***
Серый лес искрился под лучами горящей луны. Она светила с бездонного чёрного неба, напоминая собою око ночи. Деревья были окутаны красной паутиной, что тянула свои толстые и плотные нити вдоль протоптанной дорожки. Это всё и ничего в этом мире. Это и был правильный путь. Ощущение пустоты и потери несла в себе душа и сердцу было неспокойно. Трепещется внутри, как мотылёк в банке, как зверь в охотничьих тисках, что сжимают до удушья. Рядом кто-то есть, кто-то следит и очень внимательно следует, наступает на пятки, но стоит обернуться: никого. Хочется сбежать, побежать в другую сторону, только какой-то второй, неслышный шелест, голос всё уговаривает. Просит не ради себя, так хоть ради него.Кого?
Стоит только оступиться, потерять равновесие и выйти за границы тропинки, то сразу же скачут глаза леденящие, прыгают, пытаются утащить в чащу. Они кусаются, они царапаются, они делают так больно, что кричать получается только без звука. Будто кричишь всеми легкими, всей глоткой, надрываешься, а в итоге лишь одна тишина.Это твои сомнения. Они — вещь страшная, они не позволят тебе двигаться дальше.
Руки цепляются за траву, за землю, отрывая огромные куски дерна, скребут по камням. Ступни толкаются, отбиваются от острозубых ртов этих существ, вот только сил не хватает, они всё тащут в глубину серого леса, всё дальше от тропинки. Вдруг вихрь белоснежного, чистого света проноситься сзади, заставляя тени с глазами визжать и скулить, заходясь в жуткой агонии.Беги.
Скорее ползёшь, нежели бежишь, но всё же сил хватает донести себя до тропы. Она словно стала шире и ярче, сочные бутоны цветов налились у самой кромки, свешивая свои головы к грязным стопам.Иди вперёд. Не оглядывайся.
Пришлось послушаться голос, прилагая усилия, чтобы не обернуться и не посмотреть за спину. Почему-то тянуло назад, хотелось поддаться слабости и остаться там, сидеть в окружении прекрасных цветов. Однако, яркий мазок света приковывал взгляд и тянул к себе мерцающим сиянием, перемещаясь меж деревьев. Ветки стали мелькать на периферии всё чаще, но чувства бега не было как такового.Следуй за мной.
Лес закончился как-то внезапно. Вроде вот они; деревья, ветки и кустарники, мелькают и цепляются за одежду, вот красные нити всё активнее и активнее сплетают меж собой стволы, ограничивая в передвижении. Теперь перед глазами синяя поляна, освещённая овальной луной, словно её кто-то сжал у боков. Нити опутывают траву и камни, напоминая сети сосудов. Они концентрируются под ногами, пульсируют и вибрируют, будто живой организм, дрожащий от любого прикосновения.Сюда. Скорее.
Чуть поодаль стоит существо, что никогда раньше не ходило по этой земле. Оно сверкает то золотом, то серебром, атласная шкура режет глаза и приходиться щуриться, чтобы не ослепнуть. Переднее двойное копыто отбивает какой-то металлический марш, отбрасывая в сторону кусочки травы. Глаза на лошадиной морде выражают крайнюю степень мудрости и понимания, существо смотрит взглядом, что пробирает до мурашек.Тебе не стоит меня бояться. Я хочу помочь.
Он встряхивает белоснежной гривой и идёт куда-то за холм, побуждая следовать за ним, ведь это единственный источник света. Длинный хвост, что напоминает собачий, тянется по траве и цепляется волосками за неё, иногда оставляя в ней блестящие волосы. Хотелось поднять один, коснуться, но глубокий звенящий голос пресёк попытку ещё в зародыше.Это не для тебя. Это для тех, кто уже скорбит, чтобы облегчить свою долю. Тебе ещё рано.
