Антрацитовый Вермиллион

Ньюарк, Делавэр. Ночной морозный воздух обжигал неприкрытое лицо мужчины, однако он словно не замечал этого. Его взгляд был прикован к дому, куда ему предстояло войти. Борясь с возбуждением и страхом, которые вызывала лишь мысль об этом, он сильнее прижимал сжатую в кулак руку к стволу дерева. Его легкие иногда сбивались с привычного темпа, делая дыхание тяжелым и слишком шумным. Под напором накативших эмоций в его голове почти сформировалась мысль о том, что он должен уйти, остановить себя. Но разве можно остановить кого-то, кто не является тобой? Схватив себя за плечи, сильно сжимая кожаную куртку, мужчина мог ощутить, как по капле внутренний резервуар отравлялся безумием. Оно вязкой субстанцией проникало все глубже, не оставляя возможности бороться. Хотел ли он ему противостоять или сам провоцировал — загадка. Нуждаясь в глубоком вдохе, он запрокинул голову, наконец, расслабляясь. С этим глотком свежего воздуха вернулась способность четче оценивать ситуацию. Привычным движением мужчина прикрутил глушитель на ствол пистолета. Казалось, что в этот момент внутри незнакомца выключилась та сторона, что оставалась человечной. Огромное огненное нечто нашептывало прямо над ухом, что оно исполняет мечты именно этой части личности, которую, очевидно, не любили в этом теле. Страх, сомнения и дрожь полностью исчезли, как только из-за туч вышла полная луна, предлагая мужчине насладиться ею, перед тем, как он совершит то, к чему готовился. Глаза, лишенные эмоций, снова посмотрели на дом. Выйдя из леса, мужчина пригнулся, стараясь передвигаться максимально бесшумно. Он даже почти похвалил себя за беспроигрышную тактику избавления от домашних питомцев. На одном участке слишком мало места для двух звериных сущностей. После того, как он достиг входной двери, у него оставалось не так много времени. «Сначала дело — потом созерцание» — эта была последняя связная мысль, прежде чем все в его голове смешалось в поток образов и чувств. Аккуратно разрезав стекло, он открыл входную дверь, самостоятельно выписав себе приглашение в гости к семье Уайтов. После завывающего ветра улицы в доме на мужчину навалилась давящая тишина. Игнорируя отголоски притупленных эмоций, незнакомец быстро поднялся по лестнице, ведущей наверх. Его взгляд даже не смотрел в сторону общих фотографий, что висели на стене, вдоль которой он неспешно двигался. Первыми по его задумке должны быть преображены дети, хотя в его понимании они скорее бесполезны. Неблагодарные зрители, не способные видеть дальше своего носа, не имеющие достаточно жизненного опыта, чтобы осознать его представление. Во время движения кожаная куртка иногда неприятно поскрипывала. Она могла бы выдать его присутствие, если бы все люди в этом доме не были подвержены глубокому сну. Ему почти жаль, что они не осознают той чести, которой он их удостоил. План дома, который мужчина так тщательно изучил, не подвел его. За дверью, ручку которой он сжал — детская комната. Если бы дети проснулись, то, несомненно, испугались выражения его лица — он в этом уверен. Однако им не предоставлена такая возможность. Без толики сомнения зверь в облике человека поднял руку и поочередно выпустил по пуле в голову каждого ребенка. С его стороны это почти милосердно, но внутри вспыхнуло противоречие. Кровожадная сущность недовольна таким благородным жестом. Убедившись, что оба мальчика больше не дышат, незнакомец развернулся и отрывистыми торопливыми шагами направился вниз, где и должна развернуться главная сцена для его выступления. Дверь в спальню Уайтов открылась без скрипа, даже щелчка не было слышно. Вновь взбудораженный, мужчина почти нежно осмотрел супружескую пару. Сегодня им предстояло стать «добровольцами» для его небольшого шоу. И все же большую часть внимания он отвел миссис Уайт. Она должна принять свое преображение последней — таков его план. Не раздумывая, он приблизился к кровати вплотную, нависая над женщиной, и не глядя