***
— Так… ладно, бездельники, идите… — вздохнул профессор Дэвидсон, когда через двадцать минут у него в руках было тринадцать неровных желтоватых листочков. — Планируйте пьянку на выпускной, не к госэкзаменам вы же собрались готовиться в свободное время? — хохотнул он, с ещё одним вздохом поднявшись со стула, и мне даже показалось, что последний вздохнул от облегчения, избавившись от весьма чувствительного груза. — Да и мне пора работать, не всем же грозит отдых в Париже… Эрл с Уиллом тоже хохотнули и подняли большие пальцы, так как пожилой профессор весьма правильно оценивал мотивацию вчерашних выпускников, а он вдруг раздосадовано махнул рукой и воскликнул: — Нет, вот что за несправедливость?! Я же пашу не меньше неё, чёрт побери, вон сколько детей помог родить! Почему ко мне не может прийти внезапно сногсшибательная блондинка, взвалить на свои плечи и унести… на Майорку?! Чем я хуже, а?! Вот теперь был шквал смеха, особенно от выразительного негодования профессора Дэвидсона, а уж те, кто представил себе, как бы это выглядело на самом деле, с реальными габаритами заведующего акушерским отделением, и вовсе лежали на столах. А тот подошёл к дверям, вздохнув напоследок: — Несправедливость… кругом одна несправедливость… — и ушёл в отделение спасать поступившую женщину с судорогами. И едва преподаватель скрылся из зоны видимости, как все, абсолютно все мои одногруппники повернулись ко мне, и в глазах некоторых я уже успел прочитать злобные шуточки, которые мне очень не понравились… — Ну что, Том, как ты?.. — начал было Эрл, но я резко поднялся на ноги, спихнул как попало в сумку свои вещи и стремительно направился к двери, отшвырнув валявшийся портфель кого-то из девочек. — Том?! «Как такое вообще может быть?! — кипел от злости я, преодолевая один коридор за другим, не особо следя за дорогой. Ноги сами знали, куда идти, и я полностью доверился автоматизмам. — Как её могли просто… унести отсюда?! Унести от меня?! Кто ей вообще этот… Стефан?! Он уже делал предложение Тине и не раз? Она ни разу про него не рассказывала! Хотя про Лестата она тоже ничего не рассказывала… пока мы все не столкнулись нос к носу… Дьявол! Где мне теперь её искать?!» Очнулся я только тогда, когда понял, что стою посередине до боли знакомой ординаторской, и доктор Найт, до этого что-то оживлённо рассказывавшая профессору Байеру и Дэнни, вдруг замолчала и обеспокоенно посмотрела в мою сторону, впрочем, как и все остальные. — Том?.. — Том, это правда, что профессора Д’Лионкур не будет все выходные? — нетерпеливо вмешался Дэнни, и я с трудом выдохнул: — Правда… я… я, пожалуй, пойду домой… устал… — Иди, конечно, — растерянно ответил профессор Байер, когда я посмотрел на него, словно я был именно его ординатором, а не просто студентом, который посещал дежурства и мог вообще здесь не появляться. — Хороших тебе выходных, Том! Коротко кивнув напоследок, я так же стремительно вышел из ординаторской, как и зашёл, а мне вслед донёсся обрывок разговора: — Действительно на руках вынесли? — Да! Меня обожгло словно калёным железом. Меня жгло изнутри, очень сильно и мучительно, но больше всего меня злило то, что я ничего не мог сделать. Меня бесила моя беспомощность. Кто-то незнакомый украл у меня на глазах Тину, а я даже не пошевелился! Кто он вообще такой, чтобы её трогать?! Но больше всего меня бесило то, что хотя мы с Тиной почти не расставались в последнее время, я был ей… никто. Я не мог помешать унести её из класса без удара по репутации. Я не мог просто взять и пригласить её на ужин, и не мог помешать тому, чтобы она не пошла с кем-то другим… Я ничего о ней не знал! И я понятия не имел, что же мне со всем этим делать? Я даже не мог прийти к ней домой и расспросить дворецкого о том, куда её могли увезти старые друзья… Нет, вообще-то, мог, Бэрримор даже не вспомнил бы об