Всё вышло из-под контроля

Скажи: «Ничего не было, нет.» Может быть, я поверю в это, Если будет сказано с верой. И не смогу найти двери, Как будто я здесь в первый раз

. Вэй Ин тяжело открывает слипающиеся глаза, борясь с желанием заснуть опять. Где она находится? Девушка вскочила с кровати, на которой не помнила, как вообще очутилась, тут же застонав от боли в плече. — Ты что, совсем безмозглая? — тут же ополочился на неё Цзян Чэн, сидящий рядом. Вид у него был потрепанный и усталый, но зато донельзя злой, — сиди уж, — видимо, он решил не выпускать весь поток эмоций на больную шицзе, чему та была очень благодарна. — Где мы находимся? — проскулила девушка, пытаясь принять удобное положение, чтобы не затрагивать рану так сильно, — и почему я не помню того, как мы пришли сюда? Обстановка была чужой. Чужая мебель, выглядящая стерильно-чистой, чужие окна, двери, одеяла. Они точно не в Гу Су, но и не в Юн Мене. Оставался один вариант. Вэй Ин снова опозорилась перед всеми. Да, замечательно… — Тебе память отшибло что ли? На нас напали мертвецы, а ты потеряла сознание и не приходила в себя целый день! Я тут сижу со вчерашнего утра, — раздраженно заявляет Цзян Чэн, будто бы не выбивал у окрестных лекарей свое право находиться рядом с названной сестрой. Вэй Ин нервно хихикает. Она не может этого не понимать. Её шиди такой раздражительный и злой только снаружи, на самом же деле глубоко внутри он тот самый А-Чэн, который любому лицо набьет за сестёр. Это мило. — Я не просила тебя здесь сидеть, — парирует она, — ну, в чём я ещё виновата? — Почему он отдал тебе лобную ленту? — Цзян Чэн тут же вспоминает, что так давно хотел спросить, — разве вы… Ладно. Забудь. — Да? — девушка с трудом приподнимает руку, чтобы осмотреть. Рана на плече действительно перевязана белой лентой, но это странно, ведь целитель должен был осмотреть её… Ладно. Лента и лента. Что бубнить-то? И почему у Цзян Чэна взгляд, словно что-то ужасное и непоправимое случилось? — Что плохого в этой ленте? — она как можно беззаботнее пожимает плечами и тут же ойкает от боли. От привычки избавиться тяжело, хоть и на время. — Ладно, — невпопад отвечает Цзян Чэн. А что он хотел? Урок, когда рассказывали про значение лобной ленты, они втроем — ещë и с Хуайсаном, куда же без него, прогуляли по «уважительной причине». Которой, кстати говоря, являлось похмелье после «Улыбки Императора», но прямым текстом так сказать могли только суицидники, поэтому у них троих резко заболела голова. Прока от больных и ничего не соображающих адептов Лань Цижэнь не видел, поэтому освободил от уроков, наказав только переписать работу. Что троица, конечно же, не сделала. Цзян Чэн узнал со слов одного из адептов Лань Лина, что налобная лента с давних времен очень много значила для ордена Гу Су Лань, и что снимать её можно только рядом с избранником. Сказать, что Цзян Чэн был удивлен, когда Лань Ванцзи снял с себя свою ленту, перевязал кровоточащую рану Вэй Ин, не заботясь, что белый шёлк очень быстро пропитается кровью, это значит ничего не сказать. Ладно бы он не так хорошо знал свою сестру, но они каждый день проводили вместе, разлучаясь разве что иногда. Цзян Чэн был бы первым, кто заметил, что Вэй Ин с Лань Чжанем хотя бы раз поговорили, признались в своих чувствах. Но ведь они держались на огромном расстоянии друг от друга. Не виделись больше после того неудачного «выступления» Вэй Ин с веселыми картинками. И не пересекались. Сложно же понимать тех, кто вместо лица носит маску без чувств и единой эмоции. — Дева Вэй, Вы уже очнулись! А то мы уже начали волноваться, все ли с вами в порядке, — Лань Хуань со своей привычной улыбкой зашёл к ним в комнату. За ним по пятам следовал Лань Чжань, непривычно было видеть его без налобной ленты. Вэй Ин почувствовала легкий укол совести. — Простите за то, что подвела вас… — Не извиняйтесь, — мягко прервал её Лань Сичэнь, — неприятности с каждым случаются, это не так страшно, тем более, раз Вы живы и почти здоровы. На лице девушки расцветает улыбка, серые глаза разгораются ещё сильнее. — Вы не заставите меня переписывать правила? Правда ведь? Цзян Чэн гордо усмехается. Вот же, хитрая какая! Уличила момент, называется. В этом плане он может только позавидовать, ведь ему самому таких моментов не предоставлялось. — Так Вы же не нарушили ни одно из них, тем более, мы не на территории Облачных Глубин, — понимающе смотрит на неё юноша, — да и не успеете Вы их переписать за две недели. Что-то больно закололо в груди. Две недели. Вэй Ин пытается отбросить эти мысли. Нет, нет, нет, её место — там, где свобода, а не там, где три тысячи правил. Она слишком привыкла. Расставаться не хочется.