выпустил пулю меж глаз мистера Уайта, намеренно стараясь разбудить его супругу. И ему это удалось. Она резко распахнула глаза. Не понимая, что происходит, женщина беспокойно моргала, с ужасом смотря на незнакомого мужчину в ее спальне. Для миссис Уайт он был человеком, чье лицо она видела впервые. Незнакомец в свою очередь наблюдал, как ее начало потряхивать, когда она почувствовала дуло, приставленное ко лбу. Он начал жалеть, что не убил ее во сне, когда увидел свое отражение в ее испуганных глазах. Женщина вдохнула, приоткрывая рот, готовая умолять, но он уже спустил курок, задыхаясь от резко накатившего отвращения. Убирая теперь уже ненужный пистолет, он обхватил голову руками, и, издав хриплый рык, победно оглядел то, что он готов превращать в картину, повествующую о его величии. Снова вернулись методичные безэмоциональные движения, пока он продолжал работать над уже мертвой семьей. Глаза им больше не нужны — это то, в чем он точно был уверен. В них больше не теплилась жизнь, они потеряли свой блеск и способность воспринимать внешний мир, что делало их бесполезными. Ни один мускул не дернулся на его лице, когда он выкорчевывал их из глазниц. У всех, до единого. Миссис Уайт он уделил чуть больше времени, нанося ей дополнительные увечья. Мысль о плотском наслаждении, почти сподвигла его на повторение сценария, что он воспроизвел у семьи Джакоби. Хотя теперь в этом не было смысла. Он уже начал свой путь мужчины в том доме, когда собрал всех членов семьи посмотреть на то, как он сделал первый шаг к своему Восхождению. Оставляя на кровати одну миссис Уайт, он стащил ее мертвого мужа, усаживая в кресло рядом. Все было сделано для того, чтобы внимание досталось именно хозяйке дома, которая, по мнению мужчины, являлась для него главной актрисой в сегодняшнем спектакле. Главная роль много значила, если речь касалась его собственной истории. Воссоздав набросок, мужчина двинулся к длинному зеркалу, висевшему в комнате супругов. Это было первое зеркало, которое он разбил сегодня, но не последнее. Даже маленьким зеркалам не удалось избежать этой участи. На каждом следующем мужчина задерживался чуть дольше, со злостью сокрушая одно за другим. Когда со всеми зеркальными поверхностями было покончено, он отправился на поиск идеальных осколков. Они не должны быть лучшими для всех, лишь для миссис Уайт. Как самое красивое платье, вышитое стразами, для главной актрисы. Думая об этом, мужчина с наслаждением выбирал те осколки, что заменят ей глаза на сегодняшний вечер. Теперь он никуда не торопился — вся ночь была в его распоряжении. Медленно направляясь в детскую, незнакомец начинил глаза и рты детей стеклом. Теперь ему нравилось то, что он стал видеть. Величие. Следующий — мистер Уайт, на грузной фигуре которого мужчина почти не задержался. Последняя и самая главная — миссис Уайт, раскинувшаяся на кровавой простыне, как увядающий цветок, из которого по капле вытекала жизнь. Он не убил ее, лишь разорвал телесную оболочку, выпуская душу в свободный полет, которого она была достойна. Осколки, что мужчина принес для нее — схожие по форме и размеру. Подобие улыбки ощущалось на его лице, когда он смотрел на нее вновь, но уже со всеми необходимыми атрибутами. В её зеркальных «глазах» наконец-то отражался триумф — его триумф. С трепетом отмечая каждую рану на ее теле, он раз за разом возвращался к теперь уже пустым глазам, чтобы посмотреть на себя самого. Его тело начало меняться в этом отражении, приобретая животные черты. И он ощутил, как «оно» гордится им, и теперь он чувствовал, что, наконец, достоин чего-то в этом мире. Уилл резко открыл глаза, задыхаясь. В голове профайлера стоял неприятный шум, отчего он не мог сориентироваться в пространстве. Тошнота горько-сладким комком подкатила к горлу. Он пытался отдышаться, когда шарканье привлекло его внимание, и он увидел Старлинг. Ее зажатая поза и широко распахнутые испуганные глаза, рассказали ему все без слов. Уиллу даже не