Никакого сна и отдыха. Мозг только-только начал возобновлять работу в прежнем режиме, организм понемногу очищался, а перед глазами все вставало на свои места. Чарли никогда в жизни не ощущала себя настолько выжатой и измученной. Никаких сил, банального желания встать с дивана и выбраться из… крепких объятий Тэхена.
Во рту сухо, горло дерет. Губы потрескались и Чарли с трудом смогла пройтись языком, чтобы хоть как-то увлажнить. Глаза пекут, сердце бьется в ритме тахикардии, ребра словно залили бетоном, а конечности прибили гвоздями. Кровь бьет в голову, заставляет вновь закрыть глаза и положить тяжелую ладонь на лоб.
Жарко и холодно одновременно. Чарли смотрит на Тэхена, который окутал её ногами и руками, уткнувшись в волосы. Он тихо сопел, крепко спал, – видимо, не выдержал. Чарли не против. Она помнит, как он уснул, как телефон вырубился спустя три или четыре круга плейлиста от Юнги, как она изо всех сил пыталась последовать примеру Тэхена, но у неё не получилось.
Пусто. В голове пусто и… больно. Сразу вспоминается, как дементоры высасывают всю радость. Сейчас у Чарли то же самое, если не хуже, намного хуже. Несколько часов назад её смело можно было бы наградить ленточкой “Мисс Вселенское Счастье”, а теперь её сожгли, вместе с действием экстази.
Волнение, страх, непонятный ужас окутывает тело и сознание, и Чарли понимает теперь, почему люди становятся заядлыми наркоманами. Хочется опять проглотить таблетку, вновь оказаться в радужном, светлом мире, где нет и намека на малейшую беду, где есть решение к любой задаче, где Чарли могла говорить всё, что думает, и не чувствовать тяжести в груди за сказанное.
Как же было хорошо, и как же плохо сейчас.
Она с трудом выбирается из-под захвата Тэхена, аккуратно и медленно, быстрее двигаться всё равно нет сил. Чарли протирает глаза, ощущая, как пересохли линзы, и как ей не помешал бы контейнер с жидкостью. Руки трясутся, ноги не слушаются, голова трещит. Чарли слабо соображает, и это пугает больше всего.
Отыскав хоть каплю энергии, она встает и чуть не падает. Чудом добирается до холодильника, пытаясь не шуметь. Бутылка фанты заставляет облизнуться и расстроиться, что она опустела. Навязчивые воспоминания тут же лезут в голову, но Чарли их блокирует, молниеносно. Пока что рано анализировать весь тот постыдный бред, что она наговорила Тэхену, первым в списке стоит хотя бы унять жажду и голод.
Чарли тихо наливает себе персикового сока в стакан и достает целый торт, здоровый и аппетитный. Чуть позже она будет жалеть об этом, торт-то закрытый, не распакованный. Он точно предназначался Юнги и Чимину, после того, как их будет попускать так же, как попускает сейчас Чарли. Лучше бы она придумала машину времени, пока была под дозой, и тогда, может быть, она бы вернулась в клуб, стукнула себя по голове, напомнив, как своими же глазами видела ладонь Юнги в кармане у Чимина. Не брала бы таблетку у партнера по перекуру, не говорила бы, что болит голова, и продолжала бы веселиться.
Всё как всегда. Чарли не может жить по-другому.
Персиковый сок будоражит вкусовые рецепторы, а тортик почти что заставляет издать протяжный стон. Вкусно, невероятно вкусно и сладко. Чарли ест неспешно, почти лениво пережевывая, растягивает удовольствие. Словно она впервые кушает пышный бисквит с ванильным кремом и шоколадной глазурью.
Чарли хмурится и мечтает подавиться. Ей не плохо, нет, ей натурально
хуево. Было бы еще хуже, если бы она осталась в клубе и если бы Тэхен с Юнги не забрали её. Да уж, она еще неплохо отделалась.
Вилка во рту застывает, когда замок входной двери щелкает и кто-то заходит в дом. Тихо, будто бы на пушистых лапках, Юнги продвигается в гостиную, смежную с кухней, и видит Новенькую, застывшую над начатым тортом. Ей тяжело и слово сказать, горло саднит после вчерашних непрерывных монологов. Как она вообще умудрилась так много болтать? Лучше бы она так на философии и психологии отвечала.
— Как ты? — шепотом спрашивает Юнги, взглядом окидывая Новенькую. — Выглядишь ужасно.
Чарли фыркает, и ей правда сложно что-либо сказать вразумительное. Еще и зубы болят из-за вечно напряженной челюсти, про язык она пытается не думать, и награждает его лакомыми кусочками.
Стоило бы ответить Юнги, что он выглядит не лучше. Синяки под глазами, измученный взгляд, помятая футболка и примерно такая же заторможенность в движениях, как и у Новенькой. Нет, он не принимал, он трезвый, просто работал.
— Тэхен давно уснул? — Юнги берет телефон друга и ставит на зарядку. — А это что?
Юнги поднимает с пола семь-восемь искомканных листов, полностью исписанных нотами. Были вырваны из его же блокнота, пустого и нетронутого, что лежал на столике вместе с ручкой. Он смотрит на Новенькую, демонстрируя находку.
Чарли жмет плечами и щурится. Кажется, она помнит, как в припадке строчила ворвавшуюся в мозг мелодию, и как Тэхен в то время уже мирно спал. Тогда её не сильно-то и заботило, что это за блокнот и принадлежит ли он кому-то, ей было важно запечатлеть мысли.
Юнги аккуратно складывает листки в задний карман, прежде чем заботливо достать с комода плед, подушку и укрыть Тэхена, пока тот продолжает крепко спать.
Нет, рано анализировать, очень и очень рано. Не сейчас. Сначала, минимум, нужно научиться говорить, затем ходить, а после можно и приступать к сложнейшим мыслительным процессам.
