***
— Всем доброе утро! — Доброе утро, Ти… — первой пришла в себя Делла, когда я наконец соизволила появиться на пороге своего отделения во вторник утром. Причём вид у меня был настолько довольный, что на лицах всех моих подчинённых было написано одинаковое выражение искреннего удивления, но больше всего, конечно, мной интересовались моя близкая подруга и мой наставник. — Как… как поездка?.. — Прекрасно! — вздохнула я, упав на диван посередине ординаторской, согнав тем самым не менее растерянного Дэнни. — Надо почаще выбираться куда-нибудь с любимым братом, столько впечатлений! Впечатлений действительно было много, и Лестат тоже поучаствовал в их создании: после целого дня вдвоём с Томом вечер субботы мы провели все вместе, и это было… замечательно. Настолько, что я решила вдобавок прогулять ещё и понедельник и хорошенько отоспаться, ведь спать в выходные мне, разумеется, никто не дал. Но только я закрыла глаза и почувствовала тот волшебный аромат тёплой весенней парижской ночи, как со стороны донёсся тихий голос Генри: — И давно у тебя… есть брат? — С детства, — непонимающе ответила я, посмотрев в его сторону. — А что? — Ничего, — осторожно пожал плечами он. — Просто… никто о нём до этого не знал… Ди сказала, что вы не очень похожи… Я медленно повернулась в сторону подруги, и та виновато развела руки в стороны. Но глупо было обижаться на очевидные вещи, тем более что мы с Лестатом действительно были мало похожи, и у окружающих могли возникнуть разные мысли, поэтому я честно призналась: — Я приёмная, его семья меня удочерила. Но мы очень близки… ещё бы он не пропадал на двадцать лет не пойми где, и было бы вообще замечательно! — Что ж… я рада, что поездка удалась! — примирительно воскликнула Делла, таки получив от меня крохи личной информации, которую после появления братца в больнице и так не было особого смысла скрывать. — Ты выглядишь очень отдохнувшей! Я широко улыбнулась, но знакомая атмосфера отделения постепенно возвращала меня с небес на землю, а потому в голову возвращался рабочий настрой. — Как прошли выходные? — нахмурилась я, и Делла сразу же махнула на меня рукой. — Всё в порядке, Ти, твой брат был прав, никто без тебя здесь не умер! Так что можешь почаще выбираться куда-нибудь с вновь обретённым родственником! — М-м-м… — скривившись, протянула я и тяжело вздохнула, что не ускользнуло от внимательного взгляда Деллы. — Нервы я, может, и привела в порядок, а вот моя печень будет протестовать против подобного «почаще»! Сразу поднялся дружный смех, благо что вокруг были взрослые люди и всё отлично понимали, а я медленно встала с дивана и потянулась. — Ладно, если у вас всё хорошо, то продолжайте заниматься своими делами. А я… немного приду в себя и начну оперировать… — Можешь не торопиться, Генри собрался сегодня доверить Дэнни сложный случай… Рабочий настрой всё больше возвращался в мои размякшие мозги, и я резко повернулась к своему наставнику, на что он мягко проговорил в ответ: — Под мою ответственность, Ти. Я буду вторым ассистентом и буду лично контролировать процесс, но нужно же как-то учиться… — Ладно, — коротко кивнула я, полностью доверяя опыту Генри. И только я шагнула в коридор, как мне прилетело: — Кофейку, Ти? — Потом! — отмахнулась я, судорожно вспоминая, с чего же обычно начинался мой рабочий день… выходные в Париже словно цунами смыли во мне последние зачатки здравомыслия. И окружающие это прекрасно видели… только знали ли они, с чем это было связано? Сердце неприятно кольнула мысль, что же будет, если вскроется мой роман со студентом, пусть и талантливым… и взрослым… и настойчивым… и я так и не могла решить для себя, что же для меня было важнее: репутация или личное счастье? Хотя о каком счастье может быть речь? Мальчишка буквально одержим мной, он так горит… и этот пожар потухнет так же быстро, как и начался, в этом можно было не сомневаться. И что в итоге останется на пепелище? Две поломанные судьбы? Делла решила