этом разговоре, но… Тина бы всё равно узнала, рано или поздно, откуда я взял адрес, и… она вряд ли бы обрадовалась такому вниманию. А я так боялся её потерять… но всё равно потерял. Где она? Что мне делать?! В моей квартире было темно и пусто, но это было единственное место, куда я мог прийти, особенно в таком состоянии, как сейчас. Сумерки медленно сжирали дневной свет, как злость сжирала остатки человечности в моей душе. Я был готов сделать что угодно, готов был пролить кровь, если будет нужно, лишь бы мне вернули то, что принадлежит лишь мне одному. Но вместо того, чтобы что-то делать, я сидел на своей заправленной кровати, расширенной с помощью магии, чтобы Тине было комфортно, и крепко сжимал в руках чёртову заколку из слоновой кости — единственное напоминание о Тине. Словно она навсегда исчезла из моей жизни, оставив после себя лишь эту вещь… — Нет, чёрт подери, я не сдамся! — прорычал я, загораясь второй волной гнева, и мигом вскочил с кровати. — Я не сдамся! Но только я собрался выбежать из своей квартиры, чтобы наделать глупостей, как в гостиной внезапно зазвонил телефон…* * *
— Ну вот мы и дома! Тинь-Тинь, надень что-нибудь из старого, а потом мы тебе прикупим что-нибудь пошикарнее! Стеф, какие сейчас злачные местечки излюблены богемой? Ты же знаешь! Мы только перешагнули порог нашей квартиры почти в самом центре Парижа, и в нос ударил такой родной, до боли знакомый запах лёгкой сырости и вина… а я всё равно не могла расслабиться и отпустить ситуацию на самотёк. Просто не могла. Стефан с Лестатом затащили меня в наш частный самолёт прямо так, в спецодежде, а затем весь полёт поили вином и пытались вывести на разговор… но у меня в голове всё равно не укладывалось, что я взяла и так просто сбежала. Хотя когда-то давно такое поведение было почти что моей визитной карточкой… Что же с тех пор изменилось? Пока мальчики решали, как же нам поинтереснее провести ночь, я на ватных ногах зашла в свою комнату, в которой не была ещё с прошлого века, и уселась на скрипучую кровать. Мне было не по себе. Совершенно не по себе. И я никак не могла понять, откуда же взялось это противное чувство. Я никому ничего не должна, верно? И мне никто ничего не должен, так? Тогда почему я не могу просто взять, напиться и провести выходной в компании старых друзей?.. Нет, что-то определённо сидело у меня в груди, и в глубине души я знала, что же это было. И пока за тонкой стенкой раздавались шумные вскрики Стефана с Лестатом, я незаметно (хотя вряд ли для двух вампиров это было незаметным) юркнула в гостиную, где находился стационарный телефон, и по памяти набрала номер, который когда-то давно выписала себе на всякий случай, тем более что он был совсем простым, лишь на две цифры отличался от моего… И когда на том конце трубки послышалось лёгкое скрипение вместо протяжных гудков, я шёпотом выдохнула: — Том?.. — Да? Его голос был словно изо льда, и я поморщилась, будто действительно замёрзнув. И всё-таки я нашла в себе силы, чтобы прошептать: — Я в Париже. Мы уже приземлились… — Хорошо. Слова полный безразличия ответ, но я уже успела достаточно изучить этого упрямца, чтобы понять, что же скрывалось в данный момент за этим коротким словом. Только вот так было сложно сказать это вслух! Но я всё же набралась смелости и, сглотнув, прохрипела: — Ты… ты не хочешь приехать… к нам? Все выходные только наши, можем делать, что хотим… раз уж так получилось… мальчики вряд ли будут против… — Да… я приеду, — спустя продолжительную паузу раздалось в трубке, и я облегчённо выдохнула, а тяжесть в груди исчезла сама собой. — Ты скажешь адрес, куда подъехать? — Да… — прошептала я и назвала адрес нашей квартиры в Париже, и на другом конце провода послышалось: — Я скоро буду, жди. — Хорошо… Вернувшись к себе в комнату, я снова уселась на кровать, а вместо тяжести в груди