нужно было спрашивать, что она видела — он мог это живо представить. Ему не нравилось собственное состояние — такого давно с ним не случалось. Настолько болезненно погружения проходили лишь тогда, когда энцефалит руководил его видениями. Пытаясь унять собственную дрожь и отдышаться, он бездумно провел по волосам. Кларисса все еще не шевелилась, загнанно наблюдая за его движениями. Уилл знал, что она испугалась, но помочь девушке ничем не мог. Он и сам был напуган. Внешний мир превратился в кашу с недоваренными комками. Уилл почти не замечал, что говорил или делал, действуя на автопилоте. Ему тяжело давались диалоги — сердце продолжало быстро стучать даже тогда, когда они беседовали с Джеком в гостиной. Грэму казалось, что его слова не имели никакого смысла, но сосредоточенные взгляды Кроуфорда и Старлинг говорили, что все сомнения сейчас — в его голове. Он старался не подавать вида, что ошарашен, понимая, что сначала ему нужно тщательно обдумать все, что он увидел. Самостоятельно. Это преступление отличалось от тех, что он воссоздавал раньше. Его воображение всегда было раздражающе реалистичным, но это что-то новое. В голове Уилла продолжала крутиться мысль о том, что это — картина. Однако не такая яркая, какие ему приходилось видеть. Образ Ганнибала, увлеченного собственными набросками, всплыл в воспоминаниях с такой легкостью, что Уилл поморщился. Голова профайлера снова разболелась. «Как в старые добрые времена» — с иронией подумал он. Его плохое самочувствие, раздражение и усталость хором уговаривали его побыстрее сесть в автомобиль и умчаться, но у него все же были определенные обязанности. Одна из них — Кларисса Старлинг. Сдерживая желание помассировать виски, Грэм ждал стажерку на улице, вглядываясь в густой лес. Уилл четко ощущал, что от его следующего хода зависит то, в какую сторону повернет сюжет этой истории. Ответственность тяжелым грузом легла на плечи, заставляя думать и анализировать быстрее. Отрешившись от реального мира, позволяя мыслям двигаться в хаотичном порядке, он не заметил, как собственная логика приводила его к решениям, которые ему совершенно не нравились. Когда Старлинг выскочила за ним, мужчина понял — им обоим есть что сказать друг другу. Уилл не считал девушку плохим работником, прекрасно понимая, почему Джек взял ее в штат на это расследование. Приоритеты Уилла изменили свое направление, отчего Кроуфорду приходилось искать кого-то на замену. Хотя Грэм сомневался, что сможет ее чему-то научить. С теорией она справлялась замечательно и быстро приходила к правильным выводам. Однако сам он для нее был плохим материалом для изучения. Вспоминая свое преподавательское прошлое, профайлер думал, как завязать с ней диалог, учитывая то, что он всегда с трудом общался со своими студентами. Кларисса ему не помогала, смотря на него так, словно он представлял для нее угрозу. В данном случае Уиллу тяжело было сказать, права она или нет, но сама девушка, похоже, не осознавала своих реакций. — Что ты заметила сегодня? — устало произнес он. Ответа не последовало. Присмотревшись, Уилл понял, что девушка думает совершенно о другом. Ее взгляд тревожно метался, избегая его лица. — Я больше не преподаю, но раз уж Джек так хочет, чтобы я поработал личным репетитором… — он выдавил из себя неловкую улыбку, пытаясь как-то показать ей, что то, что она видела — лишь отголоски его видений, не более. Однако выражение ее лица оставалось серым, что уже напрягало самого Уилла. Он хотел все быстро обсудить, закончить с этим делом, и забыться со стаканом дешевого виски. — Так что? — Вы всегда доносите смысл своих видений настолько завуалированно? Это был тот вопрос, который Грэм не ожидал услышать. Несколько долгих секунд он вглядывался в ее глаза — теперь она, наконец, смотрела на него. И ему стало почти физически больно выдерживать этот взгляд, отчетливо осознавая, что он видит в ней то, чего так боялся — влияние Ганнибала. — Это не соревнование, Старлинг. «Не