— На, выпей, — Юнги ставит бутылку минеральной воды с чистым стаканом. — Пей как можно больше, чтобы остатки вышли и ты смогла поспать.
Тортик уже не кажется таким вкусным, а от персикового сока хочется искусать себе щеки изнутри. Организму нужна обычная вода, и Чарли не против послушаться Юнги. Минералочка приятно скользит по горлу, словно она проглотила кусочек льда, что резко оказывается в желудке. Свежо и, можно даже сказать, что приятно.
— Спасибо, — то ли хрипит, то ли мычит Новенькая. — Немного лучше.
— Я знаю, — Юнги хмыкает и кладет перед Чарли исписанные и помятые листы с нотами. — Итак, что это?
— М-м, когда… когда я была, не знаю, как объяснить, — Чарли схватилась ладонью за голову, пытаясь сформулировать мысль, что получалось с трудом. — В общем, когда… мне было прям вау, в голову что-то вдарило… такое… странное. Решила записать.
Пока Чарли наливает себе и выпивает еще полстакана воды, Юнги, не отводя взгляда и почти не моргая, исследует записи. Он ни издает и звука, зависает в позе мыслителя на добрых десять минут. Было слышно лишь сопение Тэхена и шум в ушах, который Чарли никак не могла прогнать.
— Пойдем в студию, — Юнги сгребает листки и, не посмотрев на Новенькую, уходит с кухни.
Да, как всегда, не спрашивая, а утверждая.
Пища приводит Чарли в чувство, она может уже говорить и ходить, хоть и не сильно быстро. Она идет за Юнги, кидая взгляд на диван, где видно лишь черную макушку Тэхена. Рано. Еще рано.
— Я знаю, что ты сейчас не в состоянии. Я бы хотел это отсканировать, — Юнги подключает принтер и открывает ноутбук. — Мне нравится, я хочу над этим поработать.
Чарли садится на знакомый диванчик и чувствует, как по спине пробегают мурашки. Меньше всего ей хотелось вспоминать вечеринку и то, что они тут с Тэхеном вытворяли. В голове всё еще пусто, и лучше бы так дальше и было.
— Ты можешь это использовать на финальном экзамене, ты в курсе? — Юнги смотрит на Чарли, чья голова не падает лишь благодаря руке. — Я согласен тебе помочь с добычей инструментов.
— Каких?
— Ты же тут сама написала, — Юнги ухмыляется и берет ксерокопию, дабы детальней всмотреться. — Фисгармония, виолончель, скрипка. Женский вокал, хм… думаю, вполне подойдет взять твой и наложить его друг на друга.
Чарли не понимает, но восхищается тем, как Юнги способен думать о музыке в таком уставшем состоянии. Да, он не принимал экстази, и он вряд ли употреблял алкоголь, но он работал в клубе, где всё давит на уши и мозг. Между тем, он присматривал за Чимином и…
— Как там Чонгук? — Чарли волновалась бы за него, и она вправду волнуется, но уровень её эмоций в данный момент катастрофически низок.
— Чимин поехал с ним домой на такси. Родителей Чонгука не было, поэтому он решил остаться с ним, — Юнги осматривает копии, периодически водя по ним указательным пальцем. — Он много выпил и Чимину пришлось его отмывать и укладывать спать.
Чарли трет глаза, которые ужасно сохнут. Ей вообще хочется закрыть их и заставить себя уснуть. Печально, что сон она не увидит ближайшие сутки. Кстати, сегодня же среда, и, да, кажется, не только она прогуляет Академию. Чимин, Чонгук и Тэхен тоже познают последствия ночной жизни.
— Спасибо. Нужно будет поговорить с Чимином, — Чарли откидывается на спинку дивана, ощущая себя игрушкой, набитой ватой и перьями.
— А с Чонгуком? — Юнги садится рядом, уже с карандашом и блокнотом, что служит подставкой для исписанных копий.
Чарли хмурится и кривится. Она же уже сказала себе, что думать о случившемся будет потом. Мозг не так хорошо соображает, как у Юнги, и он это понимает. Пользуется, издевается, или дожимает. Он сложнее Тэхена, хитрее Чимина и напористее Чонгука. Прекрасный букет.
— О чем ты?
— Знаю, что Тэхен никогда бы не воспользовался тобой, — Юнги не отрывается от нот, но было такое ощущение, что он писал дневник или читал инструкцию, как вытянуть из человека что-то тайное, сокровенное, необходимое. — В машине ты говорила любопытные вещи. Мне понравилось, — ухмылка, от которой становится страшно. — Тэхену, уверен, тоже.
— Юнги, пожалуйста, я сейчас хочу сдохнуть, а не обсуждать с тобой свою личную жизнь, — грубо, и Чарли это понимает.
К сожалению, она не может по-другому. Её всё раздражает, любое слово кажется оскорбительным, невежливым, противным. Ей не хочется ссориться с Юнги, с тем, кто предоставил ей свой дом, позвал в клуб, подарил столько новых ощущений и возможностей.
— По-моему, сейчас как раз то самое время, — Юнги смотрит на Новенькую, как ни в чем не бывало. — Это, — он поднял в воздух копии нот, заставляя Чарли посмотреть, — круто, и я очень хочу, чтобы ты это закончила. Помнишь, что я сказал? Так вот, ты
уже нашла свою музу, хоть и не можешь сама же себе в этом признаться.
Хоть Юнги и говорит довольно простыми словами, но Чарли всё равно с трудом их переваривает. Она всё еще испытывает необъяснимую злость и раздражение, что быстро подбирается к отметке “встать и уйти”, но она всеми силами не дает себе утонуть в негативных мыслях.
