Лай бездомного пса

Не могу. Не хочу. «Ненавижу…» — Отстой, — фыркнул Оума, замедленно, плавно, до небольшого хруста костей подтянув руки вверх и глубоко вобрав колеблющийся воздух почти что дрожащим в нерешительности что-либо ещё говорить приоткрытым ртом. — Который час? Ты говорил что-то про ночной перекус? — Шуичи будто бы бесстрастно взглянул в небо, что тихо-мирно растекалось и, казалось, впитывалось в белую вату облаков, тем самым разбивая пушистое одеяло на несколько обрывочных частей пуха. Эти облака, размеренно плывя по небосводу, выглядели, словно чужие. Что-то в сердце испуганно сжалось, тяжело перехватив итак прерывистое дыхание, и в беспокойной манере болезненно затрепетало незримыми когтями в горле, вызывая покалывающее желание наполнить рот спасительной от сухости пенистой слюной — Саихара вздрогнул, непроизвольно затолкав рвущийся наружу нервный смешок в груди. «Совсем чужие… Чужие, совсем как я в этом мире». — Тебе по реальным часам или по здешним? — весело усмехнулся Кокичи, но, вместо ожидаемого ответного смеха, Шуичи только с усилием сжал зубы от раздражения, которое постепенно наполняло пустоту внутри. Оума внимательно проследил за нерешительным взглядом собеседника и немного напрягся: — В любом случае, всё оставим на потом. «Даже так?.. Где мы сейчас в таком случае?» — Сейчас нас заберут. «Я знаю, что если бы мои мысли были бы где-то написаны, особенно построенными и выглаженными, то могло бы показаться, что я иногда думаю об одном и том же — о том, что я никому не нужен. Но ведь так и происходит, что эти мысли я даже не пытаюсь остановить, потому что в глубине души все знают, что это истина. Но разве истину упорно суют каждому под нос, навязчиво крутя-вертя её под разными углами, пока не станет тошно смотреть на неё? Если только таким идиотам, как я. Я не знаю, к кому так прямо обращаюсь, но обещаю положить конец всему моему нытью. Когда-нибудь… Когда-нибудь, мой незримый собеседник, я смогу быть таким бесстрашным, чтобы пойти до конца. Пока что я слаб… Ненадолго. Я не хочу кому-то что-то доказывать, но такой курьёз, как я, никогда не должен был появляться в этом мире. Я бесполезен. Я даже не могу вспомнить то, что для меня было когда-то очень важным… Всему в этом мире должен прийти конец — главное, чтобы точка стояла в том месте, где ей следует быть. Никто ведь не любит, чтобы даже самое ненавистное произведение продолжалось несколько лет по тупому сценарию? О да. Меня ведь даже не спросили, а хочу ли я участвовать в этой всей дребедени — просто персонаж для того, чтобы какой-то автор — или игрок? — пользовался мной, как ему вздумается, а остальные радовались моей беспомощности. Но я ведь живой, чёрт вас всех подери. Мне тоже может быть больно, поверь хотя бы в это, «кто-то». Автор, игрок… Зритель? Читатель? Я, опять же, никому ничего не хочу доказывать — я просто хочу исчезнуть из этого мира… Все были бы этому рады, даже закатили бы масштабную вечеринку по такому поводу… Так почему бы не сделать всех хотя бы чуточку счастливее? Тем более, что уж это я в теории смогу сделать, нужно только набраться сил, сделать последнее дело, последний рывок…» — Ну что ж, darling… — несмело подал голос Кокичи. — Вляпались мы. Опять. «Я люблю тебя, только… Я устал, я просто устал уже… Не от тебя, нет, только не от тебя… А от себя». — Что опять стряслось? — довольно притворно-дружелюбно спросил Саихара, пытаясь ненароком не выдать всю накопленную со времён убийственной игры невыносимую боль, которой уже не хватало места на его теле, потому что она уже пробралась к окружающему воздуху, постепенно сгущаясь прямо перед ним — но никто не замечал этого. Она ласкалась, она кусалась, она выплёскивала свой яд во все возможные стороны, не заботясь