соревнование за его внимание» — невысказанная мысль повисла в воздухе, хотя очевидно, дошла и до Клариссы. Уилл лениво следил за эмоциями на ее лице, которые сменяли друг друга и понимал, почему Ганнибал решил уделить ей свое внимание. Девушка оказалась более восприимчива к чарам доктора Лектера. Для него она была забавной — это Уилл мог сказать с полной уверенностью. Забавной, но не интересной. — Все в нашем мире соревнование, агент Грэм. Уилл сдержал усталый вздох, лишь покачав головой. Вновь вглядываясь в чащу леса, мужчина думал о том, что должен был раньше заметить этот запах, въевшийся в одежду девушки. Запах Лектера. Теперь он знал. Знал, что Кларисса была у него и о чем спрашивала. Мысль о том, что Ганнибал рассказывал ей о работе его мозга, неприятно обожгла, хотя он и ожидал подобных провокаций с его стороны. Уилл не понимал, что он должен сказать. Это был не тот диалог, на который он надеялся. Противное ощущение выяснения подростковых отношений догнало его ударом по голове. Профайлер понимал и помнил, что несколько лет назад Старлинг не стала бы заводить разговор не по работе. И все же жалость превалировала над злостью. Он не мог понять, за какое внимание со стороны чудовища борется девушка. Шрам, оставленный ему дождливым вечером три года назад, неприятно заныл. И Грэм снова перевел взгляд на Старлинг. — Тебе сказочно повезет, если ты не увидишь одобрения на его лице. Он улыбается один раз и навсегда, — он старался не вглядываться, чтобы не видеть, как быстро крутятся шестеренки в ее голове. Каждый шаг тяжелым ударом отдавался в висках, когда он уходил прочь. Уилл не был уверен, что смог бы вести автомобиль в таком состоянии. Теперь Грэм даже порадовался, что сегодня Кроуфорд выделил ему личного водителя. Еще один парнишка-стажер ожидал его у автомобиля, суетясь и сомневаясь — стоит ли открывать дверь перед Грэмом. Сам Уилл не знал — мог ли он уехать с места преступления или у Джека были на него другие планы. — Я немного посижу в машине, если ты не против, — не спрашивая, профайлер открыл дверь полицейского автомобиля, садясь на переднее сидение. Дверь закрывать мужчина не спешил, пытаясь расслабиться. Раньше, когда он носил очки, у него было больше лживых причин, чтобы потереть переносицу. Принять решение о том, что делать дальше, оказалось не так просто. Отправив Джеку сухое сообщение с вопросом о дальнейших планах, он по привычке выудил из кармана баночку с аспирином, и не думая проглотил несколько таблеток. В его голове вырисовывались несколько версий развития событий, начиная с самого удачного и заканчивая самым паршивым. Первым и самым лучшим вариантом, была бы поездка в мотель, чтобы отдохнуть и, наконец, выспаться. Вторая мысль — передвинуть сеанс с Беделией, назначенный днем позже. А третьим, самым неприятным вариантом, стала бы еще одна встреча с Ганнибалом. Ни одна из этих идей по-настоящему не нравилась Уиллу. Он знал, что сегодня не заснет спокойно, пока не разберется в том, что видел. Разговор с Беделией, конечно, являлся меньшим из двух зол, но профайлер был почти уверен, что она вытянет из него все соки за внезапный визит. Что касается Лектера — эта задумка имела такое количество минусов, что Уилл даже не хотел начинать их считать. В кармане брюк неприятно завибрировал мобильный, за которым Уилл тут же потянулся, игнорируя молодого стажера, пытающегося завязать разговор. Сообщение от Джека было ожидаемым. «Мы остаемся, а ты нужен будешь завтра. Летучка в 10.» — Краток, как всегда, — шепнул себе под нос Уилл. — Планы изменились, мы едем в лечебницу, — уже громче продолжил он, повернувшись к молодому человеку на водительском сидении. Лишь когда здание психиатрической клиники для невменяемых преступников замаячило на горизонте, Уилл понял, что импульсивные решения — не его конек. Что конкретно сподвигло его отважиться именно на этот вариант, он не знал. Или же просто не желал признавать. Сухо попрощавшись с водителем, он