да? — Ямагучи кивнул, не вдаваясь в подробности. — Видимо, кто-то среагировал достаточно быстро, поэтому мозг вашего Аоне Таканобу умереть не успел. И сейчас он прогоняет по кругу самые важные вещи, чтоб не забыть, если вдруг получится вернуть к жизни тело. К настоящей жизни, а не к этому овощеподобному состоянию, я имею в виду.
— Что же нам делать? — с отчаянием произнес Ямагучи.
Вопрос, на который, как им казалось, не было ответа. Но Тендо ответил:
— Что-что, для начала подлатайте тело, смотреть жалко. А потом, — он крутанулся вокруг своей оси и безошибочно указал пальцем в сторону коридора, — зовите некроманта. Тут я вам не помощник.
— Футакучи нам тоже не помощник, — возразил Ямагучи.
— Почему? — с искренним удивлением посмотрел на него сатори. — Футакучи тут мне кажется больше всех заинтересован в здоровяке. И его смерть не переживет. К тому же вы забываете еще об одном некроманте. Некроманте-самородке и к тому же уже закончившем обучение.
— Но нам нужны лекари, — запротестовал Ямагучи и наткнулся на откровенно насмешливый взгляд.
— Лекари, некроманты… какая, в сущности, разница? — Тендо пожал плечами. — Кроме состояния пациента, разумеется. А так, одно дело ведь делаете.
Ямагучи и Нишиноя переглянулись.
— Он на это ни за что не пойдет.
— Энношита завязал с практикой.
— Как вы думаете почему? — натянул на лицо улыбку Тендо. — Лекарем Мертвых за глаза не назовут.
В палате вновь повисло напряженное молчание. Ямагучи усиленно думал. Сейчас решение зависело только от него. Ну и еще от того, согласится ли Энношита на подобную авантюру. Тендо прав, Лекарем Мертвых Энношиту просто так не назвали бы. Но и практику из-за ерунды он прекращать бы не стал. Значит, в его жизни произошло нечто такое, из-за чего Энношита просто перечеркнул полжизни, посвященной некромантии.
— Времечко-то утекает, — пропел Тендо, ведя указательными пальцами на манер маятника. — Тик-так, Ямагучи, тик-так. Вы не сможете поддерживать жизнь в его теле вечно, а мозг умрет и того раньше.
— Ты сможешь его подлатать? — осторожно спросил Нишиноя, бросив на сатори раздраженный взгляд.
Ямагучи сомневался, что у него наберется достаточно сил, даже если наскрести. Кулон был безнадежно разряжен, черпать было неоткуда, если только… Об этом варианте он старался не думать. Он не готов идти на такие жертвы ради заведомо проигрышной ситуации.
— Делаем так, — глубоко вдохнув, решил он, — если Энношита-сан согласится помочь, если есть хоть один шанс поставить Аоне на ноги, — Ямагучи сморгнул пелену перед глазами, — тогда я в деле. Но, Тендо, ты тоже нужен будешь, отслеживать мозговую активность Аоне. Ноя, Яку, на вас все та же обязанность.
— Без проблем.
— Не волнуйся, — кивнули оба.
— Хорошо, мы с Тендо идем к Энношите-сану.
— Что будешь делать с Футакучи? Он там с ума сходит.
— Почти сошел, — подтвердил слова Нои Тендо.
— Придется ввести его в курс дела. Нам, наверняка, понадобится его помощь. Идем, Тендо.
— Так точно, — шутливо козырнул дух и припустил следом за лекарем.
Ноя и Яку проводили странную пару взглядами.
— Думаешь, получится? — спросил Ноя.
— Ямагучи хорош в своем деле, Энношита — в своем. Не вижу причин для неудачи, — напряженным голосом проговорил Яку и снова откинулся на койку, контроль силы требовался чудовищный.
Ноя подсел рядом и взял в руки заледеневшую ладонь, разминая скрюченные пальцы.
— Ямагучи устал, я за него волнуюсь. Он совсем не думает о себе. А если про наши махинации прознают преподаватели — одними наказаниями не отделаемся. Вылетим из Академии, как пить дать.
— Тебя это беспокоит? — скосил на него глаз Яку, ладонь в чужих руках стала потихоньку нагреваться.
— Ни капли, — солнечно улыбнулся ему Ноя.
— Так я и думал. — Яку улыбнулся в ответ и прикрыл глаза.
— Вы двое рехнулись!
Энношита стоял в комнате сатори и переводил взгляд с Ямагучи на Тендо и обратно.
— Это единственный шанс спасти Аоне! — горячился Ямагучи.
— И твой шанс избавиться от детских надуманных страхов! — вторил ему Тендо, но скорее из-за любви к драматизму, чем действительно поддерживая лекаря.
За перепалкой с кровати наблюдал проснувшийся Ушиджима, и Тендо большого труда стоило не выгнать всех из спальни, чтобы остаться с ним наедине. Он одернул себя и вновь уставился на открывающего и закрывающего в недоумении рот Энношиту. Тот не мог подобрать слов, чтобы еще как-то отказать настойчивому лекарю.
— Во-первых, это невозможно, — решил воззвать Энношита к их здравомыслию.
— Да ты даже не попробовал!
— Дослушайте! Во-первых, это невозможно провернуть в Академии, оснащенной по минимуму и без необходимых специалистов. Согласитесь, лекарь-недоучка, некромант-инвалид и сатори-социопат не команда мечты. Во-вторых, как вы вообще себе это представляете? Я некромант, понимаете? Некромант! Я не могу лечить живых. Поставить на ноги парочку трупов… — Он вздрогнул, но усилием воли затолкал поглубже воспоминание о последнем оживлении и упрямо повторил: — Поставить на ноги пару трупов — раз плюнуть. Но не с живым человеком. Нет.