появилось неприятное чувство… ожидания. Очевидно, долгого. «Самолёт… ещё регистрация в аэропорту, ночной рейс… прилёт, такси от аэропорта… он приедет не раньше двух часов ночи… а может, и вообще к утру…» — О чём думаешь, Тинь-Тинь? Лестат появился рядом так внезапно, что я вздрогнула и подпрыгнула на месте, а он испытывающе уставился на меня фиалковыми глазами, будто просвечивая насквозь. — Мы прямо сейчас пойдём куда-то? — вздохнула я, пытаясь как можно точнее предугадать приезд Тома. Братец на мгновение нахмурился, а затем весело хмыкнул: — А что нам дома делать? Хочешь ещё вина? Я не трогал этот погреб шестьдесят лет, ты представляешь, какое у нас здесь сокровище хранится?! — Да, хочу… — Я не успела моргнуть, как Лестат уже стоял передо мной, держа на подносе два бокала кроваво-красного вина и открытую бутылку, а когда один из них оказался в моих руках, я сделала глоток и прохрипела: — Слушай… вы идите, а я полежу немного… и потом приеду к вам… голова болит… — Тинь-Тинь, но мы же договаривались! — насупился он, в два глотка осушив свой бокал. — Мы же вместе приехали сюда! — Вот именно, мы уже здесь, — примирительно согласилась я, пробуя великолепное вино сбора прошлого века. — Я никуда от вас не денусь, но мне нужно немного полежать. Скажи мне, куда вы собираетесь, и я к вам приеду. — Да, старушка, ты уже не та… — хохотнул братец, уничтожая уже второй бокал, и я вымученно улыбнулась, так как неделя действительно была напряжённой, и допила вино. — Что поделать, годы берут своё! — Ладно, лежи, завтра мы с тебя глаз не спустим, едва наступит вечер, — напоследок пригрозил он, а после вдруг скрылся из виду, и я поставила бокал на прикроватную тумбочку, выдохнула, упала поперёк кровати и зажмурила глаза. «Надо немного поспать… а там и Том приедет. А потом мы решим, что делать…» Внутри дома опять послышался шум от сборов к пьянке, а я лежала и медленно приходила в себя. Я чувствовала, как молекулы вина проникают во все клеточки моего организма, и он постепенно расслаблялся. Нейроциты… миоциты… глия… фиброциты и фибробласты… Тело расслабилось, а я тонула в мягкости такой родной, уютной кровати… Но не успела я погрузиться в глубокую дрёму, как послышался дверной звонок. В этой квартире дворецкого не было, приходил лишь доверенный человек прибраться раз в месяц или около того. И я уже подумала, что мальчики соблаговолят открыть ночному гостю дверь, но за первым звонком послышался второй, а затем и третий, и эта пытка бы продолжилась, если бы я не встала с кровати и не крикнула: — Ладно-ладно, я сама открою… пейте на здоровье! Мельком взглянув на часы, я с тоской отметила, что с разговора по телефону прошло всего пятнадцать минут, а значит, времени до встречи было ещё много. И как же не хотелось идти и разговаривать с кем-то, если бы не противный звонок, разрывающий барабанные перепонки. — Bonsoir?.. — устало вздохнула я, приоткрыв щёлку входной двери, но так и обомлела, увидев, кто же за ней стоял. — Как?.. Больше я ничего не смогла сказать, лишь открыть дверь до конца. Том тоже, казалось, был растерян не меньше меня, если такое было вообще возможно, но это был он. Реальный. Из плоти и крови. С дорожной сумкой в руках и тлеющими угольками в чёрных глазах. Это был Том. Так ничего не сказав, он вдруг достал из кармана плаща мою заколку и протянул мне, и я взяла её дрожащей рукой. — Я не знаю, что мне за неё просить… — хрипло прошептал Том, и я так же растерянно ответила: — Спасибо… — а после подняла на него глаза… и утонула. Между нами кто-то словно чиркнул спичкой, предварительно облив бензином. И пламя вспыхнуло само по себе, ему даже помогать не нужно было. Сумка с грохотом упала на пол, а меня в это же мгновение сжали в стальных тисках, и я вцепилась в спутанные чёрные волосы и жадно поцеловала такие мягкие губы… губы, которые хотела