Цветочный мальчик

Рабастан зашипел, когда колени и ладони больно ударились о твёрдый пол. Кажется, останутся синяки. — За это извиняюсь, — раздался вдруг позади голос, что заставил его замереть и напомнить о том, что происходило всего пару минут назад. В горле снова встал ком. А он сам словно окаменел, не в состоянии пошевелиться. Страх сковал его тело в ожидании дальнейшего. Было такое ощущение, будто сейчас должно произойти что-то ужасное, то, после чего вся его жизнь покатится к чертям. Малфою лишь нужно сказать одно слово. Одно слово — и он не выдержит. — Вставай, у меня нет желания разговаривать с тобой, пока ты стоишь на четвереньках и даже не смотришь мне в глаза, — Абраксас слегка усмехнулся и сделал ещё пару шагов вперёд, приблизившись к Рабастану. Лестрейндж молчит и по-прежнему не двигается. Абраксас знает, что тот его слышит, но не понимает, почему тот так и не встаёт с пола. Там же не настолько удобно... — Давай же, поднимайся, мы просто поговорим, — уверяет он его и прислоняется к стене, скрещивая руки и кривя губы в ухмылке. Рабастан вздыхает. Просто поговорить... Это не так страшно, не так ли? Он же не будет над ним издеваться в таком случае? Хотя... Это же Малфой, тут даже надеяться на приятный исход не стоит. Эта яркая внезапная вспышка страха настолько вышибла его из равновесия, что даже не сразу вспомнил, а почему он, собственно, вообще побежал. Что такого произошло, что заставило его бездумно понестись куда-то в сторону. Но когда внизу живота снова заныло, осознание ударило в голову, как гром в ясное небо. Он, черт возьми, возбудился. Теперь вставать не хотелось совсем, тем более поворачиваться лицом к Малфою, который точно заметит это. Он не может не заметить. Слишком уж тот внимателен и придирчив к малейшим деталям. Даже думать об этом было неловко! — В следующий раз, когда будешь постанывать имя Поттера в своей кровати, не забудь поставить заглушающие. Вздрогнув, Рабастан сжал руки в кулак и, набрав в лёгкие воздух, начал медленно вставать, твердя себе, что насмешки Абраксаса не имеют значения, что он сам не плаксивый ребёнок, которого могут задеть чьи-то издёвки. Ему семнадцать лет, в самом деле. Он уже не дитё, чтобы обижаться на ерунду. Рабастан развернулся к Малфою и подошёл ближе, оказываясь всего в метре от него. — Что-то ещё? — спросил он, чувствуя, как с каждой секундой набирается некой уверенности в себе. И даже тот никчёмный страх теперь казался ему каким-то несерьёзным. Жалким. Малфой ухмыльнулся сильнее: — Ну если не брать в расчет, что у тебя прямо сейчас стоит... — не закончил он, давая себе насладиться этим напряжением на лице Рабастана. Ситуация становилась всё более забавной. Исключительно для него, конечно же. — Что тебе от меня нужно? — раздражённо произнес Лестрейндж. — Чем тебя так привлёк новенький? Он же странный, да и внешность не самая лучшая, если уж на то пошло. — По-твоему, люди влюбляются исключительно во внешность? — Рабастан также прислонился к стене, давая себе расслабиться, положив руки в карманы и опустив голову вниз, — да и это чисто дело вкуса. Я наоборот считаю Гарри самым красивым человеком в этой школе. Он ведь такой яркий, необычный, не такой как все. Будет неправильно назвать его человеком с не самой лучшей внешностью. — Влюбляются... — зацепился Абраксас за слово, всё остальное пропустив мимо ушей, — хочешь сказать, что испытываешь к этому мальчишке нечто большее нежели симпатию и похоть? Рабастан лишь кивнул в ответ, но такой спокойный тон заставил его нахмуриться и повернуться лицом к собеседнику. Что-то было не так. — Почему ты не оскорбляешь меня? — Эм... Что? — удивился Абраксас такому вопросу, — зачем мне тебя оскорблять? — он действительно не видел в этом смысла. Неужели при падении Лестрейндж умудрился удариться головой? — Просто... — Рабастан вздохнул, — ты так спокойно к этому относишься. Любой бы на твоём месте, если бы узнал о том, что меня привлекает парень, уже давно плевался бы ядом и пошёл рассказывать об этом всему Хогвартсу, а те своим родителям. И так информация дошла бы и до моих, — пояснил он. — Мы знакомы с тобой уже семь лет, Рабастан. И общаемся довольно тесно. Неужели всё это время ты считал меня такой сволочью? — было сказано