Снег на голову

Пробуждение на следующее утро было непривычным — слишком тихим, потому что не по будильнику, не по звонку Георгича о том, что у них труп… Казалось бы, настроение от этого должно было сразу стать хорошим. Но Волков вместо того, чтоб насладиться таким чудесным мгновением, насторожился — что-то тут не то. Ладно, трупа нет и проснулся он как человек — запахи не те, чужие какие-то, с кухни не вопит телевизор и не гремит древняя кастрюлька Кузьмича… и лежит он не на своем уже продавленном диване. То есть он не дома, и тем более не в отделе. Продрав наконец глаза и рассмотрев обстановку вокруг себя, мент поморщился и хлопнул себя по лбу. Молодец, все-таки вырубился вчера у Алины, прямо в кресле, пока она пошла чай делать. Он аж покраснел, настолько раздосадовался на самого себя, потому что первое, о чем он подумал, осознав произошедшее, это то, сколько неудобств он причинил дочке. Ведь однушка, спать ей пришлось в одной комнате с ним, разбудить постеснялась. Хорошо хоть что не на диване развалился, а то… Только тут он заметил, что диван стоит напротив него, наскоро заправленный, а сам он на разложенном кресле, укрытый пледом, с подушкой под головой. И его синий свитер лежит рядом на подлокотнике, аккуратненько свернутый, сам он в футболке и… нет, и в джинсах тоже. То есть мало того, что ребенок его будить не стал, так еще и как смог уложил, приютил? Что сказать, когда мы обнаруживаем чью-то вот такую нехитрую заботу о себе, тихую, бессловесную, конечно нам становится и приятно, и мы даже нежностью проникаемся к тому, кто о нас так позаботился, особенно, если это кто-то из родных или близких. В случае Вячеслава Юрьевича Волкова эта смесь чувств была вдвое сильнее — потому что он ко всему прочему был ужасно смущен и не до конца верил в это, по уже неоднократно описанным причинам. Наконец, его сознание вникло в звуки, доносившиеся с кухни, и в аромат с того же направления, довольно вкусный. Встав и потянувшись, Слава, позевывая, тихо пошел по уже знакомому короткому коридору, не желая поднимать никакого шума и привлекать внимания к себе. Заглянув же на кухню, он увидел Алинку (а кого ж еще?), в фартуке поверх пижамы, что-то напевающую себе под нос и уверенным движением заливающую на раскаленную сковородку очередной блин. Его она не заметила, а он просто засмотрелся, залюбовался. От этой картинки на Волкова буквально дохнуло каким-то теплом, чем-то таким если и знакомым, то уже давно забытым — покоем, уютом, домом… На пару секунд это прямо заворожило, как каким-то видением. Но только на пару секунд, потому что так или иначе, а дочка вдруг обернулась и, естественно, обнаружила наблюдающего.       — О, привет! — улыбнулась она приветливо. — Я думала, ты еще поспишь.       — Привет, — Волков смущенно улыбнулся и взъерошил рукой волосы на затылке, заходя на кухню и присаживаясь к не накрытому еще столу. — Да уж, наспался, вырубился тут, тебе на голову.       — Да ладно, с кем не бывает, — пожала девчонка плечами и перевернула блинчик. — Я все понимаю, ты на работе устал, потом еще меня спасал… Ты мне совсем не в тягость был! — ха, как не вязалась эта святая простота с той строгой и беспощадной барышней, что еще на той наделе принимала его на этой самой кухне.       — А я прям сидя отключился? — Слава вдруг понял, что почти не помнит, как провалился в сон.       — Ну да, — кивнула она, — и так крепко спал, что я и кресло разложила, и свитер с тебя сняла и подушку положила, а ты даже не пошевелился.       — Понятно, я короче был труп… — тут он спохватился и с искренним ужасом спросил. — Я не храпел?       — Нее, — отмахнулась Алина. — У меня сон чуткий, я от любого шороха проснуться могу, так что я бы услышала.       — Кузьмич, зараза! — тихо проворчал Волков, хлопнув ладонью по колену. — Так и знал ведь, что врет! Он каждое утро меня достает, что я храплю и заснуть ему мешаю, — поспешил он объяснить дочке. — А ему от бессонницы черте что мерещится, и что храплю я, и что во дворе убивают кого-то.       — Бывает, — хихикнула девчонка. — У меня вообще уже готово почти, ты пока можешь сходить умыться, в порядок себя привести… полотенце и зубную щетку я там положила уже.       — У тебя есть щетки для незваных ментов? — вдруг выдал пришедшую на ум шутку Слава.       — У меня все есть, — ответила шуткой же Алинка, и Волков отправился действительно приводить себя в надлежащий после сна вид. По возвращении на кухню он обнаружил и накрытый стол с блинами, банкой сгущенки, сметаной и чаем, и дочку, снявшую фартук и оставшуюся в пижаме с какими-то единорогами.       — Ничего, что я в пижаме? — спросила она с некоторым сомнением. — Я всегда так завтракаю, если только не опаздываю.       — Да господи, твой дом — как хочешь, так и ходи, — пожал плечами Слава и сел за стол. — Тебе идет, кстати.       — Спасибо, — хихикнула девчонка. — Ну, бери блины, пробуй, что ли. Блины были хороши, правда — Волков проглотил парочку буквально разом, и о том, что все очень вкусно, поведал с набитым ртом. Красавец, че.       — Ты так каждое утро завтракаешь? — поинтересовался он, глотнув чаю.       — Нее, совсем нет! Пара бутербродов и то хорошо, — Алина как-то замялась. — Я вообще блины впервые сама готовлю. Так все время с бабушкой и получалось не очень. А сегодня что-то встала пораньше и решила… вот… кормить-то тебя надо чем-то.       — Ну спасибо, — с искренней признательностью улыбнулся Волков и потянулся за еще одним блином, — меня так ну очень давно не баловал никто…       — Даже дедушка Кузьмич? — с языка чуть не сорвался вопрос про женщину, неужели никто и совсем, но она постеснялась.       — Мм, да фто ты! — возгласил, не прожевав, Слава. — Этот меня если чем и накормит, только монологом про Медведева, кризис и пенсию! — прожевал, вспомнив о манерах. — Скорее я его кормлю, ну, когда дома бываю, и когда у него очередное давление… Так, ты давай тоже ешь! А то ж не замечу, сожру все.       — Жри, — хихикнула она. — Для тебя ж старалась. А мне много есть нельзя.       — Ешь, говорю! И глупости не говори! Да, кстати, чего у тебя в доме щетка еще одна делает?       — Ой, да мама с бабушкой всунули зачем-то сразу две, когда меня собирали. Про запас видимо… Так что пусть твоей будет, — она испытующе и с какой-то опаской уставилась на опера. — Ты же еще придешь?       — Будешь так кормить — приду, и зубы дома специально не почищу, — с серьезной интонацией, прихмуренными бровями, но с озорным смеющимся взглядом ответил мент и тут же рассмеялся, как и Алинка.       — Ну придешь в другой раз и заснешь на кресле, я сырников нажарю!       — В другой раз если засну, гони меня в шею! А то обнаглею так и привыкну, я ж могу!       — У меня не обнаглеешь! — в тон ему ответила девчонка, а он про себя просто нарадоваться не мог, как легко и непринужденно они сидят шуточками стреляются, как будто вот так всегда было.       — Кстати, сырники я люблю.       — Я запомню!       — Так, — Волков взглянул на свои часы и убедился, что самое время выдвигаться на службу, — тебе на учебу ко скольки?       — Да полно еще времени, мне ко второй паре сегодня.       — Вот и отлично, значит со мной в отделение пойдешь.       — Зачем? — искренне недоумевающе и даже с испугом спросила Алина.       — Зачем-зачем, заявление на тех уродов писать! Зря их что ли вчера в обезьянник сажали? Выйдут и еще кого-нибудь попытаются в машину посадить.       — Да поняла я, поняла, — закивала головой девчонка, при воспоминании о вчерашнем малость помрачнев, и отец это заметил.       — Заодно посмотришь, где я работаю, — прибавил он, пытаясь загладить неприятный момент. — Будешь знать куда идти, если что.       — Ну, надеюсь, что если и надо будет туда, то не по делу… уголовному, — немного неловко пошутила она.       — Ну тут уж от тебя зависит, — столь же неловкой шуткой ответил он. — Так, доела? Давай дуй собираться, чтоб везде успели.