выполнить своё обещание вовремя, как раз тогда, когда я после непередаваемого счастья опять погружалась в непростые думы: «А что же дальше?» Без этого я просто не могла существовать. И как раз после обхода она заглянула в мой кабинет с двумя чашками кофе и увидела мою кислую мину, хотя я старательно пыталась отвернуться от входной двери к окну. — И что опять не так? — насмешливо протянула она, поставив на мой стол одну из чашек, а сама уселась на диван со второй. — Работать заставляют? Ох, Ти, я понимаю, что после отпуска непросто возвращаться в рабочий ритм, но… расстраиваться точно не надо! — Конечно… — вздохнула я и с натянутой улыбкой потянулась к чашке с кофе, пока моя подруга не поняла, в чём на самом деле была проблема. Но она всё равно быстро это поняла, и только я сделала осторожный глоток горячего кофе, как Делла как бы невзначай заметила: — У Тома было такое убитое лицо, когда тебя… похитили в пятницу. Он зачем-то прибежал к нам в ординаторскую после занятия, а потом так же быстро убежал, тебя же здесь не было… Ничего не сказав, я намеренно медленно проглотила кофе, а Делла наклонилась и добавила, пристально смотря мне в лицо: — Ти, ты хоть с ним поговорила вчера, когда приехала? Или ты приехала слишком поздно, и вы ещё не виделись? — Я приехала в воскресенье, и мы уже виделись… — нехотя ответила я, и она нетерпеливо протянула: — И?.. — Что? — непонимающе задала я встречный вопрос, и Делла, тяжело вздохнув, отпила кофе и более требовательно спросила: — Что ты будешь делать, Ти? — Я продолжала озадаченно смотреть на неё, и она пояснила: — После диплома Тома? На носу же экзамены, осталось совсем чуть-чуть… — Ничего, — вздохнула я и непроизвольно повернулась к окну, за которым по небу ходили серые тучи как раз с самого утра. — Ничего, просто ждать… — Чего ждать? — устало протянула Делла, и я ещё более растерянно вздохнула: — Когда… когда у него встанут мозги на место… До меня сразу же донёсся полный отчаяния стон со стороны дивана, и я развернулась и с полной серьёзностью продолжила: — Он ещё слишком мало прожил на этом свете и очень мало видел жизнь… Я не собираюсь держать его на цепи возле себя, всё равно потом сбежит, когда ему это надоест, только время будет упущено… Так будет лучше для всех… Моя подруга осуждающе помотала головой, жалостливо смотря мне в глаза. — Ти, но ты-то же достаточно прожила на этом свете, чтобы понимать, насколько… редкий тебе выпал шанс! — Так будет лучше для него, — сухо проговорила я и снова сделала глоток, чтобы запить одну горечь другой. — И это правда, Ди, мне хватает ума признать это. А я… как-нибудь переживу. Лестат вернулся… не маленькая, как-нибудь справлюсь. — Но видно же, что Том хочет быть только рядом с тобой! — возмутилась она, пока я делала вид, что пью кофе. — Неужели ты прогонишь его от себя, если он будет тихо ходить рядом?! Он не такой уж и маленький, чтобы лишать его выбора, как прожить свою жизнь. Кроме нас с Генри, никто о вас и не знает толком! — Если всё будет тихо, то не буду… — вполголоса согласилась я, потому как очень не хотелось рвать всё по живому! Лучше уж оно как-нибудь само потухнет где-нибудь через годик… сколько же продержится этот упрямец?! Делла лишь в который раз покачала головой на моё собственное упрямство, но требовательный стук в дверь не дал ей сказать ещё что-то. — Войдите! — крикнула я, и на пороге сама собой конденсировалась грузная фигура заведующего акушерским отделением. — А, вернулась уже?! Как поездка? — пробасил Дэвидсон, и я выразительно посмотрела на него и протянула: — Нормально. Что хотел? — Да ничего, просто мимо проходил… — усмехнулся он, продолжая стоять на пороге, и я демонстративно принялась допивать остатки в своей чашке. — Твой… подопечный что-то затих после выходных, ходит с блаженным видом второй день… ты не знаешь, в чём дело? — Неа, меня в городе не было, сам знаешь, — хмыкнула я, стараясь не дать щекам покраснеть хотя бы на один тон. Но