Алекситимия

— Ты вернешься? — спрашивает Тэхен и боится отпускать теплые ладони Шарлотки. — Скажи, что вернешься. — Тэхен, ты же знаешь, я… — Нуна, ты обязательно вернешься, — кивает Чонгук, нисколечко не сомневаясь в своих словах. — Ты не можешь вечно учиться в своем универе. Найдешь работу в Корее и тебя сюда переведут. — Чонгук, я не знаю, — Чарли тяжело вздыхает. Ужасное дежавю, самое отвратительное дежавю в её жизни. Почему второй семестр пролетел настолько быстро? Нет, Чарли, конечно же, знала, что она не сможет растянуть учебные дни в вечность, не сможет остаться в Корее и в июле улетит обратно по окончанию учебной визы, но это не отменяет сложности прощания и боли в груди. — Я тебя никуда не отпущу, если ты мне не пообещаешь, что прилетишь на Новый год сюда, — угрожает пальцем Чимин. — А еще, что будешь писать мне с любой вечеринки, да! А еще…. Чарли с улыбкой смотрит на Чимина и не верит, что кроме Тэхена и Чонгука сегодня с ней прощаются её друзья, которых она обрела благодаря Академии. Не может не вспомнить их знакомство, их первый разговор, первую вечеринку и постоянные перекуры, количество которых во втором семестре уменьшилось из-за Тэхена. Они так сблизились, что, однажды, Чимин, всё же, рассказал о себе Новенькой. Про свою ориентацию, про свои проблемы, про родителей и родной город, про Юнги и бывшую девушку, про осознание своей ориентации и первой сигарете в жизни. Чимин веселый, общительный, но Чарли понадобилось больше полугода, чтобы он доверился ей. Их связь удивительна, и Чарли не знает, каким чудом им удалось превратиться из обычных партнеров по перекуру в близких друзей, которые могут пожаловаться друг другу на своих вторых половинок и не быть осужденными; когда один может распускать сплетни, а второй без стыда затыкает первому рот из-за абсурдности услышанного; которые поддержат друг друга в любом конкурсе и любых начинаниях, дадут советы и всевозможные контакты, чтобы помочь; которые будут пытаться скрыть слезы, когда кто-либо из них надолго улетает. — Поддерживай с нами контакт, — Юнги позволяет Чимину замолчать, пока тот стискивает зубы, когда его глаза начинают блестеть. — Присылай мне свои песни. У тебя там будет какая-то студия? — При универе есть, буду просить одногруппников помогать, наверное, — Чарли жмет плечами и смаргивает слишком рано накатившие слезы из-за Чимина. — Могу присылать тебе наброски, если хочешь. Не верится, что Юнги приехал в аэропорт, чтобы попрощаться с Новенькой, в шесть утра, когда он еще должен был крепко спать в объятиях Чимина. Также, не верится, что Чарли смогла построить со старшекурсником столь крепкие отношения, ведь, казалось, он общается лишь с избранными, а помогает вообще единицам. За второй семестр они вдвоем смогли написать больше пяти песен, дважды выступить в клубе и обрести репутацию гениального музыкального дуэта, что смешно, ибо единственный гений в их тандеме – Юнги. Чарли лишь показывает ему наброски, а он делает из них произведение искусства. Юнги никогда не был против, если Чарли приходила в гости к своему парню. Они устраивали вечера прослушивания музыки по инициативе Тэхена, и старшекурсник никогда не был против летающих мелодий по всему дому, какого бы жанра они не были. Рок-вечера, джаз-вечера, электро-вечера, даже синтивейв- и хип-хоп-вечера. Это – музыка, а музыка для Юнги – смысл жизни. — А… а можешь и мне присылать? — Боми нервничает, ведь ей, как и Чимину, сложно отпускать друга далеко за моря и океаны. — На почту или в мессенджере. Где тебе будет удобно. — Конечно, Боми! — Чарли улыбается и это немного успокаивает брюнетку. Не передать словами, как Новенькая рада, что Боми не побоялась и подошла к ней во время мерок костюмов. Тогда, она и подумать не могла, что их отношения будут примерно такими же крепкими, как и с Чимином. Периодически, Чарли вспоминает, какой Боми была раньше, и очень радуется, что она стала менее зажатой, раскрыла себя во втором семестре, как лучшая