В голове будто бы загорается лампочка, хоть и с периодическими перебоями электричества. Мигает, как в подвале типичного ужастика, только вместо монстра, Чарли видит надпись: “Может, тебе стоит послушаться?”. Юнги – отличный шанс решить всё. Окончательно. Он единственный, кто догадался о проблемах Чарли, он тот, кто натолкнул её на верный путь, и тот, кто действительно может помочь. А еще, он один из виновников наркотического полета Новенькой. У Юнги нет скрытых мотивов, он не преследует какую-то личную цель. Он странный, очень странный, но он музыкальный гений, которому Чарли благодарна будет по гроб жизни за всё то, что он делает для неё.
— Я сказала Тэхену, что
люблю его, и что
всегда любила, — Чарли тяжело вздыхает. — Я помню каждое слово, Юнги.
— Прелесть экстази, — он ухмыляется и продолжает черкать по бумаге.
Признание Новенькой не сильно уж и удивило его. Вряд ли его вообще что-то может привести в шок, раз он с каменным лицом наблюдал несколько недель назад, как на этом же месте его друзья чуть не перепехнулись.
— Если весь этот трип был твоей многоходовочкой, — Чарли довольно хмыкает, радуясь, что может произносить такие сложные слова, — то ты точно гений.
— Я бы не тратил на тебя целую таблетку, — Юнги маятником стучит карандашом по своему подбородку, уставившись перед собой. — Если бы не Чонгук, я бы разломал свою пополам. Нам с Чимином бы хватило.
Чарли чувствует какую-то особую близость с Юнги, ведь он впервые говорит напрямую о том, что у них с Чимином, всё же, есть какие-то отношения. То есть, ему можно доверять? Конечно, можно, он до сих пор никому не рассказал о том, что увидел в своей студии. Значит ли это, что Юнги доверяет Новенькой?
— Что мне теперь делать, Юнги? — Чарли опять хочется пить, но ей ужасно лень вставать и возвращаться на кухню. — Я не знаю, что нужно, что нельзя… Как всё провернуть?
Юнги опускает блокнот с нотами на колени и смотрит на Новенькую, внимательно. Он знает, что такое отходняк после экстази, и понимает, как Чарли трудно соображать. Она гордится, что может вести подобие беседы хоть с кем-то, значит, она на верном пути к очищению.
— Решай проблемы, которые сама и создала, — Юнги жмет плечами, и его тон напоминает обсуждение списка продуктов, а не хаоса, что происходит в жизни у Новенькой. —
Бросай Чонгука и встречайся с Тэхеном.
Да. Именно этого Чарли и боялась. Юнги жестко рубит, зато честно и напрямую. Профессионально, и вполне этично. Он будто бы здравый голос разума, который Чарли постоянно глушит в страхе и панике. Юнги, в отличие от неё, не боится делать то, что ему хочется, и никогда не обращает внимание на остальных. Если ему нужно что-то решить, он решает, и ему всё равно.
В принципе, гениальная мысль о расставании пришла к ней сегодня ночью, под приходом, и она пыталась думать об этом не как о прозрении, а как о глупой и ненужной мысли. Действие экстази, а не умозаключение самой Чарли. Вот и всё.
— Не хочу делать бо…
— Уже слышал, — Юнги мимолетно закатывает глаза, возвращаясь к нотам. — Как вы с Тэхеном и Чимином не поймете, что иногда нужно платить за ошибки? Да, больно, но лучше решить раз и навсегда, а не врать самому себе.
В Юнги ощущается аура мудрого деда, который с длинной бородкой принимает к себе затерянные души и дает им просветление. Умело и прямо в точку. Когда Чарли впервые с ним познакомилась, она и подумать не могла, что именно странный старшекурсник с вечно пустым домом будет учить её жизни и давать дельные советы.
Глубокий вдох помогает лучше переварить услышанное. В голове всё еще хлам и последствие катастрофы, от которых придется долго избавляться. Мысли хоть и хватаются за слова Юнги, но никуда дальше не двигаются.
— Как ты думаешь, Чонгук поймет меня?
Юнги вновь смотрит на Новенькую и долго молчит. Может, и не долго, время странно идет, и Чарли не знает, сколько они уже сидят в студии, которая понемногу начинает заполняться лучами солнца благодаря рассвету.
— Если ты ему всё объяснишь.
Нет. Чарли что-то останавливает, и она пытается отделаться от идеи разорвать отношения с Чонгуком. Его лицо, счастливое, милое и искренне влюбленное лицо встает перед глазами, и сердце начинает щемить при упоминании младшего.
Но, ведь, именно это Чарли и планировала сделать, разве нет? Объяснить, что тогда, если бы Чонгук не подошел к ней первым на танец… Несколько часов назад это было гениальным решением, поступившим из космоса, из Вселенной, а сейчас хочется забыть об этом и не думать ни о чем плохом.
С ним же так хорошо, и ведь она наслаждалась отношениями с Чонгуком. После Дэнни он был самым чудесным, самым лучшим и замечательным. Она вслепую поддалась порыву, поцеловала его, хотела его. Так странно вспоминать Хэллоуин и понимать, что он был всего лишь чуть больше месяца назад, ведь столько всего произошло.
Лучше она бы отправилась на машине времени на ту вечеринку и отговорила себя отвечать на поцелуй Чонгука.
Да, Тэхен тогда встречался с Мирэ, и надеяться на их расставание было очень глупо. Тогда Чарли сама не осознавала, что она
всё еще любит его, спустя столько лет. И, как оказалось, у Тэхена тоже есть какие-то чувства, о которых нельзя пока судить. Он не признавался напрямую, он всегда увиливает, смеется, опускает взгляд и останавливается в самый нужный момент. Он тоже боится делать больно, и ему тоже может быть стыдно за свои чувства.
Почему всё так вышло? Почему Чарли так опрометчиво поступала?
А ведь знала, что последствия будут плачевными.
Может, попросить еще одну дозу экстази, чтобы найти ответы и на эти вопросы?
— У тебя такое бывает, что ты сначала делаешь, а только потом думаешь? — спрашивает Чарли и прижимает колени к груди, обнимая их.