Существо идёт медленно, постоянно оборачиваясь и рассматривая путника. Вскоре приходиться торопиться, запинаться о камни, ведь оно двигается стремительно. Прыгает изящнее лани, в воздухе перебирая тонкими элегантными ногами, грива легче шелка и напоминает серебристые волны. Голые ступни ощущают какую-то холодную, вязкую субстанцию. Она неприятно хлюпает, будто чавкает голодное животное, держится за голени зубами и отпускает с неохотой, словно челюсти ему кто-то разжимает. Вот только головы не опустить, потому что и так становиться понятно, через что приходиться идти. Перед глазами горы трупов, истекающие кровью. Земля пропиталась кровью настолько, что уже не было места для новой. Она собирается на поверхности, образуя лужи. Те, в которых находятся ноги.Сокджин, следуй за мной. Я найду его.
Вот только Джин не может сделать и шага вперёд. Его парализует в осознании: все люди, что пачками лежат друг на друге — мертвы. Они больше никогда не откроют глаз и их сердца не смогут вновь ощутить радость, печаль, любовь. Они никогда не увидят больше своих родных, а те никогда не услышат их голос и тепло прикосновений. Только тела, что закопают под землей. Ким отмирает только в момент, когда существо подходит вплотную и загораживает своими необыкновенными глазами поле после битвы перед мужчиной. Оно касается своим длинным рогом лба Сокджина и аккуратно стукает по нему, приводя в чувства. Срабатывает отлично, потому что прикосновение напоминает раскалённый штык, отчего приходится потереть ушибленную часть и слегка поморщиться.Приди в себя!
Существо гневается, глаза его загораются божественным пламенем, ослепляя своим сиянием. Голос проникает в разум до самого основания, пробирая волной так, что мурашки бегут по всему телу вдоль позвоночника. Джина пугает животное, вот только опасности от него он не чувствует, только странную заботу и желание поскорее помочь. Будто сам герцог не отпускал существо, а не наоборот.Перестань распускать нюни! И раздражать меня своей мягкотелостью!
Джин кивнул, соглашаясь. Теперь он смотрел в многочисленные открытые в ужасе глаза, превратившиеся в мутные кристаллы, без страха и отвращения. Они уже мертвы, им поможет только божественная сила. Земля дрожала от красных нитей и океана крови, тела немного подрагивали, словно были ещё живы, но существо лишь качало головой: нет. Они перешагивали через людей, будто те были не выше корня дерева или обычного камня. Белое существо обнюхивало каждое нагромождение тел, недовольно фыркая на мертвых лошадей, что своим телом давили на трупы под ними.Он под одной из лошадей. Только я не чувствую. Эти животные отвратительно воняют.
Звон его голоса звучал недовольно, но Джин ничего не говорил. Он не понимал, кого они ищут. Он ощущал, имя крутилось на языке, вот только вспомнить лицо не представлялось возможным, воспоминания блокировались какой-то серой стеной. Не пропускала мысли, эмоции, чувства.Вот. Нашёл. Без тебя они его не найдут вовремя.
На Сокджина смотрела переломанная лошадь, скрученная почти в узел. Её заплывший белёсый глаз затек кровью и грязью, не было видно даже зрачка. Голова висела почти на позвоночнике, гортань была распорота и трахея торчала из недра мышц. Животное уже давно было мёртво, его раны гнили и над ними кружило облако мух. На крупе сидела ворона, внимательно рассматривая герцога и щёлкая массивным клювом. Пушила перья, сверкая смолью перламутра, комкая под собой грубую шкуру когтистыми лапами. Она не улетала, продолжая сидеть даже тогда, когда к ней подошло существо и внимательно осмотрело.Ты не вовремя. Ищи себе другое пристанище.
Не делай из себя Господа Бога, кхххх.Я и не делаю. Я пытаюсь помочь.
Благими намерениями вымощена дорога в ад. Оставь, это уже мое дело.Раз я здесь, значит пока не твоё.
Птица громко каркнула, надуваясь в перьевой комок и взлетая в небо, щёлкнув крыльями. Она была похожа на стрелу, что резко запустили в неизвестном направлении. Джин проследил за её полетом, пытаясь переварить то, что она сказала, вот только слов её он уже не помнил.Запомни это место. Твоя память ключ к спасению.
