Фата-моргана

Последние кладбищенские тени угасли, перед глазами опустилась темнота. Сердце билось часто и беспорядочно, голова кружилась так, будто под ним раскачивалась палуба корабля. Водоворот ощущений и звуков почти оглушил его и сбил с толку. Голоса вокруг звучали испуганно и тревожно. Гарри быстро замигал веками и глубоко вздохнул, точно после обморока; лицо его исказила болезненная гримаса, словно вся эта какофония была лишь ночным кошмаром, который непременно пройдет… Чьи-то руки сжали его плечи. — Пей, — к губам прижалось что-то холодное и гладкое, и он сделал несколько глотков. Острая, как перец, жидкость обожгла горло, и Гарри закашлялся. Больничное крыло и лицо мадам Помфри вдруг стали совершенно отчетливыми. В голове прояснилось, а боль в шраме утихла, позволяя оглядеться. Кроме медиковедьмы здесь были Дамблдор и Снейп; Джемма, белая, как полотно, застыла позади них. На соседней кровати лежала Лавгуд — девочка, сражавшаяся с Диггори. Сам Диггори занимал дальнюю койку. — Как ты себя чувствуешь, Гарри? — Нормально, — голос еще плохо слушался, но он был в состоянии мыслить. — Директор, Волдеморт вернулся, я видел... — его глаза скользнули к Джемме. Та медленно разлепила губы: — Все в порядке, Гарри. Говори все, что знаешь. Снейп ожег ее гневным взглядом, но Блэк не отреагировала. — Седрик сказал, что хочет показать мне что-то важное. Мы поднялись на башню, и он напал на меня. Там уже был профессор Грюм, наверное, он ждал нас. Он схватил меня, но на площадку вышла Лавгуд, — он кивнул на неподвижную девочку, над которой колдовала мадам Помфри. — Грюм приказал Седрику, и он проклял ее. Не знаю, что это было… красный луч… она закричала, а потом не шевелилась. Я ударил Грюма и высвободился. У меня болела голова, и шрам… Появилась Джемма, она сражалась с Грюмом, а Седрик напал на меня. Я потерял сознание… и видел кладбище, как тогда, во сне. Там была та высокая женщина и еще много Пожирателей. И Волдеморт… он наказывал их… Профессор Дамблдор перевел взгляд на Снейпа. Он был бледнее обычного, черные глаза блестели, как при лихорадке. — Я поднялся на башню как раз перед тем, как Поттер потерял сознание, — его голос был таким же холодным, как всегда. — Диггори не успел применить заклятье, он упал сам. Мисс Уэнделл видела это, — он бросил на нее косой взгляд. — Я… — Лицо Джемма дрогнуло, она с видимым усилием сфокусировалась на директоре. — Использовала нож. Грюм сорвался с башни. Дамблдор медленно кивнул. — У меня есть основания предполагать, что это был не настоящий Аластор Грюм. Точнее сможет сказать Северус, но во фляжке из его кармана было Оборотное зелье. Блэк безразлично пожала плечами. Дамблдор какое-то время вглядывался в ее лицо. — Правильно ли я понимаю, что не убедил вас прошлой весной? Она молча кивнула. Потом, поняв, что директор ждет подробностей, сказала: — Гарри рассказал мне о кошмаре, который приснился ему летом. Женщина, которая была в обоих... снах, Рамона Стоун. Мы смогли раскопать о ней кое-что. Последние несколько лет Стоун путешествовала на континенте… Греция, Албания, даже Египет… Сириус наткнулся на слухи, что в дебрях албанских лесов живет зловещая тень… Он пытался отыскать это место, но смог только выяснить, что в тех же местах пропала Берта Джоркинс. — Гарри громко ахнул, и Альбус бросил на него проницательный взгляд. — Ее имя упоминалось… во сне. — Сириус сейчас в Албании? — Да. С Ремусом. Директор хмурился, заложив руки за спину. — Я понимаю ваши мотивы… — негромко произнес он, — но если мы собираемся бороться с Волдемортом, то должны действовать сообща. Взгляд Джеммы, наконец, вернул