Фата-моргана

Дом на Гриммо был холодным. Казалось, его каменные стены неспособны впитать тепло горящего камина, и как только угасали последние всполохи огня, холод возвращался, словно и не отступал. Так же вели себя и тени — пятились от рассветных окон, расползались, как пойманные раки, которых высыпали из мешка, прятались по углам, дожидаясь своего часа. В первую ночь в этом доме Джемма рано ушла в комнату. В золотистом мерцающем свете единственного светильника она забралась в жесткую, промерзшую постель и долго, почти до рассвета лежала, глядя в потолок, по которому плясали длинные тени, или на тёмное пятно картины на стене. Когда она наконец заснула, ей снился Красный Дракон, взмах огненных крыльев, ослепляющий ее, опаляющий сухим жаром душную комнату. Чьи-то вскрики, звон разбитого стекла, затем звуки стали глохнуть… В следующее мгновение Джемма вновь смотрела в потолок. Светильник погас, но повернувшись на негромкое шуршание сбоку, она различила в темноте скрюченный силуэт домовика. Кричер, бормоча что-то себе под нос, прокрадывался дальше в комнату. Разомкнув колючие губы, она безрезультатно облизала их горячим, сухим языком и произнесла в темноту: — Уходи, Кричер. Домовик перевел на нее взгляд полубезумных глаз, но вспыхнувшая в них искра злости быстро погасла, сменившись испугом. Шаркая, он поплелся к выходу и исчез в темноте дверного проема. Спустя несколько минут небо за неплотно задернутыми пыльными шторами стало выцветать с одного боку, но Джемма заставила себя пролежать в постели еще час — не надеясь уснуть, нет, но не желая признавать бессилие. После того, как она покинула Дом, он никогда не появлялся в ее снах. Даже в первые годы, когда они с Бишопом жались друг к другу, как два испуганных, промокших щенка, продрогших на ледяном ветру, стараясь согреть друг друга крупицами тепла. Бишоп часто рисовал его запутанные коридоры, исписанные посланиями стены, стаю черных, осиротевших птиц… Может, он все же видел Дом во снах, но никогда не говорил об этом. Но почему сейчас? Почему именно Македонский, веснушчатый, прячущий драконьи когти в слишком длинных рукавах поношенного свитера? Она не обмолвилась с ним и словом, даже после падения Старого закона.* За окном было уже светло. В комнату проникла полоска света, поползла по старому ковру, становясь все смелее. Джемма сдалась и, закутавшись в халат поверх пижамы, добрела до ванной комнаты. На этом этаже их было две, ближайшая к ней — с черным мраморным полом. Ванну поддерживали серебряные змеи, а краны представляли собой раскрытые змеиные пасти… Возможно ли, что этот дом напомнил ей другой? Ее сон может быть лишь навеянным воспоминанием… Она с сомнением посмотрела на наполнявшуюся ванну, но желание смыть с себя липкость ночного бдения пересилило брезгливость. *** … — И чего ты хочешь от меня? — Сириус раздраженно прошелся по гостиной. Комната, в которой они находились, была довольно большой, с темной мебелью, а древесина — старая, выдержанная — будто поглощала лучи солнца, проникающие через полузакрытые ставни. К дому так и не удалось привыкнуть. Все старания сделать его хоть немного светлее и уютнее прошли впустую. Лестницы скрипели, цепи средневековых люстр позвякивали от малейшего движения ветра, а пыль после уборки возвращалась на места словно по волшебству. К приезду Гарри они сделали пригодными для жизни лишь несколько комнат. — Я пытался разыскать его тогда, но узнал только, что его убил Волдеморт. Видимо, Регулус слишком поздно понял, в какую опасную игру ввязался, запаниковал и попытался пойти на попятный. Безмозглый идиот! — Он был твоим братом, — раздраженно сказала Джемма. Сириус остановился напротив. — Я уже понял, что ты повернута на семье, — в голосе зазвучала холодная ярость. — И я тебе обязан, — Сириус резким жестом пресек попытку его перебить. — Но давай определимся. Никто из них — он указал на гобелен — мне не родня. Я ненавидел их: родителей с манией чистокровности, убежденных, что быть Блэком чуть ли не то же самое, что быть королевской крови, идиота-братца, который по слабости характера им верил, этот проклятый дом... Приблизившийся к гобелену Сириус ткнул пальцем в маленькое круглое обугленное отверстие в ткани, точно прожженное сигаретой, и с горечью произнес: — Это сделала моя мать. Затем показал на соседнюю надпись. — А он погиб пятнадцать лет назад. Забудь и живи дальше. Лицо Джеммы дрогнуло, она посмотрела на имя под пальцем Блэка, поднялась и подошла к гобелену. — Повернута на семье? — медленно