Паранойя

Особняк Саммитмист, сундук с золотом и пять ничего не подозревающих жертв. Тогда я впервые почувствовала сожаление. Нелс храпел в соседней комнате, вновь напившись до беспамятства. Он будет легкой жертвой — Илана чуть улыбнулась, предвкушая, что уже через час сможет покинуть этот душащий особняк. Давно задания не давались ей так тяжело. Дверь спальни девушек чуть скрипнула, отчего сидящая на своей кровати Довеси подпрыгнула. — А, это всего лишь ты, — облегченно выдохнула данмерка. — я начинаю пугаться каждого шороха. Не понимаю, зачем? Когда убийца придет, настороженность не спасет никого из нас. Все равно мы все умрем здесь. Порыв подойти и обнять молодую девушку был спонтанным. Илана списала это на отыгрыш своей роли сопереживающей и испуганной матери-одиночки, но... игнорировать это тяжелое чувство в груди стало почти невозможно. Наверное, так ощущаются угрызения совести? Сжимая в объятьях трепещущую от ужаса данмерку, она раздраженно скрипнула зубами и закатила глаза; не хотелось признавать, но, похоже, слова Люсьена, что она “размякла в последнее время”, были достаточно правдивыми. — Не переживай, Довеси, я уверена, что нас спасут! Откроют дверь, в конце концов мы можем попросить Нельса выбить дверь. Главное проснуться раньше, чем он снова приложится к элю. Не переживай, мы не задержимся в этом проклятом доме ни на день. Илана надеялась, что ее слова звучат достаточно искренне. Она старалась говорить тихо и размеренно, одновременно с этим поглаживая сотрясающуюся в глухих рыданиях девушку по плечам. — Бедный Нелс, — прошептала данмерка куда-то в плечо Иланы, отчего ее слова прозвучали совсем глухо. Имперка отстранила ее от себя и посадила на кровать, по-прежнему сжимая ее холодные ладони в своих. — Он пришел сюда, чтобы найти деньги для детского приюта. Неожиданно, правда? — подрагивающие губы девушки сложились в кривоватую улыбку, которая смотрелась неуместно на распухшем и заплаканном лице. — Все думали, что он просто пропьет эти деньги. Признаться честно, я тоже так думала. А потом он рассказал мне о своей семье, о погибшей дочери. О том, что он больше не смог ни с кем сблизится и поэтому стал захаживать в приют в Рифтене, чтобы побаловать детей. Он хотел сделать там ремонт, а еще накупить малышам сладостей! Против воли в сознании возникла картина того, как добродушный норд приносит целую сумку различных лакомств, а маленькие дети, улыбаясь, обступают его и тянутся к сумке своими маленькими ручками. — Или Примо, — продолжила данмерка. — Он хотел найти деньги, чтобы обеспечить свою жизнь вдали от родительского дома. Вся его семья — торговцы, а он мечтал заниматься литературой. Ты бы слышала его стихи! Он был таким талантливым. Девушка вновь заплакала, уткнувшись лицом в голубой шелк платья Иланы. Ткань очень быстро пропиталась влагой и неприятно холодила кожу, но девушка почти не обращала внимания. Они просидели так еще какое-то время: Довеси плакала, Илана неловко обнимала ее. Ассасин совсем не понимала своих действий. Девушка перед ней слаба, разбита и до смешного невнимательна — хватило бы одного заклинания, чтобы прервать эту сопливую драму. Потом убить спящего норда и конец. Контракт будет завершен, Ситис получит свои души, она — свои деньги. Но вместо этого она почему-то продолжала слушать этот глупый рассказ. — Я уверена, у всех здесь были свои благородные цели на эти деньги. Даже у старухи! Я слышала, как она рассказывала легионеру, что мечтает возродить родовое поместье. На их фоне я — эгоистичный ребенок. Я просто хотела доказать семье, что я ничем не хуже своей старшей сестры. Она довольно известный ученый, ее исследования принесли почет и славу нашему роду. Я же хотела принести богатство! Она внезапно отпрянула и взвыла раненым зверем, Илана никогда в своей жизни не слышала, чтобы кто-то так отчаянно ревел. Слезы текли по щекам и шее, путаясь в волосах, что выбились из прически, и исчезая в тяжелых тканях платья. Ее отчаянно трясло, она попыталась прикрыть руками лицо, но это лишь осложнило и без того сбившееся дыхание. Накатывала истерика, а она все продолжала говорить, будто исповедуясь. — Сестра говорила, что не бывает легких денег. Какая же я глупая! Я ТАКАЯ ГЛУПАЯ! Если бы я только могла все исправить, если бы могла никогда не заходить в этот проклятый особняк. Я так хочу вернуться домой, вернуться к маме. Я даже не рассказала ей, где я! Меня даже не смогут похоронить рядом с моей семьей! Дальнейшие слова потерялись в потоке рыданий и тихого скулежа. Девушка упала на кровать, уткнулась лицом в подушку и закричала. Илана даже не подумала заставить ее замолчать, не подумала, что из-за громкого звука может проснуться Нелс, и тогда весь ее план закончить миссию быстро и не выдав себя провалится. Она просто сидела на краю кровати и смотрела на истерящую девушку, растерянно оглядываясь по сторонам. Она не знала, что нужно делать. Её было почти… жаль? Прошло немало времени, прежде чем данмерка успокоилась. Истерика высосала все ее силы, и она быстро начала проваливаться в сон, но все еще еле слышно повторяя как молитву: «Я просто хочу вернуться домой». Илана убила ее, пока та спала, используя сложное заклинание повреждения здоровья, расходующее слишком много магии. Обычно девушка им не пользовалась, однако сейчас это казалось единственным правильным решением: данмерка умерла и даже не осознала, что произошло. Не успела почувствовать боли. То же самое ассасин проделала и с Нелсом, израсходовав последнюю крупицу энергии. Огненная метка, будто нарисованная углем на мягкой, бледно-голубой коже, выглядела неправильно. Впервые с момента прихода в Братство ей было мерзко подписывать свою работу.