свою ясность и цепкость. — Что бы вы ни думали, я не пойду против Сириуса в том, что касается семьи. В остальном я в вашем распоряжении. — Ее голос был полон горечи и застарелой ненависти, и от этого слова звучали как обвинение. Дамблдор помедлил, вглядываясь в искаженное гневом лицо, затем негромко произнес: — Вам нужно отдохнуть. Мадам Помфри залечит ваши раны. Только сейчас Гарри обратил внимание, что мантия Джеммы пропиталась кровью. Она отвела взгляд и тяжело опустилась на одну из свободных узких кроватей. Дамблдор кивнул Снейпу, и они отошли к кровати Седрика. Снейп по дороге призвал одну из стоявших у стены ширм, и, видимо, использовал какие-то чары, потому что как только ширма заслонила собой кровать, оттуда больше не доносилось ни звука. Гарри посмотрел на Джемму, уставившуюся в пространство перед собой. Расстроенная Помфри, что-то негромко бормоча под нос, помогла ей снять испорченную мантию. Тонкий свитер под ней тоже был изрезан и окровавлен, но тут медиковедьма, видимо, вспомнила о Гарри, и установила ширму и перед кроватью Джеммы. Спустя несколько минут вышел Дамблдор, но он только негромко попрощался с Гарри и появившейся из-за ширмы мадам Помфри и покинул больничное крыло. Снейп мрачной тенью последовал за ним. Мадам Помфри подошла к нему, поправила подушки и протянула еще одно зелье. — Выпей, тебе нужно выспаться как следует, чтобы восстановиться. Зелье тут же подействовало. Тяжелые волны сна без снов накатили на него. Сопротивляться он не мог и не хотел. Гарри откинулся на подушку и больше не думал ни о чем. *** Боль от Круцио была абсурдно лживой. Мозг настолько очевидно обманывал себя, что Снейп демонстративно закатил глаза, если бы мог. Вместо этого он скорчился на гладком мраморном полу, сжимая зубы с такой силой, что они уже должны были осыпаться трухой. Зачем вообще кому-то делать пол из мрамора? А. Малфой. Не могло быть столько боли одновременно. Но она была. Окклюменция позволяла продолжать мыслить, — но не перестать чувствовать каждую клеточку тела. Наверное, нечто похожее ощущают люди, сгорающие заживо: как раскаляются кости внутри, поджаривается мясо, а глаза варятся в собственном соку. Он зарыл глубже все, что могло быть опасным, оставив на поверхности боль, — это было просто, — а под ней неверие и исступленную радость при виде ожившей метки, желание служить своему истинному повелителю, надежду на милосердие и искупление, ненависть к старику… — Северус-с-с… ***  — Ваше полное имя? — Джемма Майя Блэк. — С какой целью вы именовали себя Уэнделл? — Несколько лет у меня на воспитании находился ребенок. Я привыкла пользоваться его фамилией, так мы привлекали меньше внимания. — Что за ребенок? — Бишоп Уэнделл. Я закончила опеку над ним за полтора года до того, как стала преподавать в Хогвартсе. Он не имеет отношения к случившемуся. Сидящий за столом аврор поднял взгляд от бумаг, посмотрел на старшего коллегу. Тот помедлил, но сделал знак продолжать. Девушка равнодушно моргнула, уставившись в пространство. — Вы знаете, кто находился под личиной Аластора Грюма? — Нет. — Почему вы напали на него? — Я защищала учеников. — От чего он погиб? — Я попала ножом в горло мужчины, затем он упал с вершины Астрономической башни. Я не уверена, что привело к его смерти раньше. — Могли ли вы обезвредить его, оставив в живых? — Не знаю, он был силен. — Даже вдвоем с Северусом Снейпом? — Я не видела профессора Снейпа. Вдвоем мы бы справились. Старший аврор выпоил девушке противоядие. — Будьте готовы явиться в аврорат, если у нас возникнут другие вопросы, мисс Блэк. Глаза девушки сфокусировались на