— Принцип воздействия, — нараспев произнес Тендо.
— Хорош только для отмерших частей тела, — возразил Энношита.
— Просто потому, что никто на живых это не пробовал.
— Потому что никому в здравом уме не придет это в голову! А я поднимать полутруп не собираюсь!
Ямагучи переводил взгляд с одного на другого спорщика и взвыть готов был от того, как они тратят время впустую. Нервы сдавали, и отсутствие сил душевного равновесия никак не добавляло. Он чувствовал, что скоро либо сорвется в позорную истерику, либо потеряет сознание. И ни один из вариантов его не прельщал. Таким бесполезным куском мяса он ничем не сможет помочь Аоне и Футакучи. Когда он увидел его, сидящего на коленях перед дверью лекарской, слова сатори о том, что Футакучи тоже может умереть — приобрели смысл. И теперь Ямагучи был ответственен за две жизни вместо одной.
— Энношита-сан, пожалуйста! Хотя бы взгляните на него.
Энношита потер занывший висок — предвестник событий куда хуже грядущей истерики Ямагучи. Сатори подкрался к нему, пока он с застывшим взглядом раздумывал над словами лекаря, и заглянул в лицо. Энношита отшатнулся, но Тендо поймал его за предплечье и притянул к себе снова, заглядывая в лицо, в мысли, в самую душу. От такого из головы тут же вылетели все слова для простейших ментальных щитов и ничем не скрытые, не сдерживаемые мысли хлынули в сатори.
— Ты боишься, — чужим голосом просипел Тендо, пока Энношита завороженно таращился в расширившиеся, почерневшие глаза напротив. — Ты боишься — после того, что произошло, это нормально. Мы все теряли близких, это нормально. Тосковать по близким нормально. Желать их возвращения тоже. Только ты еще и заглянул за грань, пытаясь вернуть друга. Но нам за грань заглядывать не надо. Он еще не успел туда отправиться. Здоровяк здесь, мертво лишь его тело. Ты ведь хочешь помочь, Чикара.
Он как-то по особенному произнес имя Энношиты, выделив первый слог и раскатав по языку букву «р», отчего Энношита вздрогнул. По телу прокатилась волна неподдельного животного ужаса, и он отшатнулся назад, вырываясь из крепкой хватки духа.
— Не называй меня так!
— Энношита-сан, — позвал Ямагучи. Энношита перевел на него дезориентированный взгляд. — Пожалуйста, просто осмотрите его.
Футакучи бросил взгляд на пустой коридор, по которому умчались Ямагучи и Тендо, и нерешительно прикоснулся к ручке двери. В голове ворочались тяжелые мысли, никак не желающие укладываться, чтоб дать себя обдумать и рассмотреть со всех сторон. Футакучи казалось, что его ударили чем-то тяжелым по голове и оставили истекать кровью, в ушах звенело, а руки тряслись как ненормальные. Он так долго рвался за эту дверь, что, когда ему разрешили войти, испугался.
Ямагучи рассказал ему всю правду, не тая, не приукрашивая, все резоны, причины, шансы и возможные последствия. Футакучи был готов рискнуть. Что там, он был готов рискнуть не только местом в Академии и свободой — жизнью, если понадобится. Чувствовал он себя при этом так, словно снова собирается нырнуть в ледяную воду той горной реки, из которой он выловил мертвого котенка Аоне. Только в этот раз место котенка занимал сам хозяин, и от этой мысли сердце Футакучи каждый раз сводило судорогой боли.
Если есть хоть один шанс — он выгрызет его у судьбы.
С этими мыслями он, наконец, толкнул дверь и вошел в лекарское крыло. За эти шесть часов оно изменилось до неузнаваемости. С виду все оставалось таким же, но атмосфера и запах крови и смерти настолько въелись в стены и матерчатые перегородки, что с непривычки закружилась голова. Некромантское чутье, благодаря которому он и пробился в свое время в Академию, вопило о том, что скоро здесь на один труп станет больше. «Почти стало», — издевательски прошелестело в голове голосом сатори. Футакучи мотнул головой, похлопал себя по щекам и решительно зашагал в палату к Аоне. Если достаточно сильно верить, что все будет хорошо, у судьбы просто не останется выбора. А если ей еще и помочь с выбором, чем Футакучи напару с Энношитой и собирался заняться в ближайшее время, то результаты точно превзойдут все ожидания.
В палате его встретили две пары настороженных глаз. Яку и Ноя сидели рядышком на полу у кровати Аоне и держались за руки. Если приглядеться, для Футакучи не стоило особого труда и без закрытых глаз разглядеть нити силы: от их переплетенных рук исходили тонкие жгуты магии, которые впивались в тело Аоне в районе груди. Футакучи обошел койку с другой стороны и присел на краешек, ладонь сама собой устроилась на прохладном лбу Аоне.
— Помнишь ту маленькую черную шерстяную тварь, что разодрала мне в мясо ноги? — тихо спросил он. — Помнишь, как носился с этой болезненной заразой с утра до вечера, а потом еще не спал ночами, откармливая ее каждые два часа с ложки? Помнишь, как простоял всю ночь у коробки, когда она наконец-то сдохла? У меня из-за тебя три шрама на левой ноге. У меня из-за тебя первый опыт в некромантии появился в одиннадцать лет. Я плавать научился, пытаясь догнать коробку с трупом. Ради тебя. Из-за тебя, черт возьми. Только попробуй сегодня умереть. Вернуть из-за грани не верну, но отправлюсь следом и буду травить твою загробную жизнь до самого дня перерождения. Только попробуй умереть, слышишь, Аоне Таканобу? Только попробуй не сдержать обещание. Иначе я тебя возненавижу.