о том, что что-то может не попасть в цель, потому что для неё это было забавным отвлечением от обычных душевных криков жертвы. Действительно казалось, что эта боль живая — не была похожа она на сон и в то же время не была похожа на ложь. «Мерзость, мерзость, мерзость — таким образом обманывать тебя. Как же суметь перемолчать? Я хочу сказать тебе, что я ещё хуже лжец, чем ты… Ты хотя бы не врёшь самому себе. Я хотел бы сказать тебе прямо сейчас, что ты ошибся, и перед тобой стоит не тот, за кого себя выдаёт, но… Всё в конце концов приводит к той проблеме, что я отвратительный. Эту ошибку природы, то есть, меня, может исправить только могила… Тогда, наверное, и можно будет говорить о победе здравости над ненормальностью, естественности над искусственностью? Я уже не могу быть тем, кем себя считаю — просто обстоятельства не позволяют быть собой». — Как бы тебе преподнести эту новость… — сразу же ответил Кокичи, приоткрывая одну дорожную сумку для того, чтобы достать какой-то бумажный листок с комбинациями цифр. — Короче, мы застряли здесь ещё на некоторое время, потому что кое-кто посчитал очень прикольным смотреть сериал вместо того, чтобы доставить нужные мне вещи. Какой математический ум у нашей дорогой Широганэ-чан… Кто ж знал? Хм… Это больше нам не понадобится, — и смял бумажку, перед этим разорвав её на несколько маленьких частей. «Что? Я точно сошёл с ума». — Серьёзно? — хотел было искренне удивиться Шуичи, но не смог сдержать в себе безучастный нисходящий тон меланхоличной усталости. — И до скольких мы примерно будем сидеть здесь? — Шуичи, я вообще без понятия, но подозреваю, что эта стерва залипла на очередную дурацкую серию, где главный герой пытается сделать предложение своей паре, что выходит относительно комично — и происходит всё это в локации под названием «больница». Зачем тебе эта информация? Просто молись, чтобы она не заставила тебя смотреть эту лютейшую дичь — вместо сканирования активности головного мозга или что у неё там было в планах… — Что? — непонимающе откликнулся Саихара с наконец разбивающемся в стеклянном треске напускном невыразимым выражением лица. — …Возможно, я бы дал тебе несколько советов по тому, как этой ветки сюжета избежать с вероятностью до ста процентов, но не в этой жизни. Страдай, mon amour, — весело проговорил Оума. — Да благославят тебя Небеса на удачу… «Посмотри на себя», — нежно прошептала боль. — …Очевидно же, что тебя хотят свести с ума окончательно — и не удивляйся этому простому факту, Шуичи. Даже я могу нести всё, что мне вздумается: знаешь, всё это остаётся в рамках исследования… До тех пор, пока мы не покинем эту прекрасную жизнь, мы будем… «Кто теперь жалок, а?» — боль ласково поцеловала в невольно поджатые губы. — …Эй, я… Я пошутил. Ты чего? Шуичи… Ты в порядке? «Кто теперь навсегда останется один?» — боль изящно пригладила выбившийся волосок, который чуть ли не прикасался к глазу, из пряди. — Да, я в полном порядке, — с нервным полувыдохом солгал Шуичи. — Просто не хочу ничего говорить. «Ты сейчас не представляешь даже, на что это похоже — я даже не могу назвать это как-то иначе, чем раной, которая открывается каждый день, а кровь из неё, обязательно тёмная и разящая чем-то дурно пахнущим с примесью металлического аромата за километры, льётся беспрерывно на камни. Замечаешь ли ты это через мою маску, замечаешь, что я истекаю кровью? Превосходный из меня нытик — хоть с чем-то адекватно справляюсь, поэтично даже в какой-то степени… Опять». — Точно ли всё в норме? Ты не менялся так быстро в лице, с… «Самозванец», — хихикнула боль. — Всё потому, что ты меня раздражаешь уже со своими разговорами, которые не имеют никакого ебаного смысла! — Со жгучей яростью без раздумий прошипел Саихара, рефлекторно