Дэвидсон усмехнулся моему ответу и протянул: — Так-так, значит, предложения ещё не было… хм… знаешь, милочка, если твой брат смирился с тем, что не увидит племянников, это не значит, что с этим смирился я! — Твоё дело, — безразлично ответила я, поставив пустую чашку на стол рядом с историями. Дэвидсон, будто ожидая скандала, прищурился и ещё более осторожно протянул: — А знаешь что, Ти… а я ведь могу и перетянуть к себе в ординатуру твою тень, способный же парень! У меня он как сыр в масле кататься будет! — Хочешь — забирай, — в прежней манере отмахнулась я и открыла первую попавшуюся историю. — Но если этот осёл лягнёт тебя в промежность — не прибегай ко мне жаловаться, ясно? — Ясно-ясно… — вздохнул он, так и не уходя из моего кабинета, хотя я вроде чётко дала понять, что скандала не будет. — Ты… собака на сене, Ти, вот ты кто! И к себе парня не подпускаешь, и другим не даёшь его забрать! От подобных обвинений я широко выпучила глаза и уставилась на Дэвидсона, но он лишь буркнул: — Не надо так смотреть на меня, Том от тебя не оторвётся, пока ты ему сама на дверь не укажешь… эх! Такой акушер пропадает! Талантище! — Шёл бы ты… на своё рабочее место, — еле сдерживая эмоции, процедила я, и Делла захихикала, закрыв рот рукой, а Дэвидсон махнул на меня и скрылся в коридоре, даже не удосужившись закрыть за собой дверь. Тяжело вздохнув, я без слов крайне красноречиво посмотрела на подругу, и она улыбнулась от моего обречённого взгляда и протянула: — Ну… Ти… в какой-то мере Роджер прав… Том ни за что не променяет обучение рядом с тобой на что-то другое, об этом знают все… А ты точно не возьмёшь его к себе?.. — Нет, — жёстко перебила я, и теперь пришла очередь Деллы вздыхать. — Вот и зря. Помяни моё слово, твоё упрямство очень дорого тебе обойдётся! — Может быть… Она взяла обе пустые кружки и покинула мой кабинет в гордом молчании, сопроводив его очередным полным тайного смысла взглядом, а после хорошенько захлопнула за собой дверь, оставив меня вариться в своих тревогах и сомнениях. «Я же не держу его, чёрт возьми, почему он не уходит?! И сколько ещё будет продолжаться это «тихо»?..» И на сердце почему-то было крайне неспокойно…* * *
Четыре дня с поездки в Париже прошли как один, и мой диплом был всё ближе и ближе. Эта мысль окрыляла меня, и я всё больше и больше дышал полной грудью… больше нам с Тиной не придётся скрываться! Даже если я пойду в ординатуру в её отделение… учиться я буду всё равно не у неё. Мне было настолько наплевать на то, что происходило вокруг, что я даже умудрился не ответить на вопрос преподавателя на одном из занятий. Но профессор Дэвидсон лишь махнул на меня рукой и тяжело вздохнул… а мои одногруппники дружно захихикали. Но мне было настолько всё равно… ещё две недели до сессии, а потом я буду свободен! Лишь бы дожить, лишь бы продержаться… Как же я хотел, чтобы парижская сказка стала реальностью! Чтобы мы с Тиной, ни от кого не прячась, могли выбираться в Париж хотя бы раз в год и проводить там отпуск… чтобы мы могли проводить выходные вместе, вместе жить… Мне хотелось быть с ней постоянно, каждую секунду, я горел от ожидания встречи с ней… это было похоже на грипп, на ужасную лихорадку, но я ничего не мог поделать с собой… она была моим лекарством, моим всем! В подобном бреду я проходил до конца недели, дрожа и трясясь от нетерпения, но в четверг всё пошло не по плану. Мои одногруппники, особенно Эрл с Уиллом, обычно самыми первыми покидали аудиторию, даже если преподаватель ещё был в ней, но именно в тот день все почему-то остались сидеть на своих местах, даже когда нас «официально» отпустили. И только я начал собирать вещи одним из первых, чтобы пойти в отделение к Тине, как все разом повернулись ко мне с загадочными улыбками на лице. — Да, Том… — первым начал говорить Эрл, когда я непонимающе нахмурился. — А мы-то думали, что же за красавица остаётся у тебя дома на выходных… а это и не красавица вовсе, а чудовище! — О чём