***
— Значит, тебе всё-таки захотелось разнообразия? — ехидно протянула я в сгущающейся темноте, и Том чуть приподнялся на подушках и удивлённо взглянул на меня. Честно говоря, вчера было как-то не до разговоров о насущных проблемах, и мы с Томом всю ночь наслаждались друг другом до того самого момента, пока моё сознание не отключилось от усталости. Да и бо́льшую часть субботы мы провалялись в кровати почти до самого вечера, ведь у меня завтра были сутки, да и за неделю я так сильно устала, что совсем не хотелось шевелиться. И вот, сквозь блаженную негу безделья я решилась-таки начать тот самый неприятный разговор, но во взгляде Тома сквозило такое искреннее недоумение, что мне пришлось добавить: — Вчера ты решил поужинать с другой девушкой… крайне симпатичной, надо сказать. — Ах вот оно что… — расплылся в довольной улыбке мерзавец, а я рефлекторно поджала губы. — Но я же сказал тебе вчера, что это был всего лишь дружеский ужин… хотя в этом плане мне, наверное, действительно захотелось разнообразия, я ещё ни с кем не ужинал в таких местах. А что, ты ревнуешь? Том настолько невозмутимо посмотрел на меня, что я не удержалась и прыснула, а затем самоуверенно заявила: — Не дождёшься. Просто если ты наконец решил завести себе нормальную девушку, то мне придётся перекраивать свои выходные… хотя Лестат вернулся, теперь точно не пропаду. Так что можешь не переживать и смело открывать новые горизонты… Я скопировала невозмутимый и чуть нахальный взгляд Тома, а тот мгновенно притянул меня к себе и жадно поцеловал, словно я собралась куда-то бежать, хотя на мне даже белья не было. — Мне и старых пока хватает, — я на такое хмыкнула, а Том понял, что ляпнул, и поджал губы, что вызвало у меня ехидную улыбку. — Я почти ничего о тебе не знаю, Тина. Почему ты ни разу не сказала с зимы, что у тебя есть брат? Где он был всё это время? — Понятия не имею, где он был, самой интересно, — ядовито отозвалась я, устроившись на горячем плече, а Том гладил меня кончиками пальцев по рукам, то и дело вызывая волны мурашек. — Да и минимум три его портрета висят в этой квартире на самых видных местах, включая гостиную, где находится самый большой. Неужели ты его не видел? — Я думал, это просто портрет какого-то дворянина начала восемнадцатого века… — задумчиво протянул Том, словно удивляясь своей невнимательности. — У тебя же здесь музей, — ехидно добавил он, и я ещё шире улыбнулась такому сравнению. — Мне казалось, что этого кто-то из важных персон прошлого… а почему он изображён в такой одежде? — Лестат любит винтаж, — расплывчато ответила я, решив не вдаваться сразу в наши с братцем… особенности, поскольку Том мог неправильно понять нас и… сбежать, чего доброго. Хотя последний вариант был крайне сомнительным, но мы с Лестатом веками охраняли нашу частную жизнь и старались не открываться незнакомцам, потому что это было опасно. И в этот раз я решила последовать тем же соображениям, пусть и мой бывший ученик был для меня далеко не незнакомцем. — Это он и обустроил эту квартиру, ещё до своего отъезда… Разве по нему не видно, как он любит красоту и роскошь? — Да, может быть. Тина, а вы с ним действительно мало похожи… Том пристально посмотрел на меня, словно пытаясь вывести на чистую воду, но и на этот вопрос у нас с Лестатом был давно приготовлен ответ. И к этой легенде придраться было невозможно, так как по всем бумагам так оно и было, только иногда менялись года. — Его семья меня удочерила, когда я была маленькой. Можно сказать, что мне в детстве выпал золотой билет, так как семейство Д’Лионкур одно из самых влиятельных семейств во Франции. Мы с ним сразу же сдружились, Лестат на пару лет меня старше, всё детство провели рука об руку. А потом… наши пути разошлись, лет пятнадцать назад… Лестат уехал путешествовать, я уехала в Восточную Европу учиться, а совсем скоро грянула