***
Дин очень старается не задерживать на папе долгие взгляды. Но эти взгляды уже отдают тоской… Звонки на мобильный Джона заставляют сына вздрагивать, понимая, что после очередного звонка, отец может снова исчезнуть под рёв мотора. Дин старается, но… Получается плохо. Дин смотрит, изучает, и так отпечатанные на внутренней стороне век черты родного человека. Джон пока рядом: листает пыльные древние книги, переговаривается с Сингером о защите дома, где находятся его дети… Но никакого внимания Дину. За двое суток, отец всего пару раз посмотрел на него прямым взглядом. Дин всё чаще вспоминает его слова о том, что из него получится неплохая подстилка… И понимает, что именно так и ведут себя, с людьми такого назначения — зовут, когда что-то нужно и отпускают на все четыре стороны, когда удовлетворят свои запросы. Сын всё больше убеждается в том, что ничего другого отец в нём не видит больше… Дин ни чуть не жалеет, что признал Джона своим хозяином. Отец всегда владел душой сына… Он просто озвучил это вслух, а телом… Противнее всего, когда твоя душа пренадлежит одному человеку, а телом, ты позволяешь пользоваться другому — тогда воротит блевать от самого себя. Понимая это, Дин рад, что отец не отказался от него и он имеет возможность не раздирать свою душу с телом, на отдельные формы существования. Благодаря отцу, Дин чувствует себя цельным, за исключением отрицания своих нужд, в угоду любимому человеку. Но это тоже часть самого Дина. Джон, конечно, замечает это состояние задухи на лице сына. И все взгляды, попытки соприкоснуться руками, когда он просит что-то подать, тоже замечает… Но тот священный храм в его памяти, где хранятся подлинные чувства и эмоции, мысли по отношению к сыну, уже заперт на все замки и засовы. Бог покинул храм, чтобы воевать. Уже под вечер, отдохнув немного за чашкой кофе, от планирования очередного выезда, Джон позвал сыновей спуститься… И сразу кивнул им на оружие, что лежало в разобранном виде на столе в гостиной. Оглянувшись на диван, где обычно отдыхал Бобби, Сэм отметил, что друга нет на месте… «Контроль сдачи нормативов», — со вздохом понял он, зная, что Бобби не любит, когда Джон «издевается над детьми, своей муштрой», а значит, он ушёл в местный паб. Сэм шагнул к столу, опередив брата, чтобы поскорее покончить с этим и вернуться к домашним заданиям. Отец кивнул: — Садись. Отодвинув стул, Сэм сел поудобнее и закатал рукава синей футболки, приготовившись. Перед ним лежали: «ПМ» и «Таурус» отца, «Беретта» Дина и ещё ряд атрибутов из арсенала Винчестеров. — Готов, — кивнул Сэм. Достав карманные часы, Джон нажал кнопку секундомера и кивком указал приступить. Ловко управляясь с разнокалиберными деталями, сын положил перед собой оружие одно за другим, уже в собранном виде, звучно стукая железом об стол. И кивнул, в знак завершения. — Тридцать семь… — задумчиво озвучил отец, остановив часы и потёр ладонью черную бороду. — Неплохо. Почти норма, — Джон даже ухмыльнулся с гордостью. — Но в следующий раз, старайся уложиться. — Да, сэр, — коротко кивнул сын, поднимаясь с места. — Я могу идти? — Можешь. Сэм кивнул и снова ушёл к себе. Дин переступил с ноги на ногу, взглянув Джону в глаза. На его лице отчётливо промелькнул страх. Страх не справиться. Дину так хотелось, чтобы папа посмотрел на него, как только что смотрел на Сэма… Но он подозревал, что не получит даже столь одобряющего взгляда, не то что похвалы от самого Джона Винчестера. Отец сам разобрал снова оружие. Так быстро, что Дин не успел моргнуть и трёх раз. — Садись. Дин сидел за столом, с разобранным арсеналом перед собой. Джон на пару секунд отошёл, а затем положил на стол ещё и «Винчестер», предварительно разобрав. Дин нервно выдохнул и засучил рукава клетчатой серой рубашки… — Давай, Дин, — сказал отец, и нажал кнопку секундомера. Дин моментально приступил к сборке оружия, с таким рвением, словно пытается выиграть мировой чемпионат в этом. Наверное, для Дина, сдать норматив поставленный отцом, важнее всех подобных соревнований… Положив на стол последний пистолет, сын с замиранием сердца поднял взгляд на Джона. — Сорок пять