Снег на голову

Проснулась девчонка уже под вечер, и почувствовала себя гораздо лучше, чем утром. Вокруг было так тихо, что сначала она подумала, что Слава куда-то ушел. Но он тут же обнаружился рядом, неподвижно сидящим все на той же табуретке, видимо в глубокой задумчивости. На нем был все тот же неказистый домашний наряд, а поверх него еще и смешной кухонный передник, который он, видимо, забыл снять. Это и только теперь замеченная Алиной старая потертая сумка со значком «рибок», лежавшая на полу возле кресла, как бы еще раз подтвердили, что капитан тут планирует задержаться, и ее на произвол простуды не покидать, а это радовало.       — Слаав, — позвала она его хрипло.       — Ау? — откликнулся он, оторвавшись от своих размышлений. — Ты как?       — Лучше, — емко отозвалась она и прокашлялась. — Ты тут так и сидел?       — Да нет, почему, — пожал он плечами, — на кухне возился, вот присел… Зевнув и сев на диване, Алина протерла глаза и тут заметила на чайном столике огромное блюдо с кучей фруктов. Яблоки, красные и зеленые, бананы, апельсины, грозди винограда, и даже персики. Красиво, как на картинке, аж во рту сладко стало, как представила все это на вкус.       — Ты в магазин что ли ходил? — у девочки аж глаза вспыхнули и радостная улыбка украсила бледное лицо.       — Да это не я, — а Слава даже не улыбнулся, будто продолжал о чем-то думать с каким-то туманным видом, глядя куда-то под ноги. — Порохня заходил, пока ты спала. Привет передавал, — он кивнул на фруктовую гору, которая, видимо, и была приветом.       — Ого, — только и смогла смущенно вымолвить Рощина, уронив с лица улыбку, и сразу подумав, сколько ж денег у Киры осталось теперь до зарплаты. — Сп… спасибо ему… А это что? Тут же рядом с диваном стоял какой-то большой пакет, содержимое которого, в форме параллелепипеда, едва помещалось в него. Она потянулась за ним и, приоткрыв, удивилась еще больше — там лежал уже старый, но видимо рабочий видеомагнитофон и скрученные провода к нему.       — Это тоже привет. Горячий, — у Славы как будто что-то свербило изнутри, о чем прямо намекал его жестковатый тон, но он сдерживал себя и не выпускал это свербящее наружу. — Чтоб тебе не скучно было. И вот еще, — он кивнул на стол, где лежало штук пять коробок с кассетами. «Властелин колец», три части, «Гарри Поттер Философский камень и Тайная комната», две части на одной кассете, и почему-то мультик, «Мадагаскар». Девушка смутилась еще больше. Фрукты, видак, кассеты. Они ведь и правда в том числе про это болтали, пока под утро медленно приближались к мосту. Вспоминали детство, кассеты, как родители старались, доставая эти кассеты, как сами записывали фильмы и иногда случайно стирали то что было записано на кассете — так Кира как-то случайно погубил мамину кассету со «Служебным романом», и когда Новосельцев заходит в квартиру к мымре, начиналась «Красная жара» со Шварценеггером… И оба пришли к выводу, что диски это здорово, но неплохо было бы как-то сесть и старый кассетник включить, пересмотреть первые части Поттера, золотые времена вспомнить… Он это запомнил, что ли? И фильмы, про которые говорили…       — Сказал, что ты именно эти хотела посмотреть, — процедил между тем Волков.       — Ну да, был такой разговор, — призналась Алина, и ей не понравилось, как отец себя сейчас ведет.       — Я тебя сразу предупреждаю, он бабник, — не выдержал, все же выпалил то, что на него такую тучу нагоняло. Сказал и чуть не пожалел об этом. Через секунду опомнился, испугался что сейчас она обидится. Но Алина ничем не высказала возмущения за очередное покусительство на ее жизнь и выбор, только посмурнела.       — Не, парень он неплохой, только девок меняет как перчатки. Серьезно, я свидетель, — звучало топорно и отвратительно, и Славу это буквально корежило. — Извини, просто… просто чтоб ты в виду имела…       — Как будто я сама этого не поняла, — спустя паузу, мрачно ответила дочка, глядя куда-то в свое одеяло. — Я не слепая. Сама в клубе видела как он с какой-то расфуфыренной возле бара крутился, — и тут она все же добавила. — Но на помощь из всех, кто там был, пришел только он.       — Да, он мне уже рассказывал, про ваши похождения, — признался Волков. — Нет, ты не думай, он нормальный и опер, и друг тоже, только вот, насчет женщин, ну, с ветром в башке… Как сослуживец и друг Кирка и правда был хороший, за все время, что они друг друга знали, Слава много от него добра получил. Но не мог он дочь не предупредить, даже после того, как с Порохней поговорил об этом. Причем дважды.       — Не волнуйся, я не влюбляюсь в первых встречных, — сказала Алина, — и на шею всем подряд не кидаюсь, даже тем, кто мне помог. Я пока еще в своем уме. «Я так тоже в свое время думал…» — пронеслось в голове у капитана, но он скорее б язык себе откусил, чем сказал это Алинке сейчас, да и вообще когда-нибудь.       — Кира хороший, но мы с ним только… знакомые, — сказать, что они друзья, было бы слишком громко, хотя та ночь на холодных улицах их здорово сблизила, да и… — И у нас ничего не было! — покраснела вопреки усилию воли.       — Ну тогда я спокоен, — вздохнул Волков, при этом окинув взглядом исподлобья еще раз друг за другом кучу фруктов, древний видак и кассеты. — Ладно, — снова вздохнул и посмотрел на задумавшуюся дочь, — давай пообедаем что ли. Выпей таблетку, а я пойду, разогрею, — и вышел из комнаты. Алине стало немного грустно. Сюрприз от Киры был очень приятным, но вот как себя отец повел… Да она и правда сама поняла все про отношения Порохни с девушками, увидела какие ему нравятся. Она не такая, да и он не в ее вкусе. Но дружить-то им это не помешает никоим образом. И вообще она об этом не думала ни разу, про возможность отношений с парнем, с которым знакомы всего два дня и который очевидно очень легкомысленный, хотя и добрый, и приятный. Все, хватит, а Слава пусть думает что хочет, она в конце концов не сидит в его голове и никак не может влиять на то, что там и как у него… Но то, что он за нее видимо переживает, тоже не ускользнуло от нее. Откинув неприятные мысли, словно морок, Рощина потянулась за чашкой с водой и таблетками. Пока глотала лекарство, вдруг вспомнила отрывок из своего ночного кошмарного сна — что словно через какой-то вакуум она слышит голос отца, встревоженный и будто просящий, очень извиняющийся: «ЛидьВасильна, здрасте, это Слава Волков из милиции…», а дальше что у него ребенок заболел, и ребенку восемнадцать лет, и он спрашивает, чем ее лечить. Это проскочило тогда в потоке общего бреда, а теперь до нее доходило, что скорее всего она это в действительности слышала, пока летала между сном и явью. Спросить, впрочем, о том, кто такая ЛидьВасильна или хотя бы кто дал ему указания, как ее лечить, она не успела, потому что в этот момент на столе затрезвонил ее мобильник, который она так и бросила, когда перед пыткой картошкой звонила Наташке и в коротком разговоре сказала, что ей уже легче, волноваться не надо и попросила сказать в универе, что она болеет. Теперь же звонила совсем не подруга, а та, которая, пожалуй, должна была узнать о ее болезни самой первой.       — Але, привет, мамуль! — постаралась сделать голос бодрее, но как назло тут же закашлялась. — Все нормально, просто простудилась… Маа, пожалуйста, не начинай!.. В этот момент Слава зачем-то вернулся в комнату, и, едва осознав, кто звонит, стал тише воды, а вообще тут же собрался вернуться на кухню — пусть поговорит с матерью, его это не касается. Но замешкался и услышал то, что вызвало у него горькую усмешку.       — Мам, я уже взрослая! Просто не хотела тебя пугать! Ну да, и ты бы тут же поехала сюда. Нет, я не не хочу тебя видеть, просто я уже сама могу себя вылечить от банальной простуды! — у Алины на лице было написано искреннее мучение. — А Вадика ты тоже бы с собой привезла что ли? Мамуль, я не одна тут! Со мной подруга, Наташа, я говорила тебе про нее… Тут она оглянулась и увидела «подругу Наташу», так и замершего у дверного косяка с этой самой горькой усмешкой, опущенным взглядом и скрещенными на груди руками. Он, впрочем, все же ушел на кухню, а вернулся уже с обедом, когда мама наконец успокоилась, и разговор был окончен.       — Переживает? — нейтрально спросил Волков.       — Да истерику устроила, — вздохнула Алина. — Я поэтому и не хотела, чтоб она знала про то, что я заболела, да и про ночь на улице тоже, и про… убийство. Понимаешь, она меня очень не хотела отпускать учиться сюда. Да и вообще чтоб я уезжала из дома не хотела. И бабушка с ней заодно. Кричали «только через мой труп». Один отчим меня и поддержал, вот и квартиру мне снял, — она обвела взглядом комнату, — приезжал сюда со мной и документы подавать, и эту квартиру смотреть.       — Молодец, уважаю, — отозвался Слава, тем временем накрывая столик, и в голосе его послышалась не то боль, не то зависть какая-то.       — А мама меня до сих пор маленькой считает. Она все твердила, что я в этом ужасном климате буду много болеть, и тут город бандитский. Хотя она тут никогда не бывала! Ни разу! «Ха, а когда-то она о нем совсем другие вещи говорила», — усмехнулся про себя Волков, так и вспомнив блестящие зеленые глаза и это восхищенное, с придыханием: «Ленинград»… Черт, а ведь казалось, что давно он стер это из памяти.       — Ну, ты маму-то не осуждай, — мягко сказал он, — она тебя просто сильно любит, а ты теперь от нее далеко, вот и переживает… Я ее понимаю, если честно.       — Но… но ладно б мне было там четырнадцать, ну шестнадцать, — Алине стало неловко, — но мне восемнадцать уже! Почти восемнадцать с половиной, я уже даже по закону взрослая!       — По закону, — усмехнулся и вздохнул капитан. — Ой, по закону… По закону много чего написано. Только знаешь, дочки взрослыми не бывают… Ну, ты это в свое время наверное поймешь. Повисла очередная за сегодняшний день неловкая пауза, и опять ее благополучно оборвала еда. — Так, давай, налетай, — Слава придвинул к ней тарелку с куриным супчиком, а рядом поставил и второе.       — О, котлетки! — Алина как раз на днях думала, что надо бы котлет приготовить.       — А то! С пюрешкой! — опять усмехнулся он, вспомнив, как много лет назад услышал это заманчивое словосочетание от их вечного стукача Петровича, и сам налег на простой, зато сытный обед, хотя ему сейчас больше хотелось поговорить с ней кое-о-чем. Но пусть сначала поест хорошенько. Да и ему надо еще разок подумать…       — Алин, слушай, — поглощение супа и котлет с картошкой дали ему время собраться с моральными силами, чтоб завести этот разговор и подобрать нужные слова, но все равно он чувствовал себя зажато, — я тебя тут… спросить хотел… Дочь оставила котлету в покое и уставилась во все глаза на него, предугадывая по его тону и сконфуженному виду, по опущенному в ноги взгляду, что разговор опять будет не из простых.       — Мама не знает, что я с тобой встретилась, — думая, что он к этому клонит, поспешила сказать она.       — Да не, это я и так понял, — поморщившись, отмахнулся он. — Я о другом, — он сцепил руки в замок и оперся локтями на ноги, и поза придала ему еще более напряженный вид. — Давно у тебя спросить хотел, но случая как-то не было…       — Ну?       — А ты… как нашла-то меня? — посмотрел на нее каким-то то ли печальным, то ли уставшим взглядом. — Мама сказала? Мог последний вопрос и не задавать, перед этим же выяснил, что версия ошибочная. Но он так давно держал это в голове… да и у Нинки был его адрес, если она от него не избавилась тогда, конечно… А больше-то никто вроде не знал там, в Волгограде, где живет Волков Вячеслав Юрьевич, разве что в Ленинграде, ну так Ленинград-то большой.       — Нет, — помотала головой девчонка, понимая, что сейчас ей предстоит, говоря образно и в то же время довольно точно по смыслу, пройтись по карнизу, потому что умом и всем остальным понимала, что рассказывать ему ВСЕ, во всех подробностях, с прямыми цитатами и ссылками на действующих лиц и полной характеристикой их мотивов, ни в коем случае нельзя. Ну вот просто нельзя, без указаний всех причин, хотя бы из соображений порядочности.       — Мама вообще про тебя никогда ничего не говорила.       — А как тогда? — Волков весь обратился вслух и всем своим видом подтвердил это, что придало Алине смелости.       — Ну, в общем, — она собралась с духом, придя все же к выводу, что как бы она не сказала, то все равно наверняка заденет так или иначе чувства отца, — я про тебя вообще не знала ничего, а родным отцом, сколько себя помнила, считала отчима. Понятно, подумал Славка. Не стала придумывать ни летчика-испытателя, ни разведчика — не было нужды. Отец для ребенка и муж для молодой матери уже был в наличии, да и неплохой такой муж. Еще и отчество было подходящее, и врать-то почти не пришлось людям! Ну да, сам же документы видел, которые Петька присылал еще тогда — отец Рощин, Вячеслав Сергеевич, вписан в свидетельство о рождении Рощиной Алины Вячеславовны, выданное 29 апреля 1992 года… Даже дату запомнил зачем-то.       — И как же ты… узнала? — неудобно все-таки говорить с ней о том, как ребенок, живший всю жизнь в полной семье, узнал что она на самом деле появилась на свет от внебрачной связи… Ну, если это так назвать.       — В общем-то случайно, — со вздохом призналась дочь и робко на него посмотрела. Да, случайно узнала о существовании человека, который фактически дал ей жизнь, потом фактически дважды спас ей эту жизнь (если относить Кирин поход на дискотеку к Славиным свершениям), теперь вот выхаживал ее, и с которым ей было так приятно общаться.       — Ну расскажи, — кивнул Волков. — Я не обижусь, если что.       — Ладно. Короче все началось наверное еще с подачи документов в универ. Мама очень не хотела, чтобы я уезжала из дома, целыми днями мне твердила, что в Волгограде образование не хуже. Но отчим сказал «раз хочет, рискнем». Если с юрфаком они с бабушкой еще как-то смирились, отчим их убедил, что я могу еще сто раз передумать насчет криминалистики и пойти в итоге работать совсем в другую область, то вот уезд из дома так до конца и не приняли. Ну а как выяснилось, что я в Питере прошла на бюджет и я сказала, что хочу именно туда, а не в Москву, так как с цепи сорвались обе. Вон, про климат, про бандитов причитали… И все это только потому, что в этом городе живет он?..       — Но и я уже все решила, и квартиру отчим еще тогда успел присмотреть, на всякий случай… Он во все эти сглазы не верит, ко всему практично подходит по жизни. И я стала вещи собирать потихоньку. Ну как-то вечером спускаюсь на первый этаж, а мама с бабушкой на кухне сидят, и бабуля маме что-то выговаривает, что мол успокойся, может его и нет уже там давно, и про Алю он ничего не знает, и она Славика отцом считает — она так отчима называет, он тоже Слава. Ну, я обалдела, а они меня не заметили, и продолжили. И мама еще охает, что не идет у нее из головы, ну почему она, ну то есть я, именно туда учиться едет, в Славин город, еще и в милицию хочет… это что, гены. И бабушка отвечает что-то типа «ой не говори ерунды, образование там хорошее, вот и все, насчет милиции как-нибудь уломаем, отговорим, а гены, ну и что гены, не так уж она и похожа на него», и мама тут же «а кто мне полжизни твердит про судьбу, мам? Вот она, судьба, Аля там могла родиться, а теперь едет туда жить!»… Алина поморщилась, поняла уже, что слишком много подробностей, к тому же совершенно лишних, но Волков слушал очень внимательно и не прерывал ни единым словом, пристально глядя на нее.       — И так ты поняла, что… — продолжил он за нее.       — Я еще ничего не поняла, меня как ледяной водой окатили, — призналась Алина. — Знаешь, вот это чувство, что земля из-под ног ушла, а мир, в котором всю жизнь жила, треснул…       — Знаю, — кивнул Слава и отвел взгляд, при этом легонько хлопнув пальцами друг о друга, — лично такое испытал совсем недавно, — опять пристально взглянул на дочь, и она решилась продолжить, не комментируя его реплику…       — Ну, тут я себя спалила… Объяснений попросила, хотя, казалось бы, уже все сама услышала. Они так испугались, как будто я их с поличным на месте убийства взяла. «Еще бы» — с неожиданной злостью подумал мент, жестко ухмыльнувшись и посмотрев в сторону, но быстро взял себя в руки, надеясь, что Алина этого не заметила.       — Ну, они что-то промямлили, а я не истеричка, но в общем, истерику им закатила. Так стыдно за это сейчас, — она опустила голову.       — Не бери в голову, — он покачал головой и легко похлопал ее по руке, — тебя можно понять…       — А как успокоилась немного, они и рассказали, что да, папа мне не отец, а отчим, но отец не тот, кто родил, а кто воспитал, папа с тобой с самого рождения…       — А тот, кто тебя матери заделал, поматросил и бросил, был пролетом да смылся, как только узнал, да? — как он не уговаривал себя, но все же произнес это с горьким, ощетиненно-злобным сарказмом. — Извини, — виновато отвел взгляд.       — Ну… в общих чертах да, примерно так, — дипломатично подтвердила девочка, сдержанно вздохнув. — И что его тоже звали Слава, он был милиционер и приезжал в командировку из Ленинграда, и с мамой гулял. Ну, мол ты уже взрослая, понимаешь, как все у людей бывает, в общем он уехал, исчез, а появился папа, то есть отчим, влюбился в маму, женился, и меня принял как свою. А мне, конечно, не говорили, чтобы не травмировать, да и незачем было. Поэтому-то они не в восторге были ни от Питера, ни от юрфака, и мама с меня взяла слово, что я не буду искать никаких встреч, что вообще искать би… — она как будто споткнулась об это слово, — биологического отца не буду.       — А ты, значит, слова не сдержала? — жгучая и дурная злость, мгновение назад вскипевшая в душе, неожиданно отпустила его, и Волков лукаво усмехнулся, глядя на дочь.       — А я пошла к деду Сене, — признала Алина с видом «сдаюсь». — Ну, он мне не совсем дедушка, мой, ну, мамин папа, погиб же еще когда мама маленькой была. А это его сослуживец и близкий друг, он после его смерти заботился о маме с бабушкой, ну и со мной как с родной внучкой всегда возился…       — Деда Сеня… — задумчиво повторил Волков, и тут его лицо буквально озарилось. — Да ладно, Семен Иваныч Кораблев, майор! Начальник убойного!       — Ага, только он на пенсию уже подполковником ушел, — Алина улыбнулась, почувствовав, что атмосфера разрядилась чудесным образом — Слава был мрачнее тучи, и она его чувства понимала, при этом ругая себя, что не смогла обойти острых углов. Но любимый дедуля даже за тысячу километров умудрился ее выручить и осветить атмосферу вокруг.       — Я ж с ним работал! — капитан и правда будто и забыл обо всем, погрузившись в светлые воспоминания об отличном опере и отличном мужике, чем-то напоминавшим Георгича и Мухомора одновременно. — Ну, в командировку я тогда к нему приехал, — аж табуретку подвинул ближе к дивану и принялся рассказывать. — Мы с ним вместе тех гавриков искали, ну, за которыми я приехал! Они у нас в Питере тогда машины угоняли на запчасти, и на очередном угоне в мокруху вляпались, хозяина тачки завалили, ну и деру в Волгоград, к тетке. А я молодой был, отличиться хотел, и остановиться было у кого, вот и напросился, поехать по следу, — он вдруг осознал, что сейчас как бы раскрывает дочке историю ее появления на свет, которого могло и не быть, не воруй эти бакланы стальных коней у честных и не очень честных граждан города Ленинграда и не выйди тот бедный мужик из парадной в самый неподходящий момент…       — Да, он мне про это тоже рассказал, — улыбнулась дочка, тоже мимоходом подумав, что если б не эта криминальная история, то она могла и не родиться. — Потом. Сначала я его к стенке приперла с порога…       — Показания выбивала? — прищурившись, шутливо спросил Слава, нарочито обличающим стыдящим тоном.       — Обошлись без нестандартных методов, клиент раскололся быстро, — в тон ему ответила девчонка, и Волков поймал себя на самонадеянной мысли, что они, он и Алинка, друг друга стоят. — Он мне все еще раз рассказал, правда гораздо спокойнее, без драматичных подробностей, — вот знал же он, что Иваныч адекватный мужик! — Сказал, что было, то было, о парне из Ленинграда он ничего плохого сказать не может, а насчет поматросил и бросил он слышал только из уст бабушки, зато знает, что потом вы с мамой переписывались вроде. А про то, что они жениться собирались, и Нинка к нему переезжать через год должна была, он тоже знал, но не сказал. Хотя правильно, наверное. Не хотел, чтоб девчонка на мать с бабкой чего подумала…       — И спросил, собираюсь ли я тебя разыскивать в Питере. Я сказала, что да, собираюсь, в глаза ему хочу хотя бы посмотреть. Он меня отговаривать не стал, пообещал по старым связям найти твой адрес. При условии, что я не буду там горячку пороть, когда приеду… Славиной искреннейшей признательности старому коллеге не было предела. Да его распирало от душевного тепла по отношению к Семену Иванычу! Мало того, что он тогда к нему, желторотику, по-человечески, даже по-отчески отнесся, так еще, оказывается, и о его ребенке заботился как родной, и, выходит, кабы не он, может никогда бы он, Волков, не узнал, что у него есть дочка…       — Ну, а дальше я уже все знаю, — улыбнулся он без тени сарказма.       — Ага, в общем, я опять слова не сдержала, горячку спорола, — признала она со смущением, вспоминая первое знакомство с Волковым теперь уже только со стыдом.       — Зато как эффектно! — усмехнулся Слава. — Я аж сразу проснулся! А это надо еще уметь, когда я после суток… Алинка рассмеялась, и он тоже. На душе у обоих стало легко, и Славе даже тут же расхотелось помянуть по матери всех баб города Волгограда, особенно старую курицу Антонину Григорьевну Забелину, ее доченьку Нину, а заодно и собственную родственницу Катерину, Нинкину ближайшую товарку. Ведь наверняка знала, не могла не знать… И ни строчки, ни звонка. Конечно, зачем менту дети?.. Но что уж теперь об этом, прав Кораблев: что было, то было…       — Ну что, может ящик посмотрим что ли? — Слава кивнул на телевизор, что стоял как раз напротив дивана. — Там КВН вроде сегодня должен быть.       — А давай! — с радостью согласилась дочь, тут же закашлявшись. Сошлись на том, что сейчас Волков пойдет ставить чайник и посуду мыть, а она пойдет прополощет горло и выпьет еще одно какое-то лекарство…       — Слав! — вспомнила Алина. — А кто такая Лидия Васильевна?       — ЛидьВасильна? — удивился он. — Врач мой знакомый. Она у нас свидетелем проходила как-то, вот я ей иногда звоню, когда надо, консультируюсь...       — Ты со всеми бывшими свидетелями так общаешься?       — Нет, не со всеми, — усмехнулся он, — только с полезными. Следствию. Давай, дуй в ванную! Встречаемся здесь же.

