***
Рабастан задумчиво глядел на горящий камин, сидя в одной пижаме. Он проснулся двадцать минут назад средь глубокой ночи из-за шороха в соседней кровати. Позже дверь открылась, и кто-то вышел из спальни. Он ждал возвращения соседа, но того всё не было. Любопытство взяло над ним вверх. Пустовала кровать Тома. И уже не в первый раз. Рабастан не знал, чем занимается Том по ночам, и что-то на кромке сознания подсказывало ему, чтобы он и дальше оставался в неведении. «Меньше знаешь – крепче спишь», — так говорил ему отец, когда они с матерью отлучались на долгое время. Двери гостиной внезапно открылись, вырвав Рабастана из собственных размышлений. Том выглядел, мягко говоря, не очень. Глаза и лицо были слегка покрасневшими, волосы растрепаны, руки чуть подрагивали. Лестрейндж даже потерял дар речи, никогда он не видел друга в таком состоянии. Никогда. — Том, — Рабастан подскочил с дивана. В ответ молчание и такой наполненный ненавистью взгляд, что ему стало не по себе. — Что с тобой? Я могу чем-то помочь? — он взволнованно оглядывал друга, желая прикоснуться к нему и поддержать, но Риддл явно не был настроен на разговор. Том на трясущихся ногах хотел помчаться в спальню, совершенно не желая сейчас даже видеть Рабастана, но неожиданная преграда помешала осуществиться такому простому плану, и он споткнулся о валявшуюся книгу, чуть не упав. Сегодня явно был не его день. — Какой идиот кинул на пол... — Том, — Риддл закатил глаза. — Что? — он повернулся к Рабастану, который придерживал его за локоть. — Мы же друзья? На секунду отведя взгляд в сторону и глубоко вздохнув, Том усмехнулся: — Допустим, — к сожалению, он уже сам не верил, что их отношения можно назвать дружескими. Они заметно отдалились друг от друга, и Том безуспешно пытается себе доказать, что его это совершенно не трогает и не волнует. Подумаешь — практически перестал общаться с человеком, с которым он был наиболее близок. Пустяки, не так ли? Трудно было не догадаться, о чем сейчас думает Том. Как бы банально это ни звучало, но Рабастан видел его насквозь, мгновенно определял его мысли, эмоции, переживания. Риддл был таким скрытным с окружающими, но таким открытым с ним. В их дружбе не было притворства, они действительно любили и ценили друг друга. Рабастан знал — Том лишь снаружи такой невозмутимый и хладнокровный, но то, что творится внутри него... Столько детской наивности, желание выделиться, стать лучше остальных. Недостаток любви и нежности, жестокость приюта не могли не оставить после себя отпечаток. И сейчас Рабастан с твердостью мог сказать, что именно в данный момент Том заблудился, потерял дорогу, запутался. Отчаянье в его глазах даже не скрывалось за обычной маской безразличия. — Ты мне доверяешь? — Молчание. Но Рабастану действительно нужен ответ на этот вопрос, потому он повторил его еще раз: — скажи, Том, ты мне доверяешь? — Что ты хочешь от меня услышать? — Риддл грустно усмехнулся. — Правду. Снова тишина. Здесь Рабастан уже начал переживать. Неужели ответ «нет»? Том задумчиво смотрел на картину, висевшую позади Рабастана, не отрываясь, словно пытаясь в ней найти ответ на вопрос. — Том. — Конечно, — Риддл наконец перевел взгляд обратно на друга, — конечно, я тебе доверяю. Но ведь ты не только это хочешь знать, не так ли? Тебе интересно, где я был и почему выгляжу так отвратительно, я прав? — с губ не сползала ухмылка. — Прекрати, — Рабастан выдохнул. — Что прекратить? — удивлённо спросил Том, будто действительно ничего не понимал. — Прекрати вести себя так, — Лестрейндж выпрямился, голос стал тверже, — думаешь, никто не видит, как ты изменился? И, к сожалению, кажется, что далеко не в лучшую сторону. Ты стал другим человеком. Более нервным, агрессивным. Ты уже не тот Том, которого я знал все эти годы. — Это всё, что ты хотел мне сказать? — настроение и так было ниже некуда, а после слов Рабастана стало только хуже. — Нет, — Лестрейндж сжал руку Тома в своей, — ты же понимаешь, что дорог мне? Я вижу, как ты страдаешь, вижу, как ты убиваешься. Я всей душой хочу помочь тебе. — Мне не нужна... — Что происходит, Том? — Я же сказал... — Я хочу знать, что происходит. Риддл чувствовал сильную хватку Рабастана на своей ладони, чувствовал этот прожигающий взгляд, чувствовал его искреннее