схватив ртом побольше воздуха. — Ты мог просто оставить меня в покое, но нет, тебе же нужно нагрузить меня непонятной хренью, от которой башка взрывается, делает мёртвую петлю в полёте и приземляется в грязевое болото… Оставь меня уже со своими тупыми желаниями затуманить мне мозги меганепревзойдёнными загадками, которые больше похожи на абы что, а не на загадки. Ты совсем тупой, что не понимаешь, что нужно уже заткнуться, пока… «Вот же блядь». — Шуичи, я… Саихара медленно отступил на небольшой шаг в сторону, отчётливо почувствовав, как будто длинные верви обвили стыдливое сердце и потянули эту мышцу вниз, чтобы оно после соприкоснулось с землёй и успокоило словно бы замеревшее в начавшему таять льду нерешительности тело. Юноша, ощутив практически неуловимое ласковое прикосновение тёплых мягких подушечек чужих пальцев, вдруг как-то слишком резко отдёрнул руку, несколько тяжёлых мгновений молчаливо вглядываясь в непонимающие глаза Кокичи, в которых просматривались искорки вяжущей горечи: — Но на самом деле… На самом деле я… Я… Это я совсем тупой, что не понимаю, когда нужно замолкнуть… Слушай, забудь то, что я только что… Забудь эту хрень, ладно? На самом деле я так не думаю, я думаю… Э-э-э… Я не думаю, что твои попытки разрядить обстановку были чрезмерными, просто обстоятельства так сцепились, что я… Что я сказал это, не подумав… Я просто не могу думать так хорошо, как раньше, поэтому и немного вспылил… Проблема в том, что меня раздражает именно то, что я не могу вспомнить многие ситуации… Не ты, ты меня не раздражаешь. Ты не можешь меня раздражать. Ты… Ты всегда был тем, на кого я не должен был выливать грязь. Только я виноват в своей импульсивности, но не ты… Только не ты. — Оу, я как раз хотел за свою чрезмерную болтовню извиниться… — неуверенно опустил взгляд вниз Кокичи. — Нет, нет, нет, с этим всё в порядке. Мне очень нравится твой голос, и это… — Шуичи подхватил недавно отвергнутую руку и несмело сжал её запястье в своей ладони, отмечая податливость собеседника. — Твой голос напоминает мне, что я чувствую себя дома только с тобой. Да, именно так. Я… Я виноват. Только я виноват. Прости… За всё прости… Прости… — Но ведь это правда, что я слишком много говорю, — еле слышно прошептал Оума, задержавшись многозначительным взором на сцепленных руках. — Или ты думаешь, что я обижусь на такую правду? Ты просто прямо сказал, что думаешь — не извиняйся. Мне это не нужно. — Но… Нет, ты не должен подстраиваться под кого-то, просто… Прости меня, я был неправ. В последнее время я… Я постоянно осознаю, что именно на мне лежит вина того, что произошло. Ты совсем не виноват в том, что я такой… — …Мне нужно просто знать, что именно ты в порядке, — Кокичи так же резко, как и Саихара несколькими минутами раньше, отдёрнул руку, всё же перед этим немного поколебавшись. — После того как мы… разошлись во мнениях, я пребывал в ужасном состоянии, и — я верю — ты тоже. Ты ведь знаешь, что простой блокировкой или сокрытием аккаунта от меня не отделаться? Я же обещал. Ты мне тоже обещал когда-то, что не бросишь меня, несмотря на моё и своё состояние и всё такое; говорил, что ты боишься и подумать о том, чтобы бросить… Я понимаю, что это не то, что… Нормальный человек не стал бы такое делать — не стал бы искать, копать, шариться по всевозможным сайтам, выискивая одного тебя. Ты не ненавидишь меня за то, что я винил тебя в преследовании, но на деле оказался ничуть не лучше? Я сделал много штук, о которых мне мерзко вспоминать… И всё из-за того, что не мог нормально, напрямую поговорить. Нужно было сразу всё обсудить с тобой открыто, а не делать херню. Я ненавидел тебя… Прости. «Я ведь тоже хотел преследовать… участников убийственной игры… Превращаюсь ли я постепенно