ты? — тихо спросил я, хотя эти слова очень мне не понравились, а Уилл так же загадочно усмехнулся и приобнял Розу за плечи. — Да ладно тебе, Том, хватит отнекиваться, мы уже обо всём догадались! И у нас даже есть свидетели… «Это блеф, ничего у них нет», — вздохнул я и принялся молча собирать вещи, как ко мне подскочила Эми и ткнула какой-то бумажкой прямо в лицо. — Я нарисовала этот портрет по памяти, когда брат этой… Д’Лионкур сорвал с неё заколку, и показала его Эшли… твоей соседке по дому… и она подтвердила, что именно эту девушку видела у тебя дома в тот день, а шрам был закрыт волосами! Теперь уже ядро заговорщиков светилось словно рождественская ёлка, а у меня сердце ушло в пятки от страха. Но я умудрился сдержать в узде все эмоции и хладнокровно выдохнул: — Это неправда… вы ничего не знаете. — Конечно, мы ничего не знаем, что ещё от тебя ждать?! — хохотнул Уилл под дружный смех девочек, а единственным моим желанием было побыстрее уйти отсюда, пока я ещё держал себя в руках. Впрочем, моя сила воли тоже была ограничена. — Нет, Том, знаешь, каждый спит с кем хочет, и на свете полно извращенцев… — Только я сорвался к выходу, как Эрл специально преградил мне дорогу, и я медленно поднял на него глаза, так и сгорая от злости. — Но ради места в ординатуре касаться старого тела, насквозь провонявшего антисептиками из операционной… это слишком! Зачем тебе вообще так переживать, если тебя возьмут учиться куда угодно, только скажи! Или Д’Лионкур не простит тебе, если ты переспишь с кем-то другим?! Она держит тебя за яйца, что ты боишься сделать шаг в сторону? — Да, Том, мог бы и не позориться и не спать с этой старой каргой из-за ординатуры, мы бы хотя бы уважать тебя не перестали! — Как ты её назвал, Уилл? — тишайшим шёпотом выдохнул я, находясь на грани, и Эрл вместо друга кинул мне прямо в лицо: — Твоя Д’Лионкур старая дряхлая злобная грымза, и пора бы тебе перестать это отрицать!.. Последняя клетка здравомыслия сгорела в пожаре ненависти, и я сорвался с цепи…* * *
— Профессор Д’Лионкур, там в приёмнике… юноша… с сотрясением… упал на кафельный пол от удара по голове… говорят, это наш студент… последний курс! Медсестра, видимо, бежавшая ко мне со всех ног с первого этажа, с перерывами докладывала о новом пациенте, и я потрясённо выдохнула: — Наш студент? — Да… случилась драка, прямо на кафедре! «Вот это да! — распахнула я рот от подобных новостей. — Совсем молодёжь голову потеряла… прямо в стенах университета!» Но не успела я распорядиться, чтобы пострадавшего подняли к нам, раз уже в приёмнике определили, что у него сотрясение, как в ординаторской зазвонил телефон. — Доктор Найт, отделение нейрохирургии, слушаю вас… да… да, она здесь… Делла, чуть опустив трубку, посмотрела прямо на меня, и не было никаких сомнений по поводу того, о ком же была речь. Разрываемая на куски, я судорожно соображала, куда же первой броситься, как Делла несколько раз поддакнула и сказала: — Конечно, я обязательно ей передам, доктор Харди. — От фамилии главного врача я совсем впала в прострацию, так как без причины он никогда к себе не вызывал, особенно без предварительной договорённости, а Делла с неподдельной тревогой тихо проговорила: — Ти… Роджер Харди хочет видеть тебя у себя… как можно скорее… «Чёрт подери, да что случилось?!» — выругалась я и повернулась к медсестре из приёмника, которая тоже ждала дальнейших указаний… и мне пришлось снова развернуться к Делле, которая поняла меня без единого слова. — Иди, Ти, я осмотрю этого студента… как его фамилия? — Кажется, Эрл Ренделл… — Не помню такой, — вздохнула Делла, и я тоже помотала головой на немой вопрос и побежала в сторону административного корпуса, нутром чуя неладное… Роджер Харди, надо сказать, меня ждал, и на его моложавом лице не было ни тени обычного спокойствия, что заставило меня ещё сильнее занервничать. Едва я появилась на пороге его просторного кабинета, как он молча указал мне на стул для посетителей, и