***

КВН действительно показывали в то воскресенье, только вот они его смотрели очень недолго. Шутки были глупыми и плоскими, смотреть было очень скучно, а как показали дурацкую сценку про глупого милиционера, так Слава проворчал:       — Как в КВНе так менты тупые, а как случится что, так спасите-помогите, милиция, вы нас защищать обязаны!       — Выключим? — предложила Алина, которой и самой уже не хотелось смотреть это.       — Давай, — согласился отец, и сам же решительно защелкал пультом. — КВН уже не тот! Но на других каналах было не лучше: то новости, то слезная мелодрама какая-то, а то вообще чернушная клюква про бандитов и ментов.       — Ооо, нет, я это смотреть и под прицелом не смогу!       — Ну и выключим его совсем давай! — дочь отобрала пульт и вырубила это безобразие. Повисла тишина, и Волков, недолго думая, предложил:       — Тогда видак может поставим? Зря что ли Кирюха его припер…       — Я за! — Алина обрадовалась. — Что смотреть будем?       — А хоть «Властелина» этого, я его толком не смотрел ни разу.       — Пра-аавда? — она удивилась. — Как так-то? Это ж все смотрели…       — Ха-ха, все! — он усмехнулся, тем временем освобождая аппарат из пакета и раскручивая провода. — Если все-таки в милиции работать будешь, так не то что кино, не уследишь, как президенты меняться будут! Времени не будет ни на что, кроме дел, уголовных.       — Понятно…       — А вообще я его смотрел, на самом деле. Правда в переводе, ну, неофициальном…       — Гоблинском что ли?       — Ага, даже не смотрел, а слушал. Из первых уст, — наконец он разобрался, что тут куда втыкать, и пошло-поехало.       — Ты что, с Гоблином знаком?       — Конечно! А как ты думаешь, почему он Гоблин? — он хитро посмотрел на Алину, обрадовавшись возможности немного удивить ее.       — Не знаю, — призналась она.       — Да он опером был! В соседнем отделении работал, ну и к нам на огонек заглядывал иногда…       — Пра-аавда? — она обалдела. — А почему Гоблин-то?       — А, — он не отрывался от проводов, — ты ж знаешь, больше народа у нас ментов любят только журналисты. Ну и накатал как-то раз давно один такой писатель статейку, про гоблинов в погонах. А Диме это понравилось. Вот с тех пор он старший оперуполномоченный Гоблин…       — Кру-ууто…       — Так, вроде все готово, — он включил что надо и убедился, что не напутал ничего. — Ну, какая тут кассета первая?

***

Киношка оказалась классной, Славе понравилось, и они с Алиной здорово развлеклись, пока смотрели, пили чай и трескали Киркины фрукты, а потом в качестве ужина доели пюре с котлетами. Вечер удался, душа просто пела, и Алина чувствовала себя неплохо. Не зря все-таки говорят, что положительные эмоции лечат не хуже таблеток… Но этот вечер прошел так незаметно, что уже и ночью фактически сменился. Вторую и третью часть решили посмотреть уже завтра…       — Ну что, — спросил Волков, с нескрываемой теплотой глядя на дочку, которая, приняв еще одни лекарства, улеглась на подушку, — сказку тебе на ночь рассказать?       — Неа, — она шаловливо улыбнулась, потянувшись, и лукаво посмотрела на отца, — расскажи лучше про преступление!       — О господи! — картинно закатил глаза Славка. — Ну ты же девочка!       — Я внучка и дочка оперативников, у меня это наследственное! Ну правда, расскажи. Есть новости по убийству?       — Тебе по какому из убийств? Могу с каждой улицы района предложить!       — Ну Слаав, я про убийство в театре говорю! Кира ничего не рассказал, когда приходил?       — Так, а ты точно спала? — подозрительно прищурился он.       — Сон вещий видела, — значит угадала, Кира вместе с фруктами и видаком принес и новости.       — Ну раз вещий, — усмехнулся Волков, потянувшись к тарелке и вытащив пару яблок, одно Алине протянул. — На, на витамины налягай, тогда и расскажу.       — Ну! — нетерпеливо и требовательно возгласила она, уже с энтузиазмом откусывая большой кусок от блестящего зеленого бока.       — Что ну? Похоже, закроем дело на днях! — мент тоже отгрыз немаленький такой кусочек красного. — Убийца с повинной пришел!       — Как это? — удивление девчонки было огромным. Она там в уме прикидывала уже разные версии, строила примерные цепочки… А убийца сам пришел.       — Вот так! Пришел сегодня прямо с утра. Кирка-то уже домой ушел отсыпаться, а тот вот Боре на голову свалился, требовал ему бумагу, ручку, говорит хочу признаться в убийстве.       — Так а кто это был?       — А был это, как это обычно водится, тот на кого и не думали, хотя бы стоило, — поучительным тоном повествователя ответил Слава. — Гражданин Носков Илья Анатолич, официально по паспорту муж нашей примы, в том же театре работает одновременно электриком и пиротехником.       — Что… что, вот так просто? — Алина все равно поверить не могла.       — Мм, а почти всегда все очень просто и оказывается, поверь моему опыту, — кивнул с прожженным видом матерый опер.       — Не, тут не то что-то!       — Что не то? Не выдумывай, все налицо, — он принялся наглядно показывать на пальцах. — Мотив — ревность! Это раз. Возможность спрятать оружие — он в этом же театре работает. Это два. Во время спектакля он из-за кулис мог спокойно отлучиться, он в спектакле не занят. Это три…       — Я понимаю, — поморщилась Алина. — Но чтобы такого серьезного бизнесмена, как Ефимович, устранили не конкуренты, а какой-то пиротехник?       — А так оно и бывает, — с высоты опыта заверил ее Волков. — Вон у нас, в прошлом году дело было, грохнули бизнесмена, вернее бандита с бизнесом, известного, авторитетного, охрану держал чин по чину! А грохнули с фантазией — утопили в багажнике собственной машины. Засунули в багажник, а машину со спуска прямо в Неву и пустили. Честное слово, краном вытаскивали, совсем новый вольвешник! Тоже искали и конкурентов, и врагов… а знаешь, кто убил на самом деле? — девчонка только помотала головой. — Его сосед по гаражной стоянке, тихий такой неприметный мужичок, работяга, тянувший две-три работы, чтоб семью прокормить. И имел этот мужичок несчастье побить своему соседу машину, случайно, конечно. Ну а тот что, видит что перед ним обыкновенный терпила, и рад его как липку ободрать по полной. Тот ему про семью, про то что денег нет, а этот отморозок ему в лицо мол твои проблемы, квартиру продавай. Ну мужичок тут и встал на дыбы, в глаза автосмазку прыснул и хвать его по башке гаечным ключом. Испугался, что убил, поскорее тело в багажник, и на речку… — поучительная была история, но не очень ее Волков любил вспоминать, потому что тогда его, уже сожравшего пуды соли опера, вчистую переработал страшно сказать, психиатр, хлюпик какой-то пришлый. И ведь этот хлюпик прав оказался, со своей теорией…       — Это все понятно, — согласилась между тем Алина. — Только мне все равно кажется, что в этот раз все не так.       — Ну хорошо, давай, свою версию изложи, — удержавшись от реплики «когда кажется — креститься надо», Волков неожиданно захотел продолжить разговор именно в таком русле. — Аргументируй!       — Ну, начнем с того, что Ефимович держит не ларьки на рынке, а сеть аптек, большую, по всей европейской России, и еще расширял дело, так? Я читала про него статью в интернете.       — Так, и к чему это?       — В бизнесе он ну очень давно, начинал еще в девяностые, в самые тяжелые годы, имел и столкновения с бандитами, и покушения неоднократные. Человек, прошедший через такое, если он только не дурак, держит при себе службу безопасности, сильную квалифицированную охрану, и без нее никуда не ходит.       — Никакой охраны мы там в театре не видели, — пожал плечами мент.       — Стало быть, в театр он пришел уже без нее. Что это значит? Что он, несмотря на свою опытность, был убежден, что в театре ему ничего, — она особо выделила голосом это «ничего», — ничего не угрожает. Как думаешь, если бы на него как-то наезжал муж его любовницы, хотя бы с кулаками, пошел бы он туда, где тот мог на него напасть, без охраны?       — Мм, не аргумент, — не согласился Слава. — Во-первых, муж мог и не угрожать ему никак, и вот, в прекрасный день так отомстить за свои рога. А во-вторых, Ефимович человек был прежде всего, мог охрану просто отпустить, чтоб она им потом с зазнобой не мешала. Так себе свиданка, знаешь ли, когда вокруг тебя на часах стоят амбалы с каменными рожами.       — Хорошо, — Алина не сдавалась, и ему это нравилось, — мотив у этого Носкова стопроцентный.       — Абсолютно.       — И возможность пронести оружие была. А где он его взял? На него огнестрельное зарегистрировано?       — Пока не проверяли, кажется, — признал Слава. — Его в КПЗ определили, а разбираться будут завтра. Но вообще-то, если очень захотеть, добыть ствол не так уж трудно.       — Допустим, он мог купить где-то левый пистолет, мог спрятать его в театре. Но давай представим, как все могло происходить, — в светло-серых глазах пыхнул азарт, она придвинула ближе столик и принялась передвигать на тарелке фрукты. — Вот театр, — она обвела рукой блюдо. — Вот Ефимович, — она показала зеленое яблоко. — А вот Носков, — его изображало красное яблоко. — Вот сцена, — банан обозначил границу сцены, — вот жена Носкова, прима, — роль примы играл персик. — Вот они каждый на своем месте в день премьеры, — зеленое яблоко разместилось перед дугой банана, за дугой — персик, а за персиком, то есть в закулисье — красное.       — Так, — нахмурился Волков, вникая в расположение героев драмы.       — Идет спектакль, без антракта, — Алина все больше увлекалась своим импровизированным фруктовым следственным экспериментом. — Ефимович смотрит, Вера играет, а ее муж работает за сценой, из зала его не видно. В какой-то момент, ближе к концу, Ефимович выходит из зала и оказывается в туалете, — зеленое яблоко переместилось куда-то к гроздьям винограда на краю блюда. — Там получает от неизвестного три пули, и скоропостижно умирает. — Пули гениально были сыграны оторванными от грозди виноградинками и брошены в поваленное на бок яблоко.       — Ну и что мешало в то же самое время выйти и Носкову, только из-за кулис? — Слава задумчиво взял красное яблоко и откатил его к зеленому.       — Ну как что, работа, — девушка удивилась, как отец не понимает, к чему она клонит. — Его не видно из зала, но он все это время работает за сценой. Пиротехник отвечает за все взрывы, дымные завесы, фейерверки… Помнишь, был дым?       — Ну да, в самом начале…       — А фейерверк?       — Был, как раз когда ты сказала, что хочешь выйти…       — Вот! Ефимович уже скорее всего был в туалете, а Носков находился за сценой, контролировал фейерверк!       — Так, — Волков запутался. — Ефимович уже мог быть убит к тому моменту, ты же никого не видела, ни пока шла к туалету, и выстрелов не слышала. Так что Носков убивает Ефимовича раньше, а потом быстро-быстро прибегает обратно за сцену и взрывает фейерверки.       — Да не скажи! Я реально никого не видела, пока шла. И когда в туалете была, ничего не слышала, ну так у меня же вода лилась. А когда я нашла Ефимовича, в коридоре уже никого не было, во-первых, а во-вторых он еще был теплым совсем, и даже не остыл, когда вы прибежали.       — Пистолет с глушителем, — качнул головой Слава, глядя в пустоту и обдумывая это. — Так ты хочешь сказать, что Ефимовича скорее всего застрелили, пока ты была в дамской, а пистолет был с глушителем, поэтому ты не услышала никаких хлопков?       — Ну выходит что так.       — Капельдинерши не видели никого, бегающим по коридорам, вплоть до обнаружения трупа, — Слава усиленно размышлял, сминая пальцами кожу подбородка. — Ну это опять же мог быть Носков, уже после фейерверка.       — Ну тогда он должен был очень-очень быстро передвигаться, а главное бесшумно и незаметно.       — Если он и мог так быстро раствориться и вернуться за сцену, то по каким-то служебным помещениям… Надо будет карту всех помещений театра запросить, тогда понятнее будет. Хотя погоди, — он нашел, за что зацепиться, подняв указательный палец. — После того, как ты отлучилась, никаких дымов и фейерверков уже не было до самого конца. Вроде, — честно признался он. — То есть Носков уже и не был так нужен на своем рабочем месте. Он мог и не возвращаться со скоростью ветра, а просто спрятаться и переждать.       — Ну если он где и прятался, так точно не в туалете, — заявила Рощина. — Потому что как только я нашла труп, я оттуда уже не уходила, стояла сторожила. Если бы кто-то вышел из кабинок, он бы встретился со мной.       — А когда уже мы подоспели, Кирка осмотрел все кабинки, и тоже никого не нашел, — признал ее правоту и в этом фрагменте версии Слава.       — Я понимаю, что это все только предположения, — вздохнула Алина, переводя дух после напряженного мыслительного процесса. — Но не может это все не настораживать, согласись.       — Ну, если прям хорошо подумать…       — А самое главное знаешь что? — она посмотрела ему в глаза. — Слишком круто все продумано для скромного пиротехника. Так гладко спланировать, чтобы выманить Ефимовича в туалет, чтобы самого его никто не видел, пистолет с глушителем, где-то опять же незаметно спрятаться… Это реально было скорее спланировано, а не спонтанно и в порыве ревности. И это больше на киллера тянет, на матерого убийцу, но не на рогатого мужа!       — Да рогатые бывают разными, — хмыкнул опер, пытаясь решить, кто же из них все же больше прав — его опыт или Алинкина цепкая наблюдательность. — Нет, твои сомнения понятны. Одно только мимо! — он хлопнул по колену. — Если Носков не продумывал убийство до мелочей и не убивал, зачем же он приперся с повинной? Зачем ему себя оговаривать и сажать не будем говорить на сколько лет?       — Мало ли, — пожала плечами девчонка. — Либо настоящий убийца и заказчик денег посулили… ну это так, в качестве бреда. Либо… либо это от отчаяния. Может он жену так любит, а она его вон, променяла на бизнесмена, так и в истерике наверняка до сих пор бьется по нему, — она погрустнела. — Люди от отчаяния иногда вообще могут себя убить, не то что оговорить…       — Мда… — вздохнул Слава, задумавшись о чем-то своем.       — Короче, я ничего не утверждаю, — заговорила опять дочь. — Но эта явка с повинной какая-то очень странная. Носкова надо будет тщательно допросить, а потом и следственный эксперимент провести, я прям уверена, где-то он и посыплется! Люди в отчаянии редко когда имеют безупречный план…       — Ох, девушка-аа, — красноречиво протянул Волков с тяжелым вздохом, качая головой и глядя смеющимся взглядом на дочку, — будете вы все планы по раскрываемости срывать, с такой дотошностью…       — А разве настоящего убийцу найти не важнее? — серьезно спросила она, не улыбнувшись этой его фразе.       — Важнее, конечно. Но как конец квартала приходит... — он грустно улыбнулся. — Так все, начальство требует и качества, и числа, и опять числа… Ооо, все, пора на боковую, — Алина, искренне удрученная таким невеселым откровением про систему, в которой собиралась работать в будущем, в этот момент широко зевнула, и Слава вспомнил, что на дворе уже ночь, а дитё болеет.       — Нет, погоди, мы ж еще не договорили, — запротестовала она, ибо честная и прямолинейная душа требовала довести всю беседу до полного катарсиса.       — Завтра договорим, не волнуйся, — рассмеялся он, отодвигая к середине комнаты столик с чашками и фруктовым следственным экспериментом. — Не бери ты эту дуристику в голову, это пока не твоя забота, — он погасил верхний свет и оставил только тусклую лампу на столе. — Укладывайся.       — А ты? — и правда уставшая Алинка послушно легла поудобнее.       — Пойду на кухне посижу, - усмехнулся, - над твоей версией подумаю, — сказал он с видом, мол, втянула ты меня в историю, придется думать…       — Погоди! — он уже собрался уходить, как вдруг девочка схватила его за руку.       — Чего?       — Там на полке, — она указала подбородком на полку, что висела прямо над ее диваном, — рядом с книгами, такой альбом стоит, желтый, с мишками.       — Этот что ли? — Волков быстро нашел указанный предмет и показал ей.       — Да, — она кивнула. — Там мои фотки детские. Я подумала просто, что… кхе-кхе, — она подавила кашель, — что тебе, ну, будет интересно… посмотреть. Славе стало немного не по себе после этих слов. Смешной детский альбом привел его в какой-то необъяснимый трепет, аж ладони, показалось, немного вспотели.       — Хорошо, я посмотрю, обязательно, — он смущенно убрал альбом подмышку, и спустя небольшую паузу взял себя в руки. — Так, если ночью вдруг плохо станет, буди тут же! — наказал он. — Вон, хоть подушкой в меня кинь, — до кресла кидать и правда было недалеко совсем…       — Спасибо, пап, — сонно пробормотала Алинка, уже окончательно повалившись в сон, улегшись лицом к спинке дивана. Если допустить, что душа человеческая подобна водной глади, то в душу мента как будто кинули маленький камушек, от которого пошли круги и рябь по всей поверхности. Волков так и замер, с детским альбомом подмышкой, услышав это короткое сонное «спасибо пап» — и правда будто по нутру пробежал какой-то ток, обездвиживший его всего… Спустя несколько мгновений он пришел в себя и тут же как-то устало и тепло улыбнулся.       — Давай, спи, — тихо и немного сипло проговорил он, положив альбом на стол, чтобы укрыть потеплее сопящую дочь. Рука, поправлявшая одеяло, вдруг замерла возле головы со спутанными рыже-русыми волосами, но оказалось так легко решиться ласково и осторожно погладить по затылку, а после, склонившись, просто поцеловать в макушку… Алинка уже крепко спала, а он погасил теперь уже и настольную лампу и тихонько вышел из комнаты, одной рукой прижимая к себе детский альбом, а второй нашаривая в кармане треников полупустую пачку сигарет…