война, и мы потеряли друг с другом связь. Я рада, что он вернулся, не думала… что ещё когда-нибудь его увижу. Только последнее предложение было правдой, но оно вызвало во мне столько эмоций, что я сглотнула и закрыла на секунду глаза, чтобы не проронить ненароком слёзы. — А зачем ты поехала учиться в Восточную Европу? — недоумевал Том, продолжая внимательно вглядываться в моё лицо и медленно гладить по рукам. — Почему ты не осталась во Франции, там же есть Сорбонна, один из лучших университетов! И медицинский факультет там имеется… — Иногда я и сама задаю себе этот вопрос… — горько ответила я, смотря на стену перед собой, а перед глазами так и мелькали вспышки взрывов, раскуроченные тела и снег в ярко-красной крови. Том на последние мои слова ничего не сказал, будто ожидая от меня исповеди, но я медленно повернулась к нему, словно восковая кукла, и шёпотом прохрипела: — Я… я иногда просыпаюсь по ночам, Том? — Да… — нехотя проговорил он, а его голос вдруг заскрипел, так же как и у меня. В этот раз пришла моя очередь терпеливо ждать ответа, а Том пристально посмотрел мне в глаза и с болью прошептал: — Ты… иногда ты кричишь по ночам, чаще всего здесь, а не у меня дома. Я пытаюсь тебя успокоить, но ты вырываешься и пытаешься куда-то убежать… — А что я говорю в такие моменты? — Разное, — покачал головой Том и непроизвольно прижал меня крепче, словно боясь, что я и сейчас сорвусь с места и убегу. — В основном про концлагерь, — добавил он, а я на секунду задержала дыхание, боясь, что он услышал и про мой плен в Тибете… — Ты боишься, что тебя… отправят в камеры, как и всех остальных. И иногда говоришь про Деллу… — Мы были там вместе, но об этом ни слова, — нахмурившись, ответила я и попыталась встать, правда, сильные горячие руки не давали мне и шанса сделать это, так что я выразительно взглянула на своего охранника и протянула: — Может, пообедаем?.. В столовой, там… не так… грустно. — Конечно, — выдохнул он и, припав к моим губам, крепко поцеловал меня и только потом выпустил из рук, словно через силу. — А когда придёт твой брат? Мы ему не помешаем? Или поедем ко мне на ужин? — Это и мой дом тоже, так что нет, — хмыкнула я, наконец приняв вертикальное положение второй раз за день, и, вытянув руки над головой, лениво потянулась, чтобы размять затёкшие мышцы. — А когда он явится — ни малейшего понятия. Даже если бы он вчера сказал, его словам верить — последнее дело, он крайне непунктуальная личность. Солнце садится… Развернувшись, я задумчиво посмотрела сквозь прозрачные шторы на алеющий закат, и Том непроизвольно повернулся к окну и уставился в ту же точку, явно не понимая, к чему были мои последние слова. Но я усмехнулась и непринуждённо спросила: — Самое время обедать, вам так не кажется, мистер Реддл? — Думаю, вы совершенно правы, профессор Д’Лионкур, — с усмешкой отозвался Том, откинув в сторону тяжёлое одеяло, а у меня так и потекли слюнки от его оголённого подтянутого совершенного тела. И каких же трудов мне стоило отвернуться и направиться в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок! Хотя мы и так целый день провалялись вместе. Старина Бэрримор, как всегда, был готов к внезапным приёмам пищи, словно чувствовал, когда я наконец соберусь поесть. Правда, возможно, дело было в том, что он знал меня неприлично долго, а потому уже привык к моему крайне нерегулярному режиму по выходным. И когда мы с Томом оделись и только вошли в столовую, на обеденном столе уже лежали свежеприготовленные закуски и бутылка красного вина, а через непродолжительное время были поданы и основные блюда, нисколько не уступающие собратьям из «Континенталя». И зачем вообще нужно было куда-то идти, если можно было завтракать, обедать и ужинать в музее, как прозвал мой дом Том? — А когда бы ты хотела пойти в оперу? — ненароком поинтересовался Том, и я отрезала