я осторожно села на самый край, чувствуя себя не в своей тарелке. — Профессор Д’Лионкур… мне крайне неприятно вызывать вас по такому поводу… — начал говорить главный врач, и я с замиранием сердца ловила каждое слово. — Но… буквально полчаса назад в стенах акушерского стационара, прямо на нашей кафедре произошёл крайне неприятный инцидент… — Что случилось? — прохрипела я, стараясь сохранять твёрдость голоса. — И при чём здесь я? Где Дэвидсон? — Видите ли… — вздохнул он и приложил белоснежный платок ко лбу, на котором появилась испарина. — Свидетели рассказали нам, что двое студентов повздорили… из-за вас. — Я так и распахнула глаза от неожиданности, а доктор Харди осторожно продолжил пояснения: — Один из них, мистер Ренделл, крайне неприятно отозвался о вас при всех, и другой студент не смог этого стерпеть… и как выяснилось, он пять лет до этого занимался боксом… это мистер Реддл. Наконец услышав знакомую фамилию, я резко выдохнула и сразу закрыла рукой рот, чтобы не было слышно моего полного боли стона, а в голове всё смешалось. «Господи… и это называется тихо?! Этот мальчишка совсем с ума сошёл!» — И что ему за это будет? — совладав с собой, шёпотом спросила я, глядя главному врачу прямо в глаза, и теперь была его очередь морщиться от боли. — Насколько мне известно, мистера Ренделла доставили именно к вам в отделение с подозрением на сотрясение? — Я кивнула, и он снова вздохнул. — Что ж, если… диагноз не подтвердится, и стороны… придут к мирному урегулированию, то я не вижу повода портить самому блестящему студенту нашего университета личное дело. Честно говоря, я никак не ожидал от него такого… Но мы замнём инцидент и выдадим ему диплом, как и всем остальным, при успешной сдаче заключительных экзаменов. В этом предложении было слишком много «если», причём весомых, но я чувствовала, что это было далеко не всё, что мне хотели сказать. И доктор Харди, собравшись с мыслями, ещё более деликатно, если такое вообще могло быть, сказал: — Профессор Д’Лионкур, я искренне верю, что ученик, столько времени провёдший именно в вашем отделении и под вашей опекой, в первую очередь защищал именно вашу профессиональную честь, что бы там ни говорили некоторые студенты… — Моё сердце снова сжалось, и он вздохнул: — Но… боюсь, если подобное повторится при дальнейшем, более узком обучении… то я буду вынужден вернуть мистеру Реддлу его документы и сделать отметку в личном деле… и с таким набором его вряд ли примут хотя бы в одном приличном учебном заведении в Европе и за океаном, поверьте мне. — А если сотрясение подтвердится? — прошептала я, и доктор Харди вновь поморщился. — В таком случае придётся вызывать представителей службы правопорядка, а там дальше будет решать суд… но подобное я проигнорировать точно не смогу, поймите меня правильно… Я кивнула в ответ, прекрасно понимая ужас сложившейся ситуации, а человек напротив меня чуть тише добавил: — Так что держите меня в курсе дела. И, профессор… поскольку вы непосредственно замешаны в этой истории и… являетесь заинтересованным лицом, то… я буду вынужден попросить, чтобы официальное заключение сделали… другие. — Я снова подняла глаза на доктора Харди, и тот нехотя пояснил: — Мне нужен консилиум, где не будет вашей подписи. И вынужден напомнить, что если заключение окажется… недостоверным, то… за это полагается отдельная ответственность по всей строгости закона. — Конечно, — шёпотом отозвалась я, прекрасно понимая всю серьёзность ситуации, и мне кивнули: — Тогда вы можете идти, профессор, это всё, что я хотел вам сказать. В своё отделение я шла как на эшафот. И прямо на пороге меня ждал и палач… Трудно будет передать словами, что же я увидела в угольно-чёрных глазах, но едва Том кинулся ко мне, как я ледяным голосом прошипела: — Иди к моему кабинету и жди меня там, я скоро приду. — И сама пробежала мимо него к палате с поступившим пациентом, чтобы оценить риски грядущего разбирательства, а они были с учётом