***
За окном громыхала гроза, разразившаяся аккурат после того, как я вошла к себе в кабинет в пятницу после обхода. Причём на улице было настолько темно, что мне пришлось средь «бела» дня включать свет, а раскаты грома с улицы так и отдавали в виски. Но не успела я сесть в своё рабочее кресло и тихо захныкать от нестерпимой головной боли из-за резкой смены атмосферного давления, как раздался кроткий стук в дверь… и по запаху, который просочился даже сквозь маленькую щель, было понятно, кто ко мне пожаловал. — Давненько мы с тобой не говорили по душам, Ти, — протянула Делла, чуть подняв перед собой две чашки с ароматным кофе, и я вымученно улыбнулась ей, так как моя подруга как всегда слёту угадывала мои желания. А она поставила одну кружку на мой стол, сама уселась с другой на диван и, хитро улыбнувшись, в лоб спросила: — Как у вас с Томом? Вздохнув, я мельком посмотрела на непогоду за окном, затем медленно взяла свою кружку, обхватила её ледяными ладонями и флегматично проговорила: — Неделю назад ходили в оперу, а на этой — вечером в кино. — Как подробно, — хмыкнула Делла на мой краткий, но ёмкий отчёт, и я закатила глаза и хлебнула обжигающе-горячего кофе, пока тот не остыл. — Уже май, Ти. Ты определилась по поводу ординатуры? — Вот кто подаст документы, из того и буду выбирать по результатам вступительных экзаменов… — ещё более безразлично отмахнулась я, грея руки от чашки, хотя это было бесполезно. Делла же на мои слова усмехнулась и ехидно заметила: — Я знаю, кто точно подаст документы, и результаты экзаменов у него точно будут на высоте. Ты его возьмёшь? — Я в ответ лишь медленно покачала головой, так как давно для себя всё решила, и моя подруга возмущённо воскликнула: — Да почему, Ти?! Вы уже почти полгода вместе, и ни одной ссоры за это время! Тебе не кажется, что уже пора идти под венец, а потом и в декрет? — Если я уйду в декрет, то точно не смогу у него преподавать… и что ты тогда возмущаешься на мой ответ? — пропела я, и она настолько удивлённо уставилась на меня, что мне пришлось добавить: — Ди, я не собираюсь ни в декрет, ни в преподаватели этому мальчишке, и вопрос закрыт. — А если тебя попросит об этом Генри? — не унималась Делла, но я опять покачала головой. — Я не соглашусь. Пускай сам принимает его на кафедру, он же заведующий, но я у мистера Реддла преподавать не буду, и он об этом уже извещён. Это вопрос субординации, Ди, я здесь непреклонна. — Но в целом, ты же не против, если Том ещё год повьётся рядом с тобой в учениках, пусть и у другого преподавателя? — Если ему так хочется, то пожалуйста, — наконец сдалась я, на что Делла растянула губы в довольной улыбке и сделала большой глоток кофе, словно запивая какую-то вкусняшку, которых у меня в шкафу давно уже не водилось, всё некогда… «Может, заехать сегодня после смены и купить хотя бы печенья? — устало подумала я, следя за тем, как чёрные тучи всё больше сгущались над пыльным Лондоном, и в следующую секунду тёмно-серый фон рассекла пополам ярко-белая вспышка молнии. — Хотя если меня опять заберёт Том, то о печенье мы уже думать не будем… в перерыв, что ли, сходить? А когда хоть он будет, в следующем году?..» — О чём думаешь, Ти? Вопрос Деллы внезапно вырвал меня из глубоких размышлений о банальных бытовых вопросах, и я глубоко вдохнула и выдохнула и поставила полупустую чашку на заваленный бумагами стол. — Ни о чём, просто надо бы сходить до ближайшей продуктовой лавки и купить печенья… даже тебя нечем угощать! — Ой, перестань, я на диете! — махнула рукой Делла, и я широко улыбнулась, еле удержавшись от ехидного вопроса: «Опять?» Но она и так всё прочитала по моим глазам и с нажимом ответила: — Да-да, Ти, надо приводить себя в форму к лету… Посмотри на себя, ты за весну прилично похудела, я тоже так хочу! «Я похудела? — удивлённо промелькнуло в голове, так как такой цели у меня и в помине не стояло, меня всё всегда устраивало. — Хотя и не удивительно, у меня за весну столько экстренных операций было, особенно у травматологов, что и перекусить было некогда! А дома… а дома, особенно в компании моего молодого и пылкого любовника, уже как-то не до еды…» Не удержавшись, я усмехнулась своим мыслям, а Делла, видимо, внимательно следившая за мной, с прищуром спросила: — Ну-ка, подруга, колись, в чём секрет? Или это любовь так на тебя действует, что ты потеряла столько килограммов?.. — Она самая, — рассмеялась я, начав аккуратно складывать сваленные как попало истории болезни в одну большую стопку. А на крайне многозначительный взгляд Деллы добавила: — Любовь к работе, Ди. Я за апрель суммарно была дома дней восемь… когда хоть мне есть? — Это нездоровая любовь, — авторитетно заявила