Джин внимательно осмотрелся, вот только он никогда не видел этого места. Пейзаж был незнаком, повсюду лежали люди чуть ли не до неба, лишь только два молодых дерева в паре шагов откидывали чёрную тень на руку герцогу. Он приподнял её, прикрывая глаза от лунного света и рассматривая трещины ладони. Пальцы медленно развеивались на ветру, но Кима это, почему-то, не пугало. Он смотрел на мертвую лошадь, знакомые доспехи под её животом, в умные белые глаза существа и ощущал спокойствие. Он теперь знает, что делать.Прощай.
***
Из сна Джин выныривает как-то резко, с громким вздохом. Рядом роившееся крысы в испуге запищали и сорвались со своих мест, прячась по темным углам и дырам. В камере было холодно, герцога в одной рубашке и штанах пробирало дрожью, из рта небольшими порциями выходил пар. Желудок скручивало спазмами, пришлось обхватить себя руками и поджать ноги, чтобы не было так морозно. Лицо с ушибленной стороны, по ощущениям, опухло и глаз не открывался в полную силу. Оно и к лучшему, Джин не мог анализировать сбой в цветах и видеть двоящуюся картинку, от которой становилось тошно. Лекарства Чимина помогли снять боль в голове, но и проспал он, по ощущениям, неделю. В темнице было относительно светло, через небольшое окошко под потолком пробивался тусклый солнечный свет, а факела в коридоре были затушены. Странное послевкусие от сна не давало покоя. Ким не помнил многое, но ясно запомнил два дерева, горы трупов и существо, что отдаленно напоминало описываемых в бестиарии неких единорогов. Джин редко придавал своим снам хоть какой-то смысл, но сейчас хотелось выть от тревожности, что скручивала все органы наравне с холодом. В бестиарии единороги представали очень яростными и опасными животными, которые своим рогом могли проткнуть человека насквозь и затоптать копытами. Зарисовки ремесленников мало что давали, да Сокджин и не особо интересовался их миниатюрами, предпочитая читать описание и представлять самому. Видимо, поэтому в голове возник образ невинного существа, окутанного нежным светом. В своих раздумьях Джин не сразу обратил внимание на шаги, что раздались в конце коридора. Повернул он голову лишь тогда, когда услышал резкий щелчок замка и скрип железной двери. Он даже оторвался от холодной стены, звякнув цепями, чтобы быстрее рассмотреть, кто же к нему наведался. В камеру вошёл потрёпанный и грязный Хосок, слегка прихрамывая на левую ногу, но стараясь улыбаться удивленному Джину. — Здравствуй, — Чон прошёл через всю камеру и сел напротив герцога, особенно громко вздохнув, когда оперся о повреждённую ногу, — Пора на свободу. — Что? — не сразу сообразил смысл сказанных слов Джин, всё ещё впечатлённый внешним видом рыцаря. Он был в крови? — Стой, что с тобой случилось? — он перехватил своей ладонью дрожащую руку Хосока, внимательно смотря в глаза. — Ты совсем замерз, руки холодные же… — Хосок, скажи, пожалуйста, — его голос дрожал, ведь не просто так рыцарь пытался уйти от вопроса. — Война, вот что случилось, — он печально опустил голову, мягко освобождаясь из хватки и вытаскивая ключи, чтобы отстегнуть Сокджина, — Юнги успел закончить это, но мы всё равно понесли большие потери. — Война?! — Джин дёрнулся, как от огня, когда рука была отстегнута и схватил за плечи испуганного Чона, что хотел снять оковы с лодыжки, — Так ты только после сражения? Что с Намджуном? — Я не знаю, — после короткой паузы вздохнул рыцарь, опуская ещё ниже голову, — Он не вернулся. Тэхена ранили, но не сильно, мне пришлось везти его на своём коне. Намджуна я не видел, но среди тех, кто мог ходить — его не было. — Как?.. — герцог остался сидеть даже тогда, когда Хосок отстегнул браслет и отбросил цепь в сторону. На душе скребли кошки, разрывая плоть на десятки кровавых лоскутов. Он не мог умереть. Он просто не мог оставить его одного, — Я не верю, что он… Он…Твоя память ключ к спасению.