Яку и Ноя пригнули головы и сидели, прижавшись друг к другу, тихо-тихо, боясь нарушить момент откровения Футакучи. Они тут были определенно лишними, но при всем желании уйти и оставить некроманта наедине с его другом не могли. Иначе Футакучи пришлось бы выполнять все обещания, данные им в случае смерти Аоне.
Ноя посмотрел на Яку и крепче сжал его пальцы. Яку кивнул, солидарный во всем со своим дальним собратом.
Футакучи отнял ладонь от едва нагревшегося лба и провел ею, подрагивающей и почти безвольной, по бледному бескровному лицу. Он хотел добавить еще что-то, даже открыл рот, но момент откровений и признаний прервали новые лица. Точнее, Тендо и Ямагучи, приведшие к Аоне Энношиту и увязавшегося за ними голема.
В палате мигом стало тесно и душно.
— Энношита долго ломался, но мы все же сумели уговорить эту неприступную принцессу посетить наш вертеп, — с порога заявил Тендо, едва не перебудив громким голосом мирно спящих пациентов.
Энношита даже не смог достойно ответить на заявление Тендо. Его накрыло ощущениями. Костлявая явно ошивалась где-то поблизости, ему даже казалось, что он слышит лязг карикатурной косы и ее мертвенное дыхание. Ощущение пробирающего по коже мороза, запах смерти, боли, бессилия и усталости. Энношите слишком знакомо было это чувство, чтоб оставаться равнодушным. Он открыл инстинктивно закрывшиеся глаза и оглядел всех присутствующих.
Яку и Ноя сидели у койки, связанные нитями силы. Над кроватью склонился Ямагучи, проверяя состояние едва живого тела. На краешке притулилась сгорбленная фигура, в которой Энношита с трудом узнал язвительного и высокомерного Футакучи. Сегодняшняя ночь многих изменит, это он понял, как только переступил порог лекарской. У самого от ощущений, от непередаваемого чувства, словно прошлое догнало его и вот-вот огреет по голове, сжимались легкие, так, что не вдохнуть. Он сжал подрагивающие пальцы в кулаки и шагнул вперед.
Его ведь просили только осмотреть, так? Ничего страшного не случится, если он просто посмотрит?
То, что Аоне плох, Энношита догадывался и сам. Но одно дело иметь представление, насколько плохи дела, и совсем другое — убедиться в этом воочию.
— Тендо, — негромко позвал Ямагучи, и сатори поняв все с полуслова, подступился к голове пациента.
— Все еще с нами, — ответил он.
— Энношита-сан?
— Он не протянет и до утра, — заключил Энношита и посмотрел на вскинувшуюся толпу мальчишек. Господи, они же еще совсем дети. Впрочем, он сам от них недалеко ушел. — Я не договорил. Он не протянет до утра на одной стимуляции сердца и легких. Его мозг еще жив, говорите? Сюда бы толковых лекарей, а не нас с вами.
— Но есть же способ помочь, Чикара?! — упрямо посмотрел на него Ноя.
Энношита нахмурился. Способ определенно был, но подходил ли? Он встал рядом с Ямагучи и внимательнее вгляделся в лицо раненого. Они некроманты, они не способны лечить.
— Но ведь тебя называли Лекарем Мертвых! — воскликнул Нишиноя, похоже, последнее Энношита произнес вслух.
— Как ты думаешь почему? — устало спросил он. — Думаешь, потому, что могу лечить мертвых? — Он обвел взглядом всех ребят и увидел у каждого одинаковое выражение лица. — Так вот, вы ошибаетесь. Меня так называли, потому что я мог поднять труп в любом его состоянии. Даже прожеванного и выплюнутого. Со всеми сломанными костями.
Слова давались с трудом, Тендо разбередил старую рану. Энношите так хотелось развернуться и сбежать от этих наивных детишек, не видящих дальше своего носа. Не желающих видеть. Это бессмысленно. Все их попытки. Этот воин все равно умрет. Он уже умирает, никакие силы не удержат его здесь, его конец предопределен.
— Ты ошибаешься. — Голос Тендо зазвучал до дрожи серьезно. — Ты ошибаешься, если думаешь, что ваши случаи похожи. Прекрати сравнивать. Сейчас совсем другие обстоятельства.
— Я знаю это. Знаю! Но все равно. — Энношита неосознанным жестом сжал рубашку на груди. — Я знаю.
— Тогда прекрати ломать комедию, и давайте за дело! — отчитал его сатори. — У нас не так много времени.
Энношита снова прикрыл глаза, заталкивая разбуженные воспоминания подальше вглубь. Ужаснуться тому, что он собирается сделать, можно будет после. А пока... — он встретился с отчаянными глазами Футакучи, узнавая в нем себя прежнего — ...что случится, если он попробует снова? Тендо прав, на этот раз все по-другому.
— Энношита-сан? — позвал осторожно Ямагучи.
Энношита помотал головой, с силой ударил себя ладонями по щекам и совсем другим, новым взглядом осмотрел собравшихся.
— Как у тебя с силами?
— На исходе.
— Сможешь подлатать Аоне так, чтоб он не истек кровью до возвращения Шимады?
Ямагучи не раздумывая кивнул. Тендо посмотрел на него с сомнением, но промолчал.
— Хорошо, Ноя, Яку, вы продержитесь, пока Ямагучи будет лечить?