кусочек филе индейки в сливочном соусе и задумчиво протянула: — Не знаю… может быть, на следующей неделе можно, ближе к выходным… Но мои слова прервал скрежет со стороны прихожей, в которую тихой, но бодрой походкой тотчас направился Бэрримор. А ещё через полминуты из глубины дома послышался его неизменно вежливый звучный голос: — Добрый вечер, милорд Д’Лионкур. Рад снова видеть вас! — Бэрримор, старина, без формальностей! — раздался звонкий голос Лестата, похожий на перезвон колокольчиков, и я закатила глаза и недовольно взглянула в окно, за которым было уже минут пятнадцать как темно. — Просто Лестат. А моя дорогая сестрёнка дома? — Они ужинают в столовой, сэр, — отозвался Бэрримор. — Они? — удивился Лестат, и только я отправила в рот кусочек индейки, как дверь в столовую распахнулась, а на пороге застыл мой дорогой родственничек, сиявший в новомодном костюме не хуже зашедшего недавно солнца. Оглядев столовую, он зацепился взглядом за Тома, а затем выразительно посмотрел на меня, на что я опять закатила глаза и невозмутимо продолжила есть, буркнув недовольное: — Ты опоздал. — Я всегда вовремя, дорогая и любимая сестра, — фамильярно отозвался Лестат, плюхнувшись напротив меня, и Бэрримор тут же оказался рядом и подал братцу бокал с вином, так как тот явно уже поужинал, а наш дворецкий знал о привычках хозяев, но не вдавался в подробности. — Просто часы постоянно вводят тебя в заблуждение! Хм… — протянул он, снова взглянув на Тома, который даже отложил нож и вилку. Но едва я собралась вмешаться, как Лестат весело воскликнул: — А мне вчера казалось, что ты ужинала с другим мужчиной, разве нет?.. С Джоном?.. Я только распахнула рот, чтобы осадить братца, как тот наклонился поближе к Тому и заговорщически прошептал: — Узнаю свою сестру, вся в меня! Том тихо рассмеялся, а я зажмурилась и с шумом выдохнула, подумав, что вечер в маленькой, но весьма уютной квартирке Тома был не такой уж и плохой идеей, пусть там и нет такой потрясающей еды. А в угольно-чёрных глазах после этих слов загорелся ещё больший интерес к моей персоне, который теперь точно было не потушить. — Что-то не так? — еле выдавила я, выразительно посмотрев на Лестата, и тот беззаботно сделал глоток вина и откинулся на спинку стула, явно пребывая в крайне приподнятом настроении, что со мной случалось крайне редко. — Всё так, дорогая, всё так! Мне просто интересно. А как вы познакомились? И давно?.. Снова послышался тихий смех, но только Том открыл рот, чтобы ответить, как я резко накрыла его руку своей и промурлыкала: — Том — богатый итальянский предприниматель. Мы познакомились с ним в феврале в Венеции, когда катались на гондолах, и нас обоих охватила волна страсти… что он даже решился переехать ко мне в сырой и холодный Лондон… да, котик? — Конечно, любовь моя, — с обольстительной улыбкой отозвался Том, сжав мою ладонь, а Лестат со смехом посмотрел на меня и протянул: — Итальянский магнат, как интересно… Мафия? На секунду на лице Тома проскользнуло удивление, а меня тут же перекосило от возмущения, так как с мафией я зареклась иметь дело ещё пятьдесят лет назад после двух своих неудачных замужеств. А Лестат звонко рассмеялся и продолжил допрос: — А откуда ты родом, Том? Сицилия? Ломбардия? Тоскана? Пьемонт? Ньюхэм?.. — вдруг с нажимом добавил он к областям Италии далеко не самый престижный район Лондона, и я обречённо вздохнула, а Том со смехом добавил: — Харрингей. Я коренной англичанин. Как вы это поняли? — По акценту, это слышно, — беззаботно ответил братец, пока я тихо кипела от злости. — Я прожил в Лондоне немало лет, и у меня особо чуткий слух на такие вещи… хотя моя дорогая сестрица порой вообще ничего не хочет замечать. Я снова закатила глаза, пытаясь абстрагироваться от крайне неловкой беседы, а Том с улыбкой смотрел на меня, так как он недавно сказал мне примерно то же