Паранойя

Чейдинхол встретил Илану пьяной дракой двух мужиков в засаленных одеждах, которые разбежались, словно дети, опасаясь угодить под копыта разгоряченной лошади. Девушка спешилась и неловко запнулась, казалось, о собственные ноги, которые слишком дрожали после долгой поездки. В ушах шумело, но она смогла взять себя в руки как раз в тот момент, когда к ней подошел растрепанный мальчишка, возможно, ученик здешнего конюха. Лошадь такой масти в этих краях была диковинным зрелищем, а потому, только завидев ее издалека, он выбежал на улицу, напрочь забыв о скандалящих мужчинах, от которых прятался последний час. Девушка поправила капюшон и отстегнула от седла сумку с деньгами, повесив себе на плечо. Отсыпав мальчишке горстку монет и бросив что-то в духе: «Хорошо позаботься о ней», она медленно побрела в сторону ворот. Ноги все еще не слушались, а голова гудела. Разом навалилась вся усталость бессонной ночи. Должно быть, выглядела она ничуть не лучше: смутно знакомый стражник улыбнулся при ее приближении, но, заметив ее хмурый вид, так и не решился ничего сказать, поспешно открывая перед ней тяжелую дверь. В самом городе было подозрительно оживленно для этого времени. Туда-сюда носились курьеры и заинтересованные чем-то обыватели в праздничных одеждах, копошились стражники. Казалось, весь город выбрался на улицы — максимально неудачный момент для тайного визита. Двигаясь быстрым шагом в сторону часовни, Илана старалась выхватить из чужих разговоров причину такого оживления, но все говорили о чем-то своем: проблемах в семье, новых городских штрафах и даже о погоде. “Возможно, от меня просто отвернулась удача”, — подумала девушка, натягивая капюшон почти на подбородок. Не хватало, чтобы ее узнал кто-то из боевых товарищей — среди стражников было много тех, кто сражался под Брумой. Соваться прямо сейчас в убежище было опрометчиво. Очевидно, нужно было дождаться вечера, когда вся эта толпа схлынет. Обидно было терять драгоценное время, но поставить под угрозу местонахождение убежища и свое расследование она не могла. Девушка остановилась у часовни буквально на секунду, прикидывая, куда можно уйти. В тот же момент в нее резко врезался громадный орк, выше нее минимум на две головы. От неожиданности девушка покачнулась и чуть не упала, вовремя успев схватиться рукой за стену. — Не болтайся под ногами! — выругался орк, бросая на нее недовольный взгляд. — Если идешь в часовню — топай, не время облака пересчитывать! Только Илана хотела спросить, к чему такая спешка, как орк уже засеменил в сторону ворот, недовольно бурча себе что-то под нос. В целом, идея зайти в часовню была не такой плохой: люди там наверняка знали, что происходит в городе, можно попытаться подслушать. Также не помешало бы попросить прощения у Богов, прежде чем отправляться в обитель Ситиса. По сравнению с тем балаганом, что творился на улице, в стенах часовни было поразительно тихо. Немногочисленная публика молча внимала словам священника, который от имени Богов даровал прощение благонравным жителям Нирна. Илана ненавидела проповеди и лживые слова утешения, но сама атмосфера располагала. Солнечный свет разбивался на многочисленные краски витражей, отбрасывая на серые стены разноцветные блики. В воздухе стоял сладковатый дурманящий запах ладана, тягучий — воска и совсем слабый — свежих цветов, что украшали алтарь. Из-за обилия ароматов начинала кружиться голова, но это было приятное ощущение. Осторожно проскользнув мимо ряда скамей, она опустилась на колени перед алтарем Акатоша и, сложив руки в молитвенном жесте, поблагодарила Бога-дракона времени за ту жизнь, которую имеет. Такие короткие молитвы