— Без проблем, — ответил Ноя за двоих.
— Хорошо. Так. — Энношита потер переносицу, собираясь с мыслями. — Когда-то давно дядя рассказывал мне о кое-каких экспериментальных разработках. Принцип, как и говорил Тендо, отдаленно схож с принципами поднятия мертвецов. Этот метод лечения еще на стадии испытания, и работы там в идеале на трех лекарей. Но раз выбирать у нас не из чего, обойдемся тем, что есть. Ямагучи, приводите Аоне в порядок и переместите его во вторую лабораторию некромантов под полигоном. Как можно незаметнее, естественно. Мы с Футакучи пойдем и подготовим все необходимое. Ноя, Яку, проследите, чтоб Ямагучи остался в строю, он нам после лечения еще понадобится. Тендо, Ушиджима, поможете им перенести Аоне. Вопросы?
Собравшиеся отрицательно покачали головами.
— Отлично, тогда за дело. Идем, Футакучи. И еще, — обернулся в дверях Энношита, — никто из преподавателей не должен знать, что мы собираемся делать. Это понятно? Некромантию и целительство смешивать запрещено. И с этим, увы, мы ничего поделать не сможем. Так что, держите рот на замке.
— Но я уже сказал деканам, что Аоне безнадежен, — тихо произнес Ямагучи.
— А кто сказал, что нам стопроцентно удастся поставить его на ноги? — ровно заметил Энношита, и от его слов все вздрогнули. — Будьте реалистами, у нас один шанс к нескольким тысячам. И если нам все же удастся, сошлемся на чудо. Или скажем, что Аоне был отравлен каким-нибудь парализующим ядом, а ты в силу молодости не сразу это разглядел.
— Не понимаю, что с Чикарой. Он ведь всегда готов прийти на помощь!
Нишиноя стремительно носился из угла в угол, потрясая в воздухе руками, стараясь при этом не наступить на Яку и не мешать Ямагучи лечить.
Тендо следил за мельтешением, с удобством устроившись на подоконнике.
— Спроси его сам, когда закончится вся эта свистопляска, — небрежно обронил он, а сам покосился на лекаря. Ему не давало покоя вранье Ямагучи, о наличии у него сил.
Но Ямагучи выглядел как обычно, разве что был бледен как смерть, но это как раз легко объяснить переутомлением и полным истощением резерва. Интересно, как Ямагучи до сих пор держится на ногах, если, по подсчетам Тендо, тот должен был свалиться в глубокий обморок еще пару часов назад.
— Тендо? — тихо спросил пристроившийся рядом голем.
Они ничем не могли помочь и ждали, когда Ямагучи закончит латать Аоне, чтоб транспортировать его под полигон.
— Никак не могу разгадать нашего лекаря, — шепотом ответил Тендо и прислонился плечом к плечу Ушиджимы.
Голем перевел взгляд туда же, куда смотрел Тендо, и пожал плечом, на втором устроился дух.
— Да, странное дело. Загадочный народ эти лекари, может, даже похлеще некромантов. Скрытные, и не понять о чем думают, как, например, сейчас.
Ямагучи откинул упавшие на лоб волосы и выпрямился. Пот струился по лицу, шея взмокла, и непослушные прядки тут же ее облепили. Он подозревал, что должен был свалиться уже после Камасаки, и думать не хотел, сколько еще продержится. Ведь если подумать, при истощенном резерве был только один вариант. И к нему Шимада-сан велел прибегать только в самом крайнем случае, для спасения собственной жизни. Потому что последствия такого вмешательства в собственный организм были непредсказуемыми. Ямагучи же уже пару часов работал на износ, и если вовремя не остановиться — может стать слишком поздно. Вот только среди них не было ни одного лекаря, который мог бы остановить его. А Кагеяма, от рождения обладающий способностью видеть ауры, говорить еще не мог. И это тоже было хорошо, показывать ободранные края своей души Ямагучи в любом случае никому не собирался. А зажить она когда-нибудь заживет.
С мелкими ранами он справился быстро, хоть и не сказать, что без труда. То, что он использовал собственную душу в качестве источника силы, сокращая свою продолжительность жизни, бодрости организму не прибавляло. Он мерз и очень сильно. Трясущиеся руки удалось успокоить только усилием воли. Оставалась самая страшная рана — на груди. Перебитый позвоночник внушал ужас, но не так, как болт арбалета, засевший в сантиметре от сердца. Ямагучи встряхнул кистями, но в этот раз дезинфицирующее заклинание далось не так легко, как раньше. Он зло чертыхнулся про себя и уже сознательно призвал заклинание, чтоб обеззаразить ладони. Дело плохо, очень плохо.
— Ноя, помоги, — позвал он подкидыша.
Тот, до этого метавшийся в свободной части палаты, мигом оказался рядом и заглянул в глаза, ожидая указаний.
— Яку, будь внимательнее, мы сейчас вмешаемся в твою структуру, смотри, чтоб наше вмешательство не повлияло на сердцебиение.
— Хорошо.
— Ноя, направь силу вокруг древка и полностью покрой пространство вокруг него малым щитом.
— Как при самообороне?
— Да, только там ты покрываешь себя, а тут поврежденные ткани вокруг. Стандартным щитом от физических воздействий. Я буду вытягивать болт, и надо, чтобы мы не навредили еще больше.
— Я понял, — кивнул Ноя и занялся щитом. — Готово, — через пару минут произнес он напряженным голосом.
— Хорошо, на счет три. — Ямагучи проверил внутренним зрением подготовленный щит Нои, нити силы Яку и крепко ухватился за древко. — Раз. Два.
