Союзники

— Эй, парень. Давай, пора бы тебе уже проснуться. Чарли хрипло вдохнул. Это как бы послужило сигналом всему остальному телу появиться. Конечности ощущались тяжелыми. — Что последнее помнишь? — спросил всё тот же голос. Чарльз обнаружил почти полную неработоспособность языка и закинул голову еще чуть назад. Зрение быстро фокусировалось, и вот он уже видел среди прочего капельницу над собой. Отлично, он снова в лазарете, ребята его небось уже обсмеяли с ног до головы. Несмотря на то, что трубка с катетером тянулась к его руке, этого было очевидно недостаточно, потому что во рту было невыносимо сухо. — Что, совсем плохо? Ну давай так, — фигура со светлыми волосами подала ему стакан воды. — Только маленькими глотками, договорились? Чарльз обворожительно ей улыбнулся, пытаясь припомнить эту медсестру. Первый же глоток значительно прочистил разум. Несмотря на то, что они договорились и Чарльз не спешил, между командами мозга и его действиями явно установился пинг, потому что второй глоток четко простоял в горле целую секунду, и только потом рефлекс соизволил помочь ему откашляться. — Всё нормально. Когда бьешься головой о воду, и не такое бывает, — успокоила медсестра и похлопала его по спине. Чарльз вдруг вспомнил. Шляпки, Большой Мальчик, внезапный обстрел и падение. Хорошо, что он не набрал в рот очередной глоток. — Я доктор Виншпинсильстиен, — представилась медсестра, и Чарльз понял, почему не помнит ее. И что это не медсестра и не лазарет. — Где я? — собственный голос прозвучал как чужой. — Гляди-ка, и разговаривать можешь, — удовлетворенно кивнула себе доктор. — Ты на моем лайнере. Я подобрала тебя и еще парочку ребят, постаралась помочь. Ты же из Шляпок? Я ничего против вас, ребята, не имею. Кажется, там твои боссы. Во всяком случае, эти лица не так давно мелькали в новостях. Ее лицо медленно изменилось, когда она увидела реакцию Чарльза. — Нет, я… я работаю на правительство! — возмущенно воскликнул он, подорвавшись на кровати. — Тц, неловко вышло, — она отвела глаза с характерной гримасой стыда и неловкости. — Кто там еще? Там есть мои товарищи? — обеспокоенно спросил Чарльз, коротко описал Элли и Генри, и пока доктор проверяла, лег обратно, сопя и сверля потолок взглядом. Он перестукнул пальцами и услышал слабый звук работающей гидравлики. Посмотрел на свою правую руку. Доктор показалась из-за ширмы больничного бледно-бирюзового цвета. Увидев его лицо, протянула: — А, дошло. Нога срастется — пришлось наложить гипс, а вот руку и отдельные органы было не спасти. Это военные аугменты, так что, думаю, на службе тебе будут рады. Твоих друзей среди спасенных нет. — Я должен связаться с начальством, — посерьезнел Чарльз. — Это можно сделать из рубки. Пойду прикачу кресло. — Но я мог бы… — Думаешь добраться на аугментах? Не торопись, приспособься к ним сперва. Она снова исчезла, а Чарльз подумал, что не прочь побыть в компании такой очаровашки раненым героем. Он уже воображал, что могут его новые рука и еще что-то, как из-за ширмы показалась не доктор. Искаженные злобой пол-лица, другие пол-лица — красная линза и невыразительное подобие рта: — Это ты у нас из правительства, дружок? Правая Рука зарядил пушку, в которую перестроилась его рука. Дуло уставилось точно Чарльзу в голову. Он не понял сам, на каких ресурсах рванул вперед, сбивая его с ног. Пушка таки выстрелила, опалив, но не задев. Чарльз повалил его и, растерявшись, саданул локтем сперва в живой глаз, потом в линзу. Вот дурак, надо было искусственной рукой… Чарльз оглянулся на дымящую дырку в стене, чувствуя затылком бриз, на миг представил на месте этой дыры свою голову и нервно хихикнул: — Воу, чувак, тебе что, не хватало свежего воздуха? Можно было просто открыть окно. Одновременно из двери показалась перепуганная доктор, а из-за ширмы — еще один усатый. У этого была роботизирована правая половина лица и правая половина тела. Правая линза отливала желтым, а настоящий глаз был искажен ненавистью. Чарльз не успел среагировать, когда он толчком всего тела послал из глаза энергетический луч. *** Дверь открылась, Элли подскочила первой, Генри поднялся следом. — Нашли? — выдохнула она. Смертельно уставший оперативник посмотрел на нее и скупо мотнул головой. Вернувшиеся с обыска морского дна и остатков Большого Мальчика понуро плелись мимо них по коридору и думали, кажется, только о горячем душе и подушке. Двое или трое попытались поддержать