Фата-моргана

Остров Маннё на юге Дании всего две с половиной мили в длину, полторы в ширину — крошечный, по правде говоря. Тем не менее прогулка по нему может быть очень увлекательной. Приятнее всего идти по каменистому берегу, мимо полуразрушенной Северной дамбы до большой ветряной мельницы. Там иногда можно встретить туристов; они приезжают на специальном автобусе, который тянет трактор. Давно не работающая мельница им нравилась всегда, а после недавней реставрации она стала похожа на игрушечную: черная, сужающаяся кверху башня на ослепительно белом основании, с белыми решетчатыми крыльями, а дверь и оконные переплеты выкрашены в красный. Справа, насколько хватает глаз, свинцово-серое море, переходящее в небо. К югу от мельницы начинаются дома местных жителей. Их около сорока, но постоянно на Маннё живут всего с десяток семей. Местные, конечно, знают друг друга очень близко, но Джемму, родившуюся на севере островка, не помнит ни один из них. Это неплохо, но оставляет горьковатое послевкусие одиночества. Небольшой двухэтажный коттедж, скрытый едва держащимися чарами на самом севере островка, остался таким же, как и пятнадцать лет назад, и в то же время выглядел искусной декорацией: кирпично-красная черепица на островерхой крыше, грязные потёки от дождя или талого снега на белом фасаде, деревянные рамы окон разбухли от влаги — чтобы закрыть их, придется сильно постараться. Маннё с материком связывает покрытая гравием дорога поверх широкого ватта. До ближайшего города, старинного Рибе, можно дойти за пару часов, вымазавшись в грязи по колено. Во время приливов дорогу размывает; даже днем гравий не высыхает полностью. Местные предпочитают тракторы, но с небольшой долей везения можно доехать и на машине. С волшебной палочкой все намного проще… Джемма аппарировала в полумиле от дома, и ветер дохнул холодом ей в лицо вместо приветствия; привкус у него был солоноватый от близости моря. Она бросила взгляд на черного пса, бредущего вдоль кромки воды. Там, по другую сторону Северного моря, была Британия — прошлое и будущее, враги и друзья — то, к чему он стремился и от чего бежал. Кутаясь в тонкий плащ, Джемма пошла к дому. Ветра здесь даже летом пронизывали до костей, спутывая распущенные волосы так, что потом их невозможно было расчесать. Когда в дом вошел Сириус, она уже раскладывала продукты на кухне. — Дамблдор сказал, что позволит Гарри пожить со мной, если ты будешь с нами. Джемма вздохнула, не поворачиваясь. — Еще даже суда не было. — Петтигрю схвачен, меня оправдают, — упрямо мотнул головой Сириус. — Можем снять дом в Брайтоне, Гарри понравится. Развернувшись, Джемма оперлась бедрами о столешницу, скрестила руки на груди. Жест выглядел не вызовом, но желанием закрыться от неловкости разговора. Вынужденно запертые на острове, слишком чужие и разные, чтобы сблизиться за эти несколько недель, — после нескольких ссор большинство их разговоров стали неуклюжими попытками не провоцировать новые. — Чтобы пригласить Гарри Поттера, нужно обеспечить ему защиту. Это должен быть магический дом, с крепкими охранными чарами. Попробуй договориться с мистером Уизли, мальчик гостил у них в прошлом году. Если они согласятся принять его и в этом, будешь видеться с ним там, выберетесь куда-нибудь вместе. — У них семеро детей, — он засунул руки в карманы и прошел через комнату, развернулся у стены. — Меня не было тринадцать лет. Неужели можно наверстать это за несколько встреч? — Мальчик знает тебя только по переписке. Думаешь, будет лучше запихнуть его в комнату с незнакомцем и ждать, когда вы сроднитесь? По лицу Сириуса пробежала судорога. Он отвернулся, уставившись на очаг, облицованный рельефными зелеными плитками со львами — сочетание, неизменно вызывавшее усмешку Альфарда. — Ну, для этого и нужна ты, разве нет? Ты его профессор, Гарри тебе доверяет… — Не думаю, что для этого. — Джемма помедлила. — Дамблдор опасается твоего состояния. — Я не свихнулся в Азкабане, — процедил он. — Я этого и не утверждала. Но ему нужна уверенность в контроле над ситуацией. — В смысле, в контроле надо мной, — насмешливо поправил Сириус. Джемма пожала плечами. — Ладно. Так ты согласна? — Если мы остановимся на Гриммо. Сириус развернулся, неверяще глядя ей в лицо. — Ты шутишь? — Джемма продолжала молча смотреть на него. — На кой хрен тебе сдался этот склеп? Я не приведу туда Гарри! — Ладно, — она отвернулась и принялась раскладывать продукты по шкафчикам. С минуту Сириус буравил взглядом ее затылок. — Я не хочу возвращаться в этот дом, никогда больше. — Я поняла тебя, Сириус. — Покончив с покупками, она вновь развернулась. — Попробуй поговорить с Дамблдором, чтобы он дал тебе другого партнера. — Кого, например? — вспыхнул он. — Слушай, я понимаю, что тебе плевать на Гарри, но для него