в этого «Шуичи» или мне так искусно промыли мозги ещё тогда, когда я бы вряд ли это заметил? Бред полный — я же помнил, контролировал свои действия… Не мог же я просто взять и оказаться не у дел? Или этот самый «я» уже не «я»?» — Вспоминать такие мерзкие для тебя дела иногда бывает даже бессмысленно — растёт только твоё чувство вины, но никак не благополучие других. От этого никто не выигрывает, — мягко прошелестел Шуичи, почти что невесомо проведя по щеке Оумы лёгким и ласковым движением одних кончиков пальцев, с всё же непривычным восторгом отметив, как Кокичи оставил следы коротких поцелуев на его руках. — Я просто больной, — вполголоса усмехнулся Саихара. «Вернись ко мне, пожалуйста. Это всё, что я прошу… Разве это так много? Чтобы ты назвал меня так, как называл раньше, ощутить каждым вздохом, что твои глаза всё также блестят, когда я говорю что-то, как я одной своей улыбкой зажигаю в тебе счастье, веселье; ощутить, что словосочетание «тёплый смех» — это не просто необычное, сказочное описание. Довольно-таки требовательно получается, возможно, и мне бы стоило уметь довольствоваться малым, и я это признаю — просто не могу… Как мне быть, если ты меня хочешь забыть навсегда, оставив только этот искажённый образ ненастоящего меня? Назови меня «Саихара-чан». Назови, назови, назови. Это же несложно: просто немного спутать временные отрезки, проговорить по инерции — что угодно. Назови моё имя так, как было принято у нас, в убийственной игре. Чтоб я и это не забыл, чтоб остался собой — я хочу помнить, помнить, что это не было сном, помнить, что я не сошёл с ума. Я хочу, чтобы ты знал это… Я не хочу лгать, но, между тем, я могу начать больше лгать, ведь это работает, как снежный ком: сначала скатывается снежок, но после он набирает и набирает материала для того, чтобы уже слететь с горы огромной снежной «лавиной», пока не снесёт всё на своём пути». — Шу… «Мне очень жаль, Оума-кун. Я не могу… Я не могу объяснить, что со мной не так. Как только я представляю всё, что я помню из всего, что было, меня будто бы за душу парализует, я не могу даже вздохнуть нормально теперь… Как это перетерпеть? Теперь… Я так-то и правда Абсолютное Ничтожество, так ведь? Нормальные люди могут врать, но их обычно не выкручивает так, как меня — они нормально, естественно дышат, они спокойно расставляют всё по своим местам, по полочкам, а я… А я ненормальный со всех сторон, как ни посмотри. Нормальные люди… Нормальные люди вряд ли зацикливаются надолго на одной тупой, брошенной в порыве эмоций, фразе. Правда ведь? Нормальные люди могут отпускать…» — Ты слишком мнительный, вот кто ты, — бережно наклонил к себе собеседника Оума. — Отпусти ситуацию, всё же в порядке — и ты утверждаешь, что всё в порядке. Не стал бы ты лгать в этом, правда? Я всегда открыт для разговоров, — если что, предлагай. «Я солгал… Это ложь. Возможно, это… Так мне и надо — заслужил, нечего такому неполноценному человеку было появляться на свет, ещё и требовать ото всех согласиться с тем, что он адекватный и нужный, потому что на самом деле… Он нихрена не адекватный и не нужный даже самому себе… По итогу… Остаётся сделать единственно верный шаг в моей ситуации, если я не хочу погрязнуть в мерзкой лжи, конечно же, — это смерть. Мне нужно умереть… Я обязан покончить со всем этим, пока не стало слишком поздно — и для тебя, и для меня. Я знаю, что каким-то образом виноват в том, что сама убийственная игра началась, виноват в том, что она унесла с собой жизни моих друзей… Тех, кого я не могу вспомнить, да? Тогда какое же право я имею называть их друзьями, раз даже не могу вспомнить ни одного из них? Никакое. Абсолютно никакое. Я ебучее ничтожество. И всё же… Нужно попытаться, чтобы не стало слишком