она, на что я лишь пожала плечами. — Крайне нездоровая, Ти! Но у тебя есть ещё и другая, которая, быть может, поможет тебе встать на путь истинный… — Конечно, поможет… а это ещё что?! Под завалами историй, как раз на столешнице, лежала небольшая пачка песочного печенья, которое я одно время себе покупала после работы, ещё зимой. Я даже припомнить не могла, когда оно у меня закончилось, и, взяв его в руки, напряжённо всмотрелась в упаковку. Делла же, заметив у меня в руках печенье, так и распахнула глаза от удивления. — А говорила, что у тебя нет сладкого! — Да не было его у меня! — отмахнулась я, чуть наклонив коробку, и из коричневой обёртки выпал небольшой листочек. — Это кто-то на неделе принёс, да я не увидела из-за всех этих историй… посмотрим… Сердце неприятно кольнуло, что это был непрошеный подарок от доктора Брэдли, которого я старательно избегала в последнее время, а моя подруга так и не сводила взгляда с записки, вцепившись в неё словно коршун. И я, вздохнув, развернула её и сразу же поняла, кто решил обо мне позаботиться. Приятного перекуса с доктором Найт, Тинь-Тинь, это печенье отлично подойдёт к её кофе. Т. «Господи, за что мне это?!» — про себя протянула я, но теперь уже не на назойливые ухаживания, а на дурацкое прозвище, которое Том дал мне после недавних совместных выходных. Делла же, устав ждать от меня хоть каких-то комментариев, наклонилась вперёд и резко выхватила записку у меня из рук, что я даже спохватиться не успела, и принялась жадно её читать. — «Тинь-Тинь»?! — в следующую же секунду раздался её радостный вопль, и я со скрежетом зубов вырвала клочок бумаги, скомкала его и выбросила в мусорку. А Делла, с блаженной улыбкой откинувшись на спинку дивана, выдохнула: — Ну всё, надо готовить платье на торжество… Чур, организацией девичника занимаюсь я! — Можешь и до алтаря вместо меня сходить, я не против, — хмыкнула я, отложив пачку с печеньем в сторону, и открыла первую попавшуюся историю болезни. А со стороны прилетело: — У меня уже есть жених, спасибо, упрямица. Но это так… так… так… так мило! — Никому ни слова! — прорычала я, зло взглянув на Деллу, и та, мигом посерьёзнев, сразу же пролепетала: — Ко-конечно, Ти… я же просто радуюсь, что у вас всё так хорошо… Посмотри, как он о тебе заботится, даже никуда бегать не надо! «Это вряд ли…» — вздохнула я, так как в магазин, может, теперь уже идти и не надо было, а вот консультации никто не отменял. И только я занесла чёрный Parker над дневником прооперированного больного, как слева от меня противным звоном разорвался телефон, заставив поморщиться от нового взрыва боли в висках. — Профессор Д’Лионкур, отделение нейрохирургии, слушаю вас. — Ти, там беременная в судорогах, без тебя никак, — раздался на другом конце провода звучный бас Роджера Дэвидсона, и я ещё больше поморщилась, так как головная боль была лишь половиной надвигающихся бед. — Роджер, а неврологи тебе на что? — недовольно проворчала я, и мне поступил крайне красноречивый ответ: — Ты же знаешь, что мы с Эриксоном недолюбливаем друг друга… — Но лечение-то он назначит правильное, ваша вражда здесь ни при чём! — вымученно воскликнула я, но Дэвидсон и не собирался сдаваться: — Ти, твоему лечению я доверяю больше! Особенно после того суда. Так что давай, ноги в руки и бегом сюда, каждая минута на счету. Да, в кои-то веки я была не рада своей правоте в споре, потому что мой старинный друг будет теперь пользоваться этим при каждом удобном случае. Но как же мне не хотелось идти по улице в другой корпус, чёрт подери! — Роджер, ты видел погоду за окном?! Да у меня от неё голова раскалывается, я до тебя только к вечеру доползу! — И что Том нашёл в такой развалине, как ты, ума не приложу? — пробасил Дэвидсон, и от этих слов у меня мгновенно покраснели щёки, а Делла хихикнула и тут же закрыла рот рукой. — Ти, в твоём возрасте полезно гулять, а свежий воздух уменьшает головную боль, не мне тебе об этом рассказывать. Давай, у тебя пятнадцать минут, я жду! Дэвидсон, не дожидаясь моего согласия, повесил трубку, и мне не оставалось ничего другого, как вздохнуть и выпрямиться, чтобы размять немного тело. Делла же ловко встала с дивана, правильно поняв, что я собиралась уходить, и, сполоснув наши чашки под струёй воды, невозмутимо предложила: — Хочешь, я схожу с тобой за компанию? У меня всё равно плановая операция через два часа, и я не такой любитель посидеть над документацией в душной комнате… лучше прогуляться! Смотри, какой за окном бодрый ливень! «Да, бодрый… не то что я», — на мгновение пронеслось на краю сознания, но выбора не было, так что я устало встала из кресла, потянулась и вздохнула: — Пошли… всяко веселее будет. Но я даже не подозревала, насколько же моей подруге и всем остальным будет весело… всем остальным, кроме меня.* * *