— Сокджин, успокойся, — Чона самого трясло так, что он мог вот-вот впасть в истерику из-за всех произошедших событий. Тяжелый груз предательства будет висеть на нем всю жизнь. Если бы они с Юнги придумали другой план, может всё было по-другому, — Мы найдём его. Совет освободил тебя, Юнги с Чонгуком нашли виновника во всех государственных делах. — Я могу идти? — Джин видел плохо из-за выступивших слез, но взволнованный взгляд рыцаря перехватил.Без тебя они его не найдут вовремя.
Хосок кивает, помогая Киму встать на ватные ноги и под руку выводя из камеры. Разум герцога погрузили в какую-то патоку, липкую и невероятно густую, где мысли склеились между собой, но логически выстроиться не желают. Где-то на подкорке скребется что-то очень родное и знакомое, будто Джин знает, что нужно делать, но эта мысль никак не может выбраться наружу.Он под одной из лошадей. Два дерева. Поляна.
Он невидящим взглядом обводит пустующие камеры, замечая в одной из них мужчину, чьё лицо было перемолото в кашу. Он был пристегнут так же, как до этого сам Джин, вот только из одежды на нем были рваные штаны и больше ничего. Вся его кожа покрылась сетью мурашек, его трясло и он тихо стонал на весь коридор, стараясь привлечь хоть какое-то внимание. — Чуть не забыл, — рыцарь снимает с пояса скрученный свёрток, расправляя его и накидывая на плечи Кима, завязывая у горла. Тёплый плащ, что моментально пустил по коже расслабляющие волны, отчего стало потряхивать ещё сильнее. — За что с ним так жестоко? — без какого либо энтузиазма спросил герцог, отворачиваясь от камеры и принимая помощь Чона. — Это тот мерзавец, что разрушил всё наше королевство. Он убил семью короля, его самого сводил с ума и в итоге перерезал горло, чуть не убил Чимина и Юнги, переписывал документы, — Хосок скривился, будто слова приносили ему физический дискомфорт. — Сколько же я проспал? — слова не находили в сердце Джина хоть какой-то отклик. Казалось, что все эмоции высосали из какой-то трубочки, оставив на месте лишь пустоту. Звенящую, пугающую пустоту.Приди в себя!
Вдруг в голове пазл, что до этого был где-то потерян, встал завершающим звеном в полную картину. Он знает. Он знает, как спасти Намджуна. В таких случаях нужно полагаться на свою интуицию, ведь это единственное, на что осталось надеяться. Единственное, что вселяет в сердце надежду и заставляет его бешено стучать о рёбра, трепетать от любого действия и сжиматься, если что-то пойдёт не так. — Хосок, скорее! — Джин дергает бедного рыцаря так, что тот чуть не теряет равновесие и на его лице отражается крайняя степень удивления, — Я знаю, что нужно делать. — Конкретно?.. — Намджун. Я знаю, где он. Точнее, чувствую! Пошли, у нас мало времени, — Хосок как-то недоверчиво смотрит на, казалось, потерявшего рассудок Сокджина, но у того глаза светились такой искренней надеждой, что Чон мог только улыбнуться слабо и пойти следом, помогая ему преодолеть ступени на свободу.***
Когда над полем раздался гул труб о прекращении любых военных действий, не все рыцари смогли внятно осознать то, что им нужно сделать. Когда голову застилает азарт, адреналин и экстаз от вспарывания глоток, брызг крови и хруста костей, когда тело прошибает усталость, ссадины и ранения жгут уже так, что перестаёшь их чувствовать. Когда тебя распирает злоба на тех, кто убил твоих друзей. Хосок, как только услышал трубы, сильным толчком откинул от себя врага и выставил вперед меч, показывая, что сражаться больше не намерен. Рыцарь напротив дышал загнанно, устало, видно было, что он всё ещё пребывал в этом животном состоянии и глаза сверкали яростью, он даже попытался снова атаковать, но что-то остановило его на полудвижении. Осознание блеснуло в его глазах и лицо расслабилось, насколько это позволяла ситуация. Хосок опустил меч, кивнув