самое. — Так, а как вы всё-таки познакомились, ребят? — не унимался братец, а у меня от его дурацких вопросов как-то незаметно пропал аппетит, хотя еда передо мной была потрясающей. В этот раз Том промолчал, словно давая мне второй шанс, и я, поковырявшись в тарелке, нехотя ответила: — В больнице. — Ты заболела? — тут же всполошился братец, на что я подняла на него взгляд и поджала губы. — Что-то вроде. Где-то с минуту мы смотрели друг другу в глаза, а после он скользнул взглядом по моей щеке и моментально помрачнел. Но сейчас мне не хотелось ни откровенничать, ни выяснять отношения, поэтому я уткнулась обратно в тарелку, а Лестат повернулся к Тому и слегка печально улыбнулся. — Что ж, в любом случае друзья малышки Клоди — это и мои друзья тоже! Рад знакомству, глава Харрингейской мафии! Всё-таки Лестат обладал удивительной способностью разряжать обстановку, и по столовой мгновенно разнёсся наш дружный смех, сместив на нет неприятные темы. — Тина! — воскликнула я, сделав глоток вина, а Том тем временем вернулся к еде, ведь у него аппетит, в отличие от меня, никуда не делся. — Меня теперь зовут Тина, я сменила имя, когда вернулась сюда, в Лондон. Клодетта — это моё второе имя, — пояснила я Тому, так как на его лице читалась лёгкая озадаченность. — Все мои старые знакомые, особенно во Франции, знают меня именно под этим именем. Так где ты всё-таки пропадал, проходимец?! Даже открытки не отправил за все эти годы! — Ох, моя дорогая, знала бы ты, какие проблемы со связью в Южной Америке! — театрально вздохнул братец, приподняв в воздух бокал с кроваво-красным вином. — Хотя знаешь, я познакомился с одним кокаиновым бароном в Венесуэле… Том, бери на заметку, если захочешь сколотить свой первый миллион! Весь оставшийся вечер до поздней ночи мы с Томом слушали россказни братца о его путешествии по Южной и Северной Америке, и то и дело эти рассказы перебивал смех, поскольку в моём блудном родственнике буквально агонировал актёр! Хотя когда-то давно, ещё будучи живым, Лестат действительно был бедным актёром на задворках Парижа, так что неудивительно, откуда у него это взялось. А когда я от усталости начала клевать носом, уже чуть не падая лицом в тарелку, уже с ужином, который недавно подал Бэрримор, братец прервал свои разглагольствования и участливо спросил: — Может, продолжим завтра, дорогая? Я могу так всю ночь говорить, но что-то ты неважно выглядишь… — Да, продолжим, но потом, — зевнула я, из последних сил борясь со сном. — У меня завтра сутки. — Что, прости? — удивился Лестат. — Тебя не будет дома целые сутки? — Ага, — вновь зевнула я, решив, что рассказывать про свою работу было бесполезно — мне всё равно не поверят. — Потом как-нибудь дорассказываешь, это очень… увлекательно. Третий зевок вырвался сразу за предыдущими двумя, и Том встал из-за стола и помог подняться и мне. А я кинула на прощание братцу: — Надеюсь, ты завтра не будешь без меня сильно скучать? — Ну что ты! — расплылся в лучезарной улыбке тот. — Мой вечер скрасит… — Жозефина? — усмехнулась я, и Лестат довольно ответил: — Может быть. Или Анжелика… или Джоди! О, Джоди! Вы обязательно должны познакомиться! — Как-нибудь потом, может быть, — усмехнулась я, посмотрев на Тома, и тот, широко улыбнувшись, приобнял меня и повёл в мою комнату, где мы ещё какое-то время лежали в обнимку, ничего не говоря друг другу. И в кои-то веки у меня возникло то самое ощущение, что я наконец дома, когда в этом самом доме появились все важные для меня люди.* * *