актриса на потоке. Парни все еще расстраивались, что она лесбиянка, а девушки, наоборот, не стеснялись подходить к ней. Чарли чаще обедала с Боми, оставалась с ней в библиотеке, если им нужно было подготовить один и тот же предмет, периодически гуляла и даже сводила в пекарню миссис Чон, где смущенный и немного раздраженный Чонгук приготовил два капуччино. Боми никогда не пробовала божественную выпечку семьи Чон и не знала, что сам Чонгук работает баристой. После её обещания чаще посещать пекарню, младший не сильно-то и обрадовался. Не хотелось оставлять в Корее такую подругу, как Боми. Чарли вряд ли сможет найти кого-то более доброго, искреннего и милого, чем она. — В таком случае, я бы тоже была не против, — кивает Мирэ. — Чаще присылай фотографии, хорошо? Особенно с универа, я, всё-таки, через два месяца полечу туда. Удивительно, но Чарли только сейчас поняла, что Мирэ была первой студенткой, кто заговорил с Новенькой в Академии. Дружелюбная, супер-красивая, величественная, умная и просто идеальная. Стоило поблагодарить удачу за счастливый билетик, что Чарли вытянула, иначе она не может объяснить, как ей повезло попасть в группу с президентом студсовета. Правда, странно осознавать, как сильно менялось представление о Мирэ на протяжении целого семестра. Чарли думала, что ей не трудно понять одногруппницу, что её поведение легко предугадать, но всё оказалось совсем не так. Она хорошая подруга, хороший человек со своими проблемами, которому трудно раскрывать себя и который пытается изо всех сил быть лучшим из лучших. Второй семестр послужил ей хорошей возможностью по-настоящему измениться, что она и сделала. Так хорошо справилась с задачей, что даже сам Чимин позвал её на один из кино-вечеров. На тот момент, она уже рассталась с Джунсо, так что своим партнером она выбрала Сору. Чонгук тоже стал более лояльный к президенту студсовета, но в нем всё равно еще ощущалась брезгливость и раздражение при любом упоминании. Он предпочитал не общаться с ней и держал нейтралитет. Примирение с Боми было тяжелым, но, оно произошло, и они вновь стали друзьями. Не такими близкими, как раньше, и не такими хорошими, как с Чарли, но, всё же, друзьями. С Тэхеном ей было неловко общаться, но они и не переговаривались на серьезные темы. Их общение осталось на уровне просто хороших друзей и когда-то любовников, не больше и не меньше. Юнги не сильно-то и общался с Мирэ, но, если Чимин хорошо с кем-то ладит и говорит, что этот человек – нормальный, то Юнги тоже будет так считать. Приятно, что Мирэ приехала в аэропорт, и, несмотря на раннее утро, она всё равно выглядит сногсшибательно. — Я попытаюсь. Если что – пиши мне, когда возникнут вопросы. Я тебе помогу со всем, с чем смогу, — Чарли улыбается и относительно радуется, что последний год она будет учиться хотя бы в одном здании с Мирэ. — Ты и так много в чем меня просветила, — она лучезарно улыбается, от чего почти хочется зажмуриться. — Как я вообще тут без вас двоих буду? — Сора лопает жвачку и закатывает глаза. — Не верю, что мне придется сблизиться с Юнхо. — Мне кажется, что вы отличная пара, — тут же говорит Чарли, вспоминая первый день. — Что-то у вас такое было… такое… непередаваемое. Сора насмешливо выгибает бровь, когда Мирэ поддерживает мысль Новенькой, а Тэхен говорит, что Юнхо уже давно неровно дышит к лучшей подруге президента студсовета. Все хихикают, когда Сора шлет всех к черту и забавно краснеет. Непонятный человек, с которым Чарли было сложно сблизиться так же, как с Мирэ. Видимо, она больше закрыта, у неё больше тайн, чем кажется на самом деле. Она в курсе только самых ярких сплетен, и Чарли до сих пор покрывается холодным потом, когда вспоминает о беседе на подоконнике, благодаря чему она узнала о метаморфозах нового Чонгука. Новенькая не понимает, почему она приехала попрощаться с ней, и почему она перекидывалась с ней парочкой фразочек во время пар или обеда. Сора никогда не лезла глубже, чем надо, никогда не