Он сделал глубокий вдох и, завершив счет, резко выдернул болт из раны.
— В параличе есть один несомненный плюс, — заметил Тендо, глядя, как суетятся, пытаясь остановить кровь и залатать дыру Ямагучи с Ноей. — Не нужно тратить силы на обезболивание.
Ушиджима рядом согласно угукнул.
Полчаса спустя Аоне был готов к транспортировке. А Ямагучи готов был умереть.
— Ты как? — тут же вцепился в него Нишиноя, когда Тендо и голем оттеснили их от койки.
Ямагучи перевел взгляд на Ною и часто-часто заморгал, пытаясь прогнать темень из глаз.
— Подумываю сменить профессию, — честно сказал он, и Нишиноя улыбнулся. Если уж Ямагучи шутит, значит все еще не так страшно, как могло бы быть. Но вспомнив о том, что Энношита сказал о необходимости Ямагучи для дальнейшего ритуала, помрачнел. Возможно, пока все еще не так страшно, но кто знает, как оно все обернется к утру.
— Расскажешь, какой у тебя план? — Загоревшийся надеждой Футакучи не то зрелище, к которому был готов Энношита. Он замер на секунду, сбившись с шага, и тяжело вздохнул.
— Ямагучи, наверно, об этом еще не слышал. У лекарей есть экспериментальный способ возвращать парализованных людей к жизни. Довольно трудоемкий ритуал, поэтому для него требуется как минимум три лекаря.
— И чем можем помочь мы, если нет лекарей?
— У нас схожий принцип работы с силой. Думаешь, почему лекарей и некромантов до конца среднего звена обучают в одной группе? Именно из-за схожести. И только в последние два года учебы начинается раздельное обучение по профилю. У нас схожий принцип, просто сила лекарей, сила жизни, направлена на исцеление, восстановление и поддержание, а наша сила, сила смерти, — на подчинение и, при необходимости, на разрушение. Ну и главное различие — мы черпаем силу в крови, лекари — в своем духе. Поэтому наши способности ограничены количеством нашей крови и того, чью мы готовы пустить для достижения наших целей. А лекари, если исчерпают свой внутренний резерв, могут пустить в расход часть души.
— Часть души?
— Да, мы так не можем, наша сила ограничена нашей кровью, а они могут при желании воспользоваться силой собственной души. Но, как понимаешь, как и в случае с кровью, с душой нельзя обращаться бесцеремонно. Не рассчитать или переборщить — смертельно.
Футакучи вздрогнул. Энношите тоже не по себе было от этого разговора. Он, как и Тендо, понимал, что Ямагучи давно израсходовал свой резерв и сейчас выезжает на одном упрямстве и собственной душе. Жаль, среди них не было того, кто бы мог сказать, какой степени урон причинил себе Ямагучи подобной самоотверженностью. А к возвращению Шимады их бездействие может стать причиной необратимых последствий.
Они незаметной тенью пересекли широкий двор Академии и пробрались через незапертые двери в подземные лаборатории некромантов. Над ними навис нерушимой громадиной полигон. Условно нерушимой, если вспомнить, что Танака едва не пробил Фукунагой дыру прямо в центре. По потолку и стенам архива, который им пришлось пересечь, по дороге к лестнице, расползлись паутиной пугающие трещины. Надо бы не забыть сообщить об аварийности архива руководству, подумал Энношита мимоходом.
Они достигли лестницы и спустились на два уровня вниз. Вторая лаборатория некромантов представляла собой больше морг, чем обычные залы некромантов. Тут не висели по стенам чадящие факелы, не были натыканы на каждой горизонтальной поверхности черные свечи для призыва, а пол не был расчерчен рунами для поднятия.
— Сдвигай столы по сторонам. Мы не сможем отстоять весь ритуал, поэтому Аоне лучше уложить на пол.
— У нас нет силы жизни, как ты собираешься решить эту проблему? — спросил Футакучи, лишь бы забить голову чем-нибудь другим, а не мыслями об Аоне.
— Ты плохо слушал. Наши силы схожи, только вместо того, чтобы исцелять и восстанавливать, мы будем подчинять и заставлять работать. Почти как сейчас Яку и Ноя заставляют биться сердце и работать легкие.
— Но чем тогда наш метод отличается от их?
— Автономностью.
Энношита пошарил на одной из полок шкафов, приютившихся у дальней стены лаборатории, и достал оттуда коробку.
— Автономностью?
— Мы не можем восстановить связи, разрушенные из-за перебитого позвоночника. Но сможем их сымитировать, чтоб мозг продолжал взаимодействовать с телом, пока позвоночник и спинной мозг не восстановятся. И пока здесь не окажутся нормальные специалисты, которые займутся его лечением. Шимада-сан наверняка прибудет не один. Но подчинение — одна из самых опасных форм воздействия. Автономность автономностью, но как только ресурсы Аоне исчерпаются, он умрет. Поэтому такой метод носит временный характер.
Энношита бросил большой мелок Футакучи и велел рисовать внешний круг, в то время как сам занялся внутренним и расстановкой рун между ними, которые в дальнейшем помогут в наложении сети сил, имитирующих нервную систему обычного человека.
— А для чего помощь Ямагучи?
— Он будет направлять нашу силу, ему все же виднее, где и как наладить связи, чтоб не навредить.
Они закончили как раз вовремя. В приоткрытую дверь второй лаборатории ввалилась разношерстная компания студентов. Голем торжественно нес Аоне. Энношита заметил, что ребята додумались зафиксировать голову и спину раненого, чтоб не было лишних смещений в костях.
