***
— Почему?! Почему нельзя?! — Ее приведут и вы увидитесь перед смертью. — Но я хочу с ней поговорить! Поймите меня, это мой последний шанс, я иначе не могу! – срываясь, крикнул Родж. — Не можешь, а придется. И лучше бы тебе заткнуться, пока перед казнью тебя еще и предварительно не проучили. На парня накатило неизмеримое болезненное сожаление. Их с Одри, скорее всего, будут казнить рядом, вместе, но тогда он не сможет ей ничего сказать. Не сможет объясниться. Никак не оправдает себя в ее глазах. Он сказал ей, что ее судьба – это его "удачная" идея, и соврал – видимо, ей так или иначе судилось погибнуть. Два года года назад старшая подруга Одри вызвалась на Жатве идти вместо нее, чем тогда шокировала весь Дистрикт. Почему она так сделала – никто наверняка не знал, хотя многие полагали, что ей не хотелось жить. Эта девушка тогда не вернулась домой. Одри, наверное, должна была умереть вместо нее, и только теперь злой рок ее настиг. Настиг руками ее брата. И теперь он даже не может попросить у нее прощения, ведь такова воля его тюремного охранника. Сейчас они с Роджем стояли в здании управления городской полицией, на площади перед которым должна была состояться казнь близнецов, и ожидали нужного времени. Одри была где-то в этом же здании в другом помещении, и эти ублюдки ни за что не хотели дать брату и сестре повидаться хоть три минуты. Их казнят через повешение. Догадаться об этом было легко – на городской площади на помпезном эшафоте, нарочито пышно украшенном, вызвышалась виселица. Вокруг нее соорудили трибуны для зрителей. Они все уже были битком забиты, несмотря на то, что никто не знал, кого именно из трибутов и в котором часу здесь повесят. Конечно, другие арены для казней тоже уже были напоготове, но Роджа привели именно сюда, а это может значить лишь одно. Для капитолийцев смерть была самым что ни на есть занимательным шоу, а в этом году – особенно, ведь к обычным смертоубийствам на Арене добавлялся нехилый интерактивчик в виде публичных казней. Схема рекламы заключалась в том, что при обьявлении этого аттракциона на параде жителям столицы предлагали купить билет на казнь кого-то из Дистриктов (предпогалось осуществить их в течение одного дня с интервалом в полчаса с момента смерти предыдущего трибута – долго, но зато особые любители извращений могли купить билеты на несколько шоу и придти чуть ли не на все), однако кого как будут умерщвлять не разглашалось – это определяли путем жребия в утро перед казнями. Правда, раз уж Родж тут... не значит ли это, что жеребьевка не самая... честная? Что за бред. Когда сам кого-то обманул, везде беспричинно подозреваешь подвох. Как вариант, его еще куда-то отведут потом. Жеребьевка должна была произойти с минуты на минуту в прямом эфире, так что все полицейские в участке прикипели к эрану телевизора к каналу, посвященному Голодным Играм. Тянуть жребий, разумеется, будет сам Сноу под разнообразные комментарии Цезаря Фликермана. Зрители снаружи, насколько понимал Родж, лицезрели этот первый акт шоу через экран, вывешенный на внешней стороне здания полиции. В ожидании жребия и собственно казни парень терял счет времени, как будто оно остановилось или застыло в масле. Его не страшила сама смерть. Роджу стало наплевать на факт того, что он умрет. Казнь стала данностью. Гул голосов, шаги и речь из телевизора слились в один неразборчивый шум и в его голове непрестанно звенела лишь тоска за несостоявшимся свиданием с Одри. Родж будто отделился сам от себя и оказался наедине с образом сестры, мысленно прося прощения за содеянные ошибки. Происходящее в участке растворилось само в себе, и парень слабо все воспринимал. Так тянулись бесконечные минуты, пока затуманеный взгляд Роджа не сфокусировался на полицейских, что как-то уж больно плотно скопились возле экрана телевизора. Жеребьевка начиналась. Роджа грубо дернули за плечо, чтоб он далеко не отходил, и тот вместе с охранником глянул на телевизор. Не то, чтоб ему было интересно – взаправду его волновала только судьба Шеннон из Дистрикта 1. Он надеялся, что ей придется не очень туго – кто знает, какие извращения придумают господа распорядители, чтоб удовлетворить ненасытный аппетит