***

— Тебя так легко заставить сомневаться, — едко и безжалостно произнес Люсьен, после того, как Илана завершила рассказ. — Мари ошибалась, полагая, что у тебя отсутствует актерский талант: ты настолько вжилась в роль, что потеряла рассудок, как впечатлительная дочка провинциального барона. Холодный разум, беспощадность, наслаждение чувством превосходства над этими слепыми невеждами, что даже не ведают о Ситисе… Ты словно забыла, что такое быть ассасином Темного Братства. Илана не шевельнулась и было похоже, что все слова Люсьена пролетели мимо. Она неподвижно сидела, гипнотизируя взглядом прозрачные языки гаснущего костра. До рассвета оставалось меньше двух часов, а холод лишь усиливался: в предрассветные часы зима точно стремилась отвоевать свое у весны. Месяц Первого Зерна — переменчивая девица, никогда не принадлежал одному времени года. Снежные бури соседствовали рядом с бурным цветением, а ледяные дожди по утрам растапливало палящее весеннее солнце. — Подбрось пару веток, — едва шевельнулись ее губы. — Морозит. Складки плаща натянулись и разгладились — девушка закуталась в него настолько плотно, насколько позволяла прочность ткани. Заблудившийся в руинах ветер, слабый костер и тяжелый рассказ, — все это словно высасывало из нее жизненные соки. Она несколько раз замирала на полуслове, ловя снисходительный и одновременно высокомерный взгляд своего учителя. Несомненно, она была главным пятном на репутации — столь высокий ранг, длинный список безупречно выполненных контрактов, Убежище под личной протекцией и… ученик, бросивший Братство. Люсьен вернулся на место, медленно отряхивая руки от мелких чешуек коры. — Если это все, что ты хотела мне сказать, то я разочарован. История той девушки, несомненно, трогательна, но она не стоит того, чтобы менять свои взгляды. — Нет, — Илана потянулась к огню. — За любой историей о метаморфозах стоит несколько событий, случайно или по воле богов, ломающих привычный ход жизни. Саммитмист был только началом.