Ещё не дойдя до учебной комнаты на кафедре акушерства в понедельник, я услышал оглушающий гомон, среди которого различалось несколько знакомых голосов. И мне вдруг стало настолько интересно, что я остановился у самых дверей и прислушался, и громкий смех как раз стих, а Эрл воскликнул: — Роза, милая Роза, не темни! Как погуляли с Томом в пятницу? — Да-да, как прошёл ваш вечер любви, плавно переходящий в ночь? — дурашливо посмеиваясь, добавил Уилл, а я сквозь щель в двери посмотрел на Розу, и вид у неё был не слишком-то и довольный. И она, поджав пухлые губки, отвернулась от парней и хмыкнула: — Это не ваше дело, мальчики. Ужин прошёл замечательно, а всё остальное касается только меня и Тома. — Если это всё остальное, конечно, было, — злорадно резюмировал Эрл, видимо, наконец-то ему выпал шанс уличить меня в каком-то промахе, хотя это было вовсе не так. — Отстаньте по-хорошему! — капризно отозвалась Роза, с потрохами выдав всю свою затаившуюся обиду на меня, и в этот миг я распахнул дверь и бодро воскликнул: — Всем доброе утро! Гомон сразу же стих, и вокруг образовалась идеальная тишина, а все мои одногруппники разом уставились на меня. Я только усмехнулся такому повышенному вниманию, сел за первую парту, словно специально освобождённую именно для меня, и принялся раскладывать вещи. А Эрл, видимо, не выдержав напряжённой тишины, всё-таки решился и с вызовом спросил: — Том, а как прошёл ваш ужин с Розой в пятницу? — я обернулся и изогнул бровь, а тот ехидно добавил: — Что-то наш цветочек не выглядит довольным выходными… — В субботу я был в Бирмингеме по делам, а в воскресенье дежурил в отделении профессора Д’Лионкур, так что мы не виделись на выходных, — невозмутимо ответил я и перевёл взгляд на покрасневшую от нападок парней Розу. — А ужин в пятницу прошёл замечательно, разве нет? Она ещё больше зарделась и смущённо кивнула, а пыл Эрла сразу как-то поутих от моего ледяного спокойствия. А вот в васильковых глазах Розы наоборот зажглась надежда, но ничего больше не могло её подпитать: в «Континенталь» я уже сходил, пусть и не добился того, чего хотел, а именно ревности Тины, а больше Тину никто никуда не звал. Значит, и прикрытия мне больше не было нужно, только вот как бы об этом сказать Розе, чтобы она не слишком убивалась? Или не тянуть кота за хвост и прямо сказать, какое мне дело до её наивных надежд? В любом случае разговора с Розой было не избежать, правда, начинать его сейчас было бессмысленно: до начала занятия оставались считаные минуты. Но не успел я аккуратно разложить на парте учебник, пишущие принадлежности и лекционную тетрадь, как в учебную комнату ворвался профессор Роджер Дэвидсон. Все разом испуганно выпрямились, поскольку от нашего преподавателя так и исходили волны злости, а он обвёл нас горящим взглядом и вдруг остановился на мне и ткнул в меня указательным пальцем. — Скажи Ти, что она у меня получит! — грозно проговорил профессор Дэвидсон, а я на мгновение потерял дар речи, совсем не ожидая таких слов вместо приветствия. Но всё-таки способность говорить ко мне постепенно вернулась, и я деликатно ответил: — Доброе утро, профессор Дэвидсон. К сожалению, боюсь, что я не смогу слово в слово передать ваше послание, так как… профессор Д’Лионкур может неправильно меня понять. — Всё она правильно поймёт, не маленькая! — проворчал он, направившись к своему столу, а я тем временем так и гадал, что же могло произойти, так как вчера весь день было относительно тихо. — Как будто ты её боишься?! Пара человек нервно хихикнули, а я сжал губы, чтобы сдержать усмешку. — Боюсь, что после подобных слов профессор Д’Лионкур может передумать брать меня к себе в ординатуру, профессор Дэвидсон. А мне очень бы хотелось учиться именно у неё… — Хочешь — значит, будешь! — пробасил профессор Дэвидсон, так и продолжая кипеть от злости. — Если Ти заупрямится — вступлюсь я и Генри, не переживай. А не поступишь к ней — иди ко мне, я тебя с распростёртыми руками приму! Мы, между прочим, тоже хирурги и оперируем! — Спасибо за заботу, профессор Дэвидсон, — еле выдавил я, испытывая жгучую неловкость, а тот посмотрел на меня поверх очков и прогудел: — Заступлюсь, если ты сейчас же дойдёшь до Ти и скажешь