Но зато я так стремительно падаю вверх, Как будто притяжения нет, И нет ни законов, ни правил. Я ничего не знаю о них

. — Похоже, я всё-таки влюбилась… — собственный голос эхом отдаётся в ушах, хотя Вэй Ин не уверена в том, что сказала это вслух. Ей кажется, что это было мысленно. Вэй Ин боялась любить. То, что она знала о своей матери со слов мадам Юй — так это то, что она могла прожить бесконечную жизнь, будучи бессмертной, но в итоге повстречала человека, которого полюбила. Её счастье могло длиться вечно, но продлилось всего несколько лет. Такую судьбу Цансэ-саньжэнь дочери вряд ли бы хотела. Вэй Ин боялась совершить ошибку; привыкла, что мадам Юй ругает её за каждую оплошность. Дочь друзей мужа она не любила, не могла полюбить, как собственных детей, и в этом Вэй Ин её понимала. Но всё же ей было невыносимо грустно, когда она сидела одна на берегу реки, тоскующе смотрела вдаль и складывала опавшие листочки в незамысловатые фигурки-кораблики.       Она ошиблась. Она просчиталась. Все вышло из-под контроля. *** Самой большой ошибкой Лань Чжаня было пойти следом за Вэй Ин. Самой большой ошибкой Лань Чжаня было влюбиться в Вэй Ин. Но самой масштабной ошибкой можно было смело назвать то, что он выдал свое присутствие, наступив на какую-то ветвь, которая незамедлительно хрустнула под ногой. Вэй Ин быстро среагировала, обернувшись и натянув на лицо привычную улыбку. — Лань Чжань продолжает тем временем беззаботно нарушать правила своего же ордена, — смеётся достаточно тихо, чтобы он услышал, но чтобы это не вызвало раздражения. — Вэй Ин… Девушка ещё сильнее удивляется, когда он зовет её по имени. И вообще говорит с ней. Но открытого удивления не показывает, поэтому быстрыми шагами удаляется, бросая напоследок: — Я так рада, что ты помнишь моё имя! *** Звучит токсично, но Вэй Ин не жалеет. Ей впервые в жизни становится действительно интересно наблюдать за человеком. Но в этих наблюдениях она не заметила ещё одного юношу, который так же наблюдал и за ней. Цзян Чэн вообще-то очень редко поступки обдумывал, действовал на эмоциях, а потом жалел, но сейчас поставленный вопрос был очень важен. Либо он своими руками разрушит эту хрупкую, едва появившуюся симпатию между Вторым Нефритом и сестрой, либо подтолкнет Ванцзи на решительные действия. Прямым текстом спросить, хочет ли сама Вэй Ин этого брака, Цзян Чэн не мог, потому что знал ответ. Вэй Ин бы ответила «не знаю». И не потому что она была Не Хуайсаном. А потому что она действительно не знала и запуталась. Промучившись целый день, упустив её из виду, Цзян Чэн всё же выбрал решительные действия. — Драки в Облачных Глубинах запрещены, — ровным голосом сообщает Лань Чжань, едва взглянув на наследника Юн Мена и заподозрив что-то неладное в преувеличенно-холодном взгляде. — Я не собирался драться, я собирался спросить тебя, — Цзян Чэн свободно переходит на «ты», но собеседник не возражает. Ему всегда говорили, что он очень похож на свою мать, а о силе Юй Цзыюань ходили легенды, — когда ты наконец скажешь Вэй Ин, что небезразличен к ней? Она любит тебя, идиот! После всего произошедшего Цзян Чэн не раз вспомнит о том, сколько правил за эти несколько минут нарушил, как оскорбил всеми любимого и уважаемого Второго Нефрита и раскрыл ему чувства Вэй Ин, хотя это далеко не его дело. Но сейчас была только пустая поляна, один разгоряченный юноша и второй отчужденный жених Вэй Ин. — Я сделаю всё, чтобы она была счастлива, если даже придется пожертвовать репутацией ордена, — напоследок шипит Цзян Чэн, оставшимися крупицами здравого смысла понимая, что лучше уйти, пока не совершилось случайное убийство. Лань Чжань остаётся наедине со своими мыслями. Опять. Снова. Вэй Ин и Цзян Чэн уезжают в Юн Мен, а он даже не показывается им на глаза и не прощается.