целовать больше всего на свете. Как я могла сбежать от него, чёрт побери, как я могла?! Тело буквально горело в его руках, он сам горел рядом со мной так, как ни с кем другим… Подхватив меня на руки, Том наугад двинулся по коридору внутрь квартиры, и я по старой памяти махнула на дверь своей комнаты, благо что она была относительно недалеко. Я так не хотела отрываться от его горящих губ хотя бы на секунду! — Сестрёнка, кто там пришёл? — прокричал Лестат, когда мы с Томом ввалились в мою комнату, и я потянула его в сторону кровати, параллельно срывая с него верхнюю одежду, ведь она нам была абсолютно ни к чему. Братец, так и не дождавшись ответа, сам появился в дверях, и следом последовал трагический вздох: — Понятно… Стефан, кажется, мы сегодня до утра будем одни… — Как одни?! — раздался второй возмущённый голос, а чёрный пиджак тем временем отлетел в сторону окна, куда всего через несколько секунду полетела и белоснежная сорочка. — Ох… всё ясно… ладно, — даже с ноткой печали вздохнул Стефан, смотря, как я срывала одежду с другого. — Завтра поужинаем все вместе… поговорим… — Пойдём, братишка, здесь скоро будет очень жарко! Лестат утешающе похлопал Стефана по плечу, и они оба скрылись из виду… а полуголый Том тем временем опрокинул меня на кровать и навис сверху, жадно целуя все доступные участки моей кожи. Правда, их ему оказалось мало, и он с почти животным рычанием резко стащил с меня рабочую одежду, оставив лежать в одном белье. Намокшем до последней нитки. Резкий хлопок входной двери через секунду сообщил нам, что мы наконец остались совсем одни. И как же было приятно осознавать, что все проблемы остались за сотни миль позади, в другой стране, и ни соседка, ни дворецкий, ни несчастный звонок с работы не разлучит нас… Были только я и он, только мы вдвоём, и больше никто в сверкавшем шиком и огнями городе, где нас совершенно никто не знал. Шумно выдохнув, Том навис надо мной, будоража своим прекрасным обнажённым торсом мои фантазии. Как же мне нравилось смотреть на его подтянутое тело! Но только я хотела дотронуться кончиками замёрзших пальцев до его грудных мышц, как он остановил меня, с силой сжав запястье. А после отвёл за голову ко второй руке и крепко обвязал их чёрным кожаным ремнём, а потом — к прутьям железной кованой кровати. — Надо было сделать так ещё с утра и привязать тебя к твоему креслу в кабинете… тогда никто не посмел бы тебя украсть у меня. — Тогда меня украли бы вместе с креслом, — прошептала я на его страстный шёпот, и Том провёл пальцами по моей обнажённой груди, совершенно не испытывая сопротивления с моей стороны, и медленно покачал головой в стороны. И я усмехнулась его непробиваемому собственничеству. — Я не твоя вещь, запомни это… Рабство отменили давным-давно, по крайней мере, в Европе точно… — Мне плевать! — прорычал Том, наклонившись к моему лицу, так и сжигая меня до ужаса злым и голодным взглядом. — Мне плевать на это, слышишь?! И мне плевать на все остальные правила, придуманные кем-то другим! Я живу по своим законам и всегда по ним жил… А в них чётко сказано, что моё трогать нельзя. Волны ярости так и расходились от него по воздуху, и я дрожала от каждой, что доходила до моей кожи. Сглотнув от предвкушения, я чуть наклонилась вперёд и, чуть коснувшись его мягких, горячущих губ, выдохнула: — Я сама согласилась уехать… сама, котик, слышишь? И что мне будет за мой побег?.. Последняя капля упала в переполненную злостью чашу, и та опрокинулась на стол, высвободив всё своё содержимое. А на меня словно шторм опрокинулись последствия моих же слов… Жадно впившись в мои губы, Том одной рукой юркнул между нашими телами вниз и, остановившись на моей промежности, начал быстро и ловко водить пальцами по клитору, что я аж выгнулась и протяжно замычала. Но мне даже кончиками пальцев было больно пошевелить, тугой