— Профессор Дэвидсон, пять минут назад поступила беременная в судорогах, тридцать три недели! Прямо в середине занятия в учебную комнату ворвался молодой врач, и наш преподаватель, шумно выдохнув, довольно ловко для своего веса поднялся на ноги. — Чёрт подери, нашла время! Сидите, бездельники, и ждите меня, а потом будет опрос по вчерашней теме и проверочная работа, так что не расслабляйтесь! Но мои одногруппники по опыту знали, что если кого-то из профессоров экстренно вызывали с занятия, то это точно затянется надолго, час точно, а потому даже угроза письменной работы не смогла стереть с лица довольных улыбок. И только профессор Дэвидсон скрылся из виду, как Эрл потянулся, сладко зевнул и, оглядев товарищей, зацепился за меня взглядом и ехидно улыбнулся. — Кстати, Том… давненько мы не слышали об очередной красавице, которой ты разбил сердце! Не включая Розы, конечно. — Роза никак не отреагировала на такую колкость, старательно читая учебник перед проверочной работой, пожалуй, одна из немногих, а Уилл, подсев на стол к Эрлу, подхватил: — Или ты решил устроить себе отпуск? — Скоро экзамены и поступление в ординатуру, мне пока не до девушек, — прохладно отозвался я, посмотрев за окно на чёрное небо и вспышки молний, а в голове так и крутился вопрос: «Интересно, а завтра будет такая же погода, или мы с Тиной сможем выбраться в парк, чтобы погулять и покормить уток? Или у неё завтра опять сутки?» Но мои мечты прервал насмешливый голос Эрла: — Вот как, Том! А может, просто ни одна красавица больше не хочет иметь с тобой дело?.. — Может, и не хочет, — нисколько не сопротивляясь, согласился я, думая лишь о том, что это был последний блок, и терпеть назойливых одногруппников мне осталось всего три недели. У них, кстати, от моего безразличия мигом закончились поводы для насмешек, и трое человек лениво встали из-за стола и ушли в коридор, а остальные принялись заниматься кто чем хотел, только не учёбой. Эрл с Уиллом, Биллом и Эми даже достали из сумки карты и начали играть, что правилами университета было строго запрещено, и я вроде как мог их сдать… но так не хотелось за месяц до окончания учёбы пакостить кому-то. «Интересно, а что сейчас делает Тина?» — спросил я сам себя спустя где-то полчаса тягостного безделья, лениво пролистывая учебник по акушерству. Но ответ на мой вопрос был очевиден: Тина, скорее всего, была или в своём кабинете, или в операционной, так что у неё точно день проходил намного интереснее, чем у меня. И только я замечтался, вспоминая, как прошлой ночью мы в обнимку спали на её чёрном диване в кабинете, уставшие после тяжёлой операции, как по коридору кто-то стремительно прошёл, и его яркий силуэт был мне смутно знаком. Этот кто-то тоже заметил меня, уж не знаю, как, но он вернулся и заглянул в класс, а затем радостно воскликнул: — Том, привет! А ты знаешь, где Тинь-Тинь? «Откуда он узнал, что я так её зову?! — удивился я, так как при брате Тины ни разу не позволял себе назвать её так, только наедине… или он слышит сквозь стены? Да и кожа у него слишком бледная…» Картёжники мгновенно оторвались от своего занятия и уставились на незнакомца, ослепляющего своей красотой в такой довольно мрачный день, а Лестат лучезарно улыбнулся им и вошёл в класс, не сводя с меня глаз. — Привет, Лестат. Ты… ты немного ошибся корпусом, она обычно в другом… — Странно, а в приёмном отделении мне сказали, что я могу найти её здесь! — казалось, что он немного разозлился, но это видение было секундным, а после Лестат ещё больше улыбнулся и беззаботно спросил: — Но ты же знаешь к ней дорогу? Покажешь?! — Да… но у меня сейчас занятия, — поджав губы, ответил я, нутром чувствуя, что едва покину кабинет, как по закону подлости вернётся преподаватель. Или, может, мне повезёт, впрочем, как и всегда? — Слушай, если ты готов подождать два часа, то я провожу тебя до неё… — Два часа — это долго, — вздохнул Лестат, а по лицам своих одногруппников я моментально прочитал, что они были в полном замешательстве, о ком же шла речь. «Да и не надо было им знать об этом, иначе Тина будет в ярости… надо всё-таки проводить его до отделения нейрохирургии, пока не вернулся профессор Дэвидсон». — Ладно, пойдём, только быстро… Только вот не успел я подняться на ноги, как из коридора послышался грозный голос Тины, перебиваемый басом профессора Дэвидсона, и иногда вроде как слышался голос доктора Найт… и они явно приближались к нам, что столкновения было уже не избежать. — Роджер, я тебе в последний раз говорю, ей нельзя давать этот препарат! — Но в прошлый же раз ты говорила, что