мужчине, но в них не отразилось ничего, кроме граничащего с безразличием спокойствия. — Разумеется, джентльмены. *** Шло расследование, жуткая секретность которого рождала множество полубезумных слухов, на фоне которых меркли даже просочившиеся крупицы истины. Сириус и Ремус должны были вернуться завтра. Джемма почти поселилась в больничном крыле, — Гарри видел на карте Мародеров точку с ее именем, застывшую рядом с Лавгуд. Девочка не приходила в сознание четвертый день… Вчера Гарри застал здесь мистера Лавгуда, высокого волшебника с белыми, сильно смахивающими на сахарную вату волосами до плеч. Он был в плаще чудаковатого покроя, сшитом из кусочков разных тканей светлых оттенков. — Не смейте делать глупости, Ксенофилиус, — тогда в голос Джеммы вернулись эмоции, она почти шипела. Гарри замер, не желая попасться на глаза. — Ей должно быть куда вернуться. — Вы знаете, что это не поможет! — с отчаянием воскликнул мужчина. — На той стороне события управляют ею, а не она событиями. — В чем тогда смысл? — жестко оборвала Джемма. — Сгинуть вслед за ней? — Я должен вернуть Луну, — дрожащим, едва слышным из-за ширмы голосом произнес Лавгуд. — Ксенофилиус, — позвала она. Ее голос вновь изменился, смягчившись. — Вам это не под силу. Дайте ей время. Если Луна не вернется до Белтайна… — Джемма помедлила. — Я помогу. — Вы? — пробормотал он. — Луна говорила, что вы знаете о той стороне, но… — Больше, чем вы думаете, — резко ответила она, явно устав от разговора. Гарри не мог припомнить, чтобы Джемма вела себя противоречиво. То есть не казалась такой, а будто сама не могла решить, собирается она помочь кому-то или вышвырнуть вон. Впрочем, это все было до того дня. День, когда погиб Грюм — и когда возродился Волдеморт. С того дня изменились все, но хотя бы насчет Джеммы он был уверен, что это не из-за него. Его кулон подменили перед вторым испытанием, — Гарри старался не думать, что это сделал Седрик. Он был под Империусом, да, но мысль, что он не может доверять приятелям, друзьям, никому, болезненно колола в мозгу. Еще страшнее было то, что он не мог доверять себе. Это было мерзко. Он чувствовал себя грязным, опасным, боялся находиться в общей спальне. И постоянно очищал сознание, отчего будто существовал наполовину вне своего тела, с приглушенными эмоциями. Держать щит становилось все легче, да и он не хотел в ярости проклясть кого-то. (А он был в ярости, просто благодаря окклюменции это была холодная ярость.) Он так и не решил, хочет ли сказать друзьям о крестраже, и немного презирал себя за это. Рон хмурился, когда думал, что Гарри не видит, а у Гермионы появилась дурная привычка всегда маячить неподалеку, будто он мог сбежать драться еще с каким-нибудь учителем, — и это они еще не знали. Отчасти поэтому Гарри вчера пошел искать Джемму... боялся сорваться на них. Но, не желая сталкиваться с отцом Лавгуд — Луны, он узнал её имя — Гарри выскользнул из дверей больничного крыла раньше, чем его могли бы заметить. Он знал, что и сегодня найдет Джемму там же. Сквозь высокие зарешеченные окна падал свет; шаги эхом разносились под сводчатым потолком, хотя он старался ступать тихо. Одна из коек в конце комнаты все еще оставалась закрытой ширмой. Он постучал и зашел за нее. — Добрый день, мэм, — он старался звучать спокойно и бодро. Называть ее по имени сейчас, пока они были в школе, он не решился. — Проходи, Гарри. Джемма сидела на стуле возле кровати; голос звучал тихо и устало. Гарри невольно бросил взгляд на кровать и тут же отвел глаза. Пару раз он уже заходил сюда один, сам не понимая зачем. Он старался не смотреть, но глаза