их ободряющей улыбкой, такой кислой от усталости, что хотелось плетками прогнать их скорее спать. С операции не вернулись многие. Всех похоронили с почестями. Пропал один только Чарли. — Нет тела — значит, жив, — увещевала себя Элли, рухнув обратно на скамью и стиснув виски кулаками. Генри сидел рядом и уже не пытался ее обнять, чтобы ободрить: синяк под глазом еще болел, хотя она потом извинилась. *** Бушующий Реджинальд мог разнести корабль, и он делал это с большим рвением. Чарльз обнаружил себя в воздухе. Виншпинсильстиен держала его за его искусственную руку и парила в воздухе на реактивных установках. — Что, думал, я не баловалась на себе? — коротко улыбнулась она в ответ на его восхищенное «вау». Реджинальд и Правая Рука провожали их дружным огнем. Чарли наставил на них руку и перестроил ее во что-то, что стреляло похожим лучом. Их тряхнуло отдачей, удар Чарльза пришелся ниже, чем надо, продырявил обшивку у самых ног шляпников, и он досадливо чертыхнулся. Но шляпники палить перестали. Похоже, удар Чарльза оказался последним из того каскада дымящихся пробоин, которые мог выдержать лайнер — он начал на глазах тонуть. Шляпники на миг исчезли с палубы, после чего стайкой взмыли в небо, неся на руках еще не оклемавшихся товарищей, и стали быстро удаляться. — Прости за лайнер. — Главное — сами живы, — доктор оглянулась, будто искала что-то. — Вон там, кажется, земля. Долетим туда и будем думать, что делать дальше. — Я Чарли, кстати, — проронил он. Что-то он никакой земли не видел. Может, он так приложился, что зрение подводит? — Габриэль. Холодные волны глубоко перекатывались в десятке метров под ним. Пока они двигались, Чарльз думал. Он должен связаться со своими, сообщить, что он жив и что живы, как он сам выразился, головы этой гидры. Его товарищи, наверное, очень волнуются. Земля вскоре показалась. Они летели невысоко, так что определить размер острова было сложно. Не горбиночка двадцать на двадцать, и то спасибо. Там, где они приземлились, пляж был широкий, переходил в заросшие осотом невысокие дюны, почти сразу же обрывавшиеся сосновым подлеском с песчаной почвой. Габриэль бережно опустила его. Тяжелый гипс на ноге казался обузой, и Чарльз с неудовольствием смотрел на бесполезную каланчу вместо ноги. — Лучше бы ты аугменты туда поставила, честное слово! — поделился он. — Прости, — она дернула уголком губы. — А что ты запоешь, когда кончится действие обезболивающих… — Мы всё еще можем послать сигнал SOS. Выложить камнями тут, на берегу… — Это и послать сигнал на спутник, — вздохнула она и пояснила: — Я пытаюсь нащупать хоть один. Может, если переместиться повыше… подожди здесь, ладно? — она зажгла так и не убранные реактивные установки и поднялась вверх. — Что еще мне остается, — проворчал Чарльз и постарался устроиться поудобнее. *** Неделя на местных внезапно вкусных фруктах и рыбешке. У Чарли отросла бы щетина, если бы в арсенале Габриэль не нашлось безопасной бритвы. Чарльз начал было подтрунивать над ней, называя мисс Швейцарский нож, но ее это обидело, и он постарался больше не касаться этой темы. Между тем Габриэль металась и успевала всё сразу, пока он едва ковылял с импровизированным костылем. Она и укрытие на ночь им выстроила, и рыбы наловила — Чарльзу оставалось только приготовить. Кроме того, Габриэль несколько раз в день удалялась от острова на десяток километров в поисках спутника, который мог бы принять сигнал SOS и надиктованное Чарльзом сообщение начальству. С каждой новой возможностью, что она проявляла, вопросы так и перли, но Чарльз героически сдерживал их внутри. Зато он сделал емкости для воды, выковыряв из располовиненных кокосов мякоть, поддерживал огонь и наращивал слой листвы на их импровизированном козырьке. Заскучав, он играл со своим аугментом: то лазерная пушка, то венчик, то топорик, то молоток, то ножик — сколько полезных примочек! Использовать эту руку как костыль не хотелось, слишком уж полезной она может оказаться, пока он живой рукой опирается на любую другую палку. Вечерами они грелись у костра и чаще молчали, чем говорили. Пятый день выдался не лучшим: в желудке чуть более пусто, чем обычно, а погода холодная и сырая. С утра солнце бастовало, и с неба впервые за их ожидание здесь сыпалась холодная морось. Укрытие быстро отсырело, с крыши из листьев закапало. Костер горел невесело. Из плеча извлекался удобный зонт на ручке из нескольких шарниров, так что Чарльз