почти вошли в привычку за минувшие полгода. Илана никогда не была особо религиозна, не в сравнении с Мартином или Уриэлем, но она хотела поблагодарить Богов за помощь и защиту. Лишь благосклонность Девяти помогла им пережить Кризис Обливиона. Казалось, время текло мимо нее: люди молчаливо вставали со своих мест и уходили, на смену им приходили следующие. Облаченный в серое священник читал новые проповеди, повторяясь в идеях, но не в словах. Илана вглядывалась в лицо Акатоша, не обращая внимания на слепящий желтый цвет, и впервые за этот долгий день чувствовала себя почти умиротворенно. Однако, как бы ей ни хотелось, забыться полностью не получалось. Мысли, так или иначе, возвращались к темной двери, спрятанной от посторонних взглядов в покосившемся, обветшалом доме напротив. К порогу, который она надеялась больше никогда в жизни не переступать. В часовне было тепло из-за палящего солнца и множества горящих свечей, Илана чувствовала, как к щекам приливает кровь и становится душно, но в момент, когда перед глазами возникли образы Ситиса и Матери Ночи, её обдало почти ощутимым холодом — темным и всеобъемлющим как смерть и пустота. Раньше она никогда не придавала этому значения, но вспоминая сейчас, Илана отмечала, что в убежище всегда было холодно. Какой бы теплой не была погода, внутри лишь пламя многочисленных факелов не давало стенам окончательно покрыться ледяной коркой. Когда она еще жила в убежище, даже второе одеяло, отданное ей Гогроном, не спасало — спала она плохо, едва ли не каждую ночь просыпаясь от холода. Да, эти люди навсегда останутся ее семьей. Она всегда будет благодарна им. В момент, когда она почти потеряла себя на перипетиях судьбы, именно они приняли ее, запутавшуюся шестнадцатилетнюю девчонку, и дали новую цель. Сделали той, кем она является сейчас. Защитница Сиродила все еще безмерно уважала своих братьев и сестер, даже любила их по-своему. Но больше не хотела иметь с ними ничего общего. Она — героиня Сиродила, покорная слуга Девяти и избранного ими императора. Они — последователи темного пути, преданные тому, чье имя не принято называть в высоком обществе. Конечно, когда все закончится, Ситис накажет ее. Как бы ни молилась она Акатошу, надеясь после смерти обрести покой в Этериусе, душа ее уже принадлежала Пустоте. Однако девушка не боялась его суда, единственное, что ее по-настоящему пугало — увидеть отвращение, презрение или холодность в глазах тех, кто был для нее семьей. Иногда она скучала: по громкому смеху Мари; крепким объятиям Гогрона, что заставляли ребра трещать; по мудрым советам Телиндрил (если бы не ее уроки стрельбы из лука — Илана никогда бы не пережила Кватч); по многочасовым дискуссиям с Винсентом и теплому чаю, который готовил для нее Тейнава, когда она возвращалась с особенно тяжелых контрактов. Даже по едкому сарказму этого противного каджита. И особенно по мягкой улыбке Очивы, когда та хвалила ее за очередное успешное выполнение задания. Илана не видела никого из них уже полгода. Не звучали слова прощания, она ни перед кем не объяснялась. Просто однажды не вернулась с очередного контракта, оставив его невыполненным. Казалось, что при желании можно было бы вернуться в убежище и все будет как раньше. Однако, когда она спустится туда сегодня, тяжелого разговора избежать не удастся. Она придет в убежище не как темная сестра, а как агент империи, ведущий официальное расследование. Далее путь в то место, что она так долго звала домом, будет ей заказан. Где-то в глубине души она трусливо хотела оставить все как есть, оставить прозрачную ниточку к своему прошлому, но у нее не было выбора. Она должна была со всем разобраться.