***

Сомнения уйдут, а контракты будут всегда. Нельзя быть настолько мягкосердечной — прошлое задание она чуть не завалила из-за минутой жалости. В самом деле, вслушиваться в слова жертвы… Первый урок, который дают всем новичкам в Братстве: не разговаривай с тем, кого собираешься убить. Узнаешь — привяжешься, тогда закончить контракт станет сложнее. А контракт всегда важнее, чем чувства и сожаления. А если Илана не прекратит витать в облаках — рискует ошибиться и в этот раз. По тропинке загрохотали тяжелые железные сапоги — Адамус Филида шел к пруду на ежедневный заплыв. За неделю шпионства за ним, Хэдьер выяснила, что каждый вечер, какой бы ни была погода, он приходил к водоему и несколько раз пересекал его вплавь. Пожалуй, это было единственное время, когда он был в зоне досягаемости. Паранойя не давала старику расслабиться ни на секунду: огромные стальные замки висели на каждой двери в дом, а входная дверь вдобавок была обшита листами железа. Залезть к нему в дом было той еще проблемой, и Илана сдалась сразу же, как только заглянула в полутемный коридор через узенькое окошко почти под самой крышей. Отравить его было невозможно — он никогда не принимал пищу вне дома, никак не заколоть кинжалом со спины — огромные доспехи с мифриловой кольчугой между пластинами не позволили бы даже оцарапать его кожу. Наблюдая за ним сквозь заросли рогоза, Илана не могла сдержать злорадной улыбки — желание держать тело в форме погубило его. Она выжидающе следила, как он отцепляет пластины, одну за другой; ее пальцы мертвой хваткой вцепились в рукоять лука. Кажется, она даже перестала дышать — непослушные волосы, выбившиеся из косы, не трепетали и лежали на лице неподвижно. Старик снимал доспехи раздражающе медленно, то ли в силу возраста, то ли из-за сложности обращения с броней. В любом случае, помощь оружейника ему бы не помешала. Однако к счастью Иланы, того парнишки, что вечно таскался за Филидой, поблизости не было. Вдалеке загудел колокол: по расписанию, патруль сейчас встречался в центре города и расходился в разные стороны. Лучший момент для нападения. Она готова, ее рука не дрогнет. Не снова. Филида шагнул в в воду, и в тот же момент Илана встала в полный рост, оттянула тетиву к уху и разжала пальцы. Алый наконечник стрелы мелькнул в занимающихся сумерках. Без вскрика, старик осел на вмиг ослабевших ногах и через мгновение, медленно, спиной, завалился в мелководье. Если бы не свист стрелы, со стороны могло показаться, будто его хватил удар. Дело сделано. Осталось отрезать палец. Илана закрепила лук за спиной и широкими шагами подошла к лежащему в воде телу. Острие стрелы, измазанное в крови, торчало между ребер, на три пальца ниже сердца. Не идеальный выстрел, но, похоже, зачарованная стрела сделала свое дело — Адамус Филида был убит. Осталось выполнить последнюю часть контракта. Это было даже не так сложно. Кольцо Имперского Легиона… Илана подняла ладонь бывшего легионера, чтобы убедиться что это оно. Вдруг, ладонь в ее руках дернулась и судорожно вцепилась в запястье. Испуганная девушка едва удержалась на ногах и не упала в воду. — Ты напала на меня! — прохрипел Филида, пуская кровавые пузыри ртом. — Ты пыталась убить меня… Илана потянулась свободной рукой за Клинком Горя, но старик, с невероятной для своего состояния скоростью и силой перехватил ее. На простой хлопковой рубашке осталось пятно воды в форме ладони похожее на ее метку. Видеть ее на себе было почти страшно, а потому она поспешила скинуть с себя руку старика. — Ты… мелкая дрянь, — проколотое легкое мешало ему говорить. — Ты жизни не видела… Всю жизнь давлю таких крыс как… вы… Он захлебнулся и закашлялся, но пальцев не разжал. Девушка запаниковала — первая мысль, конечно, о том, что их могла заметить стража и тогда тюрьмы не миновать. Она попыталась вырваться, но хватка старика была крепкой. — Не пытайся умолять меня о пощаде, — прошипела Илана, беспокойно оглядываясь по сторонам. — Безмозглый ребен… кх-х… Тебя ждет виселица-а-агкх… Уходи… оттуда. Ты не понимаешь… что… делаешь… Напоследок, его пальцы еще раз судорожно сжали руки девушки и почти тотчас расслабились. Голова с глухим всплеском упала в воду; изо рта и носа пошли пузыри воздуха. Прозрачность исчезла — кровь окрасила все вокруг в мутные бордовые оттенки. С облегчением, Илана распрямилась, чтобы в ту же секунду услышать громкий вопль: — Убийца! Стра-а-жа! Времени на отрезание пальца не было. Девушка рванула к берегу, торопливо накладывая заклинания защиты. О маскировке и речи не шло: вода раскроет невидимость. Если пруд оцепят — придется прорываться с боем, а там шансов ещё меньше. Вязкая тина жадно обхватывала ее ноги, жесткие стебли рогоза хлестали по лицу. Где-то над макушкой просвистела первая стрела, и Илана поспешила создать щит. Ситуация ухудшалась с каждой секундой. Едва выйдя на берег, она сразу навела на себя заклинание хамелеона и стремглав помчалась в сторону ближайших врат. Она бежала долго, едва ли не до границ с Чернотопьем. И лишь удостоверившись, что погони нет, она почувствовала, как подкашиваются колени, и рухнула на землю. Мокрый рукав жгло будто ядом, хотелось сорвать его вместе с кожей — грязной, пропитанной кровью. Её вывернуло прямо перед собой от страха и безысходности, от отвращения к собственной никчемности. Еще секунда, и она могла бы вновь оказаться за решеткой. Одно неправильное движение — и ее труп пошел бы ко дну того же озера, где умерла ее последняя жертва. Разве не от этого она бежала? Разве она не пришла в Братство с единственной целью: не сдохнуть за решеткой или в одном из зловонных притонов Бравила? Темное Братство дало ей крышу над головой и хорошую еду, добрых друзей и цель, ради которой она жила все эти годы. Но если отбросить все сантименты, ее жизнь сейчас — та же скользкая дорожка, один неверный шаг на которой ведет в пропасть. Та же скользкая дорожка, с которой Хэдьер сошла четыре года назад с невероятной гордостью. Все такая же никчемная, неправильная, не заслуживающая ничего кроме смерти без почестей. Оставшись одна посреди глухого леса, Илана кричала и плакала, царапая себе кожу обломанными ногтями, почти всю ночь. На следующий день она все же вернулась в убежище, но никогда еще пароль не давался ей так тяжело.