— Клади его сюда, — указал Энношита на пустое место внутри малого круга. — Мы с Футакучи натянем сеть силы, а ты, — он посмотрел на все еще белого Ямагучи, — подправляй и направляй. Как закончим, все вместе наложим ее на Аоне. И если у нас все получится сделать правильно — паралич должен будет пройти.
— Он очнется? — взволнованно спросил Футакучи.
— Пока не должен. Слишком большая нагрузка на мозг. Вставай сюда, только не смазывай руны, — без перехода начал Энношита. Направил Футакучи, заставив встать между нарисованными кругами с левого бока от Аоне. Сам же встал с правой стороны и взял в руки его ладони. — Готов?
— Да, — твердо ответил Футакучи, и Энношита полоснул ритуальным кинжалом сначала свои ладони, а потом ладони Футакучи. Нож перекочевал в руки Нишинои, а Энношита медленно соединил окровавленные ладони с ладонями Футакучи. — Яку, ты пока продолжай поддерживать свои нити. Я скажу, когда можно будет убирать.
Яку согласно кивнул и отсел подальше от кругов — воздействовать можно было и оттуда, а вот мешать не хотелось.
Энношита расцепил окровавленные ладони, на лице проступило напряжение, а между его ладонями и руками Футакучи, словно кровь, повисла красная сеть силы.
— Расходимся, — тихо произнес он. И они одновременно двинулись в разные стороны. Справа от Аоне, в кольцо между двумя кругами, встал Ямагучи и благоговейно прикоснулся пальцем к одной из невесомых нитей.
Энношита сел на пол у головы, Футакучи — у ног, сеть медленно натянулась у самой поверхности кожи Аоне. Ямагучи опустился на колени и начал медленно перебирать потоки силы, иногда подправляя, но не вмешиваясь своими силами. Начал он почти от центра, двигаясь от сердца к голове. Так почему-то было проще, чем начинать ковыряться сразу в мозгах.
Ноя тихонько помыл под краном нож и убрал его на рабочий стол рядом. А сам присел к Яку, взволнованно заглядывая ему в глаза.
— Ты в порядке?
Яку напряженно улыбнулся, на лбу выступила испарина.
— Продержусь, — тихо ответил он.
Ноя протянул руку, робко касаясь чужой ладони, и Яку с радостью всунул ему обе свои конечности. Пальцы от перерасхода сил мерзли нещадно. Нишиноя тут же принялся их растирать, попутно делясь силой. Пусть хоть так, но он мог помочь.
— Спасибо, Юу. — Улыбка стала чуть менее напряженной. Яку медленно, боясь потерять концентрацию над своим занятием, привалился плечом к Ное.
— Глупости какие.
Они провозились до рассвета. Шел шестой час утра, когда кропотливо и медленно обрабатывающий нити Ямагучи разогнул натруженную спину и слезящимися глазами посмотрел сначала на полуживого Футакучи, а потом перевел взгляд на такого же бледного Энношиту. Сам он уже не чувствовал ни рук, ни ног, ни пространства вокруг. Каменный пол под ногами казался мягким пугающим желе, а стены и вовсе норовили опрокинуться. Но Ямагучи усилием воли вернул себе хотя бы подобие ясности в мысли и, пошатываясь, поднялся на ноги. Осталось самое важное.
— Готовы?
Энношита пересекся взглядом с Футакучи и кивнул. Они одновременно начали опускать руки с подсохшими порезами каждый со своей стороны. Ладони Энношиты легли на белобрысую макушку воина, Футакучи — на голые крупные ступни. Ямагучи еще раз внимательным взглядом окинул получившуюся запутанную сеть.
— На три. Раз. Два. Три.
С последним словом оба некроманта обрубили приток магии к сети, и она впиталась в тело Аоне как родная. Прошла секунда, две, три.
— И что дальше? — голос Футакучи сорвался.
Ямагучи сам едва держался, чтобы не скатиться в позорный скулеж, и все ждал, ждал, ждал.
Наверно, боги решили наградить их за старания. Или так удивились их самоотверженности, что не стали препятствовать чуду. Аоне застонал и попытался повернуть зафиксированную голову. Еще бы, лежать на холодном каменном полу несколько часов кряду — удовольствие ниже среднего. Особенно если к твоему телу снова вернулась чувствительность.
Футакучи подавился вдохом, во все глаза глядя, как шевельнулась ступня в его руке.
— Еще не все, — предостерегающе произнес Энношита.
— Яку, — из последних сил прохрипел Ямагучи, — отпускай.
Яку прекратил подпитку заклинания, поддерживающего сердцебиение и работу легких. И когда Аоне сделал первый самостоятельный вдох, напряжение в лаборатории окончательно спало.
— Как сердце? — спросил Ямагучи, не в силах даже шевельнуть рукой, чтоб почувствовать удары. Тендо присел рядом и положил ладонь на забинтованную грудь.
— Бьется.
— Бьется, — подтвердил переползший со своего места Футакучи, прижав пальцы к шее. — Боже, оно действительно бьется.
— Поздравляю с первой совместной операцией. Теперь необходимо переместить пациента обратно в палату, пока он не подхватил простуду и пока никто не догадался, чем мы тут занимались всю ночь, — бодро посоветовал Тендо и резко замолк, когда на него без чувств повалился Ямагучи. — Вакатоши-кун? — Тендо широко распахнул глаза и уставился на бесчувственное тело на своих коленях.
— Да?
— На тебе свежеисцеленный здоровяк. А мне, похоже, придется тащить нашего героя.