полушутливо-полусерьёзно. — Ты был воспитан в строжайших условиях. Не думаю, что твои родители как-то поощряли однополые отношения. Поэтому довольно необычно видеть, что ты лояльно к этому относишься, — объяснил Рабастан, приглаживая свои волосы. Но этот жест был скорее от нервов. Слишком много сильных эмоций он испытал за последние... десять? Двадцать минут? — В чём-то ты прав, но не во всём. Мои родители действительно строги, но они не изверги. Повисла тишина. Но не напряжённая или умиротворяющая. Просто спокойная, не тревожащая нервы обоих. Абраксас оглядел Лестрейнджа с ног до головы, обдумывая свой следующий вопрос. Спросить хотелось многое, но в то же время и задавать подобное было не совсем прилично. Точнее, об этом лучше вообще не спрашивать, потому что это считается слишком личным и интимным. Не подойдёшь же ты к кому попало и не спросишь у того что-то вроде: «А каково это — думать о парне, пока делаешь это?» Просто интерес, не более. И когда он уже захотел-таки взять и спросить прямо, без всякой завуалированности, его перебил подавший внезапно голос Лестрейндж: — Розы, гвоздики или астры? — Что? — уже во второй раз за это короткое время он приходит в недоумение от странных вопросов Рабастана. А это, на самом деле, много. — Ну, — Лестрейндж прикусил губу, не отрывая взгляда от пола, — Гарри говорил, что эти цветы выражают самую сильную любовь. Абраксас на секунду нахмурился, но, когда смысл произнесённого дошёл до него, с несказанным удивлением проговорил: — Ты хочешь?.. — Да.

***

— Ты хочешь?.. — Да. Дальше Том не слушал. И так было уже понятно, о чём они будут говорить, а знать об этом совершенно не хотелось. Это не было неожиданностью. Он давно уже сам догадался об этом. Ещё даже до тех фиалок, которые Рабастан хотел подарить. (А он их подарил, кстати?) Но почему-то прямо сейчас он уже не испытывал то безразличие, как в прошлый раз. Теперь он чувствовал нечто, что слегка сдавливало грудь. Но он не понимал, что это. Подозревал — но не был точно уверен. Потому как сравнивать было попусту не с чем. Как он поймет, что это именно за чувство, если прежде практически ничего помимо безразличия, злости и раздражения никогда не испытывал? Том развернулся, устремившись обратно в гостиную Слизерина. Услышанная информация не была нова, а потому он с абсолютной уверенностью мог сказать, что потратил время впустую. Внезапно он чуть пошатнулся, столкнувшись с кем-то, из-за того, что слишком утонул в своих мыслях. Поттер. Какая встреча. Совершенно непредсказуемая. И ведь никогда такого не было, и вот опять! Он вздохнул, заметив, что руки Гарри крепко вцепились в его плечи и не отпускают. А потом он почувствовал, как сердце слегка ускорило ритм, и воздуха будто стало меньше. Он замер, не позволяя себе двигаться. Замер, потому что не понимал, что происходит. Гарри слышал чужое биение сердца, чувствовал, как тот оцепенел, и боялся поднять глаза на того, с кем столкнулся. Боялся увидеть его. Боялся, что тот увидит, в каком состоянии он сейчас находится. Ведь он еле стоит на ногах! Хватку свою он не ослабил, потому что не знал, что будет делать дальше, если прямо сейчас отпустит опору и, шатаясь, свалится под ноги. Никто из них не двигался. Никто из них не хотел расходиться. Время будто остановилось. Вселенная и весь окружающий мир словно перестал существовать. Никого не осталось кроме них. Только лишь они одни. И они бы так и продолжали стоять бездвижно, если бы Том вдруг не опомнился: — Отпусти меня, — голоса и сил хватило лишь на шепот, сказать громче он просто не мог. Казалось, что этим нарушит некую атмосферу умиротворения, разобьёт её вдребезги. — Да-да, точно, — убрал руки Гарри с такой скоростью, будто обжёгся, и быстро опёрся о стену, чтобы не упасть на подкошенных ногах прямо перед Риддлом, — я случайно. Том кивнул, не заподозрив ничего необычного, но чувствовал себя непривычно неловко. Потому что эта тишина была слишком напряжённой, настолько, что казалось, словно электрический ток витал в воздухе. Он отошёл в сторону и быстрым шагом продолжил свой путь, намереваясь отдалиться от этого странного чувства подальше, будто причина его состояния была в том месте столкновения, а не в нём самом. Что, черт возьми, со мной происходит?