***

Когда Илана покинула церковь, на город опускались сумерки. Народ с улиц схлынул куда-то в сторону замка, откуда доносились веселые голоса и музыка многочисленных лютен и барабанов. Лишь сейчас она вспомнила, что пару дней назад во дворец пришло письмо, в котором сообщалось, что у наследника графа Чейдинхола намечается то ли помолвка, то ли свадьба. Их приглашали, но Мартин самостоятельно написал ответное письмо с вежливым отказом, ссылаясь на неотложные дела. Девушка плотнее закуталась в плащ и обогнула заброшенный дом, надеясь по привычке войти через колодец, но как назло прямо рядом с ним напивались два каких-то работяги в одинаковых зеленых блузах. В данный момент их интересовал только наполовину опустошенный ящик с медом. Они даже не заметили приближения девушки, но все же соваться в колодец, даже под хамелеоном, было бы опрометчиво. Вряд ли они настолько пьяны, чтобы списать поднимающиеся решетки на проделки хмельного сознания. Оглянувшись по сторонам и не увидев больше никого, Защитница Сиродила прочла короткое заклинание невидимости и прошмыгнула за полуразвалившуюся дверь. Старый дом по-прежнему пах пылью и плесенью. Не потрать она столько времени, прячась в часовне от людского праздника, она бы предалась ностальгии и прошлась по скрипящим ступеням наверх, пнула ногой мусор, который никто никогда не уберет, выглянула в шелку между почерневшими досками, которыми в спешке заколотили окно. Но Илана и так задержалась слишком сильно. Спалив паутину, которая закрывала вход в подвал, она медленно побрела вниз, неосознанно оттягивая момент встречи со своим прошлым. С каждым новым шагом температура падала, а сердце наоборот билось все сильнее. Благо, не дрожали руки, как почти пять лет назад. Тогда она была отчаявшимся ребенком — слишком гордым, чтобы вернуться к семье, но слишком беспомощным, чтобы решить свои проблемы самостоятельно. Поначалу рядом с ней был дядя, который вытащил ее буквально со дна и дал новый дом, но он пропал так внезапно, оставив после себя дыру в сердце и неопределенность в будущем. А потому, когда Люсьен, добрый знакомый ее дяди, предложил ей пойти с ним и стать частью его семьи — она согласилась почти не раздумывая. Её руки уже тогда не были чисты, убийство Руфио, этого старого подлеца, оказалось почти приятным. Его кровь стала чернилами для контракта, что навсегда изменил ее жизнь. Оказаться здесь спустя столько времени было так же волнительно, как и в первый раз. Могильный холод, пряный запах плесени, щекочущий ноздри, сырость, от которой тело моментально покрывалось неприятной испариной. Стены все такие же липкие от испарений и конденсата, а в красноватом свете двери кажется, что из камня сочится кровь, а не вода. Подходящая атмосфера, ничего не скажешь. Вся ее решительность и уверенность таяли как восковая свеча, забытая над жарким очагом. Илана судорожно перебирала варианты развития событий и старалась не думать о том, что, возможно, видела Мартина в последний раз, по той или иной причине. Она твердо решила, что никогда не вернется в Братство, однако… Что, если ее заставят принять условия, от которых она не сможет отказаться? Или просто убьют как предателя. Она сделала вдох в полную грудь и на несколько секунд закрыла глаза. Что-то вроде быстрой медитации; восстановить дыхание и пульс, как учил Джоффри. Ей предстояла битва, возможно, сложнейшая из всех. Она коснулась рельефного узора двери. На секунду ей почудилось, что фигуры ожили и пустились в свой медленный ритуальный танец. Жуткая игра воображения. Глубокий вкрадчивый голос задал тот же вопрос, что много лет назад; однажды придет время, когда она забудет себя и все то, чем она дорожит, но даже тогда Илана будет помнить, что цвет ночи — кроваво красный. Стиснув зубы, она толкнула дверь и та легко, с тихим шорохом отворилась, пуская поток холодного спертого воздуха ей навстречу. Непривычно яркий свет факелов ослепил ее, и она в растерянности остановилась на входе. Словно в довершение, тот же вкрадчивый голос произнес фразу, от которой, как и в первый раз, ее бросило в дрожь: — Добро пожаловать домой. Остатки мужества покинули ее, но все равно, тихо и упрямо она пролепетала: — Я не вернулась.