все равно притягивало к ней, как к магниту. По-детски гладкая, почти прозрачная кожа, на веках просвечивают голубоватые венки. Тонкие руки лежали поверх одеяла, и Гарри не первый раз подумал, что ей может быть жарко. Или наоборот, холодно. Но никто не мог сказать точно, кроме нее самой. Девочка лежала маленькая и неподвижная, светлые волосы сливались с кожей. Кто-то расчесал их. Он перевел взгляд на Джемму. Нужно было что-то сказать. — Извини. Джемма мазнула по нему взглядом, ее брови чуть опустились, как всегда, когда она задумывалась. — О, — сказала она. — Да, конечно. Все в порядке. Гарри мог бы поспорить, но не хотел устраивать скандал. Он еще слышал эхо тех ужасных слов, которые наговорил аврорам, наверняка заработав этим немало проблем… Он сомневался, что Джемма так легко простила бы его беспечность, если бы была, ну, нормальной. — Я говорил с Дамблдором, — пробормотал он, присев на низкий широкий подоконник; стул здесь был только один. — Что-то важное? — Ее голос немного ожил. Гарри помотал головой. — Я… погорячился. — Джемма промолчала, но у нее это получилось очень красноречиво. — Знаю, — он уперся локтями в колени, опустил голову, сцепляя пальцы за затылком. — Я извинюсь. Позже. — Мне стоило присутствовать, — вздохнула она, глядя поверх его головы. — Честно говоря, тебе стоило бы поспать, — возразил Гарри, наполовину опасаясь, наполовину надеясь рассердить ее. Может, ей полегчает, если выпустить пар? Ему, впрочем, не полегчало. Джемма потерла глаза руками, но ничего не ответила. — Что… что мы будем делать? — негромко спросил он, вновь вперившись взглядом в пол. — Искать выход, — так же тихо ответила она. — Летом я встречусь с парой знакомых, возможно, мы получим какие-нибудь наметки плана. Сириус разбирается в Темных искусствах, как бы ни отрицал их, — это тоже может оказаться полезным. Что-нибудь придумаем. — А если Луна не придет в себя? — негромко спросил он. Взгляд Джеммы на миг стал почти прежним — цепким и внимательным. — Хорошо, что ты продолжаешь носить с собой мантию, — сказала она. Гарри усилием воли заставил себя не краснеть; к его удивлению, это сработало. — Это не ответ. — Это будет означать еще одно путешествие, более… неприятное. Казалось, она знала, что должна чувствовать раздражение, но была слишком уставшей для этого. Гарри кольнула совесть, и он не стал настаивать на подробностях. Видеть ее такой было неловко, хотелось отвернуться, словно происходило что-то неприличное. — Ладно, — вздохнул Гарри. — Я просто… наверное, не смирился с этой хренью. Не представляю, как буду готовиться к третьему туру с такой кашей в голове. Не говоря уже об уроках. Я взорвал стол на прошлом уроке трансфигурации; повезло, что зельеварения пока нет, Снейп пустил бы меня на ингредиенты. Его передернуло от воспоминания. Джемма посмотрела на него, потом бросила тяжелый взгляд на Луну. Ему показалось, что она что-то собиралась сказать, но так и замерла, глядя на спящую девочку. Потом медленно обернулась к нему; между бровей залегла морщинка. — Что? — Ничего. — Она моргнула, покачала головой. — Будь осторожен. *** Ночью в больничном крыле тушили свет, но темнота давно не была помехой. Сегодня здесь было тихо, только две кровати стояли огороженные ширмами. Джемма бесшумно юркнула за одну из них. Луна спала. Пятые сутки… отправляться за ней было еще рано. Джемма могла тянуть еще месяц — самый долгий срок, о котором она слышала. Но и гадать, с чем девочка столкнется на Изнанке, было почти невыносимо. Джемма провела рукой по длинным, почти русалочьим волосам, коснулась теплой руки. О, эта легкомысленная вера, что