***

— Присаживайтесь, мистер Поттер, — Альфред отодвинул стул. Сам же он подошёл к шкафчикам, открывая каждую дверцу поочередно, пытаясь что-то найти. Гарри устроился на деревянном стуле, слегка беспокойно начиная стучать пальцами по своему колену. — Ох, что же это я? Найти уже ничего не могу. Где-то оно было, но вспомнить бы, где именно, — вслух проговаривал Альфред, хмуря брови. — Что Вы ищете, профессор? — поинтересовался Гарри, когда все шкафчики уже были открыты и закрыты по сотню раз. Будто в какой-то момент там неожиданно появиться то, что нужно. — Один очень замечательный напиток. Сын как-то привез его из Испании, — под конец тон Эйвери, как заметил Гарри, отдавал нотками печали и грусти. — С ним что-то случилось? С Вашим сыном? — спросил он, хотя понимал, что туда лучше не следует лезть. Это не его дело и тревожить внутренние раны явно не стоит, — извините за бестактность. Можете не отвечать, — Гарри прикусил губу. Идиот. Идиот. Идиот. — Ну что Вы, мистер Поттер. Мой сын жив, правда, возникли небольшие проблемы, но я уверен, что они скоро решатся, — Альфред натянуто улыбнулся, но фальшивую улыбку держать было не так просто, а потому он отвернулся обратно к шкафу, пробурчав себе под нос: — Но месть настанет, в этом можете не сомневаться. — Прошу прощения, — Гарри прокашлялся, недоуменно уставившись на спину профессора, — месть? Кто-то виноват в проблемах Вашего сына? И снова он готов был мысленно ударить себя. Не лезь в это. — Скажем так, мистер Поттер, — Альфред подошёл к столу, за которым сидел Гарри, и поставил одну бутылку и два бокала, одну перед ним, другую на противоположную сторону, — в этом, несомненно, есть и вина моего сына. Но я не хочу об этом говорить, это слишком личное, Вы уж простите. Гарри кивнул в знак понимания и взял в руки пустой бокал: — Это тот самый напиток? — спросил он, разглядывая стеклянную темно-синюю бутылку без всякой указанной маркировки. — Совершенно верно, — Эйвери открыл крышку, наливая им поровну, и уселся на свой стул напротив Поттера. Сделал глоток и, увидев выражение лица студента, весело усмехнулся, — не переживайте, оно не отравлено. — Я всё же намерен убедиться в этом, если позволите, — не дождавшись ответа, Гарри достал палочку и произнёс над бокалом несколько заклинаний для определения различных видов яда. Поняв, что всё действительно чисто, он удовлетворённо кивнул и смело сделал небольшой глоток. Вкус практически не чувствовался, так что было сложно определить, что он вообще сейчас выпил. — Вот что значит — быть сыном талантливейших Авроров. Весьма похвально, — Гарри в ответ улыбнулся. — Благодарю, профессор. Всё же мне не хочется стать жертвой чьей-либо мести. — Уверяю Вас, мне незачем Вас травить, — заверил его Эйвери, делая ещё один глоток. — Вам, может, и нет, но существует множество способов сделать это через чужие руки. — Тут Вы совершенно правы, мистер Поттер. Они помолчали некоторое время, думая каждый о своём, но потом Альфред внезапно вспомнил, что ему до сих пор не известна причина столь неожиданного визита. — Так чего Вы ко мне пожаловали? Вот только минуту назад проводил мистера Лестрейнджа, и тут появляетесь Вы. Гарри нахмурился, пытаясь вспомнить, зачем вообще сюда пришёл. Он уже сам позабыл об этом, слишком отвлекшись на личную жизнь профессора касаемо его сына. — Вижу, что Вы сами запамятовали на