***

Чейдинхольское убежище совсем не изменилось за это время: все тот же холодный камень стен, те же старые гобелены и пыльные книги на низком столике, лишь перегоревшие факелы заменили на другие — полностью идентичные. Реалии Темного Братства таковы, что быстрее всего в нем сменялись люди. А потому, заметив знакомое лицо, Илана облегченно улыбнулась, стягивая капюшон. Маленькая фигурка Антуанетты-Мари вихрем промчалась от жилых комнат до черного входа. Она привычно горбилась, сказывалось постоянное передвижение на корточках, но вот излюбленный серебряный кинжал заменил другой: изящной эльфийской работы, но выполненный из более темного материала. Наверняка, награда за сложный контракт. Когда-то у самой Иланы тоже сундук полнился такими “подарками”. Погрузившись в воспоминания буквально на секунду, девушка почти проглядела момент, когда ассасин схватилась за крышку фальшивого колодца, намереваясь поднять ее, и лишь в самый последний момент выкрикнула: “Стой!”. Мари спрыгнула и развернулась за долю секунды, инстинктивно приняла оборонительную позу и во все глаза уставилась на новоприбывшую. Теперь, когда бретонка стояла прямо перед ней, Илана смогла подметить некоторые изменения: ее совсем юное лицо уже подернулось первыми морщинами, меж бровей залегла глубокая складка, а у глаз лежали тяжелые синяки. В ее позе чувствовалось напряжение и сила — будь здесь незнакомец, она убила бы его раньше, чем тот успел коснуться Черной двери. Когда Илана покидала братство, Мари была еще совсем девчонкой. Сейчас перед ней стоял опытный ассасин и сильный воин. Наверняка, именно Мари заменила ее после исчезновения. — Прямо у выхода засели какие-то пьяницы, — севшим голосом пробормотала Илана, чувствуя какое-то желание оправдаться. Они простояли так еще немного, глядя друг на друга. Мари все так же крепко сжимала в руке кинжал, направленный на Защитницу Сиродила. За это бесконечно долгое мгновение Илана успела вспомнить все самые мощные из изученных заклинаний иллюзии и прикинуть, что будет эффективнее: обездвижить или применить покоряющий глас? А затем Мари коротко выдохнула, и лицо ее озарила широкая улыбка, сделав ее похожей на себя прежнюю. С громким визгом она бросилась старшей на шею, обняв так сильно, что почти сбила ее с ног. Илана отступила на шаг, лишь бы не потерять равновесие. — Знала бы ты, как я скучала! Девушка так и не подняла головы, продолжая утыкаться лицом в походный плащ сестры, а потому ее голос звучал немного приглушенно. Илана почувствовала укол вины: Мари наверняка подумала, что та возвращается в братство. Едва она открыла рот, чтобы объяснить, в чем дело, бретонка оторвалась от нее и отошла на шаг, все так же продолжая улыбаться. — Мы слышали, что ты с головой погрязла в роль добродетельной героини, Защитница Сиродила, — тон ее не скрывал насмешки, но он был больше шутливый, чем по-настоящему обиженный. — Все гадали, когда же ты вновь снизойдешь до нас. Очива вообще считала, что ты больше не хочешь с нами водиться, но я верила, что ты обязательно вернешься! Ха-ха, теперь она должна мне сотню золотых! Моя дорогая сестра, как же я рада тебя видеть! Она залилась смехом и вновь коротко прильнула к Илане, которая все продолжала молчаливо стоять в полном замешательстве. Она ожидала холодности, даже агрессии, но никак не такого теплого приема. Она надеялась, что ее хотя бы не выгонят, как только она переступит порог убежища. От мысли о том, что ее здесь ждали, стало почти физически больно. — Как бы я хотела поболтать с тобой, — Мари растягивала слова на манер капризного ребенка, выпрашивающего новую игрушку. — Нам столько нужно обсудить, но у меня очень важный контракт. Если я проторчу здесь еще хоть минуту, этот хмырь уедет и все придется начинать заново! Ты же останешься? В ее огромных голубых глазах читалось столько надежды. — Боюсь, что нет, — еле слышно ответила Илана, опуская глаза в пол. — Очень грустно, но в любом случае, заходи почаще! — жизнерадостно произнесла Мари, не обращая внимания на мрачность девушки. — В этих стенах тебе всегда рады, дорогая сестра. С этими словами Мари коротко прикоснулась губами к виску Иланы, а затем проскользнула ей за спину, толкнула Черную дверь и скрылась в темноте коридора. Оставшись в одиночестве, девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула, успокаивая отчаянно бьющееся сердце. Пытаясь найти в себе силы сдвинуться с места и сделать то, ради чего она здесь. — Ты все-таки вернулась. Илана вздрогнула и подняла голову. М’Радж-Дар стоял в конце холла, опираясь спиной на одну из массивных каменных колонн. Высокомерный взгляд, презрительная ухмылка — он был все тем же сварливым и желчным каджитом, что раньше. — Герой Империи, — сплюнул он. — Добро пожаловать в дом недостойных преступников, о которых даже говорить — осквернять свой язык. Прошу, следуйте за мной, я обслужу вас лучше, чем в самых дорогих отелях Имперского Города. Что вам, леди, вина