можно! — В прошлый раз была другая женщина! Ди, хоть ты ему скажи! — Роджер, Ти права, в этом случае может быть массивное внутричерепное кровотечение… ты его не сможешь остановить. — Не сможешь остановить без нас! — вставила Тина у самого порога. — А никто не развернёт тебе операционную за пять минут, на это нужно время! Да она ещё и беременная, как мы будем вгонять её в наркоз, ты не подумал?! — Дорогая! — воскликнул Лестат, увидев Тину, и трое врачей так и застыли у входа, и трудно было даже сказать, у кого был самый удивлённый вид. А Лестат, воспользовавшись всеобщим замешательством, склонился в реверансе и учтиво представился коллегам Тины: — Лестат, милорд Д’Лионкур. — Муж?! — тут же пробасил Дэвидсон, и Тина, скривившись, воскликнула: — Боже упаси! Брат. Что ты здесь забыл?! — придя в себя, накинулась она на брата, но Лестат встал в позу и таким же недовольным тоном ответил: — Я соскучился! Тебя дома не было двое суток подряд, где ты хоть пропадала?! И почему не позвала меня?! Я уже три недели как вернулся в Лондон, а мы даже ни разу не погуляли вместе! — Куда позвала, в операционную?! — повысив голос на октаву, возмутилась Тина, пока остальные медленно впадали в прострацию, в том числе и её близкая подруга, которая, видимо, как и все остальные не подозревала о близких родственниках заведующей нейрохирургии. — Какую операционную?! — не унимался Лестат. — Что ты здесь вообще забыла?! — Я здесь работаю, — парировала Тина, кинув на стол профессора Дэвидсона недавно заполненную историю, где было всего пять листочков. — Представь себе! — Кем, позволь спросить? Прибольничным ювелиром?! Тина на такой вопрос лишь устало закатила глаза, а доктор Найт, закрыв ладонью рот, тихо смеялась. — Я врач, Лестат, — наконец сказала Тина после глубокого вдоха. — Хирург. И я работаю именно здесь, в этой больнице. Людей оперирую! А ещё я уважаемый профессор на кафедре и учу студентов, перед которыми ты меня сейчас позоришь! — Да не может этого быть! — Лестат настолько широко распахнул пронзительные фиалковые глаза, что показался белый ободок глазных яблок, а Тина тяжело вздохнула, явно желая оказаться в своём кабинете. — Этого просто не может быть, я не верю! — Как хочешь, — хмыкнула она, намереваясь уйти, но Лестат подрезал её и подошёл к профессору Дэвидсону, который с непроницаемым выражением лица следил за семейной ссорой. — Глубокоуважаемый… умудрённый немалым опытом джентльмен, позвольте уточнить… Вы всё-таки выглядите как профессор с солидным стажем, мудрости которого можно доверять… вот эта высушенная, усталая и совершенно непохожая на себя прежнюю… женщина… действительно работает здесь и чему-то учит этих несчастных детей? Или мы всё-таки говорим о разных людях? Он приобнял профессора Дэвидсона за плечи, будто они были старыми друзьями, а тот смерил Тину насмешливым взглядом и прогудел: — Да вроде с утра была она… — Чёрт подери! — сразу же отреагировал Лестат под ещё более выразительную гримасу Тины. — Папаша, если бы узнал, в гробу перевернулся бы! — А Габриэль бы одобрила! — эмоционально взмахнула руками Тина, на что её брат ехидно заметил: — Конечно, моя матушка всегда любила почитать умные книжки, которых ей до самой старости никто не давал… и уважала тех, кто их уже прочитал. — Только вот тебе эта способность не передалась почему-то, — ядовито заметила Тина, но Лестат улыбнулся в тридцать два зуба и подмигнул девчонкам: — Зато мне передалась её неотразимая внешность и лёгкий нрав! — но он вдруг мельком посмотрел на Тину и спешно добавил: — Хотя про нрав я, наверное, погорячился… в этом плане вы с ней очень похожи. То есть вы обе такие общительные, улыбчивые и крайне доброжелательные! Последние слова Лестата никак не вязались с грозным внешним видом Тины на текущий момент, которая тяжёлым взглядом могла буквально убивать на месте, и все сразу догадались, что и их мать — Габриэль — была такой же замкнутой и нелюдимой, как Тина, пусть та и не была ей родной дочерью. Попытка Лестата задобрить сестру явно не увенчалась успехом, и Тина, подойдя к столу профессора Дэвидсона, открыла историю на только что поступившую беременную, достала из ящика стола чистый листок и занесла над ним свою любимую ручку. — Роджер, понятия не имею, чем ты будешь купировать судороги, но вот это, это и это, — она быстро нацарапала названия препаратов на латыни, — ей нельзя. Можешь попробовать поколоть магнезию, но я не гарантирую, что это поможет. И снижай давление. А если её состояние станет хуже, то не мудрствуй и иди на мать и кесари. Выживет ребёнок на таком сроке — хорошо, нет — на всё воля божья. Закончив писать, Тина выпрямилась, резко захлопнула историю, обвела