проведя пальцем по имени Регулуса Блэка, спросила она. Потом указала на выжженное пятно рядом с именем его матери, где должно было быть имя Альфарда. — Я знала только их... Неужели ты думаешь, что я искала тебя из сиротского желания тепла и дома? Голос звучал очень спокойно, но улыбка, одновременно и мягкая, и ледяная, говорила, что она далека от невозмутимости. — Тебя, беглеца и маньяка? А это, видимо, должно служить олицетворением домашнего уюта? Джемма обвела комнату рукой, будто приглашая осмотреться внимательнее, голос зазвенел от напряжения. — Когда умер дед, я осталась одна. Отец не мог мне помочь. Она замолчала, опустила глаза на дрожащие пальцы; выдохнула, будто удивившись сама себе. — Регулусу было пятнадцать. Он мотался в Данию незарегистрированным портключом, изворачивался и лгал, чтобы его не поймали ни профессора, ни родители. Выстраивал шаткие связи в магическом квартале, доставал полузапрещенные зелья, в которых я нуждалась, разбирал со мной основы магии, вытирал сопли — месяц за месяцем, три чертовых года. — Джемма подняла лихорадочно блестевшие глаза. — Не я — Регулус был повернут на семье. И пятнадцать лет назад, как ты точно заметил, он погиб. Я хочу знать, почему. Сириус был бледен. Он отступил на шаг, потом повернулся и отошел к окну. Джемма молчала, тоскливо глядя на гобелен. — Прошло слишком много лет, — тихо, но твердо сказал Сириус за ее спиной. — Если ни у матери, ни у меня не вышло тогда… Ты не найдешь ничего нового. Джемма, не поворачиваясь, пожала плечами. — Я могу попытаться. Она вышла из комнаты, оставив Сириуса стоять, мрачно глядя на выцветший гобелен. «Забудь и живи дальше». Словно и не он почти каждую ночь погружался в засасывающую трясину кошмаров. Мучимая бессонницей Джемма, бывало, успевала вовремя. Холодная ладонь на его лбу убирала болезненное забытьё, нанизывала на пальцы вязкий липкий сон, как мотки свалявшейся пряжи. Дыхание выравнивалось, глаза переставали двигаться под плотно сомкнутыми веками, напрягшиеся мышцы расслаблялись. Кропотливое, трудоемкое занятие — выуживать сознание из ловушки безжалостных иллюзий. Это ведь почти ее ремесло. Ей вообще импонировала работа, требующая скрупулезности. Поэтому она и занялась библиотекой дома. В ней было на порядок меньше проклятых вещиц, но состояние книг ужасало. Пожелтевшие листы, едва не рассыпающиеся от прикосновений, взбухшие, местами слипшиеся страницы книг возле окон — в дождь они пропускали влагу. Переплеты книг с противоположной стороны, напротив, рассохлись от времени. И все же Джемме здесь нравилось. Может, потому что сюда не заглядывал ни Сириус, ни Кричер — она еще помнила, как домовик крался по комнате в первую ночь. Даже портреты в библиотеке были молчаливыми или вовсе пустовали. Наверное, их вгонял в тоску вид Джеммы, день за днем монотонно разгребавшей завалы. Сегодня ее ждало то же самое: Подойти к шкафу и заняться его нижней полкой, методично накладывая чары обнаружения проклятий, по шесть на каждую книгу, — движения уже отработаны до автоматизма. Отлевитировать две со сглазами и одну с проклятьем гниения плоти на один стол, остальные на второй — ими она займется позже. Снять сглазы, расплести проклятие. Перейти ко второму столу. Осмотреть, подреставрировать, насколько возможно, наложить чары сохранности и защитные. Вписать в каталог, вернуть на полку, перейти к следующей. Повторить. В голове продолжал прокручиваться разговор с Сириусом. «Безмозглый идиот… запаниковал и попытался пойти на попятный… слишком поздно понял, во что ввязался… мания чистокровности… по слабости характера им верил…» Расплести проклятия, отложить книгу с пропитанной ядом мантикоры обложкой. Перейти ко второму столу. «Изворачивался и лгал... выстраивал связи… разбирал основы магии, вытирал сопли… месяц за месяцем… три чертовых года... Регулус был повернут на семье…» Защитные чары, чары сохранности, вписать в каталог названия. «Безмозглый идиот… мания чистокровности… запаниковал… слишком поздно понял… по слабости характера…» Вернуть на полку, перейти к следующей. «Изворачивался и лгал... выстраивал связи… месяц за месяцем… три чертовых года... Регулус был повернут на семье…» Чары обнаружения проклятий. «Безмозглый идиот... изворачивался и лгал... по слабости характера... месяц за месяцем, три чертовых года... запаниковал... Регулус был повернут на семье» Джемма медленно выпрямилась. «Ни у меня, ни у матери ничего не вышло» Верно. «Ты не найдешь ничего нового» Если искать там же, где и они. Возможно… ***