— У всех такое бывало, — ухмыляется Юнги. — Это жизнь.
— Глубоко, — кивает Чарли и слышит фырканье старшекурсника. — А бывало такое, что ты спишь со своим другом детства, ибо он стал чертовски горячим и оказался рядом с тобой тогда, когда тебе требовалось, а потом понимаешь, что ты любишь другого?
Чарли всё больше и больше налаживала собственную речь и настраивала голос, возвращаясь в привычный ритм жизни, хоть и мелкими, миниатюрными шажками. Горло всё еще дерет, и во рту сухо, да и голова не прекращает напоминать о бессонной ночи. Реабилитировать себя, оказывается, мучительно трудно.
— Нет, — отвечает Юнги, — но, было, что встретил человека, из-за которого не мог спать по ночам, ибо писал музыку. Затем, позволял ему приставать к себе на каждой вечеринке, — Юнги немного хмурится, вспоминая, и Чарли знает имя, точно так же, как и старшекурсник знал, о ком говорила Новенькая. — Потом, узнал, что он не хочет связывать себя отношениями, хочет быть свободным. Продолжал позволять лезть к себе, ибо нравилось, — он жмет плечами, и Чарли с интересом наблюдает за тем, как немногословный Юнги чуть ли не ведает ей трагедию собственных отношений. — Признается в любви, плачет, говорит, что ему тяжело, он не вывозит. Пьяный. Извиняется за свою скотскую натуру, — Юнги тепло улыбается, и Чарли чувствует, как по спине идут мурашки, а сердце бьется в каком-то новом ритме. — А затем, — старшекурсник смотрит на Новенькую, которая с распахнутыми от интереса глазами следит на рассказчиком, — всё забывает. Интересно, правда?
Чарли поджимает губы и сдерживает то ли улыбку, то ли смех. Впервые за всё утро она ощутила позитивные эмоции, какое-то умиление, ей казалось забавным, что Чимин допустил почти ту же ошибку, что и она.
— Очень интересно, — кивает Чарли. — И что было дальше?
— Порыв создать незабываемую ночь, который обломался, — Юнги выдыхает и всё еще улыбается. — Как видишь, ошибки допускают все.
Да уж, Чарли забыла на несколько секунд о своей проблеме. Ей хотелось послушать Юнги, узнать абсолютно все, что у них происходило с Чимином, как всё так закрутилось, и что сам Чимин думает обо всём этом. Конечно же, она не будет повторять за ним все ошибки, не будет выдавать всё то, что только что услышала. Юнги хранит её секреты, так и она будет держать рот на замке.
Ей приятно, чертовски приятно, что Юнги поделился всем этим, доверился, не называя имен, но понимая, что Чарли и так представляет перед собой лицо Чимина. Он уже давно принял Новенькую в свою “семью”, и сложно подобрать другое слово.
У Юнги очень красивая улыбка, и лишь те, кто видят её, достойны быть в семье, Чарли в этом уверена.
— Чонгук поймет, — Юнги меняет тему, и в нем вновь чувствуется прежний философ и гений, а не по-настоящему влюбленный студент. — Не сразу. Будет злиться, не будет с тобой разговаривать, но, в итоге, поймет и простит.
Вот и ушел мимолетный позитив, который не хотелось отпускать, но пришлось. Юнги вернул её к своим же проблемам, которые нужно решать. Жаль, что в Академии нельзя взять пару дней отдыха в связи с личной жизнью, ибо учеба тоже висит в закладках, требующая её закрытия.
— Я не знаю, когда это стоит делать, — Чарли задумывается, и ей не хочется представлять разговор с Чонгуком, но Юнги дал понять, что это необходимо решить. — Сейчас начнется сессия, затем спектакль и конкурс пения. Рождество и Новый год.
— Как насчет завтра?
Чарли хмурится и с недопониманием смотрит на старшекурсника. Он торопит или же, наоборот, хочет отрезать до того, как яд проберется в самое сердце? Уже довольно поздно думать о заражении, ведь любовь Чонгука давно засела в венах и на костях.
— Как Тэхен? Резко и неожиданно?
— Да, — Юнги просто кивает плечами и откидывает голову на спинку дивана. — Зачем тянуть?
— Но… на сессии ему будет тяжело. После расставания сложно сосредоточиться на учебе, затем на конкурсе, и… я ему до сих пор не сказала про поцелуй в спектакле, — Чарли прикрывает ладонями лицо и тяжело выдыхает.
— Ему будет сложно или тебе? — Юнги почти что с насмешкой спрашивает. — Чонгук не будет страдать, он будет работать и учиться, будет пытаться занять голову чем угодно, но не тобой.
Сердце начинает больно сжимать, когда приходит осознание, что Чонгук может
ненавидеть Чарли до конца своих дней. Их дружба нарушиться навсегда, они с Тэхеном перестанут быть близкими, опять. Он не захочет общаться со своей нуной, и больше никогда не посмотрит на неё с любовью и заботой.
В ушах эхом звучит его рассказ, как он влюбился, и острая боль отдается в самой груди.
— Юнги, по шкале от одного до десяти, насколько ужасно я поступила, следуя лишь плотским желаниям? — Чарли открывает лицо и облизывает губы.
— Глупый вопрос. Ты не ужасная. Ты – обычный человек, — Юнги откладывает блокнот с нотами и карандашом, чтобы встать и немного размять спину. — Человек, который может позволить себе немного эгоизма, — он смотрит на Новенькую через плечо, вновь ухмыляясь. — Уверен, Чонгук не будет жалеть о том, что у вас было.
Звучит так страшно, и понятно, что если Чарли действительно бросит Чонгука, то всё, что у них было, превратится в это самое “
было”.
— Не знаю, что ему говорить.
— У тебя на это целый день, — Юнги двигается в сторону выхода, зевая. — Пошли, попьем немного чая с лимоном, хорошо выводит остатки.