переступала черту, если видела, что человек еще не готов. В ней было что-то интересное, но странное, как у Юнги, но не так ярко-выраженое. — Шарлотта, посадка через два часа, тебе еще проходить чек-ин, — окликает дядюшка Минхо. — Думаю, пора уже прощаться. — Да, — Чарли тяжело вздыхает и возвращает свой взгляд на собравшихся друзей. — Что ж… не знаю, когда вернусь, но попробую приехать на Новый год. Не знаю, что говорить, — она нервно мнет пальцы и смотрит на каждого, кто стоял перед ней. — Наверное, спасибо за клевый семестр? Спасибо, что были рядом, спасибо, что… — Да заткнись ты уже, — Чимин не выдерживает, подскакивает к Новенькой и, расплакавшись, обнимает. — Не можешь молча уехать, чтобы было менее душераздирающе, м? Чарли не любит Чимина за его искрящие эмоции, которыми он попадает в каждого и заставляет чувствовать то же самое, что и он. Поэтому, она тоже начинает лить слезы и сдерживает себя, чтобы не разрыдаться, как маленькая девочка в машине. Они обнимаются и Чарли понимает, что они с Чимином еще никогда так не обнимались. Очень трудно было осознавать, что ей придется курить одной; что она больше не будет слушать забавные слухи, тупые шутки и смех Чимина; что она не сможет попробовать божественное печенье от своего любимого партнера по перекуру. Девять лет назад было куда легче, ведь тогда Чарли оставляла в Корее половину своей души, а сейчас – чуть ли не всю. — Не плачь, мы же все равно еще встретимся, — Боми прослезилась, и пыталась не заплакать так же, как и её друзья, когда обнималась с Чарли. — Мы всё равно с тобой скоро встретимся, так что я не буду плакать, — Мирэ улыбается, но ей всё равно грустно, что Новенькая покидает Сеул и летит обратно. — Я с тобой не встречусь, но плакать не буду, — Сора ухмыляется и как-то по-братски хлопает Чарли по спине, не обнимая. — Я буду плакать, когда приду домой, и когда меня никто не будет видеть. Чарли слабо смеется, но слезы всё равно не прекращаются. Она пытается не думать о том, что через несколько часов уже будет далеко отсюда, но мысли сами проникают внутрь и как маленькие чертики танцуют и глумятся над крохотной Шарлоттой. — Мне жаль, что я не смогу найти такого же первоклассного пианиста, как и ты, — Юнги хлопает Чарли по плечу, но, затем, обнимает очень-очень крепко, и она может услышать, как он тяжело вздыхает. — Не прекращай играть, — он отодвигается и смотрит в глаза Новенькой с такой серьезностью, что она даже на секунду прекращает жалко хныкать. — Ясно? Безмолвно кивает, ибо говорить чертовски сложно. — Думаю, нам стоит дать вам время, — Боми смотрит на Тэхена и Чонгука, которые всё это время молча давали возможность всем остальным попрощаться с Чарли, и затем перемещает взгляд на остальных, намекая, что троице нужно пространство. Мирэ тут же кивает, и вместе с Сорой машет прежде, чем уйти. Боми еще раз обнимает Чарли, пытаясь не заплакать так же, как и Новенькая, и затем уходит, не оборачиваясь. Юнги кивает, ему больше нечего говорить, зато Чимин вновь набрасывается с крепкими объятиями, бурча, что его самая ненавистная страна теперь Америка. Кое-как отпускает Новенькую, вытирает слезы и идет к выходу вместе с Юнги. Первый уровень пройден. Осталось еще два, и один из них – прощание с Чонгуком и Тэхеном, которые теперь могут насладиться остатками времени, что у них есть. — Ты не перестанешь плакать, да? — Чонгук улыбается, но очень волнуется, когда смотрит на такую нуну. — Мы же еще встретимся. — Шарлотка, тебя ждет долгий перелет, — Тэхен заботливо убирает локон и заправляет его за ухо. — У тебя будет очень сильно болеть голова, если ты не успокоишься. — Может, тебе это поднимет настроение? — Чонгук достает из рюкзака небольшую упаковку с веревочкой и протягивает удивленной нуне. Чарли хмурится и делает глубокие вдохи, чтобы остановить рыдания. Она вся красная и наверняка опухшая. Выглядит хуже некуда, и слабо радуется, когда вспоминает, что не накрашена. Раскрывает подарок и не может сдержать