столичных зрителей. Остальных же он просто не знал, так с чего бы ему пектись о их смертях? Полновидый седовласый владыка Панема с широкой улыбкой появился на экране под полное восторга приветствие ведущего. Они затеяли нудный разговор, призванный оттянуть время и пощекотать нервы зрителям, но Родж готов был дать руку на отсечение, что даже самая черная работа на швейной фабрике не столь скучная, как подобная вставка. В работе хотя бы всегда был смысл – результат можно было потрогать, а эта беседа... Впрочем, если такие обыватели, как Родж, стояли ниже рядовых капитолийцев, то Сноу – гораздо выше, и если первые должны были капитолийцам служить, то президент мог позволить себе немного нам ними поиздеваться. Десять минут они болтали ни о чем. Нил не уловил ни слова. Полицейские вокруг едва ли не с открытыми ртами жадно слушали все, что вещали два светоча. Момент истины, заставивший себя долго ждать, настал вовсе не внезапно. Под фанфары из динамиков Сноу снял стеклянную крышку вазы с карточками. Вторая Жатва, не иначе. Правда, студийная ваза для приговоров выглядела намного фантасмагоричнее, чем классические – она была абсолютно прозрачной, и казалось, будто карточки сами собой висят в воздухе. В сочетании с маршевыми мелодиями невидимого оркестра Сноу походил на бога. Здесь и сейчас он вершил судьбы трибутов, навсегда отобрав их надежду, с которой тех принес в Капитолий экспресс. Сноу обладал мощным ровным голосом, внушавшим его авторитет. Как Родж только посмел идти против него? Он пугает самим своим видом. Сноу назвал номер Дистрикта и достал первую карточку. — Дистрикт 1 – сожжение заживо. Роджу в голову бухнула кровь. Они не могли так жестоко поступить! Это варварство! Даже если бы это была не Шеннон, настолько бездушно издеваться над человеком – нельзя. И именно то, что капитолийцы могли так поступить с кем угодно без причины, и сдерживало всех жителей Дистриктов. До поры до времени, разумеется, однако без катализаров вроде Китнисс Эвердин вполне эффективно. В этом была вся суть Игр. Именно новые правила на 76-х Голодных Играх раскрывали без обиняков то, что власть давно маскировала под метафорами соревнований. Дистрикты связаны по рукам и ногам, и любые поползновения вправо-влево караются несоразмерно. Сноу кинул взглядом повелителя в камеру и опустил руки. — Дистрикт 2 и 3 избавлены от казней. Всем зрителям этих двух событий будет возвращена половина стоимости билетов, а на местах, где их планировалось казнить, будут выставлены тела трибутов в прозрачных саркофагах. Роджу было невдомёк, что случилось с этими двумя. Когда они только успели умереть? Не удивительно, если их вообще специально прикончили или даже уже учинили над ними вполне законную расправу в качестве наказания за мелкую погрешность. Хотя почему тогда Родж жив? Всё-таки в тюрьме он, видимо, лишился массы неприятных впечатлений, но и знатно отстал от текущего положения вещей. — Дистрикт 4 – смерть на электрическом стуле. Дистрикт 5 – казнь путем "дьявольского ветра". Дистрикт 6 – четвертование. Дистрикт 7 – гильотирование. Дистрикт 9 – расстрел. Дистрикт 10 – казнь раскаленным обручем. Дистрикт 11 – смерть в яме со змеями. Дистрикт 12 – казнь через "полет смерти". Родж до скрежета сжал зубы, стараясь отогнать жуткие картины смертей, возникающих в воображении после каждой фразы Сноу. В животе парня поселилось гадкое тянущее ощущение, а на ладонях выступил пот. Такие казни были слишком страшными и бесчеловечными. Он даже не обратил большого внимания на то, что его Дистрикт не упомянули. Полицейские в белой форме сначала шушукались, а когда Сноу закончил, то в полный голос бросились обсуждать новости. В их лицах читалась бурная радость, восхищение и неподдельный интерес, а в голосах звучал адреналин. О да, это то шоу, которого они хотели! — Трибуты будут казнены в порядке номеров Дистриктов. Исключением станет трибут из Дистрикта 8, Роджер Тейлор – его смерть наступит самой первой , ведь он – бесчестный преступник, и должен быть казнен как преступник, выбывший из Игры! Вместе с ним через повешение казнят и его соучастницу – Одри Тейлор. Пускай их смерть станет предупреждением для нынешних и назиданием