Беседа с Юнги напоминает посещение исповедальни, только ты требуешь не прощения, а жизненного совета, жесткого, но правдивого. Никто бы так не смог подсказать, как он, человек, у которого тоже есть проблемы, и который, по ощущениям, не обычный студент, а шестидесятилетний опытный мудрец, готовый помочь, если сам того захочет.
Тэхен всё еще спал, поэтому после чаепития, Чарли решила уехать домой. Если она и решилась, то стоит продумать от и до, стоит самой в себе разобраться, подобрать правильные слова и приготовиться к самому худшему.
Поблагодарив Юнги за всё, она села в такси. Еще не было и семи утра, поэтому дядюшка Минхо всё еще был дома и собирался на работу. Глаза слипались, но сон ни в какую не хотел и приближаться к Чарли, что вызывало еще большую усталость.
Мысли о Чонгуке служили отличным кофеином, а уж тем более воображение, как Чарли будет ему всё объяснять. Юнги прав, нужно сделать это как можно быстрее, и окунуться в учебу. Наверняка она не захочет видеть хоть кого-то, даже Тэхена.
К сожалению, она забыла об еще одной проблеме. Тэхен.
Сколько же она ему наговорила, не верится просто. Хочется удалить папку с речью, которую Тэхен внимательно слушал и с огромным шоком смотрел на свою обдолбанную подругу. Невероятный стыд – вот что сейчас поглотило Чарли. Странно, что её не накрыла паническая атака, ведь ситуация хуже, чем на вечеринке. Да, там они
просто поцеловались, а здесь, она раскрыла свой личный дневник с самыми тайными желаниями и сокровенными мыслями, протянула ему и сказала: “Читай внимательно и наслаждайся”.
Она вспоминает, как Тэхен прижал её, как он боялся сорваться, и как он не знал, что ему делать. Чарли жмет пальцы, трет подушечки, волнуется, когда думает о его лице, взгляде. Закусывает губу, вспоминая, что ей хотелось бы, чтобы Тэхен сорвался, чтобы он перестал быть хорошим мальчиком и утонул с ней в прелести наркотика.
Всё и вправду становится хуже, и Юнги прав. Он абсолютно прав.
Но, что думает Тэхен? Он ждет? Просто ждет? Любит ли он её? Любит ли так, как она любила, или же у него такие же чувства, как и у Чарли к Чонгуку?
Чарли ничего не понимает. Голова опять болит, и мысли путаются. Она не понимает своих же чувств, не может разгадать поведение Тэхена, не может с точностью и уверенностью сказать, что он её любит.
Всё это странно и, видимо, Чарли боится допустить саму мысль о том, что у Тэхена к ней чувства, ведь это заставляет желать расстаться с Чонгуком еще больше.
///
— Ну, класс, теперь хрен покуришь, — возмущается Чимин, наблюдая за ливнем через окно столовой. — Почему у нас в Академии до сих пор не сделали помещение для курящих? Я негодую!
Чарли издает смешок, она понимает своего партнера по перекуру и тоже бы возмущалась, но не сегодня.
— Подойди к Мирэ и поговори с ней. У неё есть влияние на деканат и ректорат, — предлагает Чарли, смотря на нетронутое тонкатсу и овощной салат, что так любезно приготовил дядюшка Минхо.
— Проще будет самому построить, чем просить у той, кто против курения в целом, — Чимин фыркает и смачно кусает пончик. — Бефит.
Новенькая завидует аппетиту Чимина, ведь ей в рот вообще ничего не лезет. Она с трудом пьет апельсиновый сок, ковыряет палочками салат и чувствует, как её тошнит. Завтрак был успешно пропущен под возмущения дядюшки, желудок не давал малейшего намека на голод.
— Все в порядке? — проглотив, Чимин обеспокоено смотрит на напряженную и мрачную Новенькую. — Нормально себя чувствуешь?
— Д-да, прекрасно, — Чарли натягивает улыбку и кивает.
Чимин всё еще переживает за Новенькую, несмотря на то, что сегодня он принес тысячу извинений за то, что случайно накачал её, и, вдобавок, преподнёс коробку печенья. Поклонился и пообещал, что впредь будет читать упаковки от таблеток. Чарли вообще на него не злилась, ни капельки, она понимала, что он не хотел, чтобы так вышло. Однако, он всё еще переживал, что она себя плохо чувствует.
В чем-то он прав. Чарли не спала всю среду и смогла выделить три-четыре часа ночью, заставляя организм уснуть. Она играла на пианино, готовила пары, ходила туда-сюда, готова была даже заняться спортом, чтобы измучить тело до предела. Никакого сна, сплошные мысли и тяжесть в груди.
Хуже всего ей было морально подготовиться к разговору с Чонгуком, которого она до сих пор не встречала. Они перекинулись парой сообщений, и Чимин убедил Новенькую, что не рассказывал ему об экстази, поэтому у них была стандартная переписка. Возможно, Чонгук заметил перемены, ведь нуна отвечала чересчур сухо.
Как же сложно и больно осознавать, что ей придется это сделать. Она окончательно решилась, да?
— В эту субботу репетиция, помнишь? — Чимин не отводит взгляда от Новенькой, переживает. — У нас с Чонгуком, кстати, будет разговор завтра. Будем думать насчет песни. Юнги обещал помочь с выбором, но, посмотрим. Может, и сами решим.
Чимин пытается отвлечь Чарли болтовней, но ей становится только хуже. Она не может представить, как Чонгук будет выбирать песню с хеном, и единственное, о чем он будет думать – их расставание с нуной.
— Ага, — кивает Чарли, не зная, что сказать.
— Ну-на!
Впервые Чонгук встречает фальшивую улыбку на лице у Чарли, и не замечает этого. Он радостный, бодрый, ибо вчера целый день отходил от похмелья, жесткого похмелья. В нем полно сил и рвения к новым свершениям, а еще в нем плещется нескончаемая любовь к Чарли.