уверенным шагом направился в сторону входа. Джек уведомил его, что теперь они с Клариссой имеют свободный вход к Ганнибалу, но у Уилла не было мыслей пользоваться такой «привилегией». Старлинг бегала к Лектеру чаще, чем к себе домой, поэтому Грэм надеялся, что ему не придется. В этот раз не было страха, ожидания или предвкушения, которые он испытывал в прошлый раз. Теперь он знал, что играет именно так, как Ганнибал Лектер хотел от него. Лицо Уилла ничего не выражало, когда он, минуя кабинет Аланы, направился прямо в сторону дорогой клетки Ганнибала. Грэм знал, что женщина разозлится, ведь он не уведомил ее о своем прибытии. И все же сейчас ему было не под силу выдержать еще и проповедь Аланы. Даже в глазах случайных работников лечебницы он видел осуждение за неспособность сопротивляться искушению. Выдавая свое напряжение, которое он отрицал, мужчина зачесал волосы назад и, тихо выдохнув, толкнул высокую резную дверь. Ганнибал не выглядел удивленным. В этот раз он стоял в середине своей стеклянной тюрьмы, смотря прямо на Уилла. Даже в серой робе он выглядел так, словно надел свой лучший костюм. Хотя он никогда и не снимал его — свою человеческую личину. Она была нужна ему, ведь он старался очаровать каждого человека, что повстречается на его пути. И это каждый раз работало. Уилл двинулся к перегородке, а Лектер шагнул навстречу, копируя движение профайлера. Тишина, повисшая между ними, не успела стать тяжелой, потому что Ганнибал тут же нарушил ее. — Здравствуй, Уилл. — Здравствуйте, доктор Лектер. Оба мужчины не двигались с места, всматриваясь друг в друга. Ганнибал казался зверем, которому уже не нужно охотиться, ведь свою добычу он поймал. Тяжесть наполнила тело Грэма, и в эту секунду он признался себе, что действительно не знал, зачем приехал. По молчанию Ганнибала стало понятно, что он позволил вести Уиллу в этом танце. Грэм прекрасно осознавал, что это больше не беседы за бокалом вина. Теперь Ганнибал не обязан задавать наводящие вопросы или выдвигать свои предположения. И все же мужчина был уверен, что доктор не сможет отказать себе в удовольствии блеснуть знаниями, а сейчас ему просто хотелось посмотреть на метания профайлера. — Я приехал поговорить, — произнес Уилл не без разочарования. Лектер слегка кивнул, его лицо не выражало никаких эмоций. Все еще являясь отражением Грэма, он каменным изваянием стоял за стеклом, словно украшение. — Очевидно. Сегодня утром бабочка упорхнула из-под купола — думаю, что речь об этом? Он не двигался с места, но насмешка скользила во всем, что Ганнибал говорил. Теперь Уилл убедился в своей правоте. Появившиеся разочарование вместе с обидой мгновенно разозлили его, но он все же сдержал порыв сжать руку. Не отрывая взгляда от темных глаз мужчины, он заставил себя расслабиться. — Очевидно, — усмехнулся он в ответ. — Но я приехал говорить не о ней. Лектер хмыкнул, и, не сдержавшись от очередного комментария, произнес: — Мне казалось, что теперь вы работаете вместе. Значит, все-таки о ней. Уилл непроизвольно сдвинул брови от мысли, сколько информации этот монстр получал от Клариссы. Грэм был уверен, что Джек сделал ошибку, позволив ей видеться с Ганнибалом наедине. Он вытягивал из ничего неподозревающей девушки те сведенья, какие ему не рассказал бы никто в лечебнице. В очередной раз решив, что больше никогда не станет принимать импульсивные решения, профайлер попытался записать на подкорке, что нужно поговорить с Кроуфордом о доступе Старлинг в это помещение. Головная боль все еще мешала сосредоточиться, отчего ему хотелось покончить со всем этим побыстрее. — Думаю, мысли насчет полнолуния правдивы. Голос Грэма звучал слишком устало, даже он сам это слышал. Зато взгляд, который он вновь перевел на Лектера, был тверд и решителен. Отголоски эмоций, наконец, проступили на лице Ганнибала, растворяя безжизненную маску. С неподдельным интересом он спросил: — Что ты видел, Уилл? Профайлер заколебался. С одной стороны он приехал