беспокойство. Всё, что случилось за последние пол года, пронеслось перед глазами со скоростью света. Он снова ощутил интерес, который возник при первом взгляде на Поттера, снова ощутил все те эмоции, что возникли при его пересечениях с Поттером. Удивление, любопытство, ревность, даже сегодняшний страх, и нежность. Нежность от прикосновения ладони, нежность от поцелуя. Ему стало тошно от осознания, что он влюбился в парня своего друга... — Том, — позвал Рабастан, видя, что Риддл снова утонул в себе. — Мне жаль, — тихий шёпот. Лестрейндж недоуменно следил за сменой эмоций собеседника. — За что? — Поттер хочет вернуться на домашнее обучение. Рабастан не поверил своим ушам. Что за не смешная глупая шутка? — Он тебе так сказал? — кивок в ответ, — а почему – он тебе не говорил? — Видишь ли, — Том сделал паузу, а Рабастан уже боялся услышать подтверждение своим догадкам, которые не раз возникали в его голове, но он их сразу отметал, ведь они казались такими нереальными, неправдоподобными. Да и, если честно, даже верить в них не хотелось. — Ты же не хочешь сказать... — Поттер действительно яркая личность. — Нет-нет, подожди, — сказанные слова не желали укладываться в его голове, — ты его любишь? — Том готов был взорваться от нескончаемых эмоций, которые возникли после такого твердого, как сталь, вопроса. — Я не могу контролировать свои чувства, и ты прекрасно это знаешь. Поверь, я сам не рад тому, что именно к Поттеру меня потянуло, — он не стал скрывать очевидного. Весь разговор к этому и шёл, к причине его «необычного» поведения, которое было лишь следствием. — Но ведь... — говорить было сложно, хотелось руками схватиться за голову, хотелось достать палочку, хотелось обнять, поддержать, ударить... — ты говорил, что тебе не интересны отношения, говорил, что не веришь в эти сказки, — Рабастан пытался сдержать в себе гнев, гнилое чувство предательства. Но мысли только и были о том, что Риддл прав. Любовь нельзя контролировать, нельзя от неё просто так отказаться. Это не вещь, не предмет, который ты можешь просто выбросить из жизни, — это находится внутри тебя либо делая счастливее, либо пробуждая желание больше никогда не просыпаться. Но это уже крайности. — Он тебя любит, действительно любит. И, кажется, настолько, что начинает ненавидеть меня за мои чувства, — Том заставил Рабастана подскочить от неожиданности. — Гарри не способен на ненависть, — Риддл согласно кивнул, — я поговорю с ним завтра с утра. Он наверно уже крепко и сладко спит. — Ему и в правду цветы даже снятся? — Том! Ты невозможен! — Рабастан усмехнулся, на губах парней расцвела улыбка. Неужели всё вернётся восвояси и их отношения станут такими же как прежде? Или это лишь небольшая радость перед испытаниями, которые их могут ждать? Хочется надеяться и верить в лучшее.***
Гарри спал как угодно, но только не сладко. Крепко — да, но лучше бы он просыпался от каждого шороха...***
— Доброе утро, дорогой. Как спалось? Как зрение? Всё видишь? — Лили и Джеймс вошли в Больничное Крыло с теплыми улыбками на губах. Минуту назад их в коридоре встретила Мадам Помфри, заявив, что зрение их сына полностью восстановилось. И даже очки больше не понадобятся. Острее зрение разве что только у орла. Будь Гарри в хорошем настроении, он бы пошутил про свою новую суперспособность, но прямо сейчас хотелось просто забыться. Он никогда прежде не чувствовал себя настолько плохо: его уже целый час доконала тошнота, рядом у кровати даже стоял специальный таз, если его вдруг начнет рвать. А судя по тому, что лучше вообще не становилось, это обязательно случится уже совсем скоро. Сил хватило лишь на слабый кивок в ответ на приветствие. Мадам Помфри дала ему парочку лекарств, от которых, правда, мутило еще больше. Лили, увидев неважный вид сына, тут же подбежала к нему с беспокойством, начиная задавать банальные вопросы про самочувствие. Джеймс, несмотря на свое, казалось бы, каменное лицо, тоже заметно запереживал. — Вы выяснили кто это сделал? — еле выговорил Гарри, закрывая ненадолго глаза. В воспоминаниях всё еще летали очерки сегодняшнего сна, кошмара – будет вернее сказать. Чертового кошмара. Сегодня словно день нового опыта, ведь кошмаров он тоже практически никогда не видел, не было на то совершенно никаких причин. Лишь в детстве, после