стажа «хобби» Тома и того, что мистера Ренделла доставили ко мне в полубессознательном состоянии. — Что с ним? — прорычала я, ворвавшись в нужную палату, и Делла подпрыгнула от неожиданности и воскликнула: — Всё хорошо, Ти, сотрясение не подтвердилось! Что случилось? — Дай я сама посмотрю. Проигнорировав прямой вопрос, я села на стул рядом с кроватью и принялась самостоятельно осматривать потерпевшего, который уже пришёл в себя. На затылке была приличная подкожная гематома, а на лице… было месиво крови, будто ударов было не один, а десять. Сделав глубокий вдох, я подозвала только что пришедшую медсестру, чтобы та убрала запёкшуюся кровь с лица с помощью физраствора и ваты, и открывшийся после очистки вид был куда лучше. — Профессор Д’Лионкур, я… — застонал потерпевший, но я твёрдо осадила его: — Тише, мистер Ренделл, вам не нужно сейчас напрягаться. Посмотрите на окно, пожалуйста. Оценив фотореакцию зрачков и её содружественность, я бегло пробежалась по сломанной носовой кости и гематоме на левой скуле, а затем скомандовала Делле: — Ему делали рентген? — Вот, Ти. — Без лишних вопросов она протянула мне две плёнки, и я принялась тщательно изучать их на свету. — Кроме переломов лицевых костей и гематомы под апоневрозом ничего нет… По крайней мере, больше переломов я не вижу… — Я тоже не вижу, — выдохнула я, осматривая все «опасные» для таких ударов места, а после, отложив снимок, снова повернулась к пострадавшему, который даже с каким-то страхом следил за мной. — Мистер Ренделл, предварительный диагноз сотрясения не подтвердился, но поскольку вас доставили в отделение на каталке, то я не имею права отпустить вас домой прямо сейчас. Вам придётся остаться здесь на ночь минимум, а завтра мы посмотрим, что с вами делать. Вы можете сказать, у вас сейчас болит что-нибудь? — Голова, — потупив глаза, ответил он и указал пальцем на затылок, а после и на лицо, и я выдохнула про себя, что нигде больше боли не было. — Я распоряжусь, чтобы вам дали обезболивающее, и советую вам отдохнуть. Миссис Джонсон, приставьте к этому юноше медсестру, и пусть каждый час проверяют его самочувствие. О любых изменениях в худшую сторону сразу докладывайте мне, я буду вести этого пациента. Ди, мне нужно… — Нет! — вдруг закричал мистер Ренделл, когда я уже встала со стула, и я непонимающе посмотрела на него. А он забегал глазами то на меня, то на Деллу и простонал: — А можно мне другого врача?.. — Мистер Ренделл, — вздохнула я, догадавшись, в чём же было дело и почему этот бесстыдник сейчас так трясся от страха передо мной. — Я доктор, а не палач, вы меня слышите? И мне глубоко наплевать, что вы сказали мистеру Реддлу обо мне, меня это совершенно не касается. — Делла так и распахнула глаза на подобные новости, а я всё тем же жёстким тоном продолжила говорить: — Но как заведующая отделением, в которое вас доставили, я обязана убедиться, что с вами всё в порядке перед выпиской, а потому вести вас буду именно я. Если вы вдруг почувствуете себя хуже, то не геройствуйте и сразу скажите об этом медсестре, я постараюсь помочь вам чем только смогу, сегодня я буду дежурить в ночь. И вечером вам сделают повторный снимок, чтобы убедиться, что опасных для жизни переломов точно нет. А сейчас — отдыхайте. Мальчишка расслабился и послушно лёг на подушки, а я взяла под руку Деллу и потащила её в коридор подальше от чужих ушей. — Ди, мне нужен консилиум, — процедила я, когда мы ушли достаточно далеко от палаты, и Делла тут же кивнула. — Ты, Генри и Стюарт. И пишите как есть, всё, что найдёте, а как закончите, принесите отчёт в мой кабинет, я сама отдам его Харди. — Ти, неужели?.. — Ты даже не представляешь, как глубоко он вляпался, — прошептала я, с трудом сдерживая злость, пока Делла с сочувствием смотрела на меня. — Но пишите как есть, не смей выгораживать его… у вас, как у экспертов, будет отдельная ответственность в суде в случае чего… и не надо тебе тонуть из-за этого глупца. — Но у