ей то, что я тебя просил. И пусть придёт ко мне в перерыв, поговорить надо и срочно! Тебе всё ясно? — Конечно, профессор, — вздохнул я и поднялся со своего места под грозный взгляд преподавателя. — Слово в слово! — прокричал он мне вслед, и я, выйдя в коридор, так и помотал головой, представив, что меня ждёт от Тины, если я скажу ей что-то подобное. Но дело явно было серьёзное, и мне не оставалось ничего иного, как с утра пораньше идти в другой корпус, дорога к которому была у меня на подкорке. — О, Том, а у тебя разве не занятия сейчас?.. — первым удивился Дэнни, едва увидев меня в дверях ординаторской, а я тем временем заглянул внутрь, но, кроме профессора Байера и пары других врачей, никого больше не было. — Да, но я пришёл по делу… — протянул я, абсолютно не имея понятия, как бы подступиться к порученному заданию. — Профессор Байер, а вы не знаете, где сейчас может быть профессор Д’Лионкур? Я отвернулся от Дэнни и посмотрел на наставника Тины, но тот лишь удивлённо поднял брови от моего вопроса. — Час назад она отправилась на обход, Том, должна скоро прийти. А что случилось? — Эм… ничего, просто профессор Дэ… — начал говорить я, но на середине фразы в ординаторскую вошли, смеясь, Тина и доктор Найт, и я резко повернулся к ним, а Тина так и раскрыла рот от удивления. — Что вы здесь делаете, мистер Реддл, да ещё и в учебное время?! Или Дэвидсон совсем из ума выжил, что не желает вести занятия со студентами и скидывает их на меня?! Я вас акушерству учить не буду, предупреждаю сразу. Я еле сдержал смех после подобных слов, а Тина тяжело просверливала меня взглядом, требуя ответа. И я, замявшись, аккуратно проговорил: — Профессор Дэвидсон как раз в начале занятия отправил меня к вам и просил передать… что очень хочет с вами поговорить. Как можно быстрее. — Бегу и падаю с ним разговаривать, — хмыкнула Тина и направилась к профессору Байеру, чтобы взять у него со стола стопку историй, а доктор Найт с многозначительной улыбкой посмотрела на меня и села за своё рабочее место, бросив на ходу: — Ти, может, там что-то важное?.. Что ты так взъелась на Роджера? — Знаю, что у него важное, ага! — проворчала Тина, пролистывая одну историю за другой, словно что-то ища или проверяя. — Сейчас как раз началось разбирательство по поводу смерти роженицы три месяца назад, у неё оказались влиятельные родственники. И эпилепсия, которую Роджер не хотел лечить так, как я ему сказала из-за возможного влияния препаратов на плод. Конечно, умерла она не от этого, там целый букет был, но адвокаты могут и к этому прицепиться! А он теперь злится на меня, что я его недостаточно тщательно уговаривала! Господи, как маленький! — она эмоционально взмахнула руками, оторвавшись от историй, и недовольно добавила: — А в конце, как всегда, мне ещё прилетит, что я до сих пор не замужем и не собираюсь в ближайшее время рожать… «в мои-то годы пора бы!» Так что никуда я не пойду! Доктор Найт на такой эмоциональный рассказ с сочувствием посмотрела на меня, а Тина вдруг замерла на месте, мельком взглянула в мою сторону и усмехнулась. — А я уж думала, мистер Реддл, что вы трусливо прячетесь с утра пораньше от своей зазнобы, с которой ужинали в пятницу в «Континентале»… — от такой информации и профессор Байер, и доктор Найт, и Дэнни мигом изумлённо уставились на меня, ведь им всем было прекрасно известно о нашем с Тиной страстном романе, и я начал краснеть, а Тина ещё шире улыбнулась. — И не стыдно вам играть с хрупкими чувствами наивной барышни? — Очень стыдно, — выдохнул я, ещё больше краснея. — Но я бы не хотел обсуждать эту тему, профессор Д’Лионкур. Прошу меня понять, заведующая нейрохирургии строго-настрого запретила мне говорить о личной жизни в стенах этой больницы… — Господи, первая здравая мысль от вас, мистер Реддл! Неужели я дождалась, и пяти лет не прошло?! — рассмеялась Тина, а