секунд… — недовольно произнёс отец, — Чем ты занимаешься, в моё отсутствие?.. Я приказал тебе совершенствовать навык. А ты… — Ещё раз… — со страхом запросил Дин. Со страхом не соответствовать тому, каким хочет видеть его отец. — Давай ещё раз. Я задумался и… — Я говорил тебе, отключать посторонние мысли, во время работы? — Джон посмотрел на сына так, буд-то он совсем не удивился, что Дин не сдал зачёт. Буд-то отец не сомневался в том, насколько Дин ни на что не годен. — Отец, я обещаю, что уложусь. Пожалуйста, дай мне шанс исправиться!.. Джон сел за стол напротив сына и отрицательно-разочарованно покачал головой. Дин был готов на что угодно, в этот момент, чтобы вернуть прежний, одобряющий взгляд отца. Мысленно, он назначил себе тысячи тренировок, чтобы уложиться в следующий раз в проклятых тридцать пять секунд. Отец протянул руку к лицу сына и приподнял его подбородок ребром полусогнутой ладони, с таким видом, словно пытается придумать, что делать с этой ненужной вещью. — Иди сюда. — Другой рукой отец поманил Дина к себе, с таким выражением на лице, словно нашёл ему применение получше. Дин сразу же поднялся и обогнул стол, встав рядом с родителем лицом к лицу. — От уровня твоего мастерства владения оружием… — Зависят жизни невинных людей и моя собственная, — закончил за него Дин, давно заученную фразу. Отец кивнул. — С каких пор, ты перестал укладываться в нормативы? — серьёзно спросил отец. — Или ты решил, что тебе больше нравится подставлять мне жопу, чем охотиться и поэтому не нужно стараться? — Отец… Дин в который раз слышит от отца настолько жестокие вещи и убеждается в том, что того Джона, который утверждал, что любит его, больше нет внутри родителя. Дин смотрит с обидой… Но затем понимает, что виноват он сам. Что отец имеет полное право упрекнуть его тем, что Дин просил от него невозможного и Джон, переступив через себя, дал ему и это. Дин не может винить отца, за пренебрежение в его голосе. Сын думает, что Джон не виноват в том, что не может смириться с потерей морального облика собственного сына. Но Дин не может переиначить себя. Возможно, в нём была надежда на то, что отец поймёт его… И от этого больно. — Видимо, так и есть, — Кивает сам себе Джон. — Но… — Молчи. — Отец ударил раскрытой ладонью по столу, и поднял на сына тот самый взгляд, от которого холодок пробегает вдоль позвоночника. — Я предоставил тебе выбор… И теперь вижу, в какую сторону колеблются весы. — Нет же!.. — с зарождающейся истерикой выкрикнул Дин. Его страх осуществился и теперь… Сознание в агонии, хаотично пытается найти причины того, что он не справился — не сдал зачёт. Впервые. Если бы на месте отца был любой другой человек, Дин был бы способен мыслить трезво и догадался бы, что подложенный Джоном «Винчестер» и стоил ему лишних десять секунд… Но Джон подавляет своим взглядом даже мысли о том, что виноват не сын. — Нет?.. — Джон качает головой, не веря сыну ни на йоту. Опасно так, качает головой, и смотрит изподлобья. А затем резко поднимается и, обхватив горло сына своей стальной рукой, в момент кладёт его спиной на стол. Прямо на оружие разложенное там. Другую руку он кладёт на пах Дина, грубо, похабно и пошло сминая через джинсы его член, что тут же дёрнулся под рукой отца. Джон скалится, с упрёком — это никак нельзя назвать улыбкой. Загнано, тяжело дыша, Дин понимает, что отец пытается показать ему, что прав, используя тело Дина против него же. Дин сказал «нет», на фразу о выборе: чувствовать ли себя подстилкой… Но попробуй докажи, что нет, если отец легко может подтвердить это для себя. — Пожалуйста… — с хрипом из-за сжимающей горло руки, говорит сын. — Пожалуйста?.. — обжигая прямым взглядом в глаза. Дин не знает, хотел он сказать «пожалуйста, прекрати» или «пожалуста, продолжай»… Потому что, ситуация подсказывает вспомнить о собственном достоинстве, а тело отчаянно просит ещё, второго. — Я так и думал. Ты не знаешь сам, чего хочешь… Я не подскажу тебе. Реши, Дин. Сам. — Прямой угрозой нависая над сыном. — Какого?!.. — слышится крайне недовольный возглас Сингера, после хлопка входной двери. Бобби успевает достать уже револьвер, когда