мальчика же ничего нет? Сотрясение не подтвердилось, он даже сознания не терял! — выдавила из себя она, и я вздохнула: — Нет. Я тоже ничего не нашла. Но окончательный диагноз будет только завтра, сама знаешь, как оно бывает. Так что завтра с утра на обходе вместе соберётесь, посмотрите его и напишете бумагу со всеми печатями. И я отнесу её Харди. Всё ясно? Делла кивнула, и я отпустила её и быстрым шагом направилась к своему кабинету, уже зная, что следовало сделать. Это будет больно, очень больно, но без этого никак. Мы оба слишком заигрались, и пора было это заканчивать. — Заходи! — жёстко скомандовала я, отперев кабинет, и Том тенью как обычно зашёл следом за мной, старательно пряча от меня правую руку… хотя я и так знала, что там увижу. И только я села в своё кресло, как Том бросился ко мне с криком: — Тина! — но я смерила его убийственным взглядом и процедила: — Не смей приближаться ко мне. Он замер на месте как вкопанный, и мне было очень больно видеть отчаяние в таких родных глазах, но… так будет лучше для всех. — Нет… — прошептал наконец Том, догадавшись, что же я имела в виду, но я была непреклонна. — Тина, нет, послушай!.. — Не смей, — пригрозила я, когда он не выдержал и снова шагнул ко мне, и мальчишка покорно замер на месте, ожидая приговор. Вся его власть надо мной улетучилась без следа, и сейчас именно я была главной… и ему не оставалось ничего другого, как подчиниться. А я собрала в кулак всю свою силу воли и выплюнула: — Это слишком, Том, ты меня слышишь?! Это слишком! Мне совершенно плевать, что он там тебе сказал про меня, ты сам грешил подобным ещё осенью, но ты ударил не его… ты ударил… себя. Себя, тебе это ясно? И пусть вокруг умные люди, в большинстве своём, но… хватит. Я больше не буду это продолжать. Не смей больше приходить в это отделение, не смей подходить лично ко мне, даже вне стен этой больницы… ты меня слышал?! Не смей! И можешь искать себе другое место учёбы после диплома, здесь тебя никто не ждёт. — Нет… — с отчаянием выдохнул Том, и я ещё более ядовито ответила: — Да. Это конец, я не желаю больше тебя видеть. Поиграли и хватит, пора тебе повзрослеть наконец… и научиться жить в социуме, а не по своим звериным законам. А теперь прочь из моего кабинета, и чтобы я тебя больше не видела. Никогда. Постояв мучительные минуты посреди моего кабинета, Том молча нехотя развернулся и словно живой мертвец зашагал к входной двери, как я крикнула вдогонку: — И молись богу, чтобы у Ренделла не было даже сотрясения! Иначе тебе можно будет поставить жирный крест на медицине. Он обернулся и безжизненно посмотрел на меня, а после без единого слова вышел прочь, захлопнув за собой дверь. И этот хлопок взрывом отдался в ушах, и я прижала их ладонями и застонала. Господи, неужели это было всё?..* * *
Ренделл выписался с лёгкими переломами и ушибами, консилиум это подтвердил, вызывать никого не стали. Отметки в личном деле Тома тоже не было, но я не собиралась прощать его и подпускать к себе… нет, нужно было идти до самого конца, и я решила во что бы то ни стало это сделать. Он следил за мной. Я об этом знала. У меня было чутьё на слежку, но виду я не подавала, ведь обозначенных границ никто не нарушал. Я держалась как могла. Даже в свой день рождения, когда увидела на столе букет роз, а вечером, уже после смены за мной до самого дома ехал чёрный форд. Но я проигнорировала его и, придя домой, сразу легла спать, даже не ужиная, а наутро машины не было… до него наконец начало доходить, что это было бесполезно. Я больше не подпущу его к себе… До самой сессии и госэкзаменов мы не пересекались от слова совсем. Я приложила к этому немало сил, да и мальчишка не мог набраться смелости подойти ко мне после того, как я растоптала его в своём кабинете. На госэкзаменах же я специально выбирала кого угодно, только не его, хотя он точно ждал этого… Но едва было можно уйти, я быстро ушла, и ему не оставалось ничего другого, как пойти к оставшимся