поздно. Я… Меня же совесть изнутри сгрызёт, если я не поступлю правильно… То есть, не сделаю то, что было бы правильно по моим убеждениям. Это потом уже можно будет вспоминать о том, что попытка открыться была. Да, точно. Так и поступлю». — Эй… — неловко позвал Шуичи. «Идиотская ли эта затея?..» — Что-то не так? — с готовностью ответил Кокичи. — …Ничего не получилось: ни у меня, ни у тебя. И после ничего не получится. — Что?.. Что ты имеешь в виду, Шуичи? — Ладно уже, мне, что, нельзя загадками говорить? Нечестно как-то, ты так не считаешь, м? — Ну ты и шутник, конечно. Я тут уже подумал… Gosh!, ладно. Шуичи, а можно ответы? — Конечно же… Нет. — А за отсо… Шум неизвестной останавливающейся машины заглушил оставшуюся часть недосказанной фразы, заставив Саихару только вздохнуть с невыразимым облегчением и с небольшой светлой грустью от того, что от Оумы, почти что выдыхающего разгорячённый воздух прямо в подрагивающие в нетерпении губы, пришлось так быстро отстраниться. Шуичи ощутил вдруг стремительный побег холодных мурашек по спине, как только Кокичи, напоследок фыркнувший в его шею, будто бы нечаянно прикоснулся своими устами к его вмиг покрывшейся испариной коже на горле. Шумно вздохнув, Саихара шустро последовал за влезшем в эту же машину Кокичи, без особого внимания и энтузиазма прослушивая шипение и спор между своим недавним собеседником и Цумуги, которая явно неудобно повернулась к ним со своего водительского сидения, — они вместе как-то странно посмотрели на него, однако Шуичи, словно бы сам по себе, сосредоточился на ощущении смертельной усталости, что не сразу заметил, как по его растрёпанным волосам ласково прошлась расслабленная рука, бережно разбирая и после опять собирая вместе пряди волос — и Саихара, с ожидаемым удовольствием наконец закрыв слипающиеся, будто бы сухие глаза, тихо вздохнул, несколько раз неловко подался ближе к подставленному плечу Кокичи и доверчиво наклонился, устраиваясь поудобнее, будто бы для сна. «Могу ли я попросить их убить себя? Цумуги Широганэ-сан, верно, легко сможет это сделать, если допустила смерти в своем проекте. У неё же, скорее всего, уже есть алгоритм действий, когда появляются ситуации, где нужно быстро убить». Они стояли уже несколько минут. — …Кто-то ждёт финала, а мне всё мало, — зевнула Цумуги, а за этим последовал тикающий звук от автомобиля. — А теперь… Оума-сан, я, конечно, всё понимаю, но, наверное, по моему мнению, не стоило сжигать этот дом, даже если тебе этого захотелось. Я имею полное право предъявить тебе долг за такое «чудо». «Какими же удобными оказались мои действия, ведь я могу подслушивать их разговор… Но разве это не подло?.. Хотя, учитывая, что я начал, это уже не может расцениваться в значении «подло» — это просто «нехорошо». Возможно…» — Да плевать мне, — весело фыркнул Оума, оставляя насквозь пропитанный заботой поцелуй на голове Шуичи. — зато у нас всё получилось, представляешь! «…Я уже говорил, что ничего не получилось». — Ты говорил мне это ещё несколько раз до этого, но что же изменилось? — то ли с участием, то ли с сарказмом спросила Широганэ. — Шуичи вернулся. «Я устал». — Оума-сан, так он никуда и не уходил, если память мне не изменяет. — Вечно ты любишь шутки шутить… Понимаешь, нужно действовать. Тут такое дело… — Вы опять пособачились? — болезненно простонала Цумуги. — Ещё и повод такой, как всегда, тупой выбрали. Серьёзно, я больше не буду идти у тебя на поводу и специально менять декорации, делать вид, что ничего не было. Тебе нужно самому справляться с мелкими проблемами, я тебе тут не Deus ex machina. Акамацу-чан и Амами-кун же должны знать, что их здесь объявили немного мёртвыми, чтобы твой ненаглядный голубок не упорхал к ним дальше дружить, потому что это бы