Дин обхватывает ногами колени отца и, резко потянув на себя, опрокидывает его на пол, оказавшись сверху. Затем быстро поднимается и, повернувшись лицом к Бобби, выставляет руку вперёд, закрывая собой отца: — Бобби… Всё нормально. Мы просто… Тренировка — рукопашный бой. — Точно?.. — сощурив взгляд, скептически спрашивает Сингер. — Да, — Джон согласно прикрывает веки, выходя наперёд. — Как погулял?.. Бобби, с интересом хмыкнув, прячет оружие и проходит на свой любимый диван. У Дина дрожат руки… Он стоит, едва живой от собственной выходки — надо же было додуматься!.. Использовать боевой приём против отца. Но, в ту секунду, подумать о чём-то менее аморальном возможности не было — увидев, что на Джона навели пистолет… Дин отреагировал моментально и не задумываясь, сделав всё возможное, чтобы папа не пострадал. Хотя Бобби вряд ли выстрелил бы в него. Но… Похоже, что у Дина, вместо инстинкта самосохранения, инстинкт сохранения семьи. От чего бы то ни было. Теперь, не зная кому молиться, чтобы отец понял правильно такой выпад, Дин боится поднять глаза на него, и увидеть в карих, обещание полного крушения для себя. Так и не осмелившись взглянуть на отца, Дин уходит в душ — уже достаточно поздно и нужно оторвать ещё Сэма от книги, чтобы лечь спать. А Джон садится на диван рядом с другом……
Почти уже за полночь, дверь в комнату детей едва слышно приоткрылась… Дин тут же приподнялся на локте, поняв, что полоска тусклого света с коридора высветила силуэт отца. Джон кивнул сыну зайти к нему и скрылся снова. А у Дина вновь начали дорожать руки. Натянув пижамные штаны и футболку, он тихо выскользнул из постели и бесшумно вышел за дверь. предупредив отца особым стуком, Дин вошёл к нему в комнату… Джон сидел на кровати, уперевшись локтями в колени и сложив пальцы в замок. Видимо, перед этим отец был в душе, потому что рубашка в серую клетку не застёгнута на нём, а под ней нет футболки. И он босой пока… Охотник коротко кивнул, что ждал сына. Не поднимая лица, Дин тихо прошагал на середину комнаты. Не дожидаясь команды, он опустился на колени, а затем сел на пятки, сложив ладони меж бёдрами одну в другую. Отец встал и приблизился к сыну… От Дина фонило вселенской виной и страхом, но он помнил, что не имеет возможности говорить. Джон наклонился, упираясь рукой о колено, а второй, поднял лицо сына подложив полусогнутую ладонь под подбородок… — Зачем?.. — спросил он серьёзно, но мягко. — Скажи, — разрешил. — Чтобы… — старательно избегая его взгляда, — Чтобы никто… Чтобы… Никто не знает, какой ты на самом деле. Они… Все. Думают плохо… Я ненавижу это — когда кто-то думает о тебе плохо, — откровенно высказался Дин. — Думаешь, я бы не справился с ситуацией? — Уверен, что справился бы. Но… Прости. Я случайно… Теперь ты… Вы. Теперь Вы отказываетесь от меня? Да? — Не-ет… Что ты. Отказаться, от такого ценного приобретения?.. Посмотри на меня. Преодолев себя, Дин переводит взгляд на лицо Джона и… К своему удивлению, не находит в его глазах злости или негодования. Но отец смотрит так, что Дин чувствует, как скручивается в спираль его несчастная душа, словно из неё пытаются выжать все соки. Горячо-карий взор проникает в самую душу, обжигая сознание сына тем, что он не привык там видеть — там интерес… Не то, чтобы сексуальный, но… Страстно-голодный, опасный. Дину страшно даже задуматься, что может потребовать отец, с таким огнём в глазах. Страшно, и в то же время хочется до боли, чтобы он потребовал хоть что-нибудь. Джон облизывает медленно нижнюю губу, а затем убирает руки от сына и снова садится на кровать. — Я уезжаю, — сообщает он. — Дело. — Сейчас? — несмело задаёт вопрос сын. — Да. — А я? Дин понял, что не зря чувствовал ту снедающую тоску. Чувствовал это наперёд, как предстоящую боль разлуки. Сейчас он понимает, что не заслуживает даже поцелуя на прощание, но внутри сына ещё тлеет надежда, что ему разрешат попросить. Отец смотрит надменно, смотрит сверху… — Ты? Мне стоит повторить, чем ты должен заниматься в моё отсутствие? — Джон нарошно делает вид, что не понял истинную суть вопроса. — Нет, — тихо отвечает сын. — Ты… — всё что он хочет