всех неудачных покушений, его изредка преследовали ужасные сны, но с возрастом это прошло. А тут, спустя столько лет, это снова повторилось. — Группа тупых придурков школьников. — Лили! — удивился Джеймс таким словам, но не мог не согласиться с такой формулировкой. Гарри усмехнулся. — А я что? Не права? — Лили возмущенно глянула на мужа, но тут же снова обратила свое внимание на сына, продолжая поглаживать его по голове. Обычно Гарри протестовал, когда мама так делала, но сейчас явно было не до этого. К тому же, он вспомнил ночной разговор с Риддлом и свой идиотский – а по-другому это не назвать – поступок. Внутри всё сжалось, и он понял, что сейчас произойдет. Благо вовремя сообразил и поднял таз, чтобы не опустошить содержимое желудка на одеяло. — Ох, милый, — Лили не находила себе места, — давай отправимся домой сейчас же. — Я думаю нужно подождать, пока самочувствие улучшится, иначе после аппарации или камина он свалится в обморок, — Джеймс присел рядом. Гарри убрал таз обратно под кровать. Полегчало, но явно не надолго, так как чувство тошноты всё ещё никуда не исчезло. Во рту был ужасный привкус, вода не особо помогла. — Я тут решил, что хочу обратно... — начал Гарри, но в помещение неожиданно зашёл Рабастан, которого он, если честно, был не особо рад видеть сейчас. — Гарри, я... — Лестрейндж прервался, заметив родителей, — здравствуйте, меня зовут Рабастан, — он протянул руку, но пожимать её не стали. Лили и Джеймс начали разглядывать его всего, и такое ощущение, будто даже изнутри прошлись своим анализом. Стало чутка не по себе. — Приятно познакомиться, меня зовут Джеймс, а вы, я так понимаю, друг нашего сына? Рабастан неуверенно посмотрел в сторону Гарри, не зная, что на это ответить. Стоит ли так сразу говорить правду? — Я... — он прикусил губу. Гарри никак не реагировал, возможно вообще даже не слышал, о чем идет речь. Судя по пустому взгляду, он вообще был мысленно не здесь, — да, друг. Мы с ним очень близкие друзья, — он принял решение притвориться на первое время просто другом. Все же лучше сначала сблизиться с родителями и уже потом делать громкие заявления. Ведь не факт, что они спокойно отреагируют, хотя сам Гарри и утверждает обратное. «Мои родители меня всегда и во всём поддержат. Я действительно им доверяю». Хотелось бы, конечно, надеяться, что так оно и будет. — Ох, подожди. Ты ведь тот самый Рабастан, не так ли? — Лили приветливо улыбнулась, — Гарри много про вас писал. Я очень рада, что он нашел такого верного и понимающего друга, как вы, — она протянула руку, которую Рабастан пожал, испытывая жуткую неловкость. — Я тоже искренне рад, что встретил такого яркого человека. Поверьте, настолько харизматичных и цепляющих людей нет на этом свете. Ваш сын — приятное исключение. Лили чуть ли не светилась, Рабастан ей явно понравился. Джеймс же, наоборот, не был настроен так позитивно. Чутье подсказывало, что не всё так однозначно: что-то скрывается или не договаривается. — Гарри, ты... — Лили повернулась к сыну и с удивлением обнаружила, что он уснул в положении сидя. Она грустно улыбнулась, аккуратно уложив его, стараясь не разбудить. Рабастан не отрывал взгляда от Гарри, невыносимо хотелось прижать его ближе, обнять, поцеловать, но он сдерживал в себе эти неуместные в данный момент порывы. Нельзя так рано раскрываться. Нельзя. Неизвестно какие последствия это может повлечь. А неизвестность всегда пугала и будет пугать его сильнее всего на свете. Никакие пауки и темные запертые пространства не сравняться с этим. Рабастан привык быть уверенным в завтрашнем дне, хотя отношения с Гарри постепенно словно начали избавлять его от чувства страха перед неопределенностью. Что неудивительно, учитывая враждебное отношение людей к тем, кто хоть как-то отличается от толпы. — Рабастан, мне бы хотелось побеседовать с тобой, — просьба Джеймса была, мягко говоря, неожиданной. Лестрейндж даже вытаращился на Поттера так, будто тот был неизвестным чудаковатым драконом с розовыми рожками и пушистыми крыльями. — Конечно, сэр, — Рабастан кивнул, глянув в сторону двери. — Лили, останься, пожалуйста, с Гарри. Если что — зови, — они направились к выходу. Лили лишь нахмурилась. Поговорить спокойно можно было и здесь. Неужели этот разговор не для ее ушей? И что за такая «секретная тема», о которой ей лучше не знать? — Чем я могу помочь? — спросил Рабастан, как только дверь за ними закрылась и они отошли в сторону. Джеймс сразу же наложил заглушающие чары, причём не простые, а те, которые разрушить практически невозможно обычному волшебнику. — Понимаешь ли, у моего сына, как бы это печально ни звучало, не было прежде друзей. Мы слишком опекали его, беспокоились за его жизнь и безопасность. Моя жена места себе не находила, прежде чем он написал нам, что у него появился близкий друг. Лили была в не себя от счастья, когда узнала, что Гарри не одинок в этой большой школе, ведь здесь есть человек, который его поддержит. — Джеймс всё еще чувствовал вину за то, что они с женой ограничивали его круг знакомств, — и я хотел бы узнать у тебя одну вещь. — Я вас слушаю, — Рабастан дал понять, что внимательно следил за тем, что ему говорили. — Помимо тех, из-за которых мой сын чуть не лишился зрения, есть ли ещё ученики или, быть может, даже профессора, которые настроены к нему с негативом? Гарри отрицает это, но родительское чутье мне подсказываем, что он просто не хочет нас огорчать, — Джеймс очень любил своего сына, эта отцовская забота отчетливо отражалась в словах и во взгляде, с которым он смотрел на Гарри. Было видно, что он хотел услышать подтверждение тому, что Гарри действительно не стал в школе изгоем, что он любим и уважаем. Рабастан растерялся. Вопрос хотя и был довольно ожидаем, но внутри он надеялся, что ему не придется на него отвечать. Это дело Гарри, если он не хочет об этом рассказывать родителям, то, может, и вправду не стоит? Но с другой стороны, Рабастан видел, как Гарри постепенно в последнее время уже устал это терпеть, он боялся нервного срыва, боялся внезапной вспышки агрессии. И хотя он знал, что Гарри — это самое доброе и милое существо на свете, он не мог отрицать того факта, что Гарри рано или поздно просто не выдержит этого давления и сорвется. Джеймс терпеливо ждал ответа, видя нерешительность собеседника. В конце концов, Рабастан выпрямился и заявил: — К сожалению, я не могу вам этого рассказать. Я не могу решать за Гарри. — Я понимаю, — Джеймс кивнул и улыбнулся, — спасибо за ответ. Теперь я вижу, что у Гарри действительно есть хороший близкий друг, который его не предаст, — на этом Джеймс протянул руку, которую Рабастан с удовольствием пожал в ответ.***
— Как исключен?! — хаффлпаффец Себастиан вскочил с места, с удивлением смотря на профессора Дамблдора, — Вы не можете меня исключить! — он растерянно глядел на декана Спраут и своих родителей, которые с грозностью смотрели на сына. — Сядьте на место, мистер Роули. Ваша вина доказана одними из лучших авроров, которые за ночь провели масштабное расследование. Улики, опросы свидетелей, всё указывает на вас, как на зачинщика преступления. — Да какого, к черту, преступления?! Мы всего лишь подмешали ему возбуждающее зелье, которое подействовало на него совсем не так, как мы ожидали, — он не отрывал глаз от Дамблдора, кровь внутри буквально закипала от злости. — Вы чуть не нанесли непоправимый вред человеку. А это, молодой человек, настоящее преступление. И его ужасные последствия удалось устранить лишь благодаря своевременно оказанной медицинской помощи, — голос директора был тверд, давно он едва не сдерживал злость. — Но мы не хотели! — Себастиан не успокаивался. — Вы переборщили с ингредиентом и тайно пытались напоить человека зельем против его воли! — Отец, скажи же, что... — Роули попытался обратиться за помощью к родителям, но они явно сами были разочарованы в сыне и не желали его защищать, находя наказание справедливым, — у меня экзамены через полгода, я не могу пропустить учебный материал. — Вас переведут на домашнее обучение. — Но я... — Довольно! Себастиан резко замолчал, с обидой и гневом оглядывая всех присутствующих. Особенно родителей, что за всё время не проронили ни слова после озвучивания наказания в виде исключения. Он стал первым человеком за 50 лет, которого исключили из Хогвартса. Ну ничего, Поттер еще пожалеет, что вообще переступил порог этого замка. А с ним и так бесячий Риддл заодно. Нужно лишь придумать, как убить двух зайцев одним выстрелом, и желательно как можно скорее. Помощь тоже не будет лишней, и он уже знает, к кому с ней обратится.