Как же ей хочется опять глотнуть экстази. Тонну экстази.
— Привет, Чонгук, — он целует её в губы, и в груди происходит ураган.
— Сколько раз я просил…
— Прости, хен, — Чонгук жмет плечами и садится рядом. — Я только что получил высший балл по теории цвета! У нас была тренировочная перед экзаменом, ни одной ошибки.
Чонгук довольно улыбается и пафосно зачесывает красные волосы назад. Ухмыляется и закидывает ногу на колено, почти разваливаясь на скамейке столика. Он чертовски собой доволен, и Чарли понимает, что ей будет не хватать такого Чонгука. Ей не хочется думать о том, что его ожидает на пятой паре, не хочет говорить истинную причину, почему она хочет прогулять зарубежную музыкальную литературу, и ей очень и очень жаль, что она решилась на такое.
Чарли больно, и это такие семечки. Она не хочет думать о том, что будет чувствовать после того, как всё расскажет Чонгуку.
— Чонгук, у тебя сегодня нет пятой, да? — начинает Чарли издалека, но этого хватает, чтобы он изменился в лице и заинтересовано кивнул. — М-м, а не хочешь, ну, прогуляться в кабинет немецкого?
Чимин давится пончиком и начинает громко кашлять, чуть ли не падая со скамейки. Он почти сразу приходит в себя и смотрит с шоком на Новенькую, почти так же, как и Чонгук.
— Простите, а вы тут не ахринели? — он встает и поспешно забирает свой поднос. — Пиздец, ну вы вообще стыд потеряли, при мне обсуждать… фу…, — Чимин удаляется, несколько раз оглядываясь и хмурясь.
Поэтому он и нравится Чарли, способен заставить улыбнуться даже в тот момент, когда она зовет Чонгука вовсе не для развлечений, а для самого тяжелого разговора в её жизни.
— М-м… ну… нет пары, — Чонгук растерялся, ведь не ожидал, что Чарли сама попросит прогулять пару, да еще и по
такой причине. — Ты… то есть… хм, да… да, не против, — он пытается сдержать улыбку, его переполняет счастье, ведь столько хороших событий сегодня.
Как же жаль, что он не знает.
Главное, чтобы не началась паническая атака.
///
Чарли стоит у кабинета немецкого, заранее проверив, чтобы там было пусто. Студенты проходят мимо, не обращая внимания на Новенькую. Это радует, ведь с утра её успели поймать несколько студентов и студенток, чтобы сказать, как же она виртуозно играла на синтезаторе. Некоторые даже пригласили посидеть где-то, пообщаться, но Чарли быстро удалилась на пары.
Интересно, как скоро все узнают о том, что Новенькая бросила Чонгука в кабинете немецкого спустя месяц отношений?
— Кого-то ждешь, малышка?
Чонгук каким-то чудом выныривает из толпы и обнимет нуну, грязно ухмыляясь. Спустя целую пару у него настроение не понизилась ни на йоту, всё такое же энергичный, в предвкушении. Чарли закусывает щеку изнутри, не в силах самой себе соврать, что Чонгук очень красивый, и она по-настоящему восхищается его чертами лица, фигурой и позволяет насладиться себе его чистой любовью.
Она молчит и просто тянет Чонгука внутрь. Хочется побыстрее со всем расправиться.
Рука Чонгука всё такая же горячая и приятная, и она держит её, сжимает, затем обнимает удивленного младшего крепко-крепко, втягивает аромат его одеколона, как в последний раз. Стоп. Почему “
как”?
Как только Чонгук хочет опустить руки на талию нуны и подарить ей чувственный, страстный поцелуй, она тут же отступает на несколько шагов назад. Он хмурится, не опускает рук и застывает. Чарли видит, как в его глазах на секунду проскочил страх. Она знает, ведь сейчас она боится хуже загнанной мыши в угол усатым, большим котом.
— Чонгук, — голос дрожит, и лучше не обращать на это внимание, — я не раз попрошу у тебя сегодня прощения, но… но первое, за то я хочу извиниться – за то, что обманом притащила тебя сюда.
Она не хочет смотреть в глаза Чонгуку, о, нет, это будет выше её сил. Чарли не хочет наблюдать за болью и разочарованием, за гаснувшим восхищением. Она смотрит по сторонам, стоит, пытаясь вспомнить, что ей нужно говорить дальше.
Чонгук чувствует неладное, и это видно по его неуверенным движениям. Он прочищает горло и ждет самого худшего. Интересно, он хотя бы мог себе предположить, насколько его нуна сейчас ужасно с ним поступит?
— Я не знаю, с чего начать… м-м… наверное, я… я просто скажу напрямую, что… что, Чонгук… Чонгук, нам надо расстаться, — она кривится от боли, почти физической, когда слышит собственный, слабый голос.
Чонгук молчит. Он смотрит на нуну и молчит. Видимо, не может поверить в то, что только что услышал. Всё еще не хочется смотреть на него, ведь
страшно.
— Что? — почти шепот, громким эхом пролетевший в аудитории.
Чонгуку тоже страшно, и от этого только хуже. Они чувствуют себя почти одинаково, и Чарли понимает, что из-за неё всё это началось и закончится.
— Послушай, — голос всё еще не может найти малейшую стабильность, — Чонгук, мне не стоило на Хэллоуине отвечать тебе взаимностью и…
— Это из-за того, что я напился в клубе? — резко перебивает, заставляя тут же потерять нить и посмотреть на себя.
В его глазах волнение и тревога, слова нуны поразили его куда глубже, чем она предполагала. Он часто дышит и хмурится, не понимает, но пытается всё осознать. Чонгук то сжимает, то разжимает ладонь, и видно, что он чувствует себя виноватым.