взглядом людей вокруг и остановилась на Лестате. — А тебя я даже видеть не хочу, так что скройся с глаз моих долой! Ткнув в него пальцем, она демонстративно сделала несколько шагов в сторону выхода из учебной комнаты, но Лестат тотчас перехватил её за руку и недовольно воскликнул: — Нет, Тинь-Тинь, так дело не пойдёт! — Я был готов поклясться, что услышал скрип зубов Тины, и всем своим нутром почувствовал, что мне ещё попадёт за это прозвище, которое теперь стало известно всем, но Лестат, не обращая ни на кого особого внимания, продолжил возмущаться: — Да даже Том видит тебя чаще меня, а я, на минуточку, твой единственный и горячо любимый брат! Я ревную, чёрт подери! Лестат махнул рукой прямо на меня, и Тина тут же покрылась багровыми пятнами, но, не теряя ни твёрдости характера, ни злости, холодно процедила: — Мистер Реддл добровольно посещает мои дежурства, дорогой и любимый братец, и его никто не заставляет этого делать, уж тем более я. И если я так тебе дорога, то и ты мог бы навестить меня на этих самых дежурствах в моём отделении раньше, а не устраивать сцены посреди учебных комнат! Она попыталась вырваться, но Лестат сдаваться не собирался и с прежними эмоциями выкрикнул: — Да что с тобой такое, чёрт подери?! Посмотри: ты сама на себя не похожа! Когда ты хоть успела из ветреной сногсшибательной кокетки превратиться в… это?! Лестат второй рукой указал теперь уже на смертельно уставшую Тину в слегка помятом и висящем хирургическом костюме мятного оттенка, а она выплюнула ему в лицо: — На войне успела. Когда ко мне на операционный стол клали одного за другим тяжело раненных, а я была одним из трёх хирургов на ближайшие пятьдесят километров! А ты в это время неизвестно где прохлаждался и наслаждался всеми прелестями жизни! Отпусти меня, и без тебя тошно! В её словах было столько яда, что даже никогда не унывающий Лестат как-то сник и ослабил хватку, и Тина мгновенно воспользовалась этой возможностью и развернулась к входной двери. А ей в спину донеслось: — Тинь-Тинь, прости меня, я идиот! Правда идиот, ты всё правильно сказала! Подожди меня… а это ещё что такое?! Он бросился за ней и почти догнал у самого порога, а потом вдруг выхватил из тёмно-каштановых волос заколку и замер на месте, внимательно рассматривая её. Длинные ухоженные волосы, в которые я так любил зарываться после страстного секса, водопадом упали на плечи, а Тина резко развернулась и прокричала: — Отдай сейчас же, негодник! — Ты посмотри, слоновая кость и белое золото! — Лестат повыше поднял заколку — толстую шпильку сантиметров десять длиной — давая нам возможность рассмотреть её, а поскольку он был на две головы выше Тины, то та, даже подпрыгнув, не смогла дотянуться до своего аксессуара. — И раз, два, три… пять камней, чистейших бриллиантов, суммарно на тридцать карат, если меня не подводит зрение! Да эта заколка стоит миллионов десять, особенно если это антиквариат! И ты посмотри… здесь есть печать семьи Мактумов! Что-то я не припомню, чтобы тот шейх дарил тебе заколки… а после того, как ты его бросила, он и вовсе закрыл для тебя въезд в Дубаи, на всех таможнях твой портрет висел в красной рамке! Тина резко выдохнула, а я от такой рваной, но крайне ценной информации еле удержался от того, чтобы не распахнуть рот. А вот Делла не смогла сдержать эмоций и поражённо вставила: — Но ты же была год назад в Дубаях на конференции, Ти! — Была, — стараясь говорить ровно, ответила Тина. Теперь была очередь Лестата выказывать своё удивление, но его сестра в прежней хладнокровной манере нехотя добавила: — И мне действительно до недавнего времени был закрыт въезд в Дубаи. Но мы с шейхом Мактумом после… длительного перерыва решили, что ни к чему вспоминать прошлые обиды… и он разрешил мне посетить хирургическую конференцию. — Но я всё равно не понимаю… а заколка у тебя откуда? — не сдавался Лестат, пока Тина старалась держать лицо и не смотреть по сторонам, явно желая уйти куда-нибудь подальше, но с заколкой… которую я хотел выкинуть в окно, ведь это был подарок от поклонника, про которого я даже и не подозревал! — Это же ты его бросила тогда, сбежав с… впрочем, неважно, — спешно вставил он, заметив, как лицо Тины буквально за секунду рассвирепело. — Неважно, с кем ты сбежала, но сбежала! Ни за что не поверю, что Мактум после этого упал тебе в колени и умолял принять от него такой дорогущий подарок! Как ты смогла выкрутиться в этот раз?! — Искусство дипломатии, мой дорогой братец… — картинно вздохнула Тина, подойдя к нему ближе, а вместо уставшего хирурга перед нами как-то незаметно оказалась молодая привлекательная женщина с распущенными волосами и довольно милыми чертами лица, — это крайне