ремень сжимал обе руки, не давая шанса выбраться. А Том, нисколько не прекращая поцелуя, второй рукой до боли прищемил мой сосок, и вместо стонов с моих губ сорвался крик. Но он знал… этот мерзавец прекрасно знал, когда мне было действительно больно, а когда я хотела испытывать эту боль… а потому продолжал эту пытку, не входя в меня, а я с каждым разом всё больше извивалась, будто живой уж, пойманный в сеть. — Ты моя, — раздалось над ухом утробное рычание, а после он прикусил мочку, и я снова протяжно завыла. — Войдя в меня… пожалуйста… хватит! — Ты моя, — повторил Том, нисколько не прекращая работать пальцами, и сознание поплыло от намечающейся волны эйфории. — Ты моя, Тина… скажи это. Или я не прекращу… ты же знаешь, как долго я могу держаться… Раскалённая добела плоть горела под его умелыми пальцами, а от неё по телу начинали расходиться волны спазма… Сожмёт, отпустит… сожмёт ещё сильнее… в глазах потемнело, мышцы переставали меня слушаться, а в ушах появился лёгкий звон… я была на грани… — Я твоя, — наконец выдохнула я, моля о долгожданной разрядке, ведь терпеть уже было невмоготу. — Хватит, пожалуйста… хватит! Тело разрывало на куски, а каждая клеточка горела, ожидая того самого момента, которого всё ещё не случилось, ведь Том умело прерывался, когда видел, что я дошла до пика. Но мои последние слова были моим ключом к спасению. Точнее, ключом, который открывал замок голодного зверя, сидевшего до этого на тяжёлой стальной цепи. На секунду он оторвал от меня руки, и я судорожно вдохнула, понимая, что этот заход будет последним… больше я точно не выдержу. А Том, стащив с себя чёрные брюки, откинул их в сторону и резко вошёл в мою пропитанную соком плоть. Между ног всё горело… горело внизу живота… горели сами ноги… я снова выгибалась, пытаясь хоть как-то ослабить узел ремня, а Том сразу стал двигаться с такой сумасшедшей скоростью, что у меня перехватило дыхание… и наконец, долгожданный взрыв. Я не могла ни вдохнуть, ни пошевелиться, под веками проступили радужные круги, а Том продолжал двигаться, ещё и ещё наращивая темп, и меня согнуло второй раз, ещё сильнее, что в глазах померкло, а звон в ушах еле-еле перекрывал мощный крик совсем рядом со мной. Штиль наступил почти сразу же после последнего удара молнии. Обмякнув на подушках, я с трудом заставляла себя делать редкие вдохи и выдохи, остальные же мышцы объявили бойкот. И только я почувствовала лёгкий холод, как меня накрыло собой разгорячённое молодое подтянутое тело моего безумно талантливого любовника… который делал в последнее время со мной всё, что хотел, творя тем самым искусство, словно искусный скрипач на безумно дорогой скрипке. Правда, едва эйфория начала отступать, как я почувствовала нестерпимую боль в руках. На лице сразу же проступила недовольная гримаса, и я попыталась снова ослабить ремень, хоть чуть-чуть, но это было безуспешно. А Том, заметив мои тщетные попытки, тяжело выдохнул, приподнялся и наконец освободил меня из пут, а после снова плюхнулся мне на грудь. — Ой-ой-ой… — простонала я, подняв перед собой ладони, которые из-за долгой ишемии приобрели мертвенно-бледный цвет. Том, посмотрев на них, мигом распахнул глаза, но я встряхнула руками и прошептала: — Ничего… сейчас кровоток восстановится… и всё будет в порядке… не переживай… Ладони действительно начали розоветь, постепенно возвращаясь к своему исходному цвету, и Том вздохнул и поудобнее устроился на меня, словно я для него была самой удобной в мире подушкой. — В следующий раз я постараюсь не терять голову… Не сдержав улыбку, я плохо слушающимися пальцами провела по чёрным спутанным волосам, и человек надо мной шумно вдохнул и выдохнул. И вдруг до меня донёсся хриплый шёпот: — Тина?.. У тебя же скоро день рождения?.. — Отстань, — со стоном протянула я, чуть поудобнее поправив подушку. — Давай не будем