Чарли даже не думала об этом, она не злилась на него за то, что он решил напиться с одногруппниками. Здесь нет ничего такого, тем более, у неё были Тэхен, Юнги и Чимин, которые помогли со всем справиться. Она ни за что не будет использовать это против Чонгука, это грязно и подло, ведь тогда она и не подозревала, что Чонгуку стоило быть везде рядом с ней, в клубе, где куча пьяных, обдолбанных и неадекватных посетителей.
— Нет, Чонгук. Вовсе нет. Я тоже должна была быть рядом с тобой, — поразительно, что она смогла без запинок сказать пару коротких предложений. — Дело не в этом.
Чонгук молчит. Всё еще боится и всё еще ничего не понимает.
— Тогда в чем? — он выдыхает и пытается выслушать нуну, не торопит.
— Я… Я, Чонгук… м-м… я не… не люблю тебя так… как… как ты меня, — Чарли опускает взгляд и сглатывает, прикусывая щеку изнутри.
Сердце разрывает на клочья её же язык, который с трудом произносит ужаснейшие слова. Вытягивает их, тащит наружу, выкидывает, как мусор, ненужный, к которому не хочется возвращаться.
Молчание затянулись еще на несколько минут. Чонгук, видимо, всё еще думал, что это последствия похмелья, что он всё еще пьян или спит. Он стоит и в упор смотрит на внезапно крохотную нуну, которая кажется младше, ведь трясется, как ребенок.
— Чимин сказал, что ты попросила отвезти меня домой, — он делает несколько шагов вперед, но останавливается, когда видит, что Чарли делает столько же назад. — Он сказал, что ты попросила присмотреть за мной, — ему тоже было сложно говорить, и он был поражен тем, что услышал. — Если бы ты меня не любила, ты бы просто бросила меня там.
— Нет, Чонгук, ты не…
— Нуна, почему ты решила, что нам нужно расстаться? — Чонгук всё еще не понимал, поэтому Чарли держала себя в руках, чтобы не причинить еще больше боли. — Почему ты решила, что не любишь меня так, как я тебя?
Всё идет не по плану, далеко не по плану, и это заставляет паниковать и нервничать еще больше. Дыхание немного учащается, по спине идет противный холодок, в груди колет. Она не знает, что говорить дальше, всё должно было быть по-другому.
— Потому что, Чонгук, я поцеловала Тэхена на вечеринке, — собрав всю смелость, она поднимает взгляд и смотрит на Чонгука, замечая, как в нем отражается сразу несколько эмоций одновременно: горечь, ужас, тоска и…
разочарование.
— Ты… что? Ты поцеловала его?
— Я… я была пьяной, и… и Тэхен тоже был пьяным, и… я знаю, что это не оправдание, — она жестикулирует и теперь всё меняется, теперь она боится Чонгука, а не он её. — Моя паническая атака у тебя дома была из-за этого, ведь я вспомнила всё, до последней детали, — чувство страха и желание защититься заставляло говорить всё четко, ломать с размаху, не думая о том, как Чонгук это воспримет.
Он молчит и смотрит. Сдерживает себя, он начинает злиться. Чонгуку обидно, и Чарли знала, что всё так и будет, она готова была принять всё это на себя.
— Значит, ты подумала, что это было неправильно, верно? — Чарли сглатывает, не понимая, как у Чонгука есть силы находить
оправдание нуне, как он пытается найти положительную причину и не отпускать её. — Ты чувствовала, что поступила неправильно по отношению ко мне. Разве это не показывает твои истинные чувства?
Она не могла поверить, что он
настолько любит её.
Да, он разочаровался, и он вряд ли смирится в скором времени с тем, что только что услышал. Он ведь доверял не только нуне, но и Тэхену.
— Нет, — грубо, очень грубо, и жестоко, и Чарли не хотела, чтобы всё так вышло.
Чонгук внезапно смеется, и от этого смеха хочется исчезнуть с этого мира, навсегда, настолько он жуткий, безрадостный, горький. В горле ком, ведь Чарли понимает, что сейчас последует, и знает, как ей будет тяжело удержать себя.
— Забавно, — Чонгук ухмыляется и зачесывает волосы назад. — Тогда, всё, что между нам было – вранье?
Чарли всё еще не может смотреть ему в глаза. Она сглатывает и понимает, что всё выходит куда сложнее, чем она себе предполагала. Она ранила Чонгука, очень сильно ранила, и он пытается разобраться, пытается удержать последние капли чистой любви к нуне.
— Чонгук, я люблю тебя, — хочется задохнуться, хочется выйти в окно. — Всё, что я говорила, как я смотрела на тебя… я… ты… ты, Чонгук… ты очень дорог, но… это не та любовь, и… и я знаю, что сделала ошибку, когда… когда ответила тебе, ведь… ведь видела, что ты…
Говорить становится всё труднее. Как бы это жалко не звучало, но ей хочется плакать от собственной слабости. Она не может сказать всё напрямую, не может, как предлагал Юнги, не может так, как сделал Тэхен. Для неё это сроду адского испытания, где она либо умрет, либо пройдет его.
— Ты
всё еще любишь
его?
Вопрос, наполненной болью. Громкой и яркой, всепоглощающей. Чонгук смотрит на нуну, он стоит прямо и он уже знает ответ. В его карих глазах тьма, которая утягивает его, не позволяет больше быть добрым и понимающим.
Чарли опускает взгляд и медленно, очень медленно
кивает.
— Я не верю, — Чонгук издает нервный смешок и прикрывает ладонью глаза. — Просто, блять, не верю. Ты… ты воспользовалась мной, верно? — он улыбается, и Чарли чувствует, как глаза начинают печь, и как по щекам стекают слезы. — Хм, знаешь, нуна, так… так умно. Дэнни тебя бросил и тут подоспел Чонгук, наивный мальчик, которым можно воспользоваться, пока Тэхен встречается с другой, да?