ничего по-настоящему страшного не случится до прихода последнего лета… Едва слышный стон электрическим разрядом ударил в мозг. Она узнала голос, который не ожидала услышать здесь. Хотя, наверное, должна была. До второй ширмы, по другую сторону прохода, Джемма добиралась едва дыша, не желая быть замеченной. Пепельно-серое лицо, грязные черные пряди волос, разметавшиеся по подушке, сбитое дыхание. Снейп хмурился, запрокинув голову, и сжимал челюсти, словно чуял окутавший ее бессильный гнев. Его рука с обломанными ногтями и лопнувшей на костяшках пальцев кожей сжала покрывало. В воспаленном от недосыпа мозгу вспыхнуло воспоминание о мраморно-белых руках мертвецов, скользких костлявых пальцах… Адреналин, кипевший в крови на Астрономической башне, помогал мыслить здраво, отбрасывая лишние эмоции на второй план, но сейчас… Сейчас они затопили измученное сознание, и Джемма только часто дышала, с трудом качая головой в попытке отречься от собственных мыслей. Они терзали ее разум, как стая голодных волков свою жертву, разрывали на куски. Эти руки сварили зелье, измучавшее Регулуса? Даже если нет, сколько других ядов он создал для своего повелителя? Она склонилась точно над его лицом, словно желая заглянуть в закрытые глаза, протянула мелко дрожащую ладонь, как недавно к Луне, но опустила ее на шею с острым кадыком. Мужчина пробормотал что-то неразборчивое, и она замерла, не в силах пошевелиться. Что она делает? Снейп не подозревал о ее присутствии, он спал и видел дурные сны. Должно быть, он только вернулся от Темного лорда. Смерть ничего не изменит. Ее лицо исказилось от горя, но никто не мог этого видеть, как никто не мог видеть темную гладь озера и мертвых стражей осколка раздробленной души, со слепыми глазами и ледяной кожей, чей прах теперь развеян над водами Северного моря. По другую его сторону лежали в земле Альфард и Сухель, давно рассыпавшиеся в пыль. Там, где она когда-то мечтала разглядеть острова, Уитби, Регулуса. Когда холодные капли упали на ее ладонь и волосы Снейпа, она поняла, что плачет. Директор, которому тоже не мешало отсутствие света, застал ее почти закончившей свое дело. Лицо Снейпа разгладилось, и стало видно, что он еще молод. Грудь под больничным покрывалом мерно вздымалась в такт дыханию. — Вы знали, — негромко пробормотала она. — О том, что я была в замке под Рождество. Он помолчал, глядя, как она в последний раз проводит кончиками пальцев по лбу и вискам спящего мужчины и оборачивается к нему. Взмахнул палочкой, из которой вылетели крошечные искорки света — слишком тусклые, чтобы побеспокоить сон профессора, но теперь они ясно видели друг друга. — Я знал, что вы не причините вреда ученикам, — он прошел за ширму. — К тому же уверен, причины были вескими. И теперь почти наверняка ему известны. Дамблдор подошел ближе к спящему, вгляделся в его лицо. — Начинается война, Джемма. Она промолчала. — Я и не подумал бы просить вас сражаться в ней, но что-то изменилось… или мне так показалось. Секунды тянулись медленно, прозрачные, как стекло. Старый маг не торопил ее. Девушка перевела взгляд на руки Снейпа, затем на свои, сложенные на коленях. Расцепила сплетенные пальцы и полезла в карман. Покореженный, словно изъеденный кислотой медальон потерял былую завораживающую притягательность. Мелкие изумруды, которыми было выложено витиеватое «S» на крышке, тускло посверкивали в рассеянном свете… С трудом, но его еще можно было открыть. Голубой глаз директора многократно отразился в осколках внутри него, и Джемма задумалась, что же он видит, смотря в зеркало. — Вам не показалось, — сказала она вслух. ***