сюда именно для такого разговора, а с другой — делать вид, что это самый обычный диалог, не получалось. Таких бесед у них были сотни, но раньше Уилл по своей глупости слепо доверял Лектеру. Искушение вновь приоткрыть вуаль, скрывающую его душу, было пленительным, но слишком приторным. Он больше не так глуп. И все же, Уилл по старой привычке отвел взгляд от лица Ганнибала, с наигранным интересом рассматривая то, что находилось позади доктора. Он медленно сделал пару шагов вдоль стеклянной стены, все больше сосредотачиваясь на предметах быта. В этот раз Лектер не двинулся за ним. — В основном то, что я и ожидал увидеть, — спокойно сказал Уилл, пробежавшись невидящим взглядом по полкам книг. — И все же что-то тебя беспокоит. Иначе ты бы не приехал. Мужчина кивнул, даже не смотря на Ганнибала. Лектер как всегда был прав — он бы не приехал. Эта встреча ощущалась необходимостью, но Уилл знал, что это не так. Вернувшийся в его голову Чесапикский Потрошитель, уговаривал приехать сюда и поговорить с тем, кто мог бережно, по ниточке, размотать самый сложный клубок, в котором профайлер постоянно запутывался — его собственный разум. В отличие от Уилла, который предпочитал игнорировать присутствие доктора, сосредотачиваясь на внутренних ощущениях, Ганнибал внимательно наблюдал за каждым движением мужчины. Лектер с наслаждением мог представить, как в воображении Уилла они снова находятся в надежном для его разума месте — в старом рабочем кабинете самого Ганнибала. — Мне было трудно смотреть. Не психологически, но физически, — Уилл скрестил руки на груди. — Жажда, власть, вожделение — все это просыпается в нем с полной луной. Я вижу это, но картина слишком нечеткая. — Даже в твоем воображении? — В этот раз все сложно, — недовольно ответил Грэм. — Я ощущаю слишком много. Словно читаю одновременно несколько разных книг. Ганнибал чуть приподнял брови, всем корпусом поворачиваясь в ту сторону, куда отошел мужчина. — Такое бывает в некоторых ситуациях, — уклончиво начал он. — Самое простое, что я могу предположить — это диссоциативное расстройство идентичности. Как много противоречий ты можешь насчитать? — Речь не в противоречиях, — профайлер раздраженно выдохнул. — Я не знаю, как правильно объяснить. Я уже предполагал, что в теле «зубной феи» не одна личность, но то, что я ощутил в процессе — было странно. Это не человеческая сущность. — Такое возможно. В теории, — быстро поправил себя Лектер. Они оба подумали о Тире. — Нет, — ответил Уилл на невысказанный вопрос Ганнибала. — Однако личности две, и они стараются стать единым целым, даже если в процессе получится неспособная к жизни химера. Грэм, наконец, повернулся к Лектеру, чтобы увидеть его лицо. Уголки губ мужчины чуть дернулись, и Уиллу стало тошно. Он видел, как Ганнибал очень быстро соображает, как блестят его глаза. Профайлер заранее знал, что это заинтересует доктора. Мужчина двинулся в сторону Грэма, ласково отвечая: — Старается стать прекрасной бабочкой. Интересный мальчик, как я и думал, — вновь остановившись напротив Уилла, Ганнибал больше не скрывал ухмылку. — Я подозреваю, что он не опытен. Новичок в убийствах, профессионал в планировании. Рано или поздно его поймают, если он дойдет до своей финальной формы. И он это знает, поэтому оставляет вам так много улик, понимая, что даже с ними вы сейчас беспомощны. Уилл скривился, но отрицать правоту Лектера было бессмысленно. Даже имея смазанный отпечаток пальца и множество экстравагантных деталей, которые могли помочь расследованию, ФБР топталось на месте. Человек, что совершил эти убийства, знал — его рано или поздно найдут, если он не остановится. Сдержать начавшееся превращение, как и игры с полицией, он не мог, поэтому вместо этого тщательно все планировал, запутывая следствие еще больше. — Он явно имеет кумира, — Уилл прищурился, не в силах отвести взгляд от почти черных глаз Ганнибала. — Хотя я видел картины интереснее. Неприкрытая самодовольная улыбка Лектера