полезный навык, который, если его использовать правильно, позволит тебе не только научиться сглаживать острые моменты в отношениях… но и добиться того, чтобы человек сам сделал то, что нужно тебе. В шоколадных глазах проскользнула какая-то странная искра, способная разжечь в одночасье крупный пожар, а Лестат вдруг довольно растянул губы и протянул: — Нет, дамы и господа, это не профессор Д’Лионкур. Это миледи Д’Лионкур, от имени которой когда-то давно солидные мужчины хватались за кошельки и сердце! — У меня на случай подобных сердечных болей у солидных мужчин теперь в сумочке лежит нитроглицерин, — хищно улыбнулась Тина, представ перед нами в новом амплуа, которого никто никогда не видел, кроме её брата, который, похоже, добивался именно этого эффекта. — А теперь отдай мне заколку, это ценный подарок… ценный моему сердцу, — добавила она, еле сдержав усмешку. — Вы не поверите, из-за этой любительницы бриллиантов когда-то давно чуть не разгорелся международный скандал! — расхохотался Лестат, подняв заколку повыше именно тогда, когда Тина попыталась её схватить, и доктор Найт удивлённо распахнула глаза. — Я помню времена, когда она могла одним взглядом уложить десяток мужчин и заставить их отдать всё, что у них было… из-за неё стрелялся на дуэли князь Лихтенштейна и даже был ранен! Тина снова подпрыгнула, попытавшись отобрать заколку, но Лестат только смеялся, а доктор Найт потрясённо воскликнула: — И чем всё закончилось?! С кем ты осталась?! — Ни с кем, я сбежала с его секундантом, — отмахнулась Тина, пытаясь добыть ценный аксессуар, а Лестат специально отошёл поближе к окну, за которым бушевала непогода, испытывая явно сплошное удовольствие от таких игр. Правда, Тина вдруг замерла на месте и мечтательно выдохнула: — Ох, Алехандро… — но быстро пришла в себя и зло воскликнула: — Отдай сейчас же, Лестат! — Бедный Алехандро! — со смехом воскликнул он, на что Тина возразила: — Вовсе даже не бедный! Лестат, отдай мне заколку, это уже не смешно! — Нет, Тинь-Тинь, даже не мечтай! О! А я знаю, чем нам стоит заняться… а поехали в Париж?! На целый месяц?! Гульнём, как в старые добрые времена… абсент, богема, молодые мальчики… тебе же нравилось это всё? — Нет, не в ближайший месяц точно, у меня скоро сессия, госэкзамены и куча операций, — категорично отказалась Тина, но её брат ловко увернулся от неё и, не теряя энтузиазма, по-детски спросил: — А когда ты тогда свободна, колючка, чтобы провести время с любимым братом? — Хм, дай подумать… — Она картинно нахмурилась, приложив пальцы к подбородку, и только Лестат обрадованно выпучил глаза, согласный на любую дату, как Тина язвительно сказала: — Ближайшее никогда тебя устроит? Мне кажется, именно тогда я точно буду свободна для твоих дурацких выдумок! — А как же мальчики?! Молодые и красивые, прямо как я?! Да что тебе стоит разбить парочку невинных детских сердечек на досуге?! Да и я тебе помогу! Я поверить не мог в услышанное, но Тина, снова превратившись в миледи Д’Лионкур, лишь усмехнулась и ещё более ядовито ответила: — Лестат, скоро сессия, и поверь мне, за мной будут бегать толпы красивых мальчиков, лишь бы я приняла у них экзамен. И знаешь, что я им всем скажу, точно так же, как и тебе? Она выгнула спину, словно дикая кошка на охоте, а Лестат заинтересованно уставился на неё, только вот прозвучавший ответ был явно далёк от желанного: — Нет. — Ох, ты невыносима, Тинь-Тинь! А хотите увидеть настоящую магию?! Он отложил заколку на чистый подоконник, но только Тина попыталась приблизиться к ней, как Лестат отвёл её поближе к доктору Найт и профессору Дэвидсону, давившемуся от беззвучного смеха, и достал из внутреннего кармана ярко-красного пиджака чёрный футляр. — Ну-ка, дорогая сестрица, что ты скажешь про эту безделушку?.. Надеюсь, у тебя ещё не пропали необходимые твоему первоначальному ремеслу навыки? — Что там? — скривилась Тина, но он лишь вручил ей футляр и беззаботно ответил: — Открой и посмотри. И говори вслух, если что-то подметишь, нам всем тоже очень интересно! В глазах Тины вместо усталости загорелся нешуточный интерес, и она одним ловким движением открыла футляр и достала из него подвеску с крупным чёрным камнем, переливавшемся в неярком искусственном свете ламп накаливания. Подняв его на уровень глаз, Тина внимательно всмотрелась в камень, а доктор Найт тут же подошла к ней со спины и восхищённо воскликнула: — Ти, какой красивый камень! Это агат? Или оникс?.. Какой крупный, никогда таких не видела!.. — Это чёрный бриллиант, Ди, — сосредоточенно изучая камень, ответила Тина, чем сразу же вогнала окружающих в немалое потрясение. Но она, нисколько не обращая внимания на происходящее вокруг, взяла