— Прости, Тендо. — Энношита с трудом поднялся, его тут же подпер с боку Ноя.
С Футакучи повторилась та же история, только его, пошатнувшегося, поймал и сам еле стоящий на ногах Яку.
— Да без проблем, — все еще недоуменно глазея на бессознательного лекаря отмахнулся дух.
Голем осторожно подхватил на руки тело Аоне и, поднявшись, с вопросом в глазах оглянулся на сатори.
— Да-да, уже иду, Вакатоши-кун, — торопливо закивал Тендо и, закинув на плечо Ямагучи, словно тот ничего не весил, в припрыжку поспешил за Ушиджимой.
— Осторожнее, — успел крикнуть им вдогонку Энношита.
Во дворе творилось что-то невообразимое. Куними наблюдал за передвижениями студентов от полигона до учебного корпуса и размышлял, не слетать ли на разведку, так сказать, чтобы быть в курсе событий в случае чего. Но голос с койки соседа помешал несвойственному ему любопытству.
— Ты чего так рано?
Куними оглянулся: Киндайчи привстал на локтях и прищурился, силясь разглядеть его в серой дымке раннего утра.
— Просто не спалось.
— Кошмары?
Куними не рассказывал о кошмарах ни Энношите, ни даже родителям. Только Киндайчи, и то только потому, что тот делил с ним комнату и частенько просыпался от чужих криков. Кошмары пошли было на спад, но после разговора с Энношитой, где Куними собственноручно разбередил подзажившие раны, пугающие сны взялись за него с новой силой. Это наталкивало на определенные мысли, а правильно ли он сделал, что пошел тогда за помощью к человеку? Может, стоило бы забыть все и продолжать попытки жить дальше, словно ничего не случилось?
Куними отвернулся к окну, чтоб заметить еще кое-что странное: вслед за ушедшими в учебный корпус студентами шмыгнула почти невидимая глазу фигура. Куними, поднапрягшись, определил, что человек, а это был именно человек, воспользовался их природной исчезающей магией, но сильфа было не так-то просто провести. Он хмуро следил за передвижением маскирующегося человека, но смог понять только, что это такой же студент, как и скрывшиеся в Академии ранние пташки. Настораживало другое — как обычный студент, да еще и человек, смог замаскироваться и скрыть свое присутствие от других с помощью строжайше оберегаемой магии сильфов? Которой обучают только в школах элементалей.
За спиной, но на расстоянии, замер Киндайчи. Его человеческим глазам не под силу было отследить чужое передвижение, поэтому, бросив в окно мимолетный взгляд, он уставился на соседа:
— Хэй, все в порядке?
— Почему ты сомневаешься?
Киндайчи замялся, Куними повернулся к нему и прислонился спиной к откосу окна, без интереса разглядывая взволнованное хмурое лицо соседа.
— Ты так и не рассказал, о чем вы говорили с Энношитой.
— Не твое дело. — Куними следил, как волнение на лице Киндайчи сменяется угрюмостью, а в глазах мелькает упрямая ослиная решимость.
— Может, и не мое, — сердито сказал он. — Но ты мой сосед и друг! И это я привожу тебя в чувство каждый раз, когда из-за кошмаров ты забываешь, где находишься.
— Я, знаешь ли, тебя не просил!
Киндайчи поменялся в лице, отступил на шаг, увеличивая дистанцию. Таким злым Куними он еще не видел. Как-то сразу вспомнилось, что Куними вовсе и не человек и прибить может просто так, походя, даже не вспотев. Друга своего Киндайчи не боялся, но кто знает, что происходит в головах элементалей, когда их доведешь. А Куними был зол, даже очень, причем казалось, злился он больше на себя, нежели на сунувшегося с расспросами Киндайчи.
В комнате повисла неуютная тишина. За окном медленно крался рассвет, освещая замерших друг напротив друга студентов. Куними не выдержал первым, хотя по всем законам жанра извиниться должен был Киндайчи, но с некоторых пор Куними старался сдерживать свою проявившуюся еще в рабстве ярость. Он как никто другой был хорошо осведомлен, на что способен доведенный до неконтролируемого бешенства элементаль, будь это хоть трижды несвойственно его виду.
— Прости, я вспылил, — негромко произнес Куними, снова отворачиваясь к окну, чтоб не видеть, какие именно эмоции вызвали у Киндайчи выдавленные через силу извинения.
Киндайчи осторожно, не делая резких движений, шагнул ближе, уложил руку на острое плечо и некрепко сжал, принимая извинения. А после сразу же ее отдернул, памятуя об отношении друга к чужим прикосновениям.
— Это я виноват, не нужно было давить.
— Чем сильнее я хочу отгородиться от людей, тем больше некоторым из них хочется влезть мне под кожу, — горько усмехнулся Куними, не отрывая взгляда от светлеющего неба.
— Тогда зачем вообще ты пришел в межрасовую Академию? — удивился Киндайчи. — Разве не для того, чтобы убедиться, что не все люди одинаковые?
— Вот и я думаю зачем? — ответил Куними. — Не думаю, что ты прав. Скорее, я пришел сюда в надежде научиться противостоять вам. Люди коварны и непредсказуемы. А это место единственное, где учат не только магии, но и методам противостояния разным расам. Самое необходимое умение, пока не истреблены все Подчиняющие, я считаю. — Куними покосился на обиженно нахохлившегося друга. — Только не принимай на свой счет, ладно?
— Но я ведь человек.
— Да, и, на мой взгляд, ты дашь сто очков вперед любому представителю своей расы.
— Вот видишь! — Киндайчи загорелся как мальчишка, только что выигравший спор со взрослым. — Не все люди злобные, коварные манипуляторы!