это действительно будет непросто, еще и притираться ко второму незнакомцу. Вряд ли директор выделит мне Ремуса. — Он запнулся и зло выдохнул. — Мне не плевать на Поттера, — спокойно сказала Джемма, притворившись, что не заметила заминки. — Но в прошлом году я оставила без внимания слишком многое, теперь нужно наверстывать. Для этого после суда мне лучше вернуться в Данию. Гарри Поттер в безопасности, речь сейчас лишь о твоем желании провести с ним лето. Оно более чем обоснованно, — опережая возражения поправилась она, — но единственное, что меня достаточно интересует в Британии, чтобы вернуться туда сейчас, — это дом твоих родителей. — Следуешь заветам Салазара? — желчно поинтересовался Сириус. — Если он завещал находить компромиссы, — кивнула она. — Подумай, утром скажешь ответ. Джемма вышла наружу. Завтра они отправятся в Британию. После поимки Петтигрю Дамблдор вынудил Фаджа гарантировать Сириусу неприкосновенность, если он явится на заседание суда. Почти два года усилий окончатся успехом… Разве не этого она хотела? «Дагмар, любимой королеве Дании» — гласила выбитая на камне надпись. Как и все на острове, он казался знакомым и незнакомым одновременно. Так взрослый человек, найдя на чердаке родительского дома игрушку, спрятанную им в детстве, смотрит на нее, узнавая и не узнавая. Ореол чуда, окутывавший ее, исчез, и все, что он держит в руках, — это пыль, горсть обломков и воспоминаний. На Маннё каждая мелочь была настоящей только отчасти, наполовину растворяясь в тенях прошедших лет. Девушка и сама распадалась на голоса своего прошлого. Вот низкий, повелительный голос Альфарда, кажущийся неуместным в продуваемом всеми ветрами маггловском домике. «Уже скоро», — говорит он сияющей сове, и она исчезает, проходя сквозь стену. Иногда он обнимал ее так крепко, что они почти становились одним целым — это бьется его сердце или ее? — и чередовал приказы со сказками; все пахло солью и влагой. Маленькой она проваливалась в необъятное звездное небо или в теплую грубую ткань сюртука — почему ты носишь его, Альфард? Никто здесь не одевается так — или в сон. Сон и явь, открытия и закрытия, солнца и луны, ничего не поделаешь. На лестнице холодно, ступени ведут вниз, вниз, скрипят под босыми ногами, пока дверь не открывается в ночь. «Джемма!» — это звенящий от тревоги голос Регулуса. Мир покачивается мирно и ласково, ее сжимают в объятьях, больше похожих на тиски. «Слушай меня, слушай! Я здесь. Все будет хорошо. Обещаю, Джемма. Слушай меня...» — сбивчиво твердит перепуганный юноша, его голос дрожит — от холода? Сияют звезды. «Я всегда буду с тобой, милая», — говорит отец. Он приезжает ночью, от него пахнет вокзалом и городом. И на мгновение ей кажется, что постоянство достижимо… Отец возил ее в Эсбьерг, посмотреть на корабли. Ей нравилось думать, что однажды она взойдет на паром и отправится в Британию, увидит своими глазами Хогвартс — настоящий волшебный замок, представляешь, папа? Я поеду туда с Регулусом. Когда закончится война. «Конечно, милая», — говорит отец. В уголках глаз застыли ранние смешливые морщинки. Джемма не встречала людей, способных улыбаться так тепло. Спустя прошедшие годы все еще можно узнать в серьезном профессоре Копенгагенского университета, докторе медицины, красавца Ристо, как его прозвали с легкой руки бабушки Вилмы. Несколько лет назад он позволил Джемме просмотреть его воспоминания. Она так отчаянно хотела знать, понять, кем они были… Белокурый и кареглазый Ристо вырос на острове с бабушкой. Там же он встретил своего первого друга, пусть и вымышленного. Сложно назвать по-другому девочку, которую не замечал никто, кроме него. В первую встречу Ристо решил, что на берег ее вынесло волной, словно русалку, — разве что вместо рыбьего хвоста у нее были две ноги. Она настороженно наблюдала за ним и сбежала, когда он подошел ближе. Ристо расспросил бабушку Вилму, соседей, даже выпивоху Мартина, который знал на Маннё каждую травинку, но никто не видел смуглую девочку с черной косой волос до поясницы и серыми глазами. Он продолжал встречать ее, когда гулял один; постепенно девочка позволяла ему подбираться все ближе, прежде чем исчезнуть на севере острова. Ристо никогда не видел, чтобы люди были настолько пугливыми; даже птицы и животные на Маннё совсем не боялись незнакомцев и с удовольствием шли к туристам за угощениями. В день, когда она впервые ответила ему, тихо и застенчиво, Ристо узнал ее имя: — Сухейль. Сухейль жила на острове с отцом, которого опасалась. Мрачный мужчина со смоляными черными волосами, словно сошедший с гравюр к средневековым сказкам; он всегда хмурился, видя их вместе, но не говорил с Ристо — видит Бог, мальчик был за это благодарен. Вряд ли был на свете кто-то, кого бы Сухейль не опасалась, но Ристо видел в ее взгляде и