доктор Найт, с улыбкой посмотрев сначала на Тину, а затем на меня, ехидно полюбопытствовала: — Ти, а ты сама-то что делала в «Континентале», что застукала там свою тень с наивной барышней? — У меня был деловой ужин с доктором Брэдли, он решил отблагодарить меня за помощь с донорциклистами. Господи, хоть бы не пересечься с ним в ближайшее время… — с мучением вздохнула Тина, чем немало удивила свою подругу. — Всё прошло настолько плохо? — Нет, всё прошло неплохо. Но продолжения я не хочу, это всё-таки было деловое приглашение, — отмахнулась Тина, бегло пролистав ещё одну историю, а затем с неподдельным мучением подняла глаза на своего наставника и одними губами прошептала: — Генри, пожалуйста… — Я схожу к травматологам, если потребуется, Ти, как и обещал, — с мягкой улыбкой ответил тот, и Тина облегчённо выдохнула и приступила к ещё одной истории, а я так и стоял посреди ординаторской, не зная, возвращаться ли мне с отказом или продолжить настаивать на походе в акушерский корпус. Но тут судьба сама решила помочь мне, и едва Тина повернулась и захотела прогнать меня, как в дверь тихо, но уверенно постучали. — Войдите! — крикнула заведующая, и на пороге показался тот самый человек, с которым она меньше всего хотела пересекаться. Доктор Брэдли обвёл взглядом людей внутри ординаторской и, остановившись на мне, чуть недовольно хмыкнул, а Тина тем временем обменялась взглядом с доктором Найт и закатила глаза, но после нацепила на себя крайне неестественную улыбку и под смех подруги любезно проговорила: — Чем обязана, доктор Брэдли? — Мотоциклист, субдуральная гематома, и она растёт как на дрожжах. Нужна ваша помощь, профессор, — медленно сообщил травматолог, и его горящий взгляд в сторону Тины очень мне не понравился. Только вот Тина резко захлопнула историю, которую до этого просматривала, и с показным сожалением воскликнула: — Доктор Брэдли, как неловко, но меня только что вызвал к себе Дэвидсон по очень срочному делу! Видите, даже почтового голубя прислал… — она указала рукой на меня, будто бы сваливая вину за отказ, а я изо всех сдерживал смех, впрочем, как и все остальные, ведь мы все слышали, что думала Тина по поводу профессора Дэвидсона. Доктор Брэдли тут же недовольно посмотрел в мою сторону, а Тина сделала пару шагов ко мне и тихо протянула: — Но вам может помочь Генри, он как раз свободен… — Конечно, доктор Брэдли, я с радостью вам помогу, — с улыбкой отозвался профессор Байер, встав из-за своего стола, а Тина взяла меня под руку и потянула к выходу. — Пойдёмте, мистер Реддл, не будем заставлять Роджера ждать… — громко сказала она, выйдя в коридор, и сквозь зубы добавила, чтобы конец услышал только я: — А то ещё сгорит от злости, проклятый упрямец… Я не выдержал и таки тихо рассмеялся, а Тина обречённо вздохнула и отпустила меня, стараясь соблюдать на людях субординацию. — А я уже испугался, что мне придётся возвращаться ни с чем… — Злой Роджер лучше назойливого поклонника, это точно. Особенно того, кто не понимает моих шуток, — протянула она, быстро шагая в сторону выхода для персонала. — Так что там с твоей зазнобой? В тебя ещё ничего не полетело за твоё легкомысленное поведение на прошлой неделе? — А ты очень хочешь, чтобы мне прилетело? — усмехнулся я, так и наслаждаясь ревностью Тины, но та лишь изогнула бровь и хмыкнула: — Я хочу побыстрее прийти от Роджера и выпить чашечку кофе. Но если тебе заслуженно попадёт, то я нисколько не буду осуждать мисс Браун. — Женская солидарность, всё ясно, — ещё шире улыбнулся я, а Тина сжала губы, чтобы сдержать свою улыбку, и наклонилась ко мне. — Сегодня можешь как раз заняться этим вопросом, у меня были планы на вечер… Я мигом застыл на месте как вкопанный, а в голову полезли противные мысли, что Тина опять пойдёт куда-то с этим Брэдли, от которых я буквально сатанел. Но она немало удивилась