с ядом или клинок под ребра? — Неожиданно изысканные слова, — устало произнесла Илана. — Я тоже рада тебя видеть. Я по делу, Очива или Винсент здесь? — “Я по делу”, — передразнил каджит. — Исчезла, не завершив контракт, без предупреждения и извинений, шлялась где-то год и вдруг появляешься внезапно, как третья Луна на небе! Еще и по делу! Скажи мне, Илана, на что ты надеешься? Что все разом забудут обо всем или закроют глаза, как Мари? Знаешь, если Очива скажет мне убить тебя… — То ты убьешь меня. — То я не буду торопиться! — рявкнул он. — Ты будешь умирать самой мучительной и долгой смертью. Вермине не снились те пытки, которым я тебя подвергну! — Ты не представляешь, как мне хочется воспользоваться “Безмолвием”. Ты такой же невыносимый, как всегда. Он закатил глаза и прошипел что-то себе под нос. Илана сочла это завершением разговора и шагнула в сторону покоев Очивы. Если бы не те таинственные убийства, она бы с некоторым садистским удовольствием продолжила обмениваться колкостями. Когда она жила в убежище, их взаимные оскорбления стали больше походить на приветствие. В какой-то момент она отметила, что М’Радж-Дар ругается с ней без привычной злобы, и приняла это за оттепель в их отношениях. Но… это было совсем ненадолго, где-то спустя месяц она покинула Братство. Может, она ранила и его тоже своим уходом? Подумав об этом, Илана не смогла сдержать ухмылки — чтобы этот мерзкий каджит был расстроен ее уходом? — Они доверяли тебе, — вдруг произнес М’Радж-Дар и посмотрел ей в глаза. — Безмозглая человеческая сука*. Илана опешила. Пусть и с оскорблением, но эти слова были… горькими. М’Радж-Дар раздраженно отвернулся и пошел прочь. Ржавым лезвием шевельнулось чувство вины в глубине сердца. Илана со злостью сжала зубы — нельзя поддаваться эмоциям. Если она хоть на секунду начнет сомневаться в правильности выбора…

***

Когда Защитница Сиродила закончила свой рассказ, свечи в изысканном золотом канделябре почти догорели, погрузив императорскую спальню в приятную полутьму. — Теперь ты знаешь всю историю. Илана устало откинулась на спинку стула, закрывая руками лицо. Рассказ дался ей тяжело. Не так тяжело, как само признание пару месяцев назад, но все же. Пришлось вспомнить всю свою историю в братстве от убийства того отвратительного старика в подвале «Дурного знамения» до контракта в Имперской тюрьме, где ее и нашел Уриэль Септим. Должно быть, в ту ночь Боги договорились с самой Пустотой, чтобы устроить их встречу. Ее последним контрактом (и единственным невыполненным) был данмер, тюремный срок которого почти подходил к концу. Однако кто-то, совершив темное таинство, приговорил его к казни, а Темное Братство должно было стать палачом. Илана почти успела взломать замок камеры темного эльфа, когда их уединение нарушили тяжелые шаги приближающихся Клинков. Ей пришлось вернуться в камеру, куда ее бросили за оскорбление стражника, который неосознанно помог ей осуществить контракт. А потом были одинаковые коридоры бесконечных подземелий, красные мантии культистов, окрашенные кровью, и Амулет Королей в ее руках, что стал символом новой праведной жизни. С момента того контракта прошло меньше года, но, казалось, целая жизнь. Та девушка, что не успела взломать тюремный замок, имела мало общего с той, кого называли Защитницей Сиродила. Илана сглотнула и убрала руки от лица, но посмотреть в лицо Мартина было выше ее сил. — Я ценю твою искренность. Девушка слабо улыбнулась. Мартин даже в такой ситуации оставался собой: понимающим и всепрощающим, как истинный священник. По-хорошему, ему бы передать все услышанное страже и пусть другие решают ее судьбу, взвешивая все хорошее и плохое. Но он лишь благодарит ее за честность, какой вздор! — Мы оба хороши, — продолжил мужчина, подойдя ближе и опустив руку на плечо девушки. — Даэдропоклонник и ассасин Темного Братства в прошлом ныне почитаемые герои Империи. Девять имеют прекрасное чувство юмора. Илана не могла не рассмеяться. Груз напряжения и сожаления все еще лежал на груди, мешая вздохнуть, но мягкий тон Мартина и тепло его ладони, казалось, делали его чуть легче. — Я не имею права осуждать тебя. Мы все шли теми путями, которыми должны были пройти. Пусть прошлое останется в прошлом. Однако во имя нашего будущего, пообещай мне, что никогда не вернешься к Пустоте. Илана резко подняла голову, встретившись глазами с мужчиной. В его взгляде читалось понимание и безоговорочное доверие. Он прекрасно знал, какой ответ даст девушка — она давно доказала свою преданность — но он хотел еще раз услышать это. — Я клянусь, — Илана говорила твердо. — Я верна Девяти и благословлённому ими императору. Девушка взяла в свои ладони ладонь мужчины, которая все еще лежала на ее плече, и показательно поцеловала тяжелый рубиновый перстень. Защитница Сиродила понимала, что нарушает все клятвы, данные когда-то братству. Но клятва верности ее императору оказалась для нее намного важнее.