Он импульсивный и не думает, что говорит. Ему хочется сделать так же больно, как только что его любимая нуна сделала ему. Чарли понимает это, она была, черт возьми, готова к этому, но не была готова к невыносимой боли, ужасу. Она давилась этим, позволяла слезам стекать.
— Нет, Чонгук, это не так…
— Тогда, как? — он хочет подойти, и он делает слабый порыв вперед, ведь не может смотреть, как Чарли плачет.
Он слишком задет, ему тоже больно, и он тоже под властью эмоций, а не разума.
— Я начинала в тебя влюбляться, Чонгук, — Чарли вытирает слезы рукавами, как маленькая девочка, и ей вправду хочется сейчас бросить всё и уехать к родителям, в Вашингтон. — Ты… ты чудесный, и… я наслаждалась отношениями, я правду говорю, — она всхлипывает и смотрит в потолок, пытаясь успокоить себя, но это так же бесполезно, как и надеятся, что Чонгук простит её. — Просто… я была не права, и я… я не знаю, как так вышло, но… я начала понимать, что не могу любить тебя. Прости, пожалуйста, — Чарли не хотела смотреть на Чонгука, не хотела видеть и слышать, что он о ней думает. — Чонгук, прости. Я поступила отвратительно.
По аудитории разносятся лишь всхлипы Чарли, её плач и прерывистое дыхание. В коридоре тишина, пара давным-давно началась. Очень хотелось убежать, оставить всё и убежать, от боли и жгучей ненависти к самой себе.
Чонгук хватает рюкзак и выходит из аудитории, громко хлопая дверью, тем самым заставляя Чарли вздрогнуть. Она позволяет себе выпустить всё скопленное внутри. Его ярость, обида, его разочарование ощущалось ярче, чем оставленный после себя запах одеколона. Чонгук не мог больше находится в аудитории, не мог сражаться сам с собой, он не хотел смотреть на слабую, рыдающую нуну. Не мог, и Чарли знала, что она заслужила всё это.
Сделав несколько вдохов и выдохов, она выходит из аудитории и с ней тут же кто-то сталкивается.
— Шарлотта? — шокированный и обеспокоенный голос Мирэ совершенно не радует.
— Новенькая? — вторит ей Джунсо, и Чарли чуть позже поймет, что они хотели воспользоваться кабинетом немецкого.
Она не отвечает и разворачивается, переходя на бег. Слышит, как Мирэ что-то ей кричит, как Джунсо свистит, показывая, что произошло что-то серьезное. Чарли заворачивает за угол, слышит, как из кабинетов играет музыка, слышит, как её сердце бьется с реактивной скоростью, как её поглощает мрак и тоска.
Выбежав на первый этаж, она опять с кем-то сталкивается, но в этот раз её хватают, не позволяя убежать.
— Шарлотта? — нежный голос Боми действует совершенно по-другому, в отличие от голоса Мирэ. — Шарлотта, что случилось?!
Чарли задыхается, не смотрит в глаза, смотрит под ноги, закусывает губу и дрожит. Её начинает тошнить, а голова внезапно кружится, и это вовсе не от бега. Всё кажется далеким и Боми чувствуется почти фантомной. Холодно, очень холодно. Руки немеют, всё теряется, и Чарли понимает, что, к сожалению, не только её друзья, но и Боми окажется свидетелем панической атаки у Новенькой.
Её куда-то ведут, наверх, по лестнице. Звук дождя немного разбавляет шум в голове. Они очень близко к крыше. Боми усаживает её на пол, возле выхода, открывает двери, которые никто никогда не запирает, позволяет кислороду проникнуть в легкие. Садится напротив, показывает, как надо дышать, говорит что-то, но Чарли не разбирает.
Припадок длился недолго, и это радует хоть немного. Чарли начинает осознавать происходящее и успокаивается, когда Боми заставляет выпить воды, много воды. Она достает таблетки, просит выпить и говорит, что это поможет от головной боли. Следит за тем, чтобы Новенькая выполнила все указания, а затем утешительно улыбается, когда видит осознанный взгляд напротив.
— Спасибо тебе большое, Боми, — слабо отвечает Чарли, замечая, как брюнетка выдохнула с облегчением.
— Не за что, — она садится рядом, опираясь головой о стену. — Тебе точно легче? — Чарли кивает, понимая, что она сейчас вся опухшая, красная, и выглядит, мягко сказать, отвратительно и жалко. — Хм, не знала, если честно, что у тебя бывают панические атаки. У моей старшей сестры раньше такое было, поэтому я знаю, что нужно делать.
Боми улыбается, с дружелюбием и пониманием. Она не позволяет Чарли думать, что это странно, испытывать паническую атаку средь белого дня, в Академии. Она и не показывает отвращения, испуга, не ведет себя как Мирэ. Не настаивает на помощи, не говорит, а делает так, как надо.
— Как думаешь, тут можно курить? — Чарли достает пачку сигарет с зажигалкой, и ей всё равно, на самом деле, можно или нет.
— Наверное, нет, — Боми жмет плечами, и она вовсе не против, если Новенькая покурит.
— Замечательно, — Чарли поджигает сигарету и с облегчением выдыхает дым, спасательный и очень приятный.
Они сидят и слушают звук ливня, пока Чарли курит. Боми молчит, она не требует подробного объяснения, что только что произошло, она дает время Новенькой прийти в себя. Приятно, что никто не торопит, не требует. Судя по всему, Боми вышла в туалет или куда-либо еще с пары, ведь она была без вещей, даже без телефона.
Хотелось высказаться, хотелось поделиться, хотелось, чтобы кто-то сказал, что Чарли поступила правильно, что всё будет хорошо. Она могла держать всё в себе, никому ничего не рассказывать, но не хуже ли ей от этого будет? Когда она молчала о Дэнни, всё было хуже некуда, так, может, пора исправлять это?
— Боми, я только что бросила Чонгука.