***

В отделении уже все были на ногах, начинался очередной рабочий день. Волков первым делом, поздоровавшись с Чердынцевым, осведомился о ночных «постояльцах» и тут же посадил Алину в дежурке писать заявление, а сам побежал наверх за своей папкой-планшеткой, позабытой вчера на столе, чтоб тут же выдвигаться на Васильевский, к соседским операм, как ему вчера велел Георгич. В кабинете он задерживаться особо не собирался, однако пришлось — его там как будто поджидали Самурай и Кира.       — Ооо, здравствуйте, ночной герой! — Кирка-балбес завопил, едва увидел его на пороге, и шутовски отсалютовал.       — Мы все знаем! — вставил Коля из своего угла, смакуя любимую бурду из термоса.       — Че вы знаете? — нахмурился Слава.       — Все знаем! Как ты ночью отличился, девушку от банды насильников спас, банду в одиночку повязал.       — И это голыми руками, без ствола! Понятно. Знает Боря Чердынцев — знает все отделение, от уборщицы до полковника — как же, народная мудрость Петроградки…       — Ну, во-первых, не банду, — Волков решил это пресечь, пока не поздно, а то эти зубоскалы разойдутся, поэтому произнес с нажимом, — а троих оборзевших бухих уродов. А во-вторых не сам повязал, девушка сама не промах оказалась, помогла.       — Но ты ее все равно решил проводить! — Порохня от какого-то идиотского восторга чуть не подпрыгнул и направил указательный палец на Славку, который тем временем принялся у себя на столе искать папку.       — Нет, мне ее надо было в аквариум к Чердынцеву устраивать! И вообще, шел мимо, помог — че вы пристали?       — Да так, Кузьмич твой тут с утра телефон оборвал, тебя потерял, — озорно посверкивая глазами и лукаво улыбаясь в чашку, заявил Дымов.       — Чуть не в розыск тебя требовал объявить, если ты не на сутках, — прибавил лейтенант, внаглую усевшись прямо на Славин стол. — Сказал, что ты дома не ночевал, вообще не приходил!       — И что это очень подозрительно, — кивнул Самурай и тут ж подавил смешок.       — Уважаю, мужчина! Я б тоже после такого домой ночевать не пошел! — заявил Кирюха с видом прожженного ночного спасателя хрупких девушек от насильников, и тут же расхохотался.       — Так! — Волкову было не смешно, он аж покраснел, с легкостью расшифровав фривольный намек этого щенка-бабника. — Где я ночевал, это не касается ни вас, ни Кузьмича тем более! Это раз! А если вам так интересно, ночевал я у Митьки в мастерской! Девчонку до дома довел, на метро и на мосты опоздал, к кому мне еще идти было. Повидались заодно, по рюмке чаю выпили. Это два! Понятно?!       — Понятно-понятно, — закивал Колька и взглядом так и сказал Кире, чтоб переставал ржать, но балбес и не думал.       — Ага-ага, я помню, как ты мастерской Мити пользуешься, — Порохня что-то совсем тормоза потерял сегодня, аж вспомнил, как он единственный раз был со Славкой на мастерской его друга-художника и зачем они туда приходили. Впрочем, он тут же пожалел об этом, потому что схлопотал найденной папкой прямо по башке.       — Что-то не о том ты помнишь, старичок! — физиономия и тон Волкова, а также чуть оскаленные зубы ярко в этот момент соответствовали его фамилии. — А про то, что ты с утра должен по новой трясти окружение верблюда с Левашовского ты часом не забыл?       — Да помню я, помню! — лейтенант аж обиделся. — Пошутить нельзя уже.       — Слезай давай и шагом марш! Столы не для того предназначены, чтоб класть на них свою…       — Да понял я! Коль, дай ему чая своего что ли, Волков озверел у нас сегодня! — самый обиженный в этом городе мент слез, схватил с вешалки куртку и вышел вон из кабинета.       — И ему, и тебе дам, — ухмыльнулся вслед Самурай и тягуче проглагольствовал, — вам всем не помешает вкусить немножко дзена…       — А кто-то еще, помнится, в ОБНОН собирался, тоже с утра! — этот философ тоже свое получил, правда без удара папкой (на Дымова и с топором ходить опасно, не то что с папкой), но до кучи. Слава даже передумал ему рассказывать про вчерашнее, и про драку, и про Алину, и про то, как у него все екнуло, когда пришлось ее обнять.       — А с ОБНОНом у меня встреча через полтора часа в «Гвоздике», — невозмутимо ответил Коля, делая очередной степенный глоток и так и говоря взглядом «уймись уже, не сотрясай воздух».       — Ладно, — Славка, наконец, остыл, — поехал я. — Злополучную папку сунул подмышку, протянул другу руку. — Варьке привет! — но стоило ему сделать пару шагов, как в дверях он столкнулся теперь уже с Соловцом.       — О, герой уже тут, — с улыбкой в глазах констатировал он.       — Что, тоже Чердынцев обо всем рассказал? — Волков снова начал распаляться, уперев кулаки в бока.       — Нет, твой фингал, — усмехнулся Георгич. — Давай на Васильевский, ждут уже. Тебя Виталик довезет, тарантас у подъезда.       — Вот за это спасибо, — выдохнул капитан и поспешил, как и Порохня, на свое задание.       — Чего это он? — немного недоумевающе вслед ему произнес майор.       — Герои, Георгич, натуры скромные и тонкие, — с видом знатока человеческих душ заявил Самурай и с удовольствием допил свой ароматный и горький «дзен».