***

Винсент ничем не выдал своего удивления, когда столкнулся с Иланой на выходе из комнаты, лишь тихо вздохнул и жестом пригласил ее войти. — Чтобы избежать недоразумений, — Илана остановилась на входе. — Я не вернулась. — Знаю, — Винсент постучал пальцами по дубовому столу. — Догадываюсь. Тебя привело сюда что-то важное. Присядешь? Знаешь, это немного неуместно, но… Раньше ты всегда приходила ко мне за советом в решении какой-то проблемы, будь то сложный контракт или непростые отношения с людьми. И вот, снова: ты сидишь за этим столом, между бровями глубокая складка и сознанием ты очевидно где-то далеко отсюда. Прости, я немного отвлекся, ностальгия вещь такая. Что привело тебя сюда, упрямое дитя? Пергамент хрустнул под ее пальцами, когда она положила ладонь в область сердца, проверяя, на месте ли рисунок. — Ты помнишь день, когда я показала свою метку? — начала она разговор издалека. — Это была идея Тейнавы — оставлять личный знак на телах жертв. — В его стиле, — кивнул Винсент. — Выжженный “отпечаток” ладони над сердцем; просто и понятно — Темное Братство. Она вытащила сложенный вдвое лист пергамента и, с небольшой задержкой, положила его в центр стола. Винсент попытался его взять, но Илана слегка прижала лист ладонью и продолжила говорить: — Ты же помнишь, я отошла от дел Братства и… Окованная железом дверь с оглушающим грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась аргонианка в темной робе. Илана поежилась под взглядом желтых немигающих глаз и, привстав, поприветствовала ее коротким кивком. — Илана Хэдьер, — прошипела Очива и сильным толчком захлопнула дверь. — Здравствуй, дорогая непослушная сестра. Глава убежища без приглашения села за стол, демонстративно сложив руки на груди. Она продолжала прожигать стоящую девушку тяжелым взглядом, в котором читалась смесь глубокой обиды и разочарования. Весь ее вид вид излучал холодность и едва контролируемое раздражение. — Так и будешь стоять? Мы и так тратим на тебя время. Прояви уважение. — Я не задержу вас надолго, — Илана сглотнула и, избегая направленных на нее взглядов, отчеканила. — Я прибыла сюда в связи с официальным расследованием Империи. Глаза аргонианки зло сощурились, и лишь тогда девушка поняла, насколько неправильно прозвучала ее фраза. — Это не касается дел Темного Братства. Не напрямую. О, Боги, какая нелепая ситуация. Ей давно не шестнадцать, но перед Винсентом и Очивой она продолжала вести себя как девчонка, волнуясь и заплетаясь в словах. — Конечно, — холодно бросила Очива. — Ты бы не посмела явиться сюда ради дел Братства. Ты потеряла право соваться в наши дела, когда сбежала, не выполнив контракт. Ты не представляешь, что я чувствовала в тот момент. Все хорошее, что я делала для тебя… Вот так ты мне оплатила?! Илана склонила голову, почувствовав себя виноватым ребенком. Стоять под осуждающим взглядом Очивы было почти физически некомфортно. — Если ты думала, что те твои недавние убийства искупят вину, то ты очень ошибалась! Напоминание о цели ее визита отрезвило девушку, заставив чувство вины отступить на второй план. — Я как раз веду к этому, — заметила Илана, опускаясь на стул. Благо, голос больше не дрожал, но поднимать голову она все еще не решалась, продолжая прожигать взглядом сложенный лист бумаги. — Дело в том, что это не я убила тех людей. — Объясни, — повелительно произнесла Очива. — Последний месяц я была глубоко