Френдзона

Гарри просыпается от яркого света, садится в кровати и щурится. В голове проносятся картинки прошлого вечера: Драко, запасы Блейза, бутылка огневиски и Панси. Он осматривается: комната определенно не его, значит, Панси притащила его к себе. Но в момент взгляд падает на стол, идеально убранный стол, шкаф с открытой дверцей и стопками сложенных белых рубашек и, наконец, почему-то валяющийся на полу серебристо-зеленый галстук. — Черт! — кажется, ругательство выходит слишком громким, потому что в соседней комнате раздается неясный шум. Гарри реагирует моментально: минута — и он одет, еще через несколько минут — тяжело дыша, останавливается на одной из лестниц, чтобы отдышаться. Врывается в гриффиндорскую гостиную, шепча про себя ругательства и проклятия в адрес неуемной в стремлении свести друзей Панси и ругая собственную глупость. Это же надо было так напиться, чтобы не помнить почти ничего! «Почти», потому что одно-единственное воспоминание было предельно отчетливым, что и приводило Гарри в состояние молчаливой истерики. Отмахиваясь от друзей, от непонимающих взглядов, он буквально выталкивает всех парней из спальни и накладывает Заглушающее и Запирающее заклятья, чтобы никто не мог услышать всех проклятий, что рвутся с его губ. — Гарри! — слышно, как Гермиона пытается снять заклинания, чтобы попасть в комнату и успокоить мечущегося, как раненый зверь, друга. — Уйди, прошу! — Гарри, я хочу помочь! Мы хотим! Я могу помочь… — последние слова почти пропадают в создавшемся в гостиной шуме, но Гарри слышит именно их, поэтому спускается, пряча от подруги лицо. Девушка осторожно касается его плеча, приобнимает, когда не чувствует сопротивления и напряжения, и шепчет на ухо: — Пройдемся? Гарри кивает, и они покидают гостиную под вздохи разочарования. Черное озеро. Гарри ловит себя на мысли, что слишком уж часто он здесь оказывается. Гермиона трансфигурирует плед, кладет его на землю и садится, друг садится рядом. Спустя несколько минут молчания девушка спрашивает: — Расскажешь? — Гермиона, я почти ничего не помню. — Почти? — Есть кое-что, но мне все еще кажется, что это пьяный бред. — Что именно? Гарри закрывает глаза, вдыхая сырой, пропахший прелой листвой воздух, и воспоминание приходит почти само собой. Прошлым вечером Панси оставила его на ступеньках возле портрета — входа в башню старост — самостоятельно Гарри почти не шел. Он слышал, как она что-то говорила кому-то, кто открыл портрет, а еще через пару минут он оказался в тепле. Чьи-то холодные пальцы прикоснулись к его лбу, и его буквально прошило волной магии. «Восстанавливающее, что ли? " — промелькнула в нетрезвом мозгу мысль. — Гарри? — голос был каким-то слишком родным, а когда он наконец смог открыть глаза, первым, что было замечено, был до боли в груди знакомый взгляд — застывшее серебро. — Драко… — голос почему-то просевший, как у простуженного, и каждое слово дается с трудом. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, чем выгляжу, видимо. Драко снова коснулся его лба, убирая упавшую прядь. Ладонь прошлась по щеке, очертила скулу и так же внезапно исчезла, забирая с собой дарящую спасение от гудения в голове прохладу. Не контролируя происходящее, Гарри разочарованно вздохнул, видя, как сразу изменяется выражение лица Драко. — Чертов Поттер… — с едва слышным выдохом сквозь чуть сжатые губы. Руки опустились на плечи, стягивая форменную мантию, забрались под свитер, пытаясь добраться до оголенной кожи, прикоснуться, почувствовать. — Д-Драко, ты что? — Гарри шумно вдохнул, чувствуя такой притягательный запах — яблок и мятной зубной пасты. — А ты не понимаешь? Дрожащие губы и руки выдавали волнение, но голос Драко был почему-то уверенным. — Не понимаю. Чт-то ты… — Гарри почти зашипел, когда холодные пальцы, расстегнув рубашку, коснулись горячей кожи живота, прошлись по торсу вверх, добрались до ключиц и впадинки на шее. — Ты. Сводишь. Меня. С ума. Чертов. Поттер. — Драко прерывисто дышал ему в шею, пока его руки без стеснения гуляли по телу Гарри. — Особенно, когда пьян и совершенно не можешь мне сопротивляться. Пусть с утра ты ничего не вспомнишь, но я буду счастлив хотя бы эти несколько часов. Можно? — он осторожно коснулся губами шеи, скулы, оставил поцелуй в уголке губ и, почувствовав, как губы Гарри открылись ему навстречу, подался вперед, целуя. Настоящее время — И после — только темнота, Герм. Я помню только это. А пришел в себя уже утром, один, в пустой постели. Выругался, когда понял, где я нахожусь, услышал за соседней дверью шум и сбежал, как последний трус. Гермиона смотрит на друга, что-то прикидывая в голове, а потом говорит: — Я знаю, как все проверить, Гарри. Но ты должен пообещать, что не станешь сопротивляться, даже если тебе не понравится то, что предложу. — Идет, Герм, я настолько отчаялся, что пойду на все, лишь бы узнать правду.