***

На балкон буквально вывалился, даже куртку не стал накидывать на плечи, хотя и не месяц май уже. Холодный воздух буквально отрезвил его, что сейчас и нужно было ему больше всего, потому что голова шла кругом от шока и щемящей сердце нежности. Вот чего он от себя не ожидал, давно уж, казалось, очерствев и озверев на этой работе, так такого смятения чувств! Так он и не машина, он хоть мужик, а все же человек! От которого много лет назад скрыли его кровинку, и вот эта кровинка ворвалась в его серую и скрипучую, как служебная Волга, жизнь, принеся с собой разом все то, что он, наверное, должен был испытывать все эти годы, если бы знал обо всем с самого начала!.. Не с первой попытки совладав подрагивающими пальцами с зажигалкой, Слава поджег кончик и с наслаждением затянулся сигареткой. Смесь терпкого дыма и свежего воздуха немного успокоила его, и Волков задумался, облокотившись обеими руками о металлический балконный парапет. Что в сущности произошло? Все как обычно — ментура, трупы, начальство, убийцы, коммуналка, Кузьмич, пиво с мужиками, вечная усталость… А вот и не все как обычно! Все это старое, а вместе с ним его дочь и он сам, отец! Папа. «Кто па? Ты па?!" — почему-то пронеслось в мозгу сиплым голосом Вовки Казанцева. "Я — па!" — так и заявляло в ответ нутро, твердо и с торжеством, как папка с закрытым делом, как щелчок затвора и как прокурорская печать. Пересмотру и обжалованию не подлежит! Я - па! Я! Злиться на Нинку и ее мать, справедливо злиться, а также на собственную родню и немного на старого Кораблева у него не осталось никакого желания. Надо бы, но… Не хотелось! И об этом Рощине, барыге каком-то, уже не так тяжело думалось. В конце концов, воспитал, вырастил Алинку он как свою, и быть бы ему за это благодарным… Но и он, Волков, тоже отец, и теперь он это чувствовал как ни разу за время знакомства с дочкой уверенно и… Размышления его прервал какой-то противный гомон внизу у подъезда — местная шантропа веселилась, явно с пивом и без понятия, который сейчас час.       — ПАЗАВИ МЕНЯ С СОБОО-ООЙ, Я ПРИДУ-У СКВОЗЬ ЗЛЫЕ НО-ОЧИ-И! — под аккомпанемент глупого смеха ужасно фальшиво горланил явный заводила среди этих малолеток, и вот штука, но Волкову этот ломающийся басок был знаком. — Я ОТПРА-АВЛЮСЬ ЗА ТОБО-ООЙ, ха-ха…       — Шляков! Еще слово и за тобой наряд с участковым отправится, — гаркнуло что-то над головой у пацана, и он замер, словно пораженный молнией. Компания дружно притихла, а шкет, не веря ушам, задрал голову.       — Вячеслав Юрич?! — прохрипел он, вытаращив глаза с таким видом, как будто увидел страшное кровавое приведение.       — Нет, Шляков, Гендальф Серый! — усмехнулся легендарный укротитель малолетнего хулиганья, удачно вспомнив имя колдуна из сегодняшнего кина, и как раз выпустил изо рта порцию белого дыма, чем старичок с посохом тоже по фильму всерьез баловался.       — Ааа, — предводитель команчей был просто обескуражен, словно ему явился тот самый ужас, летящий на крыльях ночи, — а че вы тут делаете? Вы ж тут вроде не живете, и не воспитываете больше!       — Я-то не воспитываю, Шляков, — не растерявшись, ответил опер, — а вот ты соседям жизнь портишь, они мне жалуются, просят избавить их от твоих безобразий. Пришлось вот в засаду на тебя садиться, пока у меня там убийцы на свободе гуляют.       — Я ниче не делал, честно! — отчаянно возопил пацан, меньше всего на свете желавший хоть когда-нибудь опять сталкиваться с дотошным и неумолимым инспектором по делам несовершеннолетних из районной ментовки. — Я вообще за учебу взялся, чтоб вы знали! А это мы так, отдыхаем! Ну слово пацана, Вячеслав Юрич!       — На часы смотрели? — тираду бывшей своей головной боли капитан пропустил мимо ушей и строго спросил всю шайку-лейку. — Людям завтра на работу с утра, а вам кстати в школу. Бутылки выбросили, — послушались как миленькие, так и загромыхали стекла о дно жестяной урны. — Марш по домам. И чтоб я вас больше тут с пивом не видел, и концертов ваших не слышал. Шляков!       — А?       — Смотри у меня! — погрозил кулаком. — Ты у меня на личном контроле, понял? — вспыхнувший в этот момент ярче огонек сигареты словно подтвердил это предупреждение.       — Не надо, гражданин начальник, все равно вам нечего мне предъявлять! — угрюмо огрызнулся хулиган, но все же отправившийся восвояси вместе со своими корешами. На Гатчинской стало совсем тихо, аж до ощущения звона. Только машины еще тарахтели на Большом, и ветер шуршал редеющими кронами кленов, насаженных в палисаднике. Волков, впрочем, на это не обратил никакого внимания, вновь сосредоточившись на своей душе и переживаниях. Самое главное, что его тронуло сегодня, так это естественность — естественность, с которой он Алинку выхаживал, с которой они болтали, дело по косточкам разбирали, с которой его впервые в жизни назвали папой и с которой он ее укрыл, по голове погладил и поцеловал. Все вышло так естественно, словно вот не было этой всей хрени с его неведением и тем, что ей про него наплели, не проходило впустую восемнадцать лет, ничего этого как и не было! Все естественно и как-то… правильно. Может потому и естественно, что все правильно?       — Господи, хорошо-то как, — прохрипел он, прикрыв глаза, потянувшись до хруста суставов, и с наслаждением полной грудью вдохнув сырой осенний воздух, после чего потушил окурок о валявшуюся здесь крышку от банки, ставшей его пепельницей на время обитания здесь, и, бросив тут же, с другими окурками, скрылся в тепле и тишине квартиры, плотно закрыв балконную дверь.