— А может, ты исключение, подтверждающее правило?
Куними не смог сдержать улыбки. Простодушный и добрый Киндайчи иногда походил на легких, не обремененных проблемами сильфов с родины. И тем обиднее было осознавать, что рано или поздно он вырастет и станет таким же, как те, кто пленил когда-то Куними. Может, он и не будет в секте Подчиняющих, но цинизм и безразличие взрослого мира быстро вытравят из Киндайчи все светлые черты характера.
В голове всплыл образ Мизогучи-сенсея, который и сейчас, будучи взрослым, легко срывался на мальчишеское поведение, словно так и не повзрослел.
— Ничего подобного, — замотал головой Киндайчи, не замечая, как Куними погрузился в невеселые размышления. — Я знаю кучу хороших и добрых людей, не имеющих ничего общего с твоими представлениями.
— Ну, мои представления имеют под собой хороший такой трехлетний фундамент, — фыркнул Куними.
Как и всегда, воспоминания о рабстве холодком пробежались по спине, но он стойко проигнорировал неприятное ощущение, прячась за кривой усмешкой. Куними научился подавлять большую часть реакций своего организма — дрожь от прикосновений, липкий страх от подкрадывающихся сзади шутников-одногруппников, оцепенение от воплей доведенных до ручки преподавателей. Куними боялся людей и ненавидел себя за это.
Киндайчи словно почувствовал чужую злость, но на этот раз не отступил. Упрямо поджал губы, скрестил руки на груди и выпалил:
— У тебя есть еще шесть лет, чтоб разобраться в себе и окружающих. Дай нам шанс, люди могут сильно тебя удивить.
— Ложись спать, — со вздохом ответил Куними. — У нас зачет первой парой. Ты же не хочешь проспать.
— Да тут осталось-то… — Киндайчи моргнул от резкой перемены темы, бросил взгляд в окно на светлеющее небо. — Часа полтора-два.
— Через пару лет ты будешь с тоской вспоминать время, которое мог бы потратить на сон, — усмехнулся Куними. — Давай-давай. Это мне на зачете легко будет, а с вас Киёши-сенсей три шкуры сдерет за заваленные принципы смены сущности.
— Ох, черт, Киёши-сенсей, — с тоской в голосе протянул Киндайчи. — Я лучше повторю конспекты.
— Тоже неплохой вариант.
— Это нормально? — спросил Тендо, уложив Ямагучи в одной из палат.
— Ты о чем? — Энношита решил остаться с Ямагучи, пока тот не очнется и не подтвердит, что с ним ничего, кроме переутомления, не стряслось.
— Он холодный. Разве люди должны быть такими холодными?
— Не должны, — покачал головой Энношита, прикладывая ладонь ко лбу Ямагучи. — Так сказывается полное истощение. Если ничего не предпринять, то Ямагучи может либо навсегда лишиться своих сил, либо умереть.
— Что же делать?
— Лучшее, что мы можем сделать, это предотвратить смерть. С даром будем разбираться уже после возвращения Шимады-сана. А пока его нужно согреть. — Энношита обвел взглядом палату, задумавшись. — Горячее питье. Грелки и одеяло должны быть в его приемной.
— Грррааууу? — вопросительно зарычали из окна.
Энношита вздрогнул, а Тендо расхохотался:
— Вот и грелочка подоспела!
— Идеально. Кагеяма, ну-ка иди сюда.
Виверн, перевалившись через подоконник, вразвалочку подошел к Энношите, с любопытством телепая языком, словно змея.
— Заползай, нужно погреть нашего друга. Ты же справишься с этим ответственным заданием? — умильно заворковал Тендо, напугав этим не только виверна, но и привычного ко всему Энношиту.
Кагеяма отступил на пару шагов от сатори и вопросительно посмотрел на Энношиту.
— К сожалению, он прав, Кагеяма, нам нужна твоя помощь.
— Гррр, — заворчал виверн, — рааау?
— Да, ты же помнишь Ямагучи, он помог тебе появиться на свет, а сейчас ему плохо и очень холодно.
— Гряяя! — Кагеяма выпустил изо рта маленький язычок пламени.
— Нет, не огнем! — тут же вскрикнул Энношита.
— Ррр, — обиделся малыш.
— Ну же, ползи сюда, смотри, как тут тепленько, — опять заворковал Тендо.
— Ты пугаешь ребенка, — одернул его Энношита. — Кагеяма, ложись рядом, хорошо? Это ненадолго.
— Грррауу, — согласно рыкнул виверн и неуклюже заполз под приподнятое одеяло.
Тендо вернул одеяло на место, взял второе с койки Энношиты и укутал лекаря с виверном по самую макушку. Ямагучи, из обморока провалившийся в нездоровый сон, свернулся калачиком вокруг виверна и задрожал от контраста температур.
— Теперь горячее питье и спокойствие, — поучительно поднял палец к потолку Тендо.
— Он нас убьет, если мы не разбудим его на утренний обход.
— Перетопчется. Полумертвым слова не давали.
Ошарашив этим Энношиту, Тендо стремглав покинул лекарское крыло. Наверняка пугать кухарок в столовой. Голем проводил взглядом убежавшего сатори и вопросительно посмотрел на Энношиту.
Тот только плечами пожал и без сил завалился на койку.
— Можно я подумаю об этом завтра, — пробормотал он в подушку и накрыл ею голову.
Со стороны голема раздался странный звук — то ли хмык, то ли смешок, но сил выглядывать выяснять это у Энношиты уже не осталось, он просто провалился в глубокий сон.