погружена в работу, поэтому не знала об этих убийствах, пока капитан стражи не доложил императору о серийном убийце. Вот зарисовка метки, что была на телах всех жертв. Очива схватила лист и резким движением развернула его. Обеспокоенный Винсент встал со своего места и, мельком взглянув на рисунок, начал ходить по комнате. — Теперь самое важное, — тихо, но с явной угрозой произнесла Илана. — Кто-то еще, кроме вас и Люсьена, знает об этой метке? Есть ли среди этих людей кто-то, кто хорошо владеет магией разрушения? Когтистая чешуйчатая ладонь указала на Илану. — В Братстве не предают тайны друг друга. Прискорбно, что ты забыла об этом. Клянусь Пустотой, никто не узнал из наших уст о тех секретах, что когда-то ты доверила нам. Илана прикрыла глаза и опустила голову на лежащие на столе руки. Одна из нитей отняла слишком много времени и сил, а в результате привела в никуда. Только Люсьен мог знать что-то еще, но как же ей не хотелось вновь встречаться с ним! После тех громких слов, что они наговорили друг другу… — Ты сказала “кто-то, кто хорошо владеет магией разрушения”, — Винсент остановился в самом дальнем углу. — Если мне не изменяет память, ничего сложного в нанесении метки не было. Не обязательно быть экспертом в магии, чтобы нанести отпечаток руки огнем. — Я присутствовала на вскрытии тел. Судя по словам профессора, все они были убиты настолько сильным заклинанием, что кровь моментально спеклась вокруг метки. А я, если ты помнишь, наносила метку после смерти жертвы, пытать людей не в моем стиле. Мне нужно поговорить с Люсьеном, он единственный из Братства, кто кроме вас знает о моей метке. — “Единственный из Братства”, — медленно повторила Очива, возвращая пергамент. — Это все тот священник? Ты рассказала ему? Как много он знает о твоей жизни? Илана шумно сглотнула и хрипло ответила: — Все. — Воды Обливиона! — прорычала Очива, в приступе раздражения ударив кулаком по столу. — Император посвящен в тайны Темного Братства! Я… Я не знаю, у меня слов нет! Ты хоть представляешь, сколько клятв было нарушено тобой? Винсент? Он поднял руки в примирительном жесте. — Мне кажется, сейчас это не самая большая проблема. В конце концов, стражники до сих пор не разорили Убежище, а значит, император решил закрыть на нас глаза. Во всяком случае, пока что мы в относительной безопасности. — Безопасность?! Что, если все эти танцы с метками это его попытка дотянуться до Братства? — Он бы так не поступил, — тихо возразила Илана. — И я не назвала никаких точных сведений о личностях и местах. Он знает только то, что касается меня. Я бы не выдала секретов Братства, какого бы вы ни были обо мне мнения. Илана не хотела произносить последнюю фразу, понимая, как жалко прозвучит ее оправдание, но ничего не могла с собой поделать. Выносить разочарованный взгляд Очивы и сочувственный — Винсента было выше ее сил. Видя печальное лицо девушки, аргонианка вздохнула и покачала головой. Она положила руку рядом с ладонью Иланы и, неожиданно, с почти материнской нежностью и снисходительностью задала вопрос: — Насколько ты доверяешь своему Мартину? Ты бы отдала за него свою жизнь, да? А сделал бы он то же самое ради тебя? — Я бы не позволила ему. Очива горько засмеялась и отступила к выходу. — Какие громкие слова. Никому нельзя доверять, Илана. Когда будешь уходить, проверь, не следуют ли за тобой тени того, кому ты доверяешь свою жизнь без раздумий.