не промок, только подмерз. Он придал своей руке вид небольшого ножа и стругал из очередной скорлупы емкость для воды. Остальные уже наполовину наполнились. Хворост он насобирал из того, что еще не успел обобрать вокруг лагеря и по возможности прятал от сырости. Габриэль снова бегала за пропитанием и водой с самого утра. Теперь она вернулась, зябко держась за плечи, на ходу убирая такой же зонт. Чарльз дал ей присесть у огня. — Есть результат? — спросил он. — Узнаем, когда за нами прилетят, — вздохнула она. — Холодно? Я вроде теплый, — предложил он спустя еще минуту. Она отказалась, хотя всё еще дрожала. — Откуда у тебя эти все прибамбасы, если ты вся… нормальная? — он пожалел о выборе слова, едва оно прозвучало. — То есть… без аугментов? Ты их все спрятала под кожей? Она еще несколько секунд прятала глаза, а потом, тяжело вздохнув, четким движением нажала незаметную кнопку между мизинцем и безымянным на левой руке. Ее облик растаял. На Чарльза смотрел живыми глазами человек, сплошь укрытый в металл. Даже волос не было. — Голограмма, — едва слышно выдохнула она, возвращая нормальную внешность. — Создает видимость, но на ощупь всё становится понятно. Когда живешь на лайнере одна, не надо лишний раз жать руку или обнимать. Не спрашивай, как, не хочу об этом. — Тогда почему ты дрожишь? — Давно не было калибровки. Такому комплексному механизму сложно постоянно поддерживать в норме все системы. — Да уж, придется потрудиться, — возникшие из тьмы силуэты слабо мерцали металлическим. Чарли и Габриэль не успели зарядить, что было: несколько красных лазерных точек уже гуляли по ним. Беспомощно переглянувшись, они подняли руки. Рядовые шляпники со снайперками окружили их. Реджинальд и Правая Рука стояли рука об руку (металл к металлу? аугмент к аугменту? неважно), и тоже держали их на прицеле. Реджинальд продолжал вещать: — Пойдете с нами. Ты, правительственный парниша, кто бы ты ни был, — чтобы лишнего не наболтал. Ты, ведьма, поставишь аугменты каждому члену клана. Самые лучшие, ясно? И без фокусов. — Всё утонуло. Оборудование, наработки, — равнодушно процедила Габриэль. — Сделаешь новые. Мы тебя не торопим. Подайте парню костыль и грузите их. *** Генри сверлил наушники тяжелым взглядом, сидя на своей койке. Рядом с наушниками на тумбе стояла настольная лампа и роняла на пластиковую поверхность без единого изъяна круг теплого желтого цвета. Окно над тумбой было приоткрыто. Тумба с наушниками разделяла их с Элли койки. Как оперативники чуть более высокого ранга и одной команды, они спали рядом в небольшой скупо обставленной комнате. Чарли жил в крыле с остальными пилотами. Элли лежала на своей койке и безучасто смотрела в потолок. Особо циничные сослуживцы за эту неделю уже успели прозвать их дуэтом Хатико. Чистить их мордами асфальтированный плац оказалось не самым худшим времяпрепровождением. Но облегчения не принесло. Генри думал над сегодняшними разговорами в кафетерии. Это было чуть не единственное место, где был телек, и многие обожали зависать там. Начальство не стало делать ошибку и ставить там диваны — иначе отдельные личности дневали и ночевали бы там, не видя белого света. Единственным кроме пола вариантом для приземления пятой точки были неудобнейшие стулья, призывающие каждого побыстрее сожрать, что дали, и освободить место следующему. Телек передавал сюжет о возвращении шляпников. Те две рожи, которых Генри засадил за решетку, не видев вблизи, засветились за громким ограблением. Когда ведущая заявила что-то про гидру, отрастившую те же головы, они с Элли ушли от телека. Но споры толпы, что смотрела сюжет, слышали даже из того угла, в котором сели. — Слушай, — сказал Генри, стряхнув оцепенение. Элли повернула голову. Он говорил медленно. — Как думаешь… если преподнести шляпкам в качестве вступительного взноса Тунисский алмаз… они меня возьмут? — Генри, ты, — она быстро села и подалась вперед. Слова обгоняли друг друга, когда она выпалила: — Ты… это… он не хотел бы этого! — Он хотел бы остаться живым, — процедил Генри, ниже опустил голову между упертыми в колени руками и сильнее отвернулся. — К тому же… вся эта служба… это неправильно. Это не мое. Элли отзеркалила его позу и тяжело вздохнула. Спустя полминуты тишины она призналась: — Неприятно это говорить, но и ко мне твои слова тоже относятся. Как будто это Чарли держал нас здесь. Почему-то это неприятная правда. — Любую правду о себе лучше знать.