моей реакции и так же тихо добавила: — Я хочу побыть с Лестатом, мы так давно не виделись! А вчера меня не было дома целые сутки… да и у нас с тобой вроде как намечается перерыв… — Конечно, — мгновенно успокоился я, а ревность во мне незаметно погасла. — Всё в порядке, прости… Тогда я куплю билеты в оперу… на пятницу? — Можно и на пятницу, у меня нет ночной смены. А с Лестатом мы к этому времени успеем наговориться… лишь бы сюда не пришёл! — на губах Тины сама по себе расцвела улыбка, которая так ей шла, и я не смог сдержать собственной, уже забыв про вспышку ревности секунду назад. Так мы и шли, довольные, до акушерского корпуса, а затем я первый вошёл в нужный класс, а Тина прислонилась к косяку двери, скрестила руки на груди и молча выразительно посмотрела на профессора Дэвидсона, который словно и не ожидал увидеть её так скоро. — Ты посмотри, привёл-таки! — воскликнул он, пока я садился за своё место. — Надо же, вот это парень! Я надеюсь, ты передал всё, что я просил? — В общих чертах, — деликатно ответил я, а Тина продолжала тяжело смотреть на своего коллегу, отчего тот рассмеялся и встал из-за стола. — Вот от кого нужно рожать детей, дорогая, бери на заметку! Скоро малец станет совсем взрослым и самостоятельным и упорхнёт от тебя, а ты будешь грызть локти от упущенных возможностей! — Ага, — недовольно хмыкнула Тина в ответ. — Сразу же как получит диплом, распишемся и родим, не переживай. Так что ты от меня хотел? Опять Тина ходила по скользкому льду со своими шутками, а я старался смотреть прямо перед собой на доску, на которой было что-то написано, а не на одногруппников, которые явно ловили каждое слово. — Пойдём-ка в мой кабинет, дорогая, это надолго, — пробасил профессор Дэвидсон и, взяв Тину под руку, поманил её в коридор, крикнув нам: — Перерыв, бездельники, выпейте чайку, возьмите истории на посту и прокурируйте парочку женщин, а я потом приду и проверю! Едва профессора скрылись из поля зрения, как все разом расслабились и дружно на меня посмотрели, однако, не спрашивая прямо, как же мне удалось привести сюда строптивую заведующую нейрохирургии. И я, обведя взглядом своих одногруппников, первым молча поднялся на ноги и направился к посту, где хранились истории на рожениц. Но не успел я пройти и десяти метров, как меня догнала Роза, от которой я в первую очередь и хотел скрыться. — Том… давай возьмём несколько женщин на двоих и доложим потом? — неуверенно предложила она, но я, не сбавляя шага, холодно ответил: — По-моему, профессор Дэвидсон чётко сказал, что мы работаем в одиночку. Так что прости. — Тогда… может, сходим куда-нибудь после занятия? У тебя были какие-нибудь планы на вечер? Вновь в небесно-голубых глазах горела та самая противная надежда, но я решил зарубить её на корню и, подойдя к посту, остановился и твёрдо проговорил: — Прости, Роза, но я сегодня занят. — Опять дежуришь у Д’Лионкур? — поджав губы, спросила Роза, на что я невозмутимо ответил: — Нет, у неё сегодня нет ночной смены. Но у меня были другие дела… — И зачем только ты пудришь мозги девушкам, если по уши влюблён в эту стерву? — ядовито переспросила она, чем вызвала во мне немалое удивление. Но Роза вздохнула и ещё более язвительно добавила: — Ты позвал меня в ресторан только потому, что она была там, я сразу это поняла. Но хотела ещё раз убедиться… и всё так и есть. Что ж, удачной семейной жизни с чудовищем, ты этого заслуживаешь! Взмахнув копной золотистых волос, Роза демонстративно схватила первую попавшуюся историю родов и ушла подальше, а я решил порыться и повыбирать, пока не пришли другие из буфета. А в голове так и крутились её последние слова… «Заслуживаю ли я семейной жизни с Тиной? — спросил я сам себя, наконец выбрав себе женщину со стремительными родами и многоводием, которая родила четыре часа назад. — И кто из нас большее чудовище: она или я?»