улыбки. Конечно, ей хочется плакать еще больше, но она правда пытается взять себя в руки, чтобы не быть нюней. — Моё дежавю становится еще больше, — хрипит бессвязно, но Чонгук и Тэхен понимают её, от чего издают смешок. Фотография в рамке с ними тремя, на фоне того самого аквариума с дельфинами, как и в детстве, только здесь им почти всем двадцать лет. Они улыбаются, стоят в точно такой же позе, как и девять лет назад, лишь одежда отличается. Взрослые, высокие, счастливые и близкие. Сердце начинает разрывать еще больше. — Ты же нам тоже что-то приготовила? — Чонгук пытается развеселить нуну, чтобы она отвлеклась, и у него получается. Она охает, вспоминая, что, да, конечно, она не могла уехать и не оставить им в подарок хоть что-то. Поэтому, судорожно копается в маленьком рюкзачке, который должен был пойти в ручную кладь, вытаскивает две фотографии в рамке, что веселит Чонгука с Тэхеном. — Я знаю, что эти подарки менее оригинальны, но… но это было единственное, что пришло мне в голову. Тэхен с Чонгуком смотрят на презенты и хмурятся, вспоминая, когда же были сделаны селфи. В начале года, когда Чарли только приехала, и когда они только встретились, в один и тот же день. — Я думал, ты их удалила, — Тэхен ухмыляется, ведь он помнит, для кого Шарлотка делала фотографии. — Нет. Хотелось оставить, чтобы видеть, как мы изменились за год. — Всё-таки, с длинными волосами мне лучше, — кивает Чонгук. — Как и тебе, нуна. — Может, я подстригусь в Вашингтоне, — она жмет плечами и пытается себя отвлечь от боли в груди. — Может, покрашусь в розовый или фиолетовый… — Ну уж нет! — взгляд Чонгука тут же становится суровым, и он угрожающе скрещивает руки на груди. — Мы же договорились – если будем краситься, то все втроем в один цвет. — Когда мы о таком договаривались? — Тэхен щурится, но всё равно улыбается. — Когда были на вечеринке в честь Дня Рождения Чимина, — тут же отвечает Чонгук, с уверенностью смотря на хена. — Мы же тогда были в зюзю пьяные, — Чарли издает смешок и понимает, что говорит в нос. — Ты же знаешь, что мы такого не сделаем. — Почему?! — искренне поражается младший, чем вызывает смех у своих друзей. — По-моему, отличная идея. — Шарлотта, — дядюшка Минхо выдыхает и пальцем указывает на большие часы в зале, намекая, что времени всё меньше и меньше. Они втроем тут же затихают, вспоминая, где они, зачем они здесь, и что дальше будет. Смех исчезает, улыбки блекнут, а взгляды направлены лишь друг на друга. — Нуна, мы скоро встретимся, — Чонгук крепко-крепко обнимает Чарли, и у неё перед глазами проносится всё: от самого начала и до сегодня. Как их познакомили родители, как они гуляли и игрались вместе, как Чонгук впервые начал рисовать и как же он часто крутился возле Чарли и соревновался с Тэхеном. Вспоминает, как она приехала обратно, как смотрела на нового Чонгука и что чувствовала, встречаясь с ним взглядами. Сколько любви, сколько страсти, сколько теплых моментов было между ними за каких-то пару месяцев. Не может не вспомнить их первый поцелуй, не может не пропустить через себя те эмоции, которые она испытала дома у Чонгука, на его кровати. Как ей было больно, как она много думала, как она не знала, что делать и как поступить. Как бросила Чонгука, как боялась подойти к нему и как удачно помирилась. Второй семестр наградил их новыми, но менее яркими моментами. Например, поход в магазин лишь вдвоем, потому что Тэхен заболел и нужно было принести ему что-то вкусное, или же совместное караоке, где Чонгук вышел победителем и очень долго глумился над нуной. Поздние переписки, просьбы быть натурщицей или вступить в дует курильщиков. Посещение кофейни, где Чарли всегда ждал вкусный кофе и приятная беседа с Чонгуком. Лепка снеговиков, любование весенними цветами и поедание мороженного. — Спасибо, — еле шепчет, ведь вновь плачет. — Нет. Тебе спасибо. Чарли не знает, как она выживет без Чонгука, и она понимает, что это меньшее из бед, с которыми ей еще придется