сбило их с толку? Вспомни, почему ты стал недолюбливать Акамацу-сан ещё до той ситуации. «Что? Так это их имена?» Саихара непонимающе свёл брови друг к другу, усилием воли подавляя желание наполнить возникшую неловкую тишину своими вопросами — ладонь Кокичи на несколько считанных мгновений застыла, после оказываясь уже на плече Шуичи. — Я всё понимаю, но сейчас у твоего ненаглядного всё в башке перемешано, — продолжила Цумуги. — Он вряд ли себя полностью вспомнит, потому что это просто невозможно без посторонней активной помощи, если ты понимаешь, о чём я. Он сидел с воспоминаниями для убийственной игры долгое время, достаточное для того, чтобы полностью сместить прошлые воспоминания. Это уже чудо, что… Ах, это уже чудо, что он немного вспоминает! Не обращай внимания на мои запинки, я просто… Просто я волнуюсь: всё же предстоит столько анализов и проверок… Да, кстати, прими мои поздравления, ты же скоро!.. «Что «скоро»? Что это значит?» — Не стоит продолжать, — утомлённо сказал Оума. — Твоя болтовня мне, конечно, нравится, но сейчас приносит больше неразберихи в некоторые головы, да, Шуичи?.. Шуичи? Шуичи, эй. Саихара не отозвался, с яростно-безжалостно колотящимся сердцем внутри груди оцепенев. — А его чего зовёшь? — наигранно возмутилась Широганэ. — Пусть спит себе и не влезает в наш разговор, мне итак муторно всё тебе говорить. А у меня там серия, где… — …Ты, — обозлённо прошипел Кокичи, — зная мою ситуацию, специально же нашла именно этот сериал, чтобы с превеликим удовольствием бесить меня. Опять серия с неудачным предложением руки и сердца? И пациент чуть не отбросил коньки? Они уже все напоминают долгий день сурка… — …Да нет же! — оборвала Цумуги. — Как ты не понимаешь? Там главный герой перестал выбирать «подходящее место», а просто решил позвать её замуж в гостях за чашкой чая, представляешь? И он почти сделал это… — Почти, да? — снисходительно усмехнулся Оума. — Вот и ключевое слово подъехало. «Зачем они это обсуждают?.. Они, что, реально хотят… кого-то поженить, используя сцену из сериала?» — Ну, до того момента, до которого я досмотрела, всё шло гладко! Поэтому могу с уверенностью сказать, что если ты не наберёшь «камней», то всё получится. Получилось же снять мерки… «Смешно. Очень смешно…» — Эй, заткнись. Я сам всё решу. «Если моя догадка окажется верной, то…» — Да ладно, я всего лишь поддерживаю… — засмеялась Широганэ. — А мы бы всё и так узнали. — Всё равно ведь… Неудобно как-то, — прижался Оума ближе к спинке сидения. — Лучше повременить… — Что я тебе сказала? Хватит искать предлоги и «подходящее место», если ты уже нашёл своего человека! Или я сама всё вам устрою. Задолбали. Я специально подбираю в команду людей принимающих и понимающих, а вы что творите?.. Опять десять лет ждать признания? «Невозможно». — Что ты имеешь в виду под «десять лет ждать признания»? «Нет, нет, нет…» — Ничего. Абсолютно ничего… Ты хоть понимаешь, как это всё тяжело провернуть в Японии? Мне пришлось такого мрака наговорить, что не дай боже такому даже присниться… — Отвали тогда — разбудишь его ещё, — несколько раз провёл пальцами по чужому плечу Кокичи. — Будто бы не это ты собирался сделать несколько минут назад! — встрепенулась Широганэ. — У меня назрел ещё один вопрос, сам понимаешь… — Ну что там ещё? — Если Саихара-сан… Если Саихара-сан откатит свои воспоминания только до одной убийственной игры… Если такое случится, то твои… эм, планы на него не поменяются? Просто ты с такой горячностью ждал именно те самые воспоминания, но вместе с тем и утверждал, что тебе очень даже пришёлся по нраву Саихара-сан из убийственной игры, поэтому я не особо понимаю, какой смысл ты вкладываешь в это… Шуичи непроизвольно задержал дыхание. «Оума-кун, прости, пожалуйста».