головой и во все горло начал сообщать своим рыцарям, чтобы прекращали сражение. Ещё был слышен звон металла, крики и стоны, хлюпанье грязи. Уже никто не восседал на лошадях, животные либо убежали, оставленные своим хозяевами, либо пали вместе с людьми. Чона трясло, он видел кровь и ему хотелось вывернуться наизнанку, латы его белоснежного доспеха контрастировали с красной жидкостью, что брызгами окропляла наручи и ноги. Каким-то шестым чувством рыцарь почувствовал приближающуюся угрозу со спины, оборачиваясь и замечая Тэхёна, что устало облокачивался рукой о меч и неспеша направлялся к Хосоку. Вот только он не видел, что сзади притаился вражеский рыцарь и со всей силы нанёс удар прямо по шлему палицей, да такой сильный, что Ким сразу же потерял сознание, бесформенной куклой оседая на землю. Рыцарь хотел добить врага, вот только Чон стремглав пересёк оставшееся расстояние, вынимая из ножен меч и блокируя удар. Лезвие почти на половину рассекло древко палицы, защищая голову оруженосца. Хосок в гневе ногой толкает безымянного рыцаря, заставляя его завалиться на спину и выронить оружие, беспомощно шаря руками по траве. Чон рычит, злость кипит в его жилах. — Как ты смеешь нападать со спины, трус?! — кричит командир, придавливая ногой дрожащее тело, — В вас есть хоть капля достоинства?! Пришедшие в себя рыцари собрались возле Хосока, презренно рассматривая происходящее. Многие видели, как негодяй напал на оруженосца, даже союзники этого рыцаря выглядели крайне пристыженно за своего собрата. — Сражение закончено! Если ты хочешь подраться, приглашаю на своё тренировочное поле, я выбью из тебя всё дерьмо! — кто-то из молодых оруженосцев аккуратно прикладывает ладонь к плечу напряжённого Чона, немного дергая. Тот поворачивает голову с таким пылающим взглядом, что парнишка невольно отшатывается и отдергивает руку. — Сэр, Ким Тэхёна нужно поскорее доставить к лекарям, — его голос охрип и немного дрожит, но почему-то именно это отрезвляет рыцаря и он убирает ногу с врага, даже не поворачивая головы к нему. Хосок подходит к Тэхёну, которого уже осматривали соратники и сняли шлем, чтобы проверить, жив ли тот, — Вот единственная уцелевшая лошадь, мы поможем Вам его погрузить на неё. — Спасибо вам, вы славно сражались, — он осматривает знакомые лица, число которых заметно поубавилось и сердце из-за этого сжимается в колючий клубок, — Помогите всем, кого найдёте живым. Не важно, наши рыцари или нет. Я скоро к вам присоединюсь. — Будет сделано, сэр! Хосок снимает с себя шлем и отбрасывает его в сторону, чувствуя отвращение к этой вещи. Хоть она и не виновата, но людям свойственно вымещать весь свой гнев на чём-то неодушевлённом. Белый шлем летит в грязь, прокатываясь пару метров и застревая между отрубленной по предплечье рукой и чудом не затоптанным кустарником шиповника, что ещё не успел сбросить свои ягоды. Они как капли свежей крови, стекали со стеблей и гнулись к земле. Рыцаря ещё долго будет преследовать этот красный цвет, от которого будет невольно бежать холод по спине. Он любит молодую зелень, любит ощущение расцвета и пробуждения, а не то, что происходило буквально полчаса назад; разрушение, боль, смерть. Взяв под уздцы взволнованную тёмную лошадь, командир направился в сторону замка. Туда стекались многие рыцари, как покалеченные муравьи идут друг за другом тёмной тропинкой. Хосок постоянно оглядывался на бессознательного Тэхёна, что как мешок болтался поперёк седла. Иногда он его поправлял, когда видел, что ещё немного — сползёт на землю. Лошадь топталась на месте, разрываемая желанием сбежать подальше от страшного запаха смерти или остаться и подчиняться человеку, доверяя ему свою жизнь. Пока перевесило второе. Чона интересовало, что заставило прекратить эту бойню. Трубы гремели со стороны