причинила Уиллу равное количество боли и удовольствия. Ганнибал без сомнения видел по газетным сводкам, что «зубная фея» вдохновлялся определенным человеком, пытаясь попутно привлечь его внимание. В этой клетке Чесапикскому Потрошителю оставалось лишь наблюдать. И если самому Ганнибалу ничего не угрожало, то журналисты делали свою работу либо слишком хорошо, либо просто ужасно — это как посмотреть. Больше всех из кожи вон лезла Фредди Лаундс. Ее стараниями главные фигуры группы расследования уже были известны широкой публике. Даже Кларисса попала в пару статей, вместе с именами Грэма, Лектера и Кроуфорда. — Если у него такие источники вдохновения, то он вряд ли в восторге от прозвища, каким его наградили журналисты, — сказал Ганнибал, пряча очередную усмешку. — В таком случае он будет стараться еще больше. Несколько долгих секунд они не отрывали взгляда друг от друга, и каждый старался увидеть то, что нужно ему. Последние три года Уилл убеждал себя, что Ганнибал Лектер и Чесапикский Потрошитель — это один человек. Однако все было не так просто. До того, как Лектера заключили под стражу, Грэм никогда не задумывался об этом, но он неосознанно разделял Ганнибала и Потрошителя. Сложно было думать о нем, как о серийном убийце-психопате, когда все, что он демонстрировал по отношению к Уиллу — это поддержка и забота. Все являлось ложью, и профайлер это знал, как никто другой. И все же, сколько бы раз он не составлял психологический портрет Потрошителя в прошлом — он ни разу не увидел в нем Лектера, пока тот сам не позволил ему. За долгую жизнь Ганнибала, такого подарка не удостоился никто, кроме Уилла, но сам мужчина не был ему благодарен. — Ты проигнорировал мои открытки. Дрожь прошла по телу профайлера с головы до ног, но он не отвел взгляд. Уилл ожидал этой темы еще во время их первой встречи, а после того, как Ганнибал не заговорил об этом, ему стало ясно, что это вопрос времени. — Это было грубо, — продолжал Ганнибал, слегка наклоняя голову. Теперь Грэм с возмущением смотрел на мужчину. Уилл знал, что Ганнибал хотел, чтобы он отправился за ним в погоню, как только очнется после длительного восстановления. Однако он не оказал ему такого удовольствия. Действовать так, как того хотел Лектер, было для Грэма сродни предательству самого себя. Он ощущал, что в таком случае рухнет последняя стена, которая удерживала его «на плаву». «Открытки» — как Ганнибал это называл, не представляли собой что-то радостное. Разочарование, злость, тоска и предательство — вот чем он наполнил эти «весточки» для него. — Это было бы неуместно, — выдавил из себя Уилл. — Какая жалость, мы вместе искали самые лучшие открытки, чтобы порадовать тебя. В этот раз лицо профайлера дрогнуло от эмоций, которые разом накатили на него. Вычеркивая этот лист жизни из общего альбома, он надеялся, что прошлое навсегда останется прошлым. Ганнибал с улыбкой наблюдал за эмоциями на лице Грэма, не жалея о сказанных словах. Лектер тосковал по Уиллу, но не настолько, чтобы тут же забыть все, что произошло между ними. Все, что они не обсудили. — Интересная мысль о единении двух личностей, — внезапно сменил тему Ганнибал. — Стать отражением и продолжением друг друга, даже если это значит быть сотканным из разных лоскутов, на первый взгляд неподходящих друг другу, — усмехнулся Лектер. — Только я бы на его месте убрал стыки между ними, без них смотрелось бы куда лучше. Уилл старался не обращать внимания на подтекст, каким Ганнибал наполнил свои рассуждения. Чем больше они говорили о деле, тем меньше они говорили о деле. — Неровные швы помогут ему видеть, что изначально их было двое, прежде чем они стали кем-то другим, — не согласился Уилл. — В таком случае исчезает весь смысл слияния. Вместо произведения от кутюр, которое так надеялись получить, это будет затасканная вещица, которая держится на последнем издыхании. Швы покажут, где надо резать. Разве ты не согласен, Уилл? — В твоем рту мне уже ничего не видно.