камень в руку и поближе поднесла к глазам, так и ощупывая его со всех сторон. — Примерно триста двенадцать карат, не считая камней на подвеске. Огранка классическая роза, но уже слегка переделанная… французская работа… а это что, ржавчина? Или какой-то налёт… соль?! Он что, был долго под водой? — Так, горячо, — прокомментировал Лестат заключение Тины. — Очень горячо! А ты случайно не знаешь, какие из крупных бриллиантов в триста двенадцать карат, огранённых французскими ювелирами под классическую розу, лежали на дне морском скажем… лет триста, плюс-минус десяток?.. — О господи! — выдохнула Тина, придя к каким-то выводам, непонятным остальным, и поражённо прикрыла рот рукой. — Только не говори, что это… «Чёрная звезда Африки»?! — Лестат вместо прямого ответа растянул губы в крайне довольную улыбку, а Тина выкрикнула: — Где ты его взял, мерзавец, даже «Орлов» весит всего шестьдесят семь карат?! — На дне морском, где он и лежал у берегов Южной Америки… Мне случайно стали известны координаты затонувшего испанского галеона, и я не преминул воспользоваться этой возможностью… с днём рождения, дорогая! — Она от неожиданности широко распахнула рот, а Лестат спешно добавил: — Точнее, я отдам тебе этот камень в честь дня рождения, если ты согласишься на сущую мелочь… выходные в Париже с любимым братом. Именно эти, — с надеждой добавил он, и Тина застонала: — Нет… у меня же завтра сутки… — Два дня, никто же от этого не умрёт! — не сдавался Лестат, перехватив цепочку и подвесив её прямо перед глазами сестры, а та так и скривилась от крайне жёсткой внутренней борьбы. Но на словах «никто не умрёт» её тут же перекосило, и Лестат поправился: — Я хотел сказать, не ты же одна здесь работаешь круглыми сутками, есть и другие врачи… неужели никто не присмотрит за твоими страдальцами?! — Ох, Лестат… — вздохнула Тина и осела на стул профессора Дэвидсона. — Я не знаю… — Триста двенадцать карат, Тинь-Тинь, — дьявольски прошептал он, поднеся камень ближе к сестре, и она снова протяжно застонала. — Уникальный чёрный бриллиант, жемчужина твоей коллекции… и всего за каких-то два несчастных дня! — И к нему отлично подойдёт вот этот браслет! — вдруг раздался из-за спин доктора Найт и профессора Дэвидсона звонкий голос, и в класс вошёл ещё один красавец, примерно ровесник Лестата со спутанными каштановыми волосами и пронзительными зелёными глазами, сверкавшими, как два изумруда. И с такой же белоснежной кожей… я с прищуром всмотрелся в него, а Тина повернулась к незнакомцу и радостно воскликнула: — Стефан?! — Клоди, как я рад тебя видеть! — обрадовался в ответ незнакомец, а когда Тина подскочила к нему и повисла на шее, то он подхватил её на руки и поднял в воздух. — А что ты делаешь в больнице, я еле вас нашёл? Ты заболела? Стефан обеспокоенно всмотрелся в лицо Тины, но только та заскрипела зубами от злости, ведь второй её знакомый не верил, что она работает, как он приподнял футляр с браслетом повыше и пролепетал: — Ты отлично выглядишь! И смотри, какую прелесть я тебе принёс! Тут, конечно, сто карат не наберётся, камни мелкие, но их много, на семьдесят карат потянет… Ты же съездишь с нами в Париж? — Не знаю, Стефан, у меня полно работы… — Ты работаешь?! — подтверждая мои догадки, воскликнул тот, но Лестат не дал Тине закипеть и бодро вставил: — Ты посмотри, Тинь-Тинь, подвеска в триста двенадцать карат и ещё и браслет в треть! Стефан, сколько здесь всего выйдет? — Триста семьдесят два карата чистейших чёрных бриллиантов, — подхватил Стефан, и Тина снова осела за преподавательский стол и приложила ладонь к области сердца. — Ох, господи, несите нитроглицерин, мне плохо… — Почти четыреста карат за одно сплошное удовольствие — два дня в Париже со своими старыми друзьями! — снова заговорщически проговорил Лестат, и Тина с непередаваемым мучением посмотрела на доктора Найт, затем на браслет и подвеску, а после прокричала: — Мерзавцы, ненавижу вас! — и выхватила из их рук и бриллиант, и браслет. — Да! Прижав к груди камни, Тина закрыла глаза, словно пребывая в экстазе, а Стефан с Лестатом звонко рассмеялись: — Да! — и Стефан вдруг робко добавил: — Клоди… а может, ты готова от меня и колечко принять? Обещаю, там будет самый крупный чёрный бриллиант, который я только смогу найти… Я не сразу понял, к чему он клонил, а Тина вздохнула, чуть помолчала, а затем встала на ноги и, подойдя к Стефану, с придыханием спросила: — Стефан, милый… мы же взрослые люди… к чему нам такие сложности, а? Но за браслет спасибо, он очень красивый! — Стеф, который раз она уже тебе отказала? — рассмеялся Лестат, и его друг с печальным вздохом ответил: — Третий… — О, скоро будет юбилей. Но ты же знаешь, дорогой