справляться. Его запах все такой же приятный, его объятия всё такие же теплые, и его глаза всё такие же влюбленные. Она вновь плачет, когда Чонгук её отпускает и грустно улыбается. Он взлохмачивает её волосы, ухмыляется хмурому, заплаканному личику и уходит, понимая, что если Чарли трудно прощаться с ним, то ему лучше не видеть боль на её лице, когда она будет прощаться с Тэхеном. Тяжело хотя бы посмотреть на Тэхена, что вновь берет её за ладошки, гладит большим пальцем тыльную сторону, пытается словить взгляд и дает ей возможность выплакаться. Молчит, когда она утыкается лбом в его плечо и хнычет, по-настоящему ревет. Гладит её по голове, целует в макушку и всё еще молчит. Всё еще не может не вдыхать приятный аромат мускуса и мускатного ореха. Жалеет, что плачет, ведь нос забит и теперь она не может полной грудью втянуть запах одеколона. Кашляет, горло сдавливает рыданиями, а легкие устали так часто и прерывисто ловить воздух. — Помнишь, о чем мы говорили? — тихо шепчет, и его голос куда громче мыслей в голове. — Я буду приезжать к тебе, ты будешь приезжать ко мне. Мы закончим учебу, найдем себя, неважно где, но мы должны идти за мечтой, — он берет её мокрое, горячее лицо в ладони и заставляет поднять на себя взгляд. — Ты будешь пианисткой, а я – актером. Никакая дистанция не уничтожит мои чувства, и я уже прошел проверку, — он ухмыляется и немного радуется, когда видит слабую улыбку на лице у Чарли. — Пожалуйста, хватит плакать. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы отпускать в Вашингтон в таком виде, — он утыкается лбом о её лоб и смотрит с такой любовью и нежностью, что хочется поцеловать его и выкинуть билет домой. Она не хочет думать о том, каким же замечательным сделал Тэхен её год обучения в Академии. Не может. Если допустит крупицу чувств, возникших при любом столкновении с ним, она и вправду может выкинуть билет. Как? Как она собирается жить без него? Как?! Без его теплых поцелуев с утра, когда она оставалась ночевать у него с Юнги? Без объятий и успокаивающих прикосновений во время редких панических атак? Без взглядов, без улыбок, без его голоса и его запаха? Без вспыхивающей страсти и без тех самых ночей, когда они ни о ком не думали, кроме как друг о друге; когда они отдавали себя животным инстинктам и купались в собственной любви? Без совместной готовки ужина или завтрака, без прогулок за ручку и без внезапных танцев прямо под дождем? Как? — Я не хочу уезжать, — шепчет, вырывает из себя душу и сердце, когда проговаривает в слух. — Не хочу, Тэхен. Не хочу опять бросать вас, бросать тебя. Не хочу, я так не хочу, — не может унять пульс и гудящую тоску. — Мы будем чаще переписываться, будем созваниваться, — он тяжело вздыхает и прикрывает глаза. — Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала, Шарлотка. Не хочу снова тебя терять, — он переплетает их пальцы и крепче сжимает ладошки. — Пожалуйста, не плачь. Я не хочу, чтобы ты страдала в самолете из-за тошноты или мигрени. Чарли кивает и пытается успокоиться. Делает дыхательное упражнение, смотрит на Тэхена, пытаясь запомнить каждую деталь его лица, всматривается в глаза и почти тонет. — Я очень люблю тебя, — выдыхает и понимает, что не может уехать, не сказав о своих чувствах. — И я тебя очень люблю, — он улыбается и целует, не обращая внимания на соленый привкус и дрожащие губы. Не могут позволить углубить поцелуй, не могут долго прилипать друг к другу из-за общественного места. Не могут вдоволь насладиться друг другом, им никогда не хватит времени, чтобы насытиться. Пытаются продлить момент, замедлить, сделать его вечностью, но не могут. Отпускают и отходят, когда дядюшка Минхо с дикими извинениями говорит, что времени катастрофически мало, и Чарли может опоздать. Она сглатывает, смотрит на Тэхена, который улыбается. Она знает, что он не будет показывать свою боль, чтобы ей же не было хуже. Она знает, как ему трудно, как ему тяжело. — Еще увидимся, Шарлотка. — Еще увидимся, Тэхен.