Смотри, мы так стремительно падаем вверх, Как будто притяжения нет, И нет ни законов, ни правил. Мы ничего не знаем о них.

Охота, на которую собираются адепты всех орденов, вновь сближает старых товарищей. Лань Чжань стоит в стороне от всех, краем глаза наблюдая, как Вэй Ин, Цзян Чэн и Не Хуайсан о чем-то увлеченно друг друга расспрашивают, знакомые лица мелькают в толпе. Но ему не к кому подойти, не с кем поговорить. Стены следовало опускать раньше. Но никогда не поздно, да? Когда Вэй Ин поворачивается к нему, что-то объясняя, Лань Чжань улавливает только общую суть: ей нужна его налобная лента. И в этот раз он даёт Вэй Ин коснуться её без колебаний, не обращая внимания на то, как перешептываются остальные. Вэй Ин улыбается и благодарит его, нежно-нежно глядя в золотистые глаза. Лань Чжань готов поклясться, что этот взгляд он не забудет никогда. — Дева Вэй, ты так и не узнала значение налобной ленты… — обреченно шепчет Хуайсан ей на ухо, едва они оказываются рядом и соприкасаются плечами. — Значение? — хмурится девушка, — не припоминаю этого… Цзян Чэн из толпы адептов издаёт негромкий смешок, когда Хуайсан объясняет, сам едва сдерживаясь. Лицо Вэй Ин заливается краской, а в серых глазах плещутся гневные искорки, когда она поворачивается в сторону Лань Чжаня. — Так ты знал об этом?.. — И отдал её тебе намеренно. В эту минуту хрупкий карточный домик из нервной системы Вэй Ин начинает рушиться, и она слегка истерически смеётся, сжимая в руках злочастную ленту. Каким-то образом они остаются в самом конце, и за ними теперь никто не наблюдает. Никому нет дела. Какое же счастье! Лань Чжань наконец-то слышит от Вэй Ин те четыре слова, которые мечтал услышать больше года. — Я тоже люблю тебя.

Хочешь, я скажу: «Ничего не было, нет.» Может быть, ты поверишь в это, Убаюканный музыкой слов. И в мир неизведанный, новый, Осторожно сделаешь шаг.