***

— Ты сочувствовала этому старику? — в словах Люсьена звенела неприкрытая насмешка. — В самом деле, Илана, я не думал, что ты настолько мягкосердечна. — Это было не сочувствие, — Илана покачала головой. — Скорее, удивление или даже шок. Вы все говорили, что Филида преследовал Братство из принципа и был безжалостен. Проклятия, угрозы… Я ожидала этого, но никак не жалости. Это было странно и непонятно: зачем человеку со стальным сердцем говорить такое мне? — И после этого ты решила уйти из Братства? — Не совсем. События в Саммитмисте точили меня, я желала забыть о них. Убийство Филиды заставило меня посмотреть на свои действия под другим углом и задуматься о смысле того, что я творю. Да, наверное, я подумала об уходе, но так, вскользь, несерьезно или неосознанно. Точку во всей этой истории поставил Уриэль Септим.

***

— Последний контракт был не таким уж и сложным. Оставить вещи, чтобы потом не возвращаться за ними, спрятать отмычку и повздорить с молодым стражником. У того были явные проблемы с контролем агрессии, пара слов и ты за решеткой. Мне это и было нужно. Я почти сломала замок камеры, дело оставалось за малым… — Но вместо этого ты бежала из тюрьмы с императором. Звук ломающейся отмычки показался слишком громким в тишине полупустых тюремных камер, но даже он не разбудил наглого данмера, спящего в камере напротив. Удача сегодня явно благоволила Илане. Однако запасную отмычку девушка достать не успела, дверь наверху со скрипом открылась, и на лестнице загрохотали тяжелые шаги солдат в железных сапогах. Она едва успела сунуть отмычку в карман штанов, как напротив ее камеры остановились солдаты. Не обычные стражники, а некто облаченные в диковинные дорогие доспехи, которых Илана никогда прежде не видела. А затем к камере подошел Он. Открытое лицо Уриэля Септима пронизывали морщины, но он не был похож на беззащитного старика. От него веяло статью, величием и мудростью. Казалось, он знал то, о чем другие не ведали. А еще он с первого взгляда увидел в Илане что-то особенное, ведомое лишь одним Септимам да самим Богам. Услышав его тихое: «Следуй за нами», Илана уже дернулась к проходу, когда зацепилась взглядом за непривычно серьезное лицо своей неудавшейся жертвы. Тот сидел тихо, не менее пораженный развернувшейся сценой. Дверь ее камеры осталась открытой, Император в окружении стражи ушел вперед. Илана с легкостью могла бы выбраться из камеры, убить шокированного эльфа одним заклинанием и удрать. Побег Императора и убийства наследников — куда больший повод для разговоров, чем убийство какого-то заключенного. Наверняка, его даже расследовать толком не станут. Перед ней был выбор, и она должна была принять решение быстро: можно было остаться в привычной темноте или рискнуть, но выбраться на свет. Илана зажмурилась до боли и шагнула в туннель, плененная внутренним светом Императора, который оказался ярче самых насыщенных красок Ночи и Крови. Она доверчиво следовала за ним как ребенок за своим родителем, потому что это казалось правильным. Это казалось единственно правильной вещью. Он улыбался, когда девушка неловко отвечала на его вопросы. Держался спокойно, когда из засады выпрыгнули облаченные в красное ассасины. Казалось, он совсем не боялся смерти, отчего еще более несуразным казался порыв Иланы защитить. Закрыть его собой, встать перед вооруженными убийцами в тяжелых доспехах в одних лохмотьях, пожертвовать собой, но не дать этому свету погаснуть. Илана понимала, что все это неправильно, посылая вперед огненную стрелу и сбивая с ног ассасина, что сзади замахнулся на редгарда-телохранителя. Это было для нее несвойственно. Илана привыкла отнимать жизни, но никак не защищать их. Но она продолжала следовать за ними. Когда за Императором и телохранителями закрылась первая дверь, с Иланы будто спало наваждение. Следуя за Септимом, она и не задумывалась над причинами своих действий, но оставшись одна внезапно задалась вопросом: зачем все