замка, значит король отдал приказ о капитуляции? Хосок не видел ни одного логичного довода, который бы помог хоть в чём-то разобраться. Его безусловно радовало, что король смог пересилить себя и всё-таки признать вину, отдать земли их законному владельцу и, скорее всего, подписать мирный договор. — Сэр Хосок, с Вами всё в порядке? — со спины слышится топот копыт и слипшиеся волосы ворошит тёплое дыхание чужого коня. Пена из его рта немного попало на щеку рыцаря, но сейчас это было не так важно. — Почти в полном, сэр Ханчон, — боковым зрением он видит ногу мужчины и бок его блестящего коня, — Вы как сами? — Славное сражение было, только вот смысла с нем? — командир всегда был человеком добродушным и легким в общении, даже сейчас, хоть он и выглядел не лучше трупа, старался поддерживать вид полного порядка, — Что с Вашим оруженосцем? — Оглушили, надеюсь, с ним всё в порядке, — он поворачивает голову в сторону Тэхена и закусывает губу. — Он сильный малый, выкарабкается. Чияна обезглавили, когда он прикрывал мне спину. — Светлая ему память, — слова командира сжали сердце Хосока в подобие тисков, отчего даже дыхание сперло, — Он был хорошим человеком. — Так точно, — Ханчон оборачивается, всматриваясь во что-то у ворот замка. Вид его был собранным, вот только глаза, увитые сетью морщин, были наполнены слезами, — Кажется, там сир Сынгу со своей свитой. Они въезжают в замок. — Поторопитесь, я позже подойду, — командир кивает головой и пускает уставшего коня галопом по взрыхлённой умирающей земле. Хосок провожает его взглядом и тянет коня активнее, отчего тот мотает головой и запинается об камни, но Тэхена не теряет. Лекари встречали всех рыцарей, бегая от одной группы к другой. Все сидели, где придётся: у домов и беседок, на бочках и старых ящиках, кто-то нашёл себе пристанище на земле или мощеной дороге. Все доспехи были сняты и валялись кучей, но дорогу не загораживали. Многие рыцари были целы, ведь латные доспехи прекрасно защищали от любых ударов, только некоторые сидели с глубокими рваными или переломами. Один из пожилых знахарей, что закончил осматривать молодых парней, заметив Хосока с лошадью, сразу же метнулся к ним. Без лишних слов рыцарь стянул аккуратно оруженосца с седла и уложил на рядом стоявшие мешки с мукой. — Ударили сильно по голове, осмотрите его скорее, — знахарь кивнул, принимаясь за осмотр, морщинистыми руками снимая защиту и профессионально принимаясь за свою работу. Хосок отдал лошадь подбежавшим мальчишкам, что проходили путь оруженосцев, но были ещё слишком юны для масштабных битв. Они были взволнованы и с толикой страха смотрели на окровавленного Чона, вот только тот даже не был заинтересован в них. Он быстрыми шагами направился в сторону замка, прихрамывая на левую ногу.***
Как только лестницы были осилены и Хосок зашёл в открытые ворота замка, на него сразу же налетело что-то маленькое и дрожащее, цепляясь почти мертвой хваткой в ногу. Опустив уставший взгляд, он наткнулся на темную макушку. — Арым? — Чон руками погладил волосы, слегка отстраняя от себя ребёнка и аккуратно приседая на корточки. Раненая нога подвела и мужчина с тихим стоном падает на пятую точку, больно ударившись копчиком. Ребёнок тут же вцепился в взмокшую рубашку, утыкаясь в шею и громко плача, не в силах сдержать слёзы, — Ты чего, малыш? — Он очень переживал, Хосок, — Чонгук возникает неожиданно, словно материализовался из воздуха. Он выглядит уставшим и болезненным, огромные темные глаза сейчас смотрели с каким-то пустым отчаянием. — Не плачь, Арым, — Хосок обнимает ребёнка, со всей оставшейся теплотой поглаживая его по спине, — Я вернулся, со мной всё в порядке, — он не отрывал взгляда от слуги, — Что за чертовщина вообще здесь творится? — Долгая история, — он приседает на корточки, в глазах