о грустном, хорошо? — Том даже приподнялся и со смехом посмотрел мне в глаза, и я недовольно сморщилась. — Я с годами краше не становлюсь, и тема закрыта. — Но ты же приняла от брата ту невероятно дорогую подвеску? — не сдавался он, и я снова вздохнула. — Том, этот подарок был вовсе не на мой день рождения, который ещё даже не наступил, а в качестве извинений за все годы его отсутствия, вот и всё. Он мне и без повода может что-нибудь подарить, да и я ему тоже, это в порядке вещей… хотя повод всегда можно найти, если очень постараться… — Всё ясно… а ты примешь так же что-нибудь от меня, без повода?.. — Том приподнялся на ладонях и навис надо мной, и я медленно категорично помотала головой. — Но ты же даже не видела, что я хочу тебе подарить? — Ладно, — выдохнула я и выразительно поджала губы. — Но если это что-то дороже ста фунтов, то ты убираешь это обратно к себе, ты меня понял? — Триста пятьдесят пойдёт? — сморщился он на мой строгий взгляд, и я вновь обречённо вздохнула. — Я бы никогда не сказал тебе цену подарка, но после того как ты безошибочно угадала вес того чёрного бриллианта… я думаю, это бесполезно скрывать. — Что там?.. — таки сдалась я, и Том, тотчас довольно засияв, махнул рукой в сторону своей одежды, и к нам прямо по воздуху прилетел небольшой чёрный футляр. До меня постепенно дошло, как же этот мерзавец умудрился попасть на материк всего за пятнадцать минут вместо нескольких часов, и я тихо застонала своей несообразительности. А Том тем временем открыл футляр и протянул его мне… Внутри оказалась небольшая подвеска на цепочке из белого золота с аккуратной буквой «Т». И я, усмехнувшись подобному, подняла глаза на дарящего. — Ти? И что это значит? — Тина, — словно само разумеющееся ответил он, и я ещё шире улыбнулась. А мерзавец, скопировав мою улыбку, продолжил: — Том… together… Выбирай что хочешь… примешь такое? Подвеска была скромной, а камни в ней были такими мелкими, что могли сойти за напыление бриллиантовой крошкой. И я, продолжая улыбаться, кивнула, и Том подцепил её и надел мне на шею, тем самым только подчеркнув мою остальную наготу. А затем снова улёгся мне на грудь. — Я сначала хотел подарить такой же браслет, но потом вспомнил, что ты не носишь украшения на руках… — Действительно, и почему я их не ношу? — язвительно отозвалась я под тихий смех. — А ты мне не напомнишь, без пяти минут хирург, забывший про простейшие правила асептики и антисептики… — С тобой легко забыть о чём угодно, — отмахнулся Том, жадно проведя руками по моему обнажённому телу, и от его прикосновений одна за другой прошлись волны мурашек. — Но я вспомнил, я всё вспомнил, и потому заказал подвеску! Её не видно под одеждой, так что можно носить не снимая даже на работе… — Спасибо… — улыбнулась я, и наши руки как-то незаметно переплелись в тёплый, очень крепкий замок. Том продолжал гладить меня второй рукой, а я прошептала: — Что будем делать? Ещё рано, Париж только-только начал просыпаться… — Покажешь мне его? — Он в который раз навис надо мной, и я легко поцеловала такие мягкие губы. — Я ни разу не был за границей… — Покажу… я всё тебе покажу, только намекни… будем шататься по улицам вдвоём или найдём моего непутёвого братца? Том на мгновение сморщился, а в угольно-чёрных глазах тотчас вспыхнула ревность, ведь с Лестатом был ещё кое-кто, кто безуспешно пытался добиться моего расположения не одно столетие. Рассмеявшись, я более крепко поцеловала ревнивца, запустив пальцы в его волосы, и выдохнула: — Дай мне одеться, и я покажу тебе целый мир, прекрасный и неизведанный… — Для меня целый мир — ты… Ещё немного… чуть-чуть… И как же было приятно растворяться в горячих ладонях, крепко сжимающих меня в своих тисках, и шёлковых губах! Настолько приятно, что вмиг стало всё равно на то, какая же улица была за окном, какой город и какая страна…