озвучить, никак не складывается в голове во что-то связное: — Я… Я думал… Отец ещё пока здесь, вот перед ним, но сердце Дина уже пробивает ржавой проволокой тоски и потребности в нём… Настолько туго скручивает, что нанизывает на эту проволоку все слова и не даёт возможности высказать хоть что-нибудь. «Я не подскажу тебе. Реши сам…» — всплывает в памяти. — Что? — отец заинтересованно приподнимает подбородок. — Я… Разрешите мне. Я хочу… Я… — Говори. — Можно?.. — Дин наклоняется вперёд, упирается на руки и ждёт вердикта. Отец кивает: — Ползи сюда, — поманив руками. Воодушевлённый разрешением приблизиться, Дин на четвереньках ползёт к ногам отца, пазволив страху нового расставания заткнуть чувство собственного достоинства, а может, оно и вовсе уже убито в нём. — Чего ты хочешь?.. — обманчиво мягко спрашивает отец, когда сын остановился у его ног и поднимает его лицо за подбородок. — Хочу касаться… — едва слышно шепчет Дин и трётся щекой о его запястье. Ему так обидно, что он не заслужил даже взгляда, не то что прикосновения Джона, за прошедшие несколько дней… Так обидно, что он не сдал сегодня зачёт, обидно за свою реакцию, на ситуацию с Бобби… Так обидно и больно, что тоска по отцовским рукам уже проступает солёной росой по щекам, зарождаясь в глазах. — Я хочу… Пожалуйста. Хочу касаться Вас, не запрещайте мне. — Ты же знаешь, что не заслуживаешь этого?.. — вкрадчиво, полутоном напоминает Джон, но руку не убирает. Касается загрубелыми пальцами щеки сына… Гладит, ласкает его лицо. — Знаю. — Сын прикрывает веки, позволяя своим слезам падать отцу на ладонь и сильнее прижимается щекой к его руке. — Знаешь. Значит… Ты просишь невозможного?.. — Отец резко убирает руку и смотрит сверху вниз. Джона буд-то совсем не волнуют слёзы его сына… Он смотрит так, словно Дин и вправду не семья больше, а раб хозяина, которого он без сожалений вышвырнет за малейшую провинность. — Пожалуйста… Такое, казалось бы незначительное, движения отца образует открытую рану в душе преданного сына. Понимать, что ты не стоишь даже прикосновения руки… Это, как пытаться дышать через подушку, когда тебя пытаются задушить ею. Сознание Дина хаотично пытается придумать, как заслужить милость этого бога, зная, что Джон ничего не говорит просто так и если он сказал невозможно… Неожиданно, в памяти всплывает ответ: «наказание, нужно попросить, а прощение»… — Папочка… — Дин склоняется низко, и поочерёдно целует ноги отца, на подъёме стопы. — Я прошу… — Снова подняв лицо, он неловко озвучивает: — Я виноват и… Прошу наказания. — Просишь наказание?.. Я рад, что ты до этого додумался. Да, Дин, ты виноват и я накажу тебя. Но не сейчас. — Отец, прошу!.. Я не смогу так долго ждать. Я… — Сможешь. — Прозвучало, как приказ. Отец вновь опускает руку на лицо сына, позволяя ему ластиться щекой… Потому что Дин понял, догадался, что нужно для того, чтобы заслужить это. Всё так же стоя на четвереньках, опираясь на одну руку, другой Дин прижимает отцовскую ладонь к своему лицу… Целует отчаянно, обжигает слезами. Но радуется даже такой поблажке, даже такой милости, от Джона. Сгорая от желания получить ещё хоть что-нибудь, Дин бесконечно упрекает себя за то, что не смог заслужить большего. И плачет от того, что не достоин даже таких касаний, а отец, как добрый и щедрый господин, даёт ему эту незаслуженную ласку. Джон вновь сумел вывернуть ситуацию наизнанку так, что даже его милосердие разрывает сыну душу чувством вины и укореняется в сознании Дина пониманием того, насколько он ничтожен перед отцом и насколько он ничтожен в своих же глазах, пока Джон не подтвердит обратного. Но Джон, похоже, не собирается объяснить сыну всю его ценность. Отец берёт запястье сына и тянет вверх, побуждая его встать на колени, между своих ног. — Всё. — Одним коротким словом он обрывает все надежды сына, выпросить что-то ещё. — Иди, Дин. — Джон легко целует сына в лоб и отпускает. С тяжким вздохом приговоренного, Дин поднимается на ноги и направляется к выходу. — Я позвоню, — говорит отец ему в спину. Сын на секунду застывает… Это обещание воскрешает в нём надежду заслужить вновь милость хозяина.