застревают слёзы, — Я тоже волновался о Вас, Хосок. Я думал, никто из вас там не выжил. Где Намджун? — Я… — Хосок теряется. Он не знает. Он думал, что Намджун уже вернулся. Раз он не вернулся, то это очень и очень плохой звоночек, — Я думал, он уже в замке. — Нет… — Чонгука начинает трясти, только сейчас Чон замечает стертые костяшки, потрёпанную одежду и взъерошенные волосы, слёзы начинают течь из его глаз неконтролируемым потоком. Хосок протягивает руку, хватаясь за плечо парня и притягивая к себе в объятья, сжимая крепко. Того накрывает истерика, он держится ладонями за спину рыцаря, вымещая всю накопившуюся напряженность. — Тише, два моих ребёнка, — Хосок ласково гладит обоих, вот только уже немного успокоившийся ребёнок с новой силой начинает плакать, замечая, что взрослый дядечка в лице Чонгука содрогается в объятьях рыцаря, — Всё-всё, Арым, прекращай слезки лить. У тебя опухнет личико и начнёт болеть голова, ты же этого не хочешь? — Неть, — он отрывает голову от рубашки и внимательно смотрит в глаза рыцарю, вытирая ручками слёзы. Потом переводит взгляд на слугу, протягивая к нему ладошку и начиная гладить по плечу, — Сонкукии, плекласяй. Хосоки сказял, сто будет голова болеть, — Арым плохо разговаривал для своего возраста, особенно когда начинал плакать, но Хосок улыбнулся на его попытки успокоить Чонгука. Слуга тихо плакал, сильно сжимая рубашку, но услышав голос ребёнка тоже оторвался от Чона, по-прежнему выглядя сломанным и разбитым, но с улыбкой на лице. — Всё в порядке, Арым, — он взъерошивает волосы мальчика, стараясь незаметно стереть слёзы, — Дядя Хосок вернулся, правда? Я же тебе говорил, что он вернётся. Только сейчас ему нужно будет ещё поговорить с другими дядями, ты подождёшь его? — Ага, — ребёнок долго обрабатывал слова, хоть лицо его и было недовольным из-за того, что Хосоку нужно будет ещё куда-то идти, но он утвердительно кивает и встаёт на ноги. За ним следуют Чонгук и помогает Хосоку, который не с первого раза смог встать на ушибленную ногу. — Расскажи вкратце, — Чон внимательно смотрит на слугу, — С Юнги всё хорошо? — Мы нашли предателя, он в тюрьме сейчас. Он убил короля и чуть не убил сира Юнги с Чимином. Я смог помешать, — он смотрит на свои костяшки, но потом ещё тише продолжает, чтобы ребёнок не слышал, — Юнги на переговорах с сиром Сынги, они обсуждают перемирие. Его Величество сказал мне передать тебе, чтобы ты выпустил милорда из темницы. — Я могу его увидеть? — Хосок был в шоке от того, что он только что услышал. Саботаж? Настолько серьезный? — Его Величество сказал, чтобы его не беспокоили пока. У него дел невпроворот, его должны короновать со дня на день, как я понял. Ведь он единственный наследник. — Ты слишком умный и многознающий для слуги, Чонгук, — он хлопает его по плечу, хотя сам находится не в этом мире, полностью погруженный в свои мысли, — Арым, посидишь ещё с Чонгуком? А я скоро вернусь и мы с тобой поиграем, идёт? — мальчик послушно кивает, не стесняясь хватает слугу на опущенную руку и обхватывая пальцы маленькой ладошкой. Чонгук всё ещё не отошёл от истерики, его брал мандраж, из-за ещё одного неосторожного слова паника могла накатить с новой силой. Как бы Хосок не хотел уходить, ему приходиться улыбнутся двум мальчишкам на прощание и скрыться в переплетениях коридоров, направляясь к темницам. Как бы ему не хотелось сейчас сорваться на бег, преодолеть лестницы и влететь в зал переговоров, обнять Юнги и никуда больше его не отпускать. Целовать руки, щеки, губы, нежно гладить худое тело, вдыхать запах трав с его белоснежных волос. Но Чон понимал, что нужно только подождать. Время ещё не пришло для их встречи, ведь они большие мальчики, смогут пережить ещё пару часов суматохи? А вот вечером Хосок сможет прийти к Юнги и они обо всём поговорят.