Надоело нахрен!

Раннее утро. В палате под номером 223 спят два молодых парня, один лёжа, другой сидя. Сейчас один из них проснётся. Проснётся либо в ужасе, либо в страхе, либо и отчаянии… Потому что других эмоций испытать не получится, даже если очень захотеть. И как же спокойно в этой маленькой комнате, пока все спят. Никакой суеты, никаких переживаний… Однако, длится вечно это не может. В конце концов кто-то проснётся. И первым был Шершанский. «Почему именно он» спросите вы? Потому что. Первое время музыкант лежал с закрытыми глазами, так как просто не мог их открыть. Он чувствовал, что уже не спит, но вообще не ощущал реальность. Руки не шевелились, разум был отключён, он просто пытался разлепить глаза и вдохнуть, потому что, по какой-то причине, кислорода в лёгких не оказалось. Только через 10 минут Шершняге удалось, наконец, хоть немного прийти в себя, и он попытался резко встать, но, не поднявшись и на 5 сантиметров, снова прижался к кровати, будто к нему были привязаны какие-то очень тяжелые грузы, что тянули его вниз. Он часто моргал из-за сильно раскрытых глаз. Что вообще происходит? Где он? Что случилось вчера? Барабанщик чувствовал себя ужасно. Голова болела до потери памяти, всё тело стянуло спазмами, от тошноты немного горчила во рту, однако желудок был абсолютно пуст. Было очень холодно, особенно мёрзли конечности. Все, кроме левой руки. Яков ещё сильнее распахнул глаза, скорее от испуга. Всё прочее отошло на задний план. Он понял, что его ладонь обхватила чужая, и так же понял, что вариант, кто это мог быть, только один. Однако он всё равно очень боялся смотреть и осознавать, что человек, перед которым он вечно виновен и обязан ему несколькими жизнями, сейчас, как ни в чём не бывало, держит его холодную руку своей всегда горячей. Шершень сильно зажмурился, попытался приободриться и привести себя в чувство. Он долго не решался, но в конце концов повернул голову набок и посмотрел на свою левую ладонь. Он знал, что увидит Розу, но сердце всё равно начало биться быстрее и стало как-то тошно. Не то, чтобы Шершнягу и без этого не тошнило. Просто стало тошно… внутри? На ровные, лежащие на плечах волосы, падал луч солнца, что делал их ещё светлее. Глаза сомкнуты, длинные ресницы почти касаются ладони. Он смотрел, смотрел и ещё смотрел, не отрывая взгляд, моргая только тогда, когда глаза уже сушило. В голове было почти пусто. Он со всех сил пытался медленно сформулировать адекватный план действий, но выходило плохо. В конце концов Яков не придумал ничего более умного, чем просто снова уснуть. Это же не сложно? Как проснулся, так и уснёт. Он положил голову на подушку, закрыл глаза и немного отвернул голову в обратную от гитариста сторону, невольно сжав его руку в своей, конечно же, не думая, что у Робота крайне чуткий сон и это действие было ошибкой. Он почувствовал и услышал, как шуршит голова Розы, затем полусонный стон. Сердце сжалось, тело сильно напряглось. Он чувствовал на себе взгляд. — Доброе утро, — услышал он. Роза смотрел на своего спящего приятеля, немного улыбнувшись, осознавая, что все не так уж и плохо… — Д… доброе утро… — ответил барабанщик, не зная, заметил ли Робот, что он проснулся. Блондин удивился. В голове в момент столкнулись чувства переживания, злости, любви, радости и ненависти. Он не знал, что сказать. Шершанский обернулся и посмотрел на Розу. Почему-то стало так больно, глядя на это потерянное лицо. Так больно, что рыжеволосый пускает слезу, а затем другую и третью, и в итоге слёз было уже не счесть. Роза приближается к Якову и целует того в лоб. — Поплачь, Яшенька… Нет, точно никогда такого не было, чтобы Роза называл его по имени, тем более в уменьшительно-ласкательной форме. От этого слёз было только больше, хоть и изо всех сил хотелось остановить их. Чувство боли уходило, бабочки начали подлетать к низу живота. В горле стоял ком. Яша смотрел на отстранившегося друга с удивлением, но чувствовал себя смущённым. Роза посмотрел на бледные губы барабанщика, но через пару секунд вернул взгляд на его глаза, подумав, что сейчас не лучшее время для поцелуя. И вообще, КАКОГО Х*Я ОН ОБ ЭТОМ ДУМАЕТ? За дверью послышался грохот. — Так, блин, мне это не нравится… — сказал Роза, смотря на дверь. — Я здесь, вроде, не должен быть, нахрен. Мне нужно сваливать, ю ноу? Шершанский посмотрел немного испуганным взглядом. — К… как? — В окно, походу, нахрен, — Роза подошёл к окну и посмотрел вниз. — Не так уж и высоко. — М… может, не надо? А вдруг разобьёшься? — Надо, Шершняга, надо! Другого выхода нет, ю ноу блин? Тем более, если что, больница недалеко, — рокер немного посмеялся, поворачивая ручку. — Ну, пока. Не дождавшись ответа, Роза прыгнул, и только в полёте понял, какой он придурок. Приземление было твёрдым, хоть и на мягкую кучу листьев. Хотя боль и была, но гитариста сейчас беспокоило другое. Он просто взял и сбежал! Даже не спросил, когда они снова встретятся, когда его любимый Шершень вновь вернётся домой, когда он сможет его обнять… Он просто ушёл, побоявшись своих и чужих мыслей. Хотелось кричать во все горло, но вместо этого Роза медленно осел на землю и посмотрел потерянно вдаль. Он опять был готов убить себя за свою поспешность и глупость. Холод пробирался под косуху и боль заставляла корчиться.

***

Роза ждал до вечера. Сидел на траве на территории госпиталя и ждал, пока из здания выйдет веснушчатый парень и успокоит его. В животе урчало так громко, что можно было услышать издалека. Есть хотелось до тошноты. Холод пронзал конечности, и тело просто отмирало. Всё болело. Ещё хотелось спать, но такой возможности не было. Тогда отчаявшийся Роза поднялся и со скоростью улитки поплёлся домой. И что теперь… сидеть и просто ждать?