Lessons Learned

      Кацуки спокойно проспал вплоть до прихода Айзавы, и, что удивительно, расслабленное состояние ребенка не изменилось, даже когда Тсунагу дотронулся до его плеча, чтобы разбудить. Он ожидал, что тот вздрогнет или отскочит, но Кацуки только что-то проворчал и медленно встал, чтобы потянуться.       С другой стороны, парень много пережил за последние несколько дней, и было не удивительно, что он так сильно устал.       Айзава, детектив Наомаса и следователь провели около четырех часов, задавая Кацуки вопросы под действием причуды Наомасы. Выслушав все варианты развития событий, Кацуки решил не выдвигать обвинений. Какая-то часть Тсунагу хотела поспорить с этим выбором, но в то же время он понимал - Кацуки просто хотел, чтобы все это поскорее закончилось, а предъявление обвинений значительно усложнило бы ситуацию. Поэтому они будут настаивать лишь на полной передаче опеки. Разговор записывался, так что все держалось в весьма четких рамках, а присутствующие вели себя исключительно профессионально. Тсунагу оставался в комнате, но молчал на протяжении всего разговора, и его единственной задачей было пересказать то, что он видел прошлой ночью (это было сделано быстро, до основных вопросов). От мужчины не ускользнуло, что о спортивном празднике никто не упомянул, а сам Кацуки не произнес ни звука больше необходимого. Что ж, придется поговорить об этом с самим Айзавой после того, как они закончат.       На протяжении всего процесса Кацуки сохранял оцепенелое спокойствие. Дважды Наомаса, который вел допрос, предлагал ему передохнуть, но ребенок категорически отказылся, и после второго раза Тсунагу легким жестом показал, чтобы они больше этого не делали. Кацуки нужно было пройти через это за один раз, пауза только продлила бы его мучения. Подросток рассказал все, что требовалось вежливым тоном, четко, будто по пунктам, и мало того, он ни разу не выругался за весь разговор, за исключением тех случаев, когда пересказывал то, что ему говорили.       Каким-то образом это сделало весь процесс намного хуже.       К тому времени, как они закончили, Кацуки был сильно измотан. Его тон был по-прежнему ровным, но от тяжести слов все сжималось в груди.       Наконец детектив Наомаса, бросив очередной взгляд на Айзаву и следователя, удовлетворенно кивнул.       – Ладно, это был последний вопрос. Моя причуда была активирована на протяжении всей этой записи - фиксирую, "за это время никто не солгал". Время окончания встречи 6:26 вечера.       С этими словами он протянул руку и выключил диктофон.       Волна облегчения, казалось, захлестнула всех в комнате. На несколько мгновений воцарилась тишина.       Айзава взглядом указал присутствующим взрослым на дверь. Поняв его молчаливый намек, детектив Наомаса и следователь быстро поблагодарили Кацуки за профессионализм и поспешили удалиться. Тсунагу же и не подумал сдвинуться с места, упрямо уставившись ему в глаза, и, несмотря на множество шуток по поводу причуды Айзавы и состязаний в гляделках, учитель отступил первым. Они оба снова посмотрели на Кацуки, который все еще мочал, низко опустив голову.       Айзава глубоко вздохнул и позволил наконец соскользнуть маске профессионала, которую он поддерживал на протяжении всей встречи. Мужчина надолго закрыл глаза, прежде чем снова их открыть.       – Малыш…       Кацуки медленно поднял взгляд на своего учителя, теперь уже не столько отрешенный, а скорее наполненный… чувством вины? Печалью?       Это было больше, чем Айзава мог вынести, так что быстро поднявшись, он обогнул стол и подошел к Кацуки, которые хоть и не шевельнулся, но продолжал внимательно следить за действиями своего учителя. Двигаясь максимально мягко и плавно, Айзава положил руку на плечо Кацуки и нежно притянул мальчика к себе в объятия.       – Кацуки, мне так жаль. Мне жаль, что я не смог уберечь тебя в тренировочном лагере, и мне жаль, что я не смог уберечь тебя и от этого.       Кацуки слабо улыбнулся. Его глаза по-прежнему оставались печальными, но это было хоть какое-то начало. Ребенок повел плечами, стараясь уйти от контакта, и Айзава отступил без возражений.       – Ладно. Вы не отвечаете за принятые мною решения. В тренировочном лагере я знал, что меня преследуют, и все равно предпочел сражался. Это касается и всего остального. Я решил держать это в секрете, и я умею хранить секреты лучше, чем многие думают.       