друг, что у миледи Д’Лионкур одна-единственная любовь на всю жизнь… — И она очень взаимна! — протянула Тина, снова прижав в груди украшения баснословной стоимости. — Господи, я счастлива! Безгранично и безумно! Я никогда не видел Тину в таком поистине… счастливом виде, и её коллеги, видимо, тоже. Доктор Найт умилительно сложила руки, искренне радуясь счастью подруги, а профессор Дэвидсон тихо посмеивался, поглаживая свою чёрную бородку. — Как же я хочу превратиться в один из этих камушков, — вздохнул Стефан, следя за безграничным счастьем Тины, когда она поцеловала сначала браслет, а потом камень в подвеске, и Лестат вдруг возмущённо заметил: — Дорогая… а вот ты мне ответь, пожалуйста… а почему, когда я бросаю девушек, они потом нисколько не рады меня видеть и максимум, что меня ждёт — это пощёчина, а когда ты бросаешь кровных принцев, они готовы нести тебе бриллианты, едва ты поманишь рукой?! — Потому что ты просто не умеешь хлопать глазками, как я… — театрально вздохнула Тина и, подойдя поближе к Стефану, продемонстрировала свой навык, отчего тот схватился за сердце. — Стефан, милый, ты же на меня не в обиде за отказ, да? — Нисколько, — ещё тяжелее вздохнул он и добавил: — Ох, что-то мне нехорошо… сердце… Лестат же, подойдя к нам ближе, тихо проговорил, но так, чтобы слышно было всем: — Я уже смирился, что племянников с такой любовью точно не дождусь… Профессор Дэвидсон на это рассмеялся уже в голос, и Тина, нисколько не теряя блаженного выражения лица, парировала: — Зато ты дождёшься, когда моя коллекция наконец станет полной! — Лишь бы ты была счастлива, дорогая, — отозвался Лестат, а Стефан вдруг добавил, мигом придя в себя: — А мы тебе поможем! — и закинул Тину к себе на плечо, отчего она взвизгнула и попыталась вырваться. — Мерзавец, отпусти меня сейчас же! — Нет, Клоди, нас ждёт Париж! Выпивка, бархатная ночь и… платье! Ярко-красное, как пиджак твоего брата! — Моя заколка! — прокричала она, протянув руку к подоконнику, словно пытаясь притянуть своё украшение силой мысли, но Лестат рассмеялся, ловко схватил её и кинул в мою сторону, что я еле успел её поймать в самый последний момент. — Она будет в надёжных руках! Том, братишка… не упусти возможность выпросить что-нибудь за неё, миледи Д’Лионкур абсолютно не способна сопротивляться магии драгоценных камней! Я так и замер на месте с заколкой из слоновой кости в руках, действительно украшенной бриллиантами, а Лестат тем временем обратился к доктору Найт и профессору Дэвидсону, рядом с которыми стоял Стефан с Тиной на плече, будто она была пушинкой: — Если вашей… коллеги не будет… скажем, недели две, не переживайте, всё хорошо, она просто отдыхает! Ей это очень нужно! — Мерзавцы, я согласилась на два дня! — прокричала Тина, довольно чувствительно пихнув своего похитителя, но тот даже не поморщился. — Два дня, вы меня поняли?! — Это мы ещё посмотрим! — донёсся до нас голос Лестата из коридора, и постепенно возмущённые крики Тины и их со Стефаном звонкий смех затих, оставив зрителей этой весьма необычной сценки в полной тишине. Первым в себя пришёл профессор Дэвидсон. Басисто рассмеявшись, он прошёл к своему столу, за которым хваталась за сердце Тина, сел в кресло и прогудел: — Так, представление закончилось, актёры ушли в гримёрки! А теперь достаём листочки и пишем проверочную, отдохнули, бездельники! Доктор Найт с улыбкой умиления кивнула профессору Дэвидсону и пошла прочь, наверное, обратно в отделение, которое на ближайшие выходные лишилось руководства. Мои одногруппники тоже постепенно пришли в себя и зашуршали бумагой, но я всё никак не мог заставить себя пошевелиться… — Том?! — неожиданно окрикнул меня преподаватель, и только после этого я вздрогнул и поднял на него взгляд, оторвавшись от украшенной камнями заколки, ещё с утра бывшей в волосах женщины, о которой я за пять лет так ничего и не узнал. А профессор Дэвидсон усмехнулся моей растерянности и пробасил: — Я понимаю, что вещица у Ти очень красивая, да и её хозяйка та ещё штучка, как оказалось… но завоёвывать её будешь после занятий… точнее, когда она вернётся из незапланированной командировки. — Он голосисто хохотнул и добавил: — Во девчонка даёт! Так, пишем лечение эклампсии и судорог, а я потом проверю и выберу лучший вариант для своей страдалицы, если не прооперирую её раньше… у вас пятнадцать минут, время пошло! Все тут же кинулись что-то строчить на листочках, а я медленно потянулся за своей ручкой, думая совершенно не об осложнениях беременности… и в душе медленно, но верно разгоралась всепоглощающая… злость. И она не шла ни в какое сравнение с баснословной стоимостью бриллианта, который подарил Тине на день рождения её брат.