нечто другое. Сухейль было любопытно. Даже привыкнув к нему, она оставалась молчаливой, предоставляя по-детски пружинистому Ристо решать, чем они займутся сегодня: отправятся на образованные отливом болота, наблюдать за гнездящимися там цаплями и утками или подкрадываться к пасущимся на лугах овцам с местной фермы, чтобы зарыться руками в густую шерсть. Будут балансировать на вбитых в берег бревнах Северной дамбы или обойдут западное побережье в надежде увидеть морских котиков. Но больше всего Ристо нравились истории. Для этого нужно было действительно хорошо спрятаться, чтобы никто — особенно херр Альфард — не увидел их. Чаще всего они залезали в здание спасательной станции — внутри было пусто, не считая фотографий на стенах. Туда приводили туристов во время экскурсии, чтобы рассказать о большом наводнении, которое затопило Маннё в начале века. Нужно было дождаться отъезда туристического автобуса, но зато сюда не заглядывал никто из местных. Ристо рассказывал историю — поначалу пересказывая сказки, которые читал с бабушкой, потом придумывая свои, а Сухейль показывала ее. Это были первые чудеса, которые увидел Ристо, и самые волшебные. Джемма видела, как росли ее родители и как менялся взгляд Сухейль, вместо любопытства в нем сквозила нежность. Влюбиться в доброго, улыбчивого Ристо, яркого и теплого, как летний солнечный лучик, было просто. Первым это понял Альфард. Ристо было пятнадцать, когда он впервые заговорил с ним, и, как он и предчувствовал еще ребенком, этот разговор был не из легких. Сухейль было девятнадцать, когда она умерла, оставив после себя крошечного сморщенного младенца — Джемму. Ристо, только поступившему на факультет медицинских наук, без семьи и денег, нечего было и думать о том, чтобы растить дочь самому. Тогда состоялся второй разговор, еще тяжелее предыдущего. Джемма осталась с Альфардом, в доме с красной крышей. Как часто она приходила на западное побережье и вглядывалась в неизменную дымку тумана над водой, будто могла разглядеть Уитби — прибрежный городок в Северном Йоркшире, из которого перемещался порталом Регулус… От воды потянуло вечерним холодом, и Джемма заглянула в дом. — Пойдем, если не передумал. Задумчиво хмурящийся Сириус вышел через несколько минут. Он переоделся в маггловские брюки и свитер; при движении костлявые колени мужчины чересчур натягивали ткань, выдавая его худобу. Джемма сняла с вешалки плащ и сунула ему в руки. — К ночи похолодает. Дороги в старейшем районе Рибе покрыты каменным булыжником, а деревянные домики с соломенными крышами жмутся друг к другу так близко, что удивительно, как они сохранились до этого дня — любой пожар должен был охватить их целиком за пару часов. От монастыря Святой Екатерины, к которому они аппарировали, Джемма свернула на улицу Хундегад, откуда — в переулок, прошла сквозь кованые ворота, повернула направо и, держась невысокой кирпичной стены, дошла почти до конца кладбища. Здесь, под недавно отцветшим кустом боярышника, прятались два почти одинаковых надгробия. Чтобы прочитать выбитые на темном камне слова в опустившихся сумерках, нужно было наклониться к ним вплотную, но Джемма и без того знала, что там написано. Альфард Процион Блэк. 1 ноября 1926 года — 20 июня 1976 года. Per aspera ad astra.* Сухейль Келайна Блэк. 13 октября 1949 года — 4 декабря 1968 года. Salve, maris stella.** — Приветствую, морская звезда? — хрипло спросил Сириус через несколько минут. Он вообще легко простужался и не следил за погодой, словно не чувствовал холода или отвык избегать его. — Начало молитвы моряков. Сухейль — арабское название Канопуса, путеводной звезды мореплавателей. Ее еще называли Южной полярной. Он кивнул и опять замолчал. Джемма запрокинула голову, высматривая первые звезды, но небо понемногу затягивалось облаками, обещая дождь ближе к утру. Нужно будет обновить чары на крыше — они запросто могли выдохнуться. Опустив голову, она наткнулась на изучающий взгляд Сириуса. Несколько секунд они продолжали смотреть друг на друга. — Хочешь, прогуляемся? — Он промолчал, не отводя взгляда, и она продолжила: — Можно поискать ночного сторожа. Их тут всего четверо, они чтут традиции вроде распевания древних песен, чтобы не заснуть во время обходов, и рассказывают байки про наводнения и охоту на ведьм, — Джемма усмехнулась. — Туристам нравится. Сириус криво улыбнулся и пожал плечами, руки он держал в карманах плаща. — Тебе действительно важен этот чертов дом? Джемма замерла на секунду, посмотрела на надгробные камни — теперь надписи было бы не разобрать даже вблизи. Сириус кивнул своим мыслям. — Ладно. Пусть будет Гриммо. Он повернулся и медленно зашагал к выходу с кладбища. Спустя пару минут Джемма нагнала его в переулке и подстроилась под шаг. — Ну? Где тут твои сторожа? — спросил он. ***