Тсунагу прекрасно понимал разочарование, которое отразилась на лице Айзавы, но он также знал, что спор был последним, что нужно было Кацуки прямо сейчас. Поэтому герой вмешался, позволив своему стулу скрипнуть достаточно громко, чтобы привлечь их внимание, когда он встал.       Мужчина намеренно обошел стол с другой стороны и просто сел рядом, стараясь не нарушить личное пространство ребенка. К удивлению обоих взрослых, Кацуки бессознательно потянулся к нему. Это не было слишком заметно (он сдвинулся сантиметров на двадцать), но все же этого двидения было достаточно, чтобы их плечи соприкоснулись.       Почувствовав себя немного увереннее, Тсунагу быстро обнял Кацуки, и тот слегка прижался к мужчине, поднимая голову в ожидании указаний.       – Кацуки, почему бы тебе не пойти поесть? Будет лучше, если ты получишь достаточно калорий, чтобы восполнить силы, а мне нужно немного поговорить с учителем наедине.       Возмущение промелькнуло в глазах Айзавы (пусть и бездоказательно, Тсунагу был уверен, что это банальная ревность), но в итоге он ничего не сказал, когда Кацуки кивнул и направился на кухню. Как только ребенок начал греметь посудой, Тсунагу вывел другого про-героя в коридор, чтобы они могли поговорить за пределами слышимости. Дверь за ними захлопнулась, и Айзавы выжидающе уставился на него.              – Я бы хотел знать, чего ожидать от того этого дела, так как, без сомнений, немного позже Кацуки придет ко мне с вопросами. Обозначенные сроки кажутся весьма размытыми, особенно учитывая обстоятельства.              Гримаса, которая появилась на лице Айзавы, сама по себе говорила о многом, и мужчина вздохнул.              – Да, к сожалению, до завтрашнего дня мы не узнаем, как пойдет дело. Мы подадим все бумаги, и большая часть дальнейших действий будет зависеть от того, как отреагируют его родители. Учитывая, что его мать, похоже, не слишком любит Кацуки, вполне возможно, что она решит полностью отказаться от прав на ребенка, чтобы сохранить все в тайне. Если она это сделает, ЮЭЙ сразу же сможет взять его под опеку, и он переедет в общежитие через день или два после окончания строительства. В течение лета в корпусе будут находиться по меньшей мере два учителя в целях защиты, да и барьер должен предотвратить возникновение каких-либо проблем. Если же она обратится в суд, у нас будет достаточно доказательств, чтобы быстро покончить с этим делом и заставить ее отступить. Единственным недостатком такого варианта является то, что это займет немного больше времени и скорей всего не обойдется без прессы.              Что ж, это было примерно то, чего ожидал Тсунагу, однако его это не устраивало. Даже если общежития были технически безопасны, они были пусты. Конечно, друзья Кацуки могли бы приходить в гости, и учителя были бы рядом, но этого все еще было недостаточно - после того, что подросток перенес, жить практически в одиночестве было для него не самым хорошим вариантом. И Тсунагу все еще не верил, что в ЮЭЙ должным образом позаботятся об эмоциональном здоровье Кацуки.              – Хотя большая часть этого звучит приемлемо, у меня есть опасения по поводу последствий решения ЮЭЙ взять полную опеку над Кацуки. Даже с учителями в общежитии будет пусто до осени, что контрпродуктивно для его выздоровления. Должен признаться, я также весьма скептически отношусь к компетентности ЮЭЙ в вопросе помощи ребенку с психическими проблемами.              Было ясно, что Айзава не ожидал возражений - он нахмурился, обдумывая слова Тсунагу.              – Хотя я согласен, что общежития – не самый идеальный вариант, у нас вряд ли есть альтернатива. Ни один из наших учителей не сможет взять его к себе, так как всегда остается возможность, что наши дома могут быть скомпрометированы. О приемной семье не может быть и речи, слишком велик риск для него и для посторонних людей. Одноклассники смогут навещать его в общежитии во время каникул; в чем я уверен, так это в том, что оно не будет совсем пустым. Что касается твоего второго пункта, то я совершенно уверен в способностях сотрудников ЮЭЙ облегчить психологическое выздоровление, даже после такого нападения. Наши решения всегда основываются на интересах студента.              Брови Тсунагу взлетели вверх при этих словах.              – Такие решения, как приковать шестнадцатилетнего мальчишку к подиуму с ограничителями на руках и намордником в эфире национального телевидения, вместо того чтобы позволить ему отказаться от награды? Это решение было принято с учетом его интересов? Или решение о том, что ему не требуется консультация специалиста после подобного инцидента? Или решение, не давать никаких публичных комментариев по поводу того, что произошло на фестивале? А ведь это заставило общественность воспринимать сильного студента как агрессивного и психически неуравновешенного ребенка.              Айзава замер, явно придя к тем же выводам, что и Тсунагу не так давно. Долгую минуту он молчал, размышляя о своих прошлых поступках.              – Ебать.              На этот раз Тсунагу был полностью удовлетворен. Но решил дожать.              – Я хочу доверять ЮЭЙ, действительно хочу, но текущие данные свидетельствуют о том, что до этого момента никто не действовал в интересах Кацуки, и я не могу спокойно оставить все как есть, зная, что, если что-то подобное произойдет снова, у него почти не будет возможности защитить себя. Он уже был убежден, что заслужил то, через что ему пришлось пройти, и для ЮЭЙ не составит труда доказать ему это снова, хочешь ты этого или нет. Ему нужен кто-то, кто может заступиться за него, кто-то за пределами ЮЭЙ.              Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Айзава тяжело вздохнул.              – Ты прав. Как бы мне ни хотелось сказать, что нечто подобное больше никогда не повторится, сам факт, что я позволил этому произойти, уже достаточно плох. Тем не менее, нет никого, кто мог бы взять опеку. Остальные родственники не особо контактируют с его родителями, и единственный человек, которого можно было бы рассмотреть - это Мидория Инко. Но она слишком тесно общается с его матерью. Не говоря уже о том, сколько проблем это вызовет между ним и Изуку.              Мысль, которая мелькала на краю сознания Тсунагу с тех пор, как Кацуки свернулся в его объятиях прошлой ночью, сорвалась с губ прежде, чем он успел подумать о последствиях.              – А что, если я возьму его под опеку?              В коридоре воцарилась мертвая тишина.              Айзава смотрел на него долгую-долгую минуту.              – Тсунагу, я знаю, что ты привязался к нему, но это не тот выбор, который можно сделать так поспешно. Ты скоро станешь про № 3, так как Всемогущий уходит в отставку, и у тебя появится чертовски много забот. У тебя нет никакого опыта в воспитании детей, не говоря уже о подростке с серьезными эмоциональными проблемами. И, конечно же, ты не должен делать это из чувства долга. Ты же понимаешь, что почувствует Кацуки, если будет думать, что стал обузой, или поймет, что твой поступок был продиктован жалостью.              Это были весомые аргументы, но ни один из них не был достаточно сильным, чтобы переубедитьТсунагу. Теперь, когда он сказал это вслух, идея не казалась такой уж безумной.              – Я знаю, что это будет не легко, но пойми, я никогда не взял бы на себя такую ответственность, если бы не чувствовал, что могу справиться. Да, я буду занят, но мои способности к тайм менеджменту чертовски хороши, и я смогу составлять свое расписание так, чтобы оставалось достаточно времени на ребенка. К тому же, у меня есть помощники. Как только начнется учебный год, он все равно будет жить в ЮЭЙ большую часть времени. Возможно, у меня никогда не было собственных детей, но я и раньше всерьез рассматривала возможность усыновления. То, что он подросток, облегчает ситуацию, ведь он в основном самодостаточен. Специфика моей работы, поможет стать для него авторитетом, что тоже не мало важно; и это все именно тот тип ответственности, который я уже готов был взять на себя один раз и готов сделать это снова.               Тсунагу помолчал, тщательно подбирая свои слова.              – Да, нам придется иметь дело с серьезными эмоциональными проблемами, но это то, с чем я готов помочь, насколько смогу. В любом случае, моя защита станет еще одним барьером между ним и системой, чего не будет, если опеку возьмет на себя ЮЭЙ.              Еще одна пауза, пока он обдумывал последний пункт.              – Не могу сказать, что уверен на сто процентов, мне стоит поговорить с Куго, прежде чем я буду знать наверняка, но, как было сказано ранее, я уже довольно давно задумаваюсь об этом. Я бы взял его не из жалости или долга, я бы взял его, потому что я забочусь о нем и хочу помочь ему на пути.              На этот раз Айзава отнесся к его словам серьезно, однако уже через мгновение его взгляд смягчился.              – Сначала поговори об этом с Косаткой, а потом, если ты будешь уверен, что хочешь этого, спроси Кацуки. Если он согласится, я готов поддержать вас в этом решении. С тобой он будет в большей безопасности, чем в общежитии. У него будет более адекватная семейная жизнь, которая обеспечит ему стабильность и поддержку, и, если бы ЮЭЙ снова сделали неправильный выбор в отношении него, я бы доверил вам заступиться за него. Но мне нужно будет знать точно завтра к полудню, потому что в таком случае тебе придется сопровождать меня к нему домой - бумаги требуют, чтобы сторона, ходатайствующая об опеке, присутствовала и была указана.               Тсунагу кивнул, уже погруженный в свои мысли и эмоции. Айзава попрощался и направился к лифту.       Похоже, ему придется позвонить Куго.              Тсунагу вернулся в свою квартиру, ничуть не удивившись, что Кацуки снова лег спать, но картина, которую он увидел на кухне, отдалась теплом в его груди - ребенок сделал собу и оставил немного для героя в отдельной миске на столе. Однако, вместо того чтобы сесть и поужинать, Тсунагу проскользнул обратно в спальню, и, немного постояв у двери, приоткрыл ее, чтобы заглянуть внутрь.              Кацуки действительно оказался там, свернувшись калачиком на кровати и выключив свет, хотя ночник все еще горел в углу комнаты. Мужчина позволил себе несколько минут понаблюдать, как подросток спокойно спит. Медленно осмотрев комнату, он заметил, что сумка Кацуки лежала около кровати, его рабочая тетрадь и листы с записями были переложены на тумбочку, а вчерашняя одежда аккуратно сложена.              Что-то в этой сцене казалось правильным. Как будто, так и должно было быть.              Он тихонько закрыл дверь и вернулся на кухню за едой, одновременно доставая телефон, чтобы позвонить своему другу.              Почему-то он не удивился, когда Куго только посмеялся над его просьбой помочь с выбором.              – Тсунагу, дружище, ты пытался усыновить этого ребенка с тех пор, как он впервые вошел в твой кабинет.              Это было немного нечестно, так подкалывать его, ведь Тсунагу очень волновался.              – Я слышу, как ты дуешься через трубку. Съешь свой ужин, ложись спать, а утром поговори об этом с малышом.              О, и у него появилась совершенно новая причина для беспокойства.              – Погоди, а что мне делать, если он откажется? Должен ли я попытаться убедить его или оставить все как есть? Или что, если он скажет "да", но будет ясно, что на самом деле эта идея ему не нравится? Или что, если…              – Если он откажется, спроси его, почему. Не дави, просто попытайся разобраться. Я не думаю, что он скажет "нет", потому что все, что я слышал об этом парне, говорит мне, что, если он доверяет тебе настолько, чтобы заснуть на тебе дважды, скорее всего, он доверится тебе и как родительской фигуре.              Мужчина вздохнул, но Куго был прав. Как, собственно, обычно и случалось, когда Тсунагу попадал в ситуацию, с которой не мог справиться сам.              – Ты прав. Думаю, утром я все узнаю наверняка. Я просто беспокоюсь о том, как все может пройти.              – Вы двое отлично поладите, Тсунагу. Я знаю, что ты уже давно хочешь детей, но риски не давали тебе покоя, поэтому тот факт, что именно Кацуки станет твоим ребенком, положителен со всех сторон. Ты уже знаешь, что если случится что-то плохое, то он, черт возьми, сумеет постоять за себя в бою. Он так же сможет сказать тебе «нет», когда ты станешь слишком занудным, а мы оба знаем, так и случится. В конце концов, ты окажешь на него хорошее влияние. Не говоря уже о том, что из всех людей, вовлеченных в эту заваруху, именно ты сможешь правильно позаботиться о нем. Делай то, что у тебя получается лучше всего, начинай чинить вещи, не оправдывайся и не оглядывайся на других.              Это заставило его улыбнуться. Тсунагу мог сказать, что Куго тоже улыбался на другом конце линии.              – Спасибо, Куго, утром я сообщу всем, что он скажет.              – Нет проблем, Тсу, я буду ждать от тебя вестей о том, стану я дядей или нет.              Это заставило Тсунагу фыркнуть, его улыбка стала шире.              – Спокойной ночи.              –Ночи, Джинс.              Закончив разговор, Тсунагу решил последовать совету друга - доел собу и отправился спать. Так или иначе, завтра будет чертовски важный день.