для будущих трибутов, а также для всех жителей Дистриктов! Правила созданы, чтоб следовать им, и тогда удача будет вам благоволить! Ах, вот как… его смерть даже не разыгрывали. На Играх нет никакого обмана и подтасовок. А трибутов из 2-го и 3-го не казнили официально. Как же Роджу вдруг захотелось узнать, что же с ними произошло! Эх, если бы он раньше завлек одного из охранников в разговор, если бы только те захотели рассказать ему о Играх... Он ведь даже не знал, о чем их надо спросить. Как же невовремя Родж умрет! Толпа на площади ликовала. Их уже охватила эйфория от услышанного. В помещении, где находился Родж, поднялся небольшой гам – явился майор в такой же белой униформе с черными полосками, как и остальные, и бросился отдавать какие-то лишь миротворцам понятные приказы. Они немедленно выполнялись подчиненными, и вскоре Роджа потащили на площадь под конвоем четверых полицейских с пистолетами на боку. Яркий солнечный свет на выходе на миг ослепил парня, а когда в глазах прояснилось, он увидел сестру. Одри тоже выводила четверка одноликих блюстителей порядка. Девушка с безразличным уставшим лицом шла со слегка поникшей головой и сутулилась. Роджа охватила паническая дрожь. Мысли о том, до чего же он довел сестру, о том, что она, верно, ненавидит его, о неизбежности ее смерти, которую он так хотел предотвратить, взорвали его измотанный тревогами мозг, и Родж невольно испустил слабый стон и притормозил. Один из миротворцев толкнул его в плечо. На помост с виселицей вела белая лестница с раскрашенными во все цвета радуги резными перилами. В резьбе довольно безвкусно переплетались десятки цветов и веточек. Они не дополняли друг друга и даже не пытались: казалось, что весь этот парад пестрых пятен был затеян лишь, чтоб высмеять приговоренных. Роджу, которому эстетика была не чужда, такое совершенно неуместное на казни преступников украшение эшафота резало глаз. Распорядители плевали в душу не только им с Одри, но и всему Дистрикту. Хотя, если подумать, то плевала не власть и даже не дизайнер этого непотребства, а Родж. И Одри сейчас сгорает от горя, стыда и сожаления из-за него. Они умрут, как и желал Симмонс, – в самых мрачных чувствах, доступных человеской душе. Раздалась маршевая радостная музыка, на этот раз не из динамика – ее исполнял живой оркестр между зрителями и помостом. Палач накинул на шею обоим близнецам петли из джутовой веревки. Родж не по наслышке знал, что на жестких веревках преступников вешают, если хотят, чтоб те долго умирали. В соседнем от его родного городе миротворцы именно на таких вздернули пятерых лесных партизан для показательности. Тогда по рукам ходили фотографии этих несчастных, трупы которых напоминали всем о грозе капитолийских полицейских еще неделю, а вместе с фотографиями из уст в уста передавались истории о том, что казненные мучились в агонии добрых двадцать минут. Стражи закона не удосужились повесить их нормально и оставили умирать от удушения. Капитолийцы на трибунах затаили дыхание, будто на их шеях уже стянулись узлы. Палач отошел к рычагу, готовясь произвести приговор. У Роджа подкосились колени. Петля на шее была единственным, что держало его в вертикальном положении. На Одри он пытался не смотреть. Деревянный помост под ногами дрожал от громкой музыки. Рычаг провернулся сверху вниз. Надежная конструкция пришла в движение и деревянный люк под ногами близнецов отворился. Падая и чувствуя стальной зажим веревки на шее, Родж схватил ртом воздух и широко раскрыл глаза. Слабо отдавая себе отчет в действиях, он инстинктивно попытался вырвать из наручников запястья и поднести их к петле. Как только веревка натянулась, тело Роджа пронзила адская боль. Его будто разорвало на части. Тьма в глазах резко перекрыла солнечный свет, и сознание Роджа покинуло его от шока. Бунт успешно подавлен.***
День казни незадачливого обманщика из Дистрикта 8 совпал с днём, когда его охранник относил свою белую форму в химчистку. Роясь по карманам кителя перед тем, как отнести его на стирку, охранник, помимо прочего, обнаружил там клочок бумаги с письмом осужденного. Полицейский покачал головой и бросил его в ближайшую мусорную урну. — Бедолага...