преподавателям… чтобы получить своё «отлично». Кто бы сомневался, что оно у него будет. На выпускной я не пошла вовсе, хотя меня звали, причём настойчиво. Палочку я тайком вложила за день до церемонии в красный диплом, и её передадут на самом вручении… я в этом не сомневалась. Но я сама была на это неспособна. А дальше… дальше всё было ещё более ожидаемо. — Ти… — с болью протянул Генри, едва переступив порог моего кабинета в середине лета, и я, даже не глядя на бумагу в его руках, знала, что там было написано. — Я так не могу… — Можешь, — твёрдо проговорила я, и Генри сел напротив меня и сунул мне заявление о приёме в ординатуру. — Не могу. Не могу! У меня повода нет ему отказать, успеваемость блестящая! Ти… — Он не должен здесь быть, — ледяным тоном прошептала я, и каждое слово было подобно осколку стекла, застревавшему в горле. — Не должен! Если ты примешь его… то уйду я… а это отделение — это всё, что у меня есть! Генри, пойми и меня тоже!.. — Но должен быть другой выход… — ещё более печально возразил мой наставник, и как же было больно смотреть в малахитовые глаза, полные безграничного сочувствия и сожаления. Но я смотрела прямо в них и жёстко прошептала: — Нет другого выхода. Если ты примешь его, а я останусь… то ты испортишь ему жизнь. Генри, умоляю тебя, если Том что-то значит для тебя… откажи ему. Пусть едет в другое место и наконец устраивает свою жизнь. Он ещё ничего не понимает… ему столько надо узнать… а здесь его не ждёт ничего хорошего. Мы еле избежали суда весной… подумай, что может ещё случиться, если мы оба будем здесь? Подумай, сколько недвусмысленных слухов будет о нас ходить?.. Они и сейчас уже есть, нас видели вместе, но большинство этому не верит... пока. Генри, не ломай ему жизнь, пожалуйста!.. Генри и сам всё прекрасно понимал, я не стала скрывать от него с Деллой разговор с главным врачом, так что они были в курсе ситуации и почему Том перестал появляться на моих дежурствах. Но в человеке напротив меня ещё жила противная надежда… которая во мне умерла ещё месяц назад. С агонией и адскими муками. — У меня одногруппник в Штатах… тоже нейрохирург, заведует отделением… я поговорю с ним, думаю, он согласится взять Тома к себе в ученики… — наконец прохрипел он, и я с облегчением вздохнула. — Спасибо… спасибо, Генри! Умоляю, сделай всё, чтобы он уехал… ему же будет лучше! — Я постараюсь, Ти… и мне нужна твоя подпись… — Генри второй раз протянул мне заявление на ординатуру, и сердце рвалось в клочья от знакомого каллиграфического почерка. — Напиши, что ты, как заведующая отделением, против зачисления Тома. Это мало что значит для ректора, но… Том должен это увидеть. Я кивнула и от руки написала сухую официальную фразу отказа, а затем размашисто расписалась и для пущей убедительности поставила личную печать. — Сделай это ради меня… — прошептала я, отдав бумагу, и Генри безжизненно кивнул мне и молча вышел из кабинета, сгорбившись, будто постарел на десяток лет. А мои нервы постепенно заканчивались… Когда мне сообщили, что Том согласился на предложение уехать учиться в Лос-Анджелес, я выдохнула от облегчения… и стала отсчитывать дни, боясь, что этот безумец сорвётся и откажется в последний момент. Но в начале августа он сел на самолёт и улетел, Дэнни лично провожал его в аэропорту, о чём потом не забыл сообщить всем нам… Тогда, в ординаторской, я лишь сухо кивнула и пошла заниматься своими делами, даже вида не подавая, что меня эта новость могла как-то задеть. Но придя вечером домой, я заперлась в своей комнате, упала на пол с бутылкой виски и закричала в голос от невыносимой боли. Я знала, что этот день наступит, ещё с самого начала знала, с того самого чёртового экзамена, и он наступил. Это был конец. Меня раздирало на куски от невыносимой боли, я каталась по полу и рыдала, смешивая слёзы с алкоголем, и где-то в глубине души я знала, что заслужила всё это. За всё хорошее в нашей жизни приходилось платить, и настал и мой черёд.