это? Они из разных миров: он — избранный Аэдра, она — дитя Ситиса. Даже если им суждено вместе выбраться отсюда, дальше их пути разойдутся. Рассуждая трезво: они и не должны были пересекаться. Что она собралась делать? Защищать Императора, стать Клинком? Может еще в стражу пойти? Ох, узнай семья о ее мыслях, над ней бы посмеялись. Ей бы вернуться в камеру, пока она не ушла далеко и не потерялась окончательно в одинаковых коридорах, и завершить контракт. А затем вернуться в убежище, вернуться к семье. И забыть об этой странной встрече, которой не должно было произойти. Но что если старик прав и их встреча действительно должна была произойти? И если это не шанс изменить судьбу, то хоть возможность начать все заново? Уже какое-то время Илана задумывалась о том, чтобы сбежать из Братства, завязать с бесконечными контрактами и убийствами. Забирая жизнь беззащитной данмерки в Скинграде она чувствовала сожаление, слыша последение слова Филиды — почти стыд. Она никогда не отмоет руки от крови и не сбежит от ярости Отца Ужаса, но может попытаться сделать что-то хорошее перед смертью. С одной стороны весов была стабильность и уют родного убежища, с другой — собственная совесть, что не давала нормально вздохнуть с самого Саммитмиста. Она подобрала катану мертвого Клинка и шагнула в образовавшуюся дыру в стене. Выбор был сделан, и даже дышать стало легче. Проходя по слабо освещенным подземельям и без проблем разбираясь со встречающимися крысами и гоблинами, Илана продолжала думать об ассасинах в красном, особенно о той девушке, которую она убила сама. Та выскочила из засады, оказываясь прямо за спиной императора, Клинки были далеко впереди, окруженные еще десятком убийц в одинаковых доспехах. У Иланы на раздумье была пара секунд, а потом она бросилась в бой. Они с той девушкой были немного похожи: обе имперки, те же светлые волосы и мягкие, почти детские черты лица. Представить себя на ее месте оказалось на удивление легко. Хэдьер знала, что в далеком прошлом Темное Братство бралось за контракты на убийство императоров. Это она могла бы сейчас лежать на холодном полу с застывшими глазами в окружении братьев и сестер, что также не справились с возложенной на них миссией. Кто-нибудь другой обязательно завершил бы ее, а их бы ждал покой в Пустоте. Эта картина неожиданно оказалась очень отталкивающей и неправильной. Разве достойны они отбирать столь значимую жизнь? Они — лишь преданные дети Матери Ночи, исполняющие волю своего Отца. Но Пустота не имеет воли. Кто тогда решает, кому жить, а кому умереть? Никогда прежде Илана не задумывалась над сущностью контракта. У нее была цель, были пути ее устранения, и была заслуженная награда. Ей было наплевать, как имя появляется на контракте. Сказано — сделано. Был человек — и нет его. Но кто они такие, чтобы вершить судьбы? Сколько невинных, ошибочно осужденных, добрых и светлых людей они погубили… Скольких погубила только сама Илана? Окажись на контракте имя Уриэля Септима, смогла бы она поднять клинок? Перед глазами вновь встало его лицо, и зазвучал голос: «Что до деяния твоего… неважно это. Не потому тебя запомнят люди». Илана отчаянно хотела ему поверить. Когда их пути вновь пересеклись в одном из светлых коридоров, она почувствовала почти ощутимое облегчение. Клинки вновь начали ругаться, кажется, даже предлагали убить ее, но Император прервал их одним движение руки и подозвал ее к себе. Она, не раздумывая ни секунды, подошла. Потерянная, грязная, запятнанная кровью — где-то в глубине души она инстинктивно тянулась к его свету, как к сосредоточению всего хорошего в этом мире. Фигура Императора слишком сильно выделялась из ее привычного мира: слишком праведный, слишком хороший, слишком светлый. Этот человек не заслуживает смерти. Он не должен умереть. Она должна его защитить, чего бы ей это не стоило. Уриэль увидел в ней надежду на спасение Империи. Илана же увидела в нем надежду на спасение собственной души.

***

— Знаешь, спустя столько времени, я до сих пор не могу поверить в произошедшее, — Илана едва слышно засмеялась. — Император, просящий помощи у ассасина… Судьба, предопределение, пути, — эти слова были для меня пустым звуком, но после встречи с Уриэлем я не могла остаться неверующей. Все это было похоже на обретение зрения: он показал мне иную жизнь, дал мне возможность самой выбрать свою судьбу. — Хочешь сказать, это был выбор? — Люсьен развел руками. — Илана, он убедил тебя, что все твои деяния бессмысленны и вредны для тебя самой! Чем вредны? Разве ты не была счастлива, живя среди нас? Это не называется “дал выбор”, он просто использовал потерянную девчонку в своих целях, внушив ей свою правду. — А разве ты не делал того же самого? — спокойно парировала Илана. — Благие цели, ужасные средства, ох, нам ли не знать об этом. Если упростить все, то я просто хотела, чтобы мои дела приносили пользу тем, кто мне дорог. Как-то так получилось, что мне стала дорога вся Империя. — Это все священник, да? Хотелось бы поговорить с этим удивительным человеком — глядишь и я стану праведником. — язвительно произнес Люсьен. — До сих пор не могу поверить, но похоже… ты серьезна. Что ж, разговор можно считать завершенным, надеюсь, мы больше никогда не вернемся к этой теме. Когда мы найдем тех, кто стоит за этими убийствами, я покину тебя. Навсегда. А до тех пор, нам придется работать вместе. Он встал на ноги и небрежным взмахом пальцев потушил костер. Илана про себя отметила, что Люсьен в какой-то момент перестал смотреть в ее сторону. Она умерла для Братства почти год назад и только сейчас — для него. Они в самом деле были семьей. Когда-то. — Я пойду, оседлаю коней, — не оборачиваясь глухо произнес он. — Приберись тут, собери остатки провизии, скатай одеяла… Люсьен махнул рукой и, пошатываясь, направился к лошадям, стоявшим в коридорчике за незапирающимися до конца дверьми из неизвестного дерева. Последний час он почти неподвижно сидел, слушая сбивчивый и сумбурный рассказ своей бывшей ученицы и теперь каждый шаг отдавал неприятной вибрацией в мышцы. Эта упрямая девчонка... Если бы она только знала, в какой опасной близости от нее прошла смерть. Илана доверяла ему, слепо и безоговорочно; Люсьен позже выскажет ей свои претензии — в их деле нельзя доверять никому, а она так быстро забыла об этом правиле. В целом то, как просто она попрала все устои, правила и обычаи было оскорбительно. Пусть он и поклялся лорду Велану, что и пальцем не тронет его племянницу, в какие-то моменты он был близок к тому, чтобы стать клятвопреступником. Легче отпустить, чем попытаться вернуть... Мужчина не смог сдержать гнева, слишком сильно потянув запутавшиеся поводья. Тенегрив ощутимо ткнул мордой в плечо, глаза лошади выглядели слишком умными даже для демонического создания. — Все-то ты знаешь. Я разочарован и зол, но уж точно не собираюсь скорбеть. Не прошло и десяти минут, когда они вновь пустились в путь. Два всадника мчались бок о бок в утреннем тумане. Одинаковые: в черных плащах, постоянно подстегивающие коней. Чужие друг другу.