этот счёт. Что ж. До отбоя ещё часа два, думаю, за это время успеете... — Альфред не закончил, так как Гарри вдруг резко вскочил с места, когда наконец осознание дошло до него. Но он тут же смутился и уселся обратно, неловко заводя руку за голову и играясь со своими короткими лохматыми прядями — привычка, доставшаяся от отца. Он хотел поговорить с профессором о Риддле и Рабастане. Разобраться в урагане противоречивых эмоций, что кишат, наполняя его до краёв. И когда он шёл сюда, то просьба отнюдь не казалась такой глупой и наглой. А теперь, когда это так внезапно ударило в его голову, всё уже не казалось таким беззаботным. Неужели он действительно пришел рассказать о своих переживаниях едва знакомому профессору Зелий? Неужели в школе больше некому излить свою душу? Эйвери откинулся на спинку стула и попивал напиток, едва сдерживая свою ухмылку, что так и норовилась вырисоваться на его лице. — Так что именно Вас так беспокоит? — спросил он, понимая, что первым тот говорить не начнёт. — Я не думаю, что это действительно стоит Вашего внимания. Наверно, я всё же зря потревожил Вас, — Гарри встал, намереваясь покинуть комнату. — Не спешите. Если Вы так желаете хоть кому-то рассказать о своих переживаниях, что даже заявились ко мне, то не думаю, что будет лучшим решением держать это всё в себе, — Альфред сделал ещё один глоток и, когда увидел, что в бокале больше нет жидкости, налил себе ещё. Гарри замялся, сжимая ладонями спинку стула и оглядываясь по сторонам, словно ждал какой-то ответ на свои сомнения у стен. В конце концов, решив, что профессор прав, он сел обратно. — Просто, понимаете... — решил начать он издалека, — я ещё даже не знаю, как Вы к этому отнесётесь. Вдруг то, что я хочу спросить, вызовет у Вас отторжение? Альфред поддался вперёд: — Вы пробуждаете во мне любопытство, мистер Поттер. А мне это совершенно не свойственно. Гарри усмехнулся: — Любопытство – не грех, профессор. — В таком случае, что именно Вас тревожит? — Вы, конечно, прекрасно знакомы с такими персонами, как Том Риддл и Рабастан Лестрейндж. — Несомненно, — Альфред улыбнулся, — но оставьте столь формальный тон, мы же, как я понимаю, сейчас собираемся говорить о личном? — спросил он, снова откидываясь на спинку стула и делая очередной глоток. — Я бы с радостью, но не хочу, извините, переходить границу ученическо-преподавательских отношений, — Гарри тоже потянулся за отставленным в сторону бокалом. Жидкость была почти безвкусная, но пить от немалого волнения хотелось неимоверно, а напиток хоть как-то утолял чувство жажды и сухости во рту. — А разве я сам не нарушил её, когда поставил перед Вами бутылку лёгкого алкоголя? — Вы меня напоили? — возмутился Гарри, с широко раскрытыми от удивления глазами уставившись на профессора. — Бросьте, Вы сделали всего два глотка. Не думаю, что это как-то скажется на Вашем состоянии, — отмахнулся Альфред, не видя в этом ничего плохого. — Но это всё равно крайне непрофессионально с Вашей стороны, — всё же настоял Гарри. — Не отрицаю, но тебе явно стоит расслабиться, парень. Ты слишком напряжён, — резко перешёл Эйвери на неформальный тон общения. Видимо, алкоголь, хоть и лёгкий, брал своё. Поттер в очередной раз прикусил губу, с сомнением поглядывая на свой бокал, а потом всё же вздохнул и потянулся за напитком. Возможно, профессор прав. Альфред улыбнулся и начал ждать, когда Поттер начнет себя чувствовать достаточно комфортно и уверенно, чтобы дать губам наконец начать изливать то, что его волнует. Потому что если тот и дальше будет столь нервозным, дело никуда не пойдет. И он споил ученика совершенно зря. — Я не могу разобраться в себе, — вдруг сказал Гарри после десятого глотка. Эйвери заинтересованно поддался вперёд. Он не перебивал, терпеливо ждал, понимая, что давить не стоит. Тот сам всё расскажет. Гарри поставил локоть на стол и опёрся о свою ладонь головой, пальцами другой руки постукивая по столу. — Понимаете, я всю жизнь прожил практически в изоляции. У меня не было друзей, ровесников, с которыми можно было бы пообщаться. Все свободное время я тратил на учёбу, тренировки, учился защищать себя и уже в тринадцать лет мог превзойти опытного аврора в бою, — он сделал паузу, выпив ещё немного, — но сейчас не об этом. Когда я впервые встретился глазами с Томом, сразу после сортировки, я в тот же момент понял, что хочу узнать его получше, что этот человек мне интересен, потому что он был необычен, он отличался от остальных. — И как же ты это понял? — Альфред усмехнулся, — ты один из тех, кто о человеке узнает всё, лишь взглянув на него? — спросил он скептически. — Ну что Вы, профессор. Не преувеличивайте. Неужели у Вас не было такого, что Вы взглянете на кого-то и у Вас внутри, словно сигналом, отдаёт предупреждение, что с этим человеком лучше не связываться? — поинтересовался Гарри. Эйвери промолчал. Поттеру лучше не знать ответ на этот вопрос. — Так вот, именно это я и почувствовал в тот день, но не сразу осознал, волнение перекрывало собой все остальные эмоции. — Хочешь сказать, что нутро подсказывает тебе держаться от мистера Риддла подальше? — Альфред нахмурился. А вот это уже было интереснее. — Кажется, я сказал лишнего, — Гарри виновато вздохнул, — давайте не об этом. Дело ещё в том, что помимо этого, мне нравится Рабастан. И если я прекрасно осознаю, что именно испытываю к нему, то с Томом Риддлом уже сложнее. — Тебя влечёт к мужскому полу? — спросил Альфред, став серьёзным. Лёгкость тут же испарилась. Тело окаменело, плечи будто стали тяжелее. Он не должен был это говорить. Общество пока ещё не принимает подобное, тем более волшебники, принадлежащие к чистокровным родам. Но алкоголь в крови слишком развязал его, уже даже слова изо рта вылетали необдуманно. — Я, пожалуй, пойду, — Гарри встал со стула и направился к выходу, пару раз чуть не споткнувшись о собственные ноги. На этот раз его никто не остановил. Альфред задумчиво глядел в спину ученика, прокручивая в голове данное открытие. Хотя, если углубиться, то Поттер даже не подтвердил, что всё так и есть. А ведь «мне нравится» может означать не только романтическое влечение. Так что это вполне могло бы остаться незамеченным, если Поттер хотя бы опроверг данное утверждение. Но тот подтвердил это своим молчанием и резким порывом уйти. Альфред вскочил с места, когда кое-что внезапно вспомнил: — Постой! — воскликнул он, когда Гарри уже вышел за дверь. Эйвери подбежал к одному из шкафчиков и достал оттуда то, что подобрал еще в самом начале учебного года. — Это твоё, — оказавшись рядом, он протянул Поттеру белый бутон. Гарри